Лесная пуховина

Зима, лесная пуховина,
белее нет её трудов,
и спрятала она овины,
и горький трепет оводов.

Лыжня, заманчива картина,
ведёт в такую глухомань,
где красная висит калина
в белёсый спрятавшись туман.

Берёзы, ели как в попоне,
скрипит забытая сосна,
как будто спряталась в смартфоне
и сообщает, что одна.

Наш поворот в шальную речку,
“Солдатской,” горка та звана,
здесь пропадают в горле речи,
сначала в низ, иль в верх спина.

Крутая, нрав чай не покорен,
расслабишься и тут беда,
носок воткнулся в чей - то корень,
а лыжа хруп, как лебеда.

Следы, запутанность зайчишек,
вздох солнца, жёлтая руда,
и сбитый посох тёмных шишек,
Чайковского здесь борода.

Мы можем долго здесь сражаться
за кровь, за низость языков,
калина может прохлаждаться 
кровавым выдохом веков.

Ребристый снег, знахарь и море,
в какой язык перевести
он заплетался с ветром споря,
шумит прибой, а где найти…,

А море здесь воспоминаний,
Есенин, лучше помолчи,
ты здесь венчался утром ранним,
тут церковь, а вот где ключи?

Устало солнце медоносить,
лучи как пчёлы на покой,
у Сальвадора в кисти просинь,
сквозь призму видит сад земной.

Лучина наша догорела
темно, лишь теплится покров,
он словно тело девы бело
и лунный серп взбивает кровь.