Серость

Блеклой гаммой из жизни бытовок, что стоят у людей на пути.
Сегодня узрел я тоску заурядного, воистину одинокого, и полного суровых нравов мира.

Где то мелькают огни новогоднего праздника, но внешний мир полон пустых красок безмятежности и хтони.
От плакучих кустов, что недавно были усеяны листьями, остались лишь голые и сухие ветки, лишь одиночные листья покрытые малым слоем инея навевают мне тоску и безвыходность.
Как и  старый асфальт покрытый трещинами с бездонными лужами, в которые можно окунуться как в крещенские дни.
 И нагоняющие жути лица большого и громкого спектакля, спешащих по своим делам, словно бы в сонном объятии Морфея, не выходя из коматозного состояния идут не видя и не зная куда.
Кроны деревьев будто застыли в ожидании чего то большего, того что идет за февралем, восстание жизни, которая постепенно возвращается и вновь теряет свою силу.

Мёртвые вороны, да голуби на дорогах и проезжих частях напоминают мне о моем состоянии - полной безвыходности и мучений существа. И я подобен той же вороне - я унижен и раздавлен, будучи болен,  государственной машиной, которая не прощает ошибок, и потроха мои склюют такие же вороны и крысы, что когда то были мне по духу и темпу жизни личностями. В эти моменты, хоть это и банально, понимаешь как устроен социальный конструкт.

Мы заложники серых районов и улиц, того самого млечного лагеря, куда свозят в последний путь, в высотные здания на краю бездонных крыш достающих до неба.
Это омрачающее чувство быть одиноким ребенком среди взрослых гигантов. Как мысли, так и архитектуры в том числе.
К чему же мы идем? К технократии Замятина?
Наш мир обречен быть желтыми стенами в однушке с видом на дымящуюся ТЭЦ.
Узреть и почувствовать горечь бесконечных панелей в бесконечное окно.