Гости

К Камасутренкам гости приехали. Лето же… Говорят, что из Москвы. Ну-у, они все так говорят. Врут, наверное. С одной стороны, если все, кто приезжает, из Москвы, то на свете всего два города имеется: огромная Москва и крошечная Одесса. Ах, да, ещё деревня Зубогрызовка, откуда Марусина родня наведывается. С другой стороны, в Москве люди исключительно грамотные живут, а эти, что приехали, тёмные, как шесть подвалов.

Купили, например, на базаре кровянку. Ну, колбасу кровяную. Несут открыто, чтоб все видели, какие они богатые. Знают же, что у посторонних шматик на пробу не попросят…

Несут, значит, а тетя Аня возьми и спроси:

– А почём сегодня кровянку дают?

Нормальный вопрос. Даже придурок-Межбижер может на него почти без запинки ответить. А эти, как взбеленились:

– Как дают? Кому дают? С ума тут все посходили! За те деньги, что у вас дают, у нас в Москве неделю работать надо!

Может, они намекали, что работают всего час в неделю?

Или в трамвае. Стоят себе в проходе, теснотой возмущаются. А тут кто-то спрашивает:

– На следующей встаёте?

Так они целый концерт без заявок закатили:

– Мы и так стоим! – с вариациями, конечно.

Камасутренки люди, конечно, не самые лучшие, но даже им такое наказание совсем лишнее. Ходят, краснеют, от людей глаза прячут. И есть отчего.

Сидят, например, люди вечером у ворот. Им есть о чем поговорить. Но это не значит, что всякие посторонние будут встревать и замечания делать. Или сами такую пургу начинают нести, что уши вянут.

– Теоретически, – говорят, – Одесса не более, чем провинция с несколько ослабленной центробежной составляющей!

Даже Герцен удивился.

– Почему да? – говорит. Даже последний шмаровозник знает, что это означает:

– Категорически с вами не согласен!

А они не понимают!

– Что да? – спрашивают.

– Зачем почему? – допытываются.

– И что они к человеку прихарились? – это уже мадам Берсон удивляется.

– Роза, не хипишитесь! – тётя Маруся её успокаивает.

А приезжие головами вертят, друг на друга смотрят:

– Это какое-то сплошное арго! – вякают.

Тут дядя Петя арго сами знаете с чем перепутал:

– А ну хавальники закрыли, шоб пломбы не выскочили! – приказывает. – Не допущу, чтоб моя Рива всякое хабло слушала!

Те сразу на попятную:

– Вы нас не так поняли…

– Куда уж нам с пониженным образованием! – смиряется тетя Рива. А сама, между прочим, техникум окончила!

Или утром. Идут эти, так сказать, гости по двору. Ну, у нас практически все жильцы воспитанные.

– Как вы себя имеете? – спрашивают.

А те – в истерике!

– Что вы из нас онанистов делаете? И вообще онанизм – это личное, интимное дело каждого!

Что такое этот онанизм никто толком не знает. Кроме Межбижера!

– Как это интимное дело? – спрашивает. – А кто во всём мире победить должен? А при чём нынешнее поколение советских людей жить будет?

Пусть скажут спасибо, что у Межбижера дела были. Не донёс он на них. А мог бы!

В общем, еле дождались Камасутренки отъезда гостей. Так напоследок и сами от них получили. По первое число!

Перед отъездом, как принято, спрашивают:

– Можит ви немного отсрачите? – Мол, задержитесь немного…

Так те такой хай закатали! Короче, раззнакомились с Камасутренками, обругали их жлобами, причём, одесскими. И отбыли.

И где, я спрашиваю, благодарность?

В ЧЕЛОВЕКЕ ВСЁ ДОЛЖНО БЫТЬ…

Мадам Берсон повстречала у ворот тётю Марусю.

– Ой, Марусенька, – с надеждой сообщила она, – чтой-то ты похудела из себя… Можит, у тебя язва?

– Не беспокойся, Розочка! – сладко ответила Маруся.

– Беспокоюсь! – призналась мадам Берсон. – У тебя лицо стало, как дуля у Межбижера!

– Зато ты, Розочка, полностью здорова! Какая счастье! – немного фальшиво восхитилась Маруся. – И дополнительный пуд у талии тебе так к лицу!

– У меня лицо немножко-таки выше! – поправила Марусю мадам Берсон.

– Да-а? – изумилась Маруся, – И как я не разглядела?

– Я давно явно хотела для тебя сказать, – решилась мадам Берсон, – что по тебе этот, как его, ухо-глаз плакает!

– Я знаю… – призналась Маруся.

– Шо ж ты к нему не ходишь?

– Так он же ж велел тебя захватить! А как я тебя захвачу? Сама ты к ихнему психопатору не пойдёшь, а карету не дают. Говорят, что ты им все рессоры поломала, когда тебя в прошлый раз связанной везли…

– Никуда меня у прошлый раз не везли… – замкнулась мадам Берсон.

– Так позапрошлый… – не стала мелочиться Маруся.

Мимо тяжело проковылял Сёма Накойхер, волоча между ногами украденную на мясокомбинете свинину.

– Сёма! Ставьте мине два кила биточков! – решила показать широту натуры и возможности питания мадам Берсон.

– Интересно, а что Сёма делает, когда он уже нагруженный, а ему срочно в уборную надо? – абсолютно ни к кому не обратилась тётя Маруся.

Мадам Берсон подумала и потопала отменять заказ.

– Ой, Маруся, ты таки поправилась! – подкралась тётя Аня. – У меня есть впечатление, что ты слегка беременная. Кто у нас будет?

– Клоун! – в сердцах ответила Маруся. И тут же поинтересовалась:

– Аня, а что свеклой мазать щеки полезно?

– Это румяна… – расстроилась тетя Аня. – я их на толчке брала!

– На толчке, который толкучка или который уборная?

Тётя Аня резко обиделась и отвернулась.

– Добрый вечер! – сообщила подошедшая тетя Рива.

– Допустим! – не стала полностью раскрывать свое мнение по этому поводу тетя Аня.

– Анечка! Ты сегодня чудесно выглядишь! – похвалила тётя Рива. – Правда, Маруся?

Тётя Аня прикинула, что если Маруся подтвердит информацию, то и Рива, и Маруся подлые лгуньи. А если не подтвердит, то подлая лгунья только тётя Маруся. Как вам логика?

– Рива! Ты шо спросонок? – изумилась тётя Маруся. И тётя Аня решила, что Рива правдивый и искренний человек. А тётя Маруся – сволочь!

Вернулась мадам Берсон и объявила:

– Свинина вредно для желудок!

– Накойхер и говядину ворует, – дала ей наколку тётя Маруся. Мадам Берсон сделала вид, что не расслышала.

Из ворот важно вышел кот по имени Межбижер, ведя на поводке своего хозяина, тоже Межбижера. Вообще-то, кот мог гулять и гулял один, но надо же и старика размять.

– Мир таки да перевернулся! – перешла к глобальным проблемам мадам Берсон. – Уже котов на поводке водють!

Кот прекрасно знал, кто кого водит, поэтому заявление мадам презрел. А Межбижер тоже знал, поэтому даже обрадовался и… промолчал.

Не сумев пристегнуться к Межбижерам, мадам огорчилась, но не очень, потому что на горизонте показалась Дуся Гениталенко таки да беременная. Следом шел её муж – участковый Гениталенко и в тысячу первый раз клялся, что выпил он в последний раз и то на радостях.

– Какие такие у тебя-алкоголика радости? – неприветливо спросила Дуся.

– Босоножки обмывали. Румынские! – раскололся сержант.

– Чьи босоножки? – начиная чуять доброе, спросила Дуся.

– Твои! – отчеканил сержант и вытащил из кармана босоножек.

– А второй? – решила срочно и на этом самом месте умереть Дуся.

– Вот! – и второй карман сержанта опустел.

Сочтя причину пьянства мужа уважительной, Дуся стала мерить обновку.

– Размер неподходящий! – вынесла вердикт мадам Берсон.

– Почему? – удивилась Дуся, на которой обновка сидела, как влитая.

– Надо сороковой! – была неумолима мадам Берсон.

– Кому?

– Мне!

– На слоних в Румынии обувь не производят! – сообщила последние международные экономические новости тётя Рива.

– А ты… цапля! – Мадам Берсон явно не лазила за словами в карман, а подбирала их на мусорной куче.

– Лучше быть цаплей… – начала тётя Рива.

– Цапля плохая птица! – поспешила проявить знания в орнитологии мадам Берсон. – Она лягушек кушает.

Тётя Рива покраснела и умоляюще поглядела на тётю Марусю.

– Зато они веники не кушают… А слоны и особенно слонихи эти веники прямо-таки жрут! – сообщила окружающим подробности слоновьего рациона тётя Маруся. – Кстати, это не ты, Роза, у дворника Феди веники покрала?

Подслушивавший неподалеку дядя Федя, который веники эти давно пропил, версию тёти Маруси поддержал с восторгом.

Зажглись окна и фонари. Народ, как на демонстрацию, но только добровольно, потянулся в парк Шевченко на танцы. Жизнь шла себе и шла…

А куда ей деться?
АЛЕКСАНДР БИРШТЕИН