Черная Книга, глава I Стихи Безумия, гимн 5

Гимн 5

В один день, когда скелеты коммунальных строений с угасающим взором обратили свой железно-бетонный оскал в небо, где Господин Ноктюрн убаюкивал облака и накрывал все зримое покрывалом цвета жимолости, в морге ГБУЗ «Кощеевка» Василий Мрачный заполнял рутинную документацию в идеальной тишине. Недавно в его танатоморфозное отделение привезли очередной труп, но вот трупик непростой, а с историей одной: звали жмура Никодимом Астафъевовичем Асфальтовым и пусть читателя не смущает его фамилия - по профессии своей он не чинил дороги, а был уважаемым биологом, доцентом психотерапии и естествоиспытателем, писавшим скандальную докторскую диссертацию на тему превосходящего качества мира внутреннего тире микрокосмоса над известными физическими свойствами человеческого тела. Основания для таких исследовании у Никодима Астафъевовича были - в пору своей безоблачной юности, будучи щуплым и не самым спортивным молодым человеком, в одну из жарких ночей лихих 90-х он смог уложить пятерых проспектов, когда те гопстопнули его на подходе к дому, дабы поживиться его новой кожаной барсеткой из Италии, родительским подарком в честь поступления в мед. Казалось бы, шансов у Никодима одержать вверх над обученными душегубами было столько же как у новичка обыграть гроссмейстера в шахматной партии, но случилось Чудо и будущий учёный провёл экзекуцию с помощью той самой барсетки, в которой по воле судьбы был нераспечатанный кусок мыла для нужд личной гигиены. Конечно же кто-то скажет - это все адреналин и будет безусловно прав, однако есть кое-что, ставшее для молодого Никоди поворотным событием в жизни, определившим дальнейшую цель его существования. Когда его окликнули с классической просьбой поделиться продуктом табачного содержания, молодчик струхнул и думал броситься бежать, но появление подкрепления амбалов лишило его такой возможности. Тогда жизнь пролетела перед его глазами, но если бы обычный цивил уже готовился в подобной ситуации отдать душу Апостолу Петру, то Никодим был от природы наблюдателен и крючком сознания зацепил отрывок, где дорогая матушка советовала сынку молиться Господу и просить его защиты, когда дело совсем дрянь и страх проникает в члены раскалёнными штырями, но при этом обязательно действовать самому, ведь Бог не любит лентяев. По итогу Асфальтов с криками «Credo, Domine!» начал месить любителей угнетать слабых, ошеломлённых таким пылким проявлением веры. Когда обидчики дышали дорожной пылью и захлебывались кровавой юшкой, Никодим впервые почувствовал себя… свободным? Жидкое Пламя Иисуса текло в нем, выжигая страх и страдание, показывая истинный путь - жить без страха, кутаясь в коконе Божественного света, быть благословленным Его сиянием. На следующий день, оценив всю сложившуюся ситуацию, паренёк знал - с этого момента он ступил на тропу Тайны и он обязан пройти ее до конца.
Закончив сначала медицинский, а потом и получив бакалавра биологии в Северо-Восточном федеральном университете имени М.К. Амосова, Асфальтов не стал терять время и сразу принялся путешествовать по стране, собирая информацию о чудесном божественном вдохновении в ряде городов и деревень бывшего Союза, ища случаи подобно тому, что произошло с Никодимом Астафъевовичем в прошлом. В ходе поисков он натыкался на параллельные, но не подходящие по смыслу случаи, по типу внезапно ожившего синяка Гришы «Рубля» из деревни Копоть, который по пьяне полез в речку Копчёнка и в ней же захлебнулся, а после, когда его нашли спасатели, отрыл свои желтые от цирроза глаза, улыбаясь во весь гнилой рот, спросил ошеломлённых людей, мол я не 86 году, когда водка стоила 3 копейки? Или же случай бабули Нюты Никитичной, связанный с забытым утюгом, чудом не спаливший ее старую избу, но спасло то, что бытовая техника просто коротнула и та перестала работать.
Нет, это все не то. Первый и самый яркий случай учёный обнаружил в посёлке городского типа Солнечный, когда местный дровосек по имени Афон случайно вышел из леса на магистраль и на него из платья чёрной тишины нёсся яркоглазый демон «КамАЗ-65115». Поняв в доли секунды, что ему пришёл конец, Афон поднял свой топор и с криками «Ты не пройдёшь, Господом заклинаю!» рывком опустил его на тело железного зверя, разрубая пополам. В шоке был и Афон, и уставший от жизни дальнобойщик, которому казалось, что он видел все в этой суровой реальности. Никодим, впервые узнав об этом случае, не поверил и счёл данный сказ забавной выдумкой скучающих деревенских, но местный участковый показал тому видео с камер наблюдения магистрали, конечно же взяв у Никодима подписку о неразглашении. Асфальтов не поверил своим глазам и пересмотрев запись в сотый раз, в этот же день он нашел того дровосека, Афона, обстоятельно с ним побеседовав. Получив интересующие его сведенья под запись, а также две баклажки чистого самогона из еловых шишек, Никодим Астафъевич двинулся дальше в тур по стране, чтобы получить столько данных, сколько получится собрать. Когда через два года странствии все было собрано, скомпилировано, рассортировано, Никодим взял в руки перьевую ручку и начал писать.
Спустя год, когда ведущие университеты страны возжелали работу Никодима, конечно же после того как ей заинтересовались зарубежные коллеги, учёный стал словно золотой телец - его осыпали бесчисленными грантами и предложениями закончить диссертацию от имени конкретного учебно-исследовательского заведения, но Никодим хранил верность исключительно только себе, матери, науке и Господу Богу, а потому от всего усердно отнекивался и открещивался. Не обошли вниманием работу Асфальтова и представители религии. Христиане в лице Митрополита Казандорсия и иудейская сторона с рабби Моммо Бальтазара осудили данный труд, назвав тот богохульным и неправильным, мол представителям духовного сословия не всегда удаётся интерпретировать деяния Господне, куда уж обычному человеку перекладывать Бесконечное в плоскость науки? На что со стороны Никодима было справедливо замечено, что за несколько лет своей жизни его труд привнёс в понимание Господа гораздо больше, чем последние три столетия деятельности противоборствующих религиозных организации.
И все было относительно неплохо - работа шла неторопливо, осталось лишь оформить окончание диссертации, а дальше будет защита и наконец-то всеобщее признание светлого ума Асфальтова в научно-исследовательской среде, но последующие абстрактные события не дали мировому сообществу узнать о монументальном знании русской реинкарнации Резерфорда.
Дело было так - выходя из ресторана «Триколор», где праздновался сорока пяти летний юбилей Никодима Астафъевовича, светило науки с хмельной головой вышел на перекрёсток с круговым движением, чтобы покурить импортный «Мальборо» и полюбоваться небесной работой Нюкты. В дневное время суток подобное действие было бы невозможным - повсюду гоняют автомобилисты, а брань, пот и табачный дым, сдабриваемые палящим солнцем, кумаром покрывают этот пятачок пространства, но ближе к вечеру дорожный тромб рассасывается и лишь одинокие городские путники могут почтить своим пространством этот кусочек каменных джунглей. Так думал и Никодим, выходя прямо на дорогу, несмелой походкой направляясь к стеле дружбы народов Китая и России, что гордо возвышалась в центре перекрёстка. Вдруг, будто из врат Первозданного Хаоса, с громким рыком адской гончей на дорогу вылетает чёрный, затонированый со всех сторон Мерин с красными фарами, с гулким хлопком влетая в профессора биологических наук, поднимая его в воздух словно тот ничего не весил. Если бы это происшествие можно было снять на пленку и замедлить, то могло показаться, будто его поднимают в небо ангелы, а лицо Асфальтова было преисполнено не животрепещущей болью, а детским удивлением. Гравитация впечатала Никодима в дорогу с мерзким на слух шлепком, он распластался в неестественной позе, живой, но переломанный. Взгляд ученого, полностью парализованного от перебитого в труху позвоночника, летал шариком пинболла, ища хоть какую-нибудь возможность на спасение, но приближающийся рокот кареты мучительной смерти полностью украл надежду выжить.
Переехав незадачливого курильщика ещё раза три, чтобы наверняка, размазывая сок его внутренностей по остывшей минеральной смоле, пуская кровь размашистыми мазками как безумный художник из мясной Бездны, красные глаза стальной твари цвета вороного крыла осветили итог творческого насилия - тело Никодима Астафъевича уже было сложно назвать телом, тут по смыслу больше подходит перемешанный пазл, собранный в неаккуратную горку. Покончив с экзекуцией Мерин чуть отъехал и вошёл в донат, сжигая резину задних колёс, крутясь как волчок вокруг своей оси с небольшим смещением в сторону. Закончив свой страшный победный ритуал, джип скрылся в туманной дымке подползающего на коленях утра, исчезнув будто и не был вовсе. Когда собутыльники ученого все таки заметили пропажу своего комрада, через двадцать минут поисков их ждало выворачивающее зрелище - шесть из десяти гостей омраченного праздника рыгали под себя, пока все содержимое их желудков не соединилось в единую дельту смрадного горя, траурные слёзы желудка. Ещё через полчаса подъехала карета скорой помощи и бобик с полицейскими, оцепившие место страшного происшествия. Самый молодой мент, в отличии от своих прожжённых коллег и переживших не один Новый Год фельдшеров, отошёл в сторону, оставляя на замусоренной, пустыми бутылками, поломанными шприцами и фантиками чипсов с батончиками, сухой траве ужин своей благоверной, ленивые голубцы и крабовый салат уже потеряли свои очертания, а потому из рта салаги лилась желчная смесь, внося в картину мрачной повседневности совместимые по стилю краски.
Как только фестиваль ротовируса подошёл к концу, внимание служителя закона привлёк запах горелых шин. Пока следователь и милиционеры осматривали тело, непринужденно болтая ни о чем, параллельно покуривая свои сигареты, дабы абстрагироваться от этой жестокости, начинающий мент заметил следы шин и с нарастающим страхом отшатнулся, пытаясь осознать ход мыслей безумца, оставившего неординарным способом своё послание в виде трёх шестёрок.

Василий закрыл карточку своего до безобразия тихого пациента, вздыхая. Все эти ужасы никак не помещались в голове патологоанатома, хотя уж кому, а человеку его профессии лучше всех известно о пределах человеческой жестокости. Встав со своего рабочего кресла, с потертой и в некоторых местах лопнувшей обивкой, он подошёл к секционному столу, где располагаются останки Асфальтова, кончиками пальцев поднимая белый брезент, чтобы узреть э т о. Мрачный стал ещё мрачнее, проклиная своё решение, поскольку состояние повреждении и внешнего вида, описанные в карточке погибшего были определенно приуменьшены. Месиво, в котором сложно было идентифицировать человека, заставляло думать о том, насколько хрупким может быть каждый из нас и Василий невольно содрогнулся, чего не делал последние 23 года своей врачебной практики. Натянув маску на лицо и одев эластичные чёрные перчатки, он решил осмотреть пострадавшего, но как только патологоанатом положил руку на эту мясную массу, он сразу отпрянул прочь.
«Какого черта?» - задыхаясь от гипервентиляции прохрипел врач.

Труп. Он тёплый, хотя прошло уже двое суток.

Опасливо подойдя ближе, Василий внимательнее рассмотрел лицо этого н е ч т о, негромко говоря:
-О чем же ты думаешь сейчас?

Кафельный морг стал гробом моих отрубленных век,
И за век не постичь разумение, что я изувер,
Разорвался в момент и не соберёт меня клей,
Трепанация - бред, если я давно уже червь,
Как то холодно нынче зимой чёрной тени, хотя идёт месяц июль,
Я как Копперфильд - весь в цепях своей плоти, сказки мне шепчет Баюн,
Пока в тесноте мерзлых стен спит мертвец, которому мясники лгут
О полёте на небо, но мы то все знаем, куда ведёт путь в сумеречном краю.
Я устал, но так хочу жить, чтобы доказать важную значимость
Сохранения чистоты помыслов и деянии благого характера,
Чтобы каждый, кто вспомнит имя мое, улыбался и шёл без оглядки
На пороков подвалы смрадные, на греховные составляющие.
Ведь сапиенс хомо не может спокойно прожить без нытья мол «жизнь ставит оглобли», а значит нарушить закон точно нужно, все станет в миг правильным, чикибамбони. Плевать, ты же один у себя, играть нужно грязно и жестко, ведь жалость к тебе не проявит прохожий, а гнить в земле как то не хочется точно, потому лучше они, а не я, размышляет мужик, пришедший с завода, мы живем по законам джунглей бетона, в стае волков выть по волчьи,
значит можно ограбить, взять не праву, обманывать и издеваться, а теперь вопрос в студию, вам, знатокам, подготовьте ответ основательный.

Вопрос номер один: а с чего вы решили, что жизнь ваша имеет вес? Если вы неспособны нести людям свет, так висите с агонией, вбитые в крест! В этом мире есть выбор и он крайне прост - чудовищем быть или как то меняться, от того что издали вы свой первый вздох, не даёт вам цены ни на грош, ведь не рок вас привёл в этот адский гротеск, а желание двух тел сношаться, так с чего бы вдруг Бог виноват в ваших самых слезливых несчастьях?
А вопрос номер два будет самый простой:
Заслужили ли вы, что Богом дано и является даром Небес, за что проливал свою кровь без остатка, лишённый полёта Иисус, Божий Сын, он в Ад спустился, обратно вернулся, души вводя в райский Свет? Прощением благо зовётся, так как тогда смеешь просить если сам по природе гнилое нутро, Милосердия ноль, всех выживал и тебя выживали, все больше скот в дурмане финансов, слуга для народа, что больше платит,
Не важно, за чеком кто прячет лицо - еретик или демонов служка, ты раздвинешь свой рот и возьмёшь в него болт, прирождённый отрок для случки.
Вы гноите прекрасное с тех самых пор, как рука потянулась за легкой деньгой,
Если жить, то сейчас, плата будет потом, если будет вообще, вы не верите в то, что есть справедливость, раз всюду разруха пролилась, нет ангелов той Высшей Силы, а значит забыты мы, нет сути Книги, Возмездие не наступило.
А теперь, подумаем мы ещё раз и введу я такой дивный тезис - страдание каждого пропорционально тому, как мы  его игнорируем слепо, допуская искрой сомнения "Не моя то проблема", но что же делать, когда личной станет вендетта? Да, люди бывают как блюда - фальшивый фарфор, потухшее серебро, кто-то благороден и подаст в суд, а кто-то благодарен, в сердце несут наше добро, плодя Веру, Надежду, Любовь в то, что будущее не обречено под сатанинской пятой, где Зло упорхнёт в тёмный заслон и уснёт навеки младенческим сном, но пока это утопия в горле, поющим агонии арию утром, вставая устало на гонку работы, чеканя к метро словно лошадь из тройки, не зная о смысле жизни, а только о выживании бесплодном, пока болиголов буйный не коснётся ткани подушки и таких фонарей потухших целые улицы и переулки, а значит страдание ход не закончит и снова Сатурн свернул в оборот, цикл продолжен.
Мне жаль, что я не успею все это поведать, ведь я уже мёртв,
Гора мусора плоти, бесполезный кусок, сломана кость,
Лишь лелею надежду - ты, врач, что тело мое бережёт,
Расскажешь обо всем, что кажется помрачением, мурой,
Ведь стучится в окошко подвала не ветер и не заблудший сыч,
Трубы из Клиппот меня призывают, стрелой в мою душу летит злобный рык,
Не открывай свою дверь, жди первый лучей свящённой зари,
И молись, молись, не соглашайся, у него ничего не проси.

Василий отшатнулся, члены его не держали тяготу открывшегося откровения.
-Как такое возможно?! - вырвалось из перекошенного рта патологоанатома, цепляя кусочки воздуха, кормя лёгкие насильно кислородом, ведь тело врача было шокировано не меньше чем его мозг. Тепло. Тело тёплое, а следовательно живое. Значит этот самый Никодим был во всем прав! Свидетельством его теорий был он сам - противоречащий всем законам объект, победивший смерть с Божьей помощью.
Но что же тогда я услышал? Телепатия? Ментальная связь? В момент соприкосновения с «трупом», в голове Мрачного пронёсся ударной волной целый бронепоезд из различных образов и воспоминаний, предложений со смыслом, неведомым для человеческого ума работника морга. Что делать с этим? Сообщить всему миру? Врач сам не может связать осмысленного куска из того, что посетило его череп, так что такой путь может закончится только в жёлтом доме. Промолчать? А не будет ли это грехом? Василий был атеистом с момента вхождения в осознанный возраст, но то, что произошло с ним семь минут назад определенно заставляло его всерьёз воспринимать метафизические сказания и религиозные вероучения про наличие ада.

Стук.

Медленно повернув голову, патологоанатом сглотнул что-то, весом с наковальню. Время две минуты третьего часа ночи и посетителей он определенно не ждал. Самого Василия всегда пугало то, что здание морга никак не соединяется с основным корпусом Кощеевки и находится поодаль от основного здания - изгнанная будка подневольного лодочника.
Внутри Василия все напоминало встряхнутую и следом открытую банку газировки, ведь он «видел», что должно за Асфальтовым придти «нечто». Ужасное, бесчеловечное, бескомпромиссное.
Стук стал настойчивее и природное слабоволие Василия толкнуло его к необдуманному решению все таки открыть эту дверь, в надежде что за ней будет левый бич, пытающийся в своей неблагонадежности украсть излишки медицинского спирта и формалина.
За дверью, освещённой навесной лампой советского образца, никого не было, лишь густая непроглядная темнота, но восьмое чувство Мрачного трезвонило ему о том, что это все обман и в чёрных волнах запряталась акула, с которой Василий тягаться не мог ни в какой из реальностей. Цокот каблука и на границе света появились черты человека, одетого в американском стиле 60-х, во всем чёрном, перчатки из кожи были на руках, даже федора украшала верхушку головы незнакомца, но видно было лишь ее передний козырёк, поскольку лицо посетителя было спрятано в темноте, что контрастировало с идеально белыми глазами, виднеющимися из черноты.
Оставаясь на своём месте, со стороны незнакомца полился сладкий баритон, сводящий с ума женщин, а для патологоанатома стало поводом задуматься о слабости к мужчинам:
-Доброго вечера, уважаемый. Не смел бы вас беспокоить в такую безмятежную ночь, тем более вы сейчас работаете, но повод, призвавший меня сюда, не терпит отлагательств и заставляет меня быть неучтивым к вашему рабочему времени, потому буду краток. У вас пребывает некий Никодим Асфальтов? - неизвестный зашуршал в ткани подкладки своего качественного пальто, извлекая красный портсигар. Открыв его со звонким щелчком, мужчина подхватил кончиками пальцев правой руки одну сигарету, одним движением закрывая хранилище желанного яда. Сухой хруст и огонь вырвался на свободу из зажигалки, целуя конец сигареты, но Василий заметил одну неправильную деталь - лицо незнакомца с белыми глазами было полностью чёрным. Не в смысле, что это был негр или переборщивший с загаром выходец бизнес сословия, а именно идеально чёрная кожа, даже губы, у обычного человека цветущие цветами жизни, у этого «человека» были одного оттенка с телесами демона. Затянувшись глубоко, посылая в небо большую колесницу никотинового облака, он обратил внимание на бледное и искривлённое от ужаса лицо Никодима:
-Ох, я вас испугал? Не бойтесь, я не оскорблён. У каждого из нас, будь то человек или же обитатель бесконечного пространства универсума, у каждого есть свои роли и обязанности. Моя - быть коллектором на службе силы, что искренне жаждет добра, но злобу совершает, ведь таково желание Творца - учить кнутом, ведь пряник разум отравляет. Посему, я, житель пустоты, езмъ Чёрный Человек, все зло вершу, на кое подпишут мои работодатели. - откашлявшись, Чёрный Человек пустил ещё одно туманное копье из легких, внимательно изучая Василия. - Я повторю вопрос. Здесь пребывает Нетленный Асфальтов?
Мрачный понял, что конкретно попал в переплёт, не поддающийся его человеческому разумению, ведь как бы сладко не вещал таинственный гость, от него исходила аура зловещего естества, поэтому врач не сомневался - если бы Чёрный Человек мог взять силой тело Никодима, то он бы не был столь любезен и зашёл бы напролом. Также, понимая всю опасность этого существа, Василий не мог сдвинуться с места. В ногах ощущались иголки льда, как если бы Мрачного обкололи лидокаином, но инстинкт не кричал, уже орал, разрывая глотку «Дай ответ! Дай ответ!»
-Да, есть у нас такой, но допустить я вас к нему не могу, поскольку его тело проходит по делу его же умерщвления, а вскрытие не проводилось. Не подводите меня под суд, хоть убейте, но  я не хочу сидеть. - ответ Василия с трудом был слышен чрез стиснутые зубы, но то был не знак агрессий, а неконтролируемого ужаса, вызывающего лепет и заикание.
Сигаретное оранжевое око осветило выплывающие из гуталинового мрака черты лица Чёрного Человека и будь проклят патологоанатом, но он заметил беззлобную улыбку на этом саване, заменяющим лик.
-Переживать не стоит, вы не виновны, а потому не ваш дух просветлённый нужен мне, а нарушителя, что морг ваш потревожил, наворотив немало бед и больше сотворив бы, коль труд его бы вышел в свет. Нашкодивший мальчишка, узнал все то, чего не следовало знать, а потому все исправлять поручено слуге порока, слуге зла. Да, вы тоже лицезрели часть той истины, что Господом дана. - не потушив бычок, Человек отправил тот щелчком пальца в полёт по дуге в чёрный кисель, где светоч окурка был потерян. Неохотно обойдя светлый кружок, чтобы оказаться рядом с Василием, из складок пальто призрака в руки Мрачного опустился невесомо свёрток. - Но вас не трону, вы мирный, честный человек, хотя род деятельности страшен, но уважаем. Безвредны вы, ведь даже если глупость вторгнется в ваш мозг и вожжи поведет сей обличать секрет, то вам доверия никакого, ждёт вас психиатра плен. Альтернативу предлагаю, извольте грех вы на душу принять, все ради блага Райской Терции, ради всех яблок, растущих в тех Садах. Все очень просто - вам бонус, ведь неспроста вы мертвых сон хранить решили, я слышу чаяние, мольбу, кричит все это ваш уставший череп, а вы взамен услугу, что очерняет белых, но свет ваш не померкнет не через год и не через столетья. Суть просьбы такова - избавьте сей стылый шар от пребывания смутьяна, не дайте людям осознать, что Хаос заправляет итогом жизни без конца и все уже неважно - не сколько злата тяготит карман, не сколько власти за плечами.

Василий открыл свёрток и увидел в нем много наличности разного номинала. От такого количества бабла у  патологоанатома перехватило дыхание, ведь он не то, что в руках не держал, а даже не видел столько денег. Также в свертке была чёрная пластиковая карточка с мордочкой золотого чертёнка в левом нижнем углу и как правильно догадался Мрачный, то была безлимитная банковская карта. Огромная цена за огромный грех. Василий думал из приличия отказаться несколько раз на манер торговцев восточного базара, но понимал что Человек видит его насквозь и сей спектакль был бы неуместен. Ночной гость уже знал решение Мрачного, как и то, что его мать умирает от рака поджелудочной 4 степени, а он так и не свозил ее в Париж - призрачную мечту молодой девочки из Советского Союза; знал то, что Василий живет как церковная мышь - весь в кредитах на содержание любимой мамы, любимого сына, нелюбимой жены, с которой он давно в разводе из-за бесчисленного количества измен, но из-за местного законодательства был вынужден ее терпеть, ведь права на ребёнка передали именно ей, хотя Мякиш, горячо любимый отрок, не мог терпеть матушку и всеми жабрами души хотел быть с папенькой, но разве суд прислушивается к детским голосам?
Да и много в морге не заработаешь, и урон по здоровью был не шуточным - пары формалина, холодная температура и трупные болезни состояние не улучшали, но во всем этом Василий мог винить только себя - если бы он только знал, что хирурги и стоматологи получают некислые котлеты, то вместо вечеров в студ городке с развратными первокурсницами и литрами Псоу с Апснами, Мрачный налёг бы на учебу как следует, но прошлое как решето - рассыпанное полностью не собрать, потому приходилось сожалеть, но не сейчас.
Сейчас жизнь дала возможность выиграть в свою игру, несмотря на конечное последствие данного выбора. Приняв конверт, Василий протянул молча руку Чёрному Человеку. Потустороннее создание подарило патологоанатому самую тёплую улыбку, какую могло дать непознаваемое нечто, сняло перчатку и горячо ответило на рукопожатие. «Ледяные, холоднее чем у мертвеца.» - такая мысль скакнула в голове врача, когда живое соприкоснулось с неизведанным.
Забрав свою пятерню в темноту, Чёрный Человек снял шляпу в легком поклоне.
-Рад я, что рассудительность ваша из лучших черт. Не беспокойтесь ни о чем - я замету следы, открыв вам путь, помыслить о котором не могли и сметь. Метод, пожалуй, я оставлю на ваш суд, не мне это решать, но дам совет - хоть жертва Никодим, не уважать его есть зло даже для нас. С почтением проводите вы его в последний путь, скажите вы последние слова, а после позабудьте, ведь начнётся жизни новая глава.
Прощайте, друг мой по несчастью. Мы свидимся ещё раз в ваш последний час и хоть приду уже я палачом, стоять Тьма будет рядом до конца.

Василий проводил Чёрного Человека взглядом. Он мгновенно растворился во мраке, лишь глухой цокот его туфель был слышен вдалеке. Металлическое бренчание, тяжелый хлопок и громогласный рык озарил двор морга - оказывается узкое пространство  сдерживало Мерина с красными фарами. Ещё минута и колдовство случилось на глазах Мрачного - кошмарный механизм проехал бесшумное прямо сквозь бетонную стены и кусты, будто был лишь миражом.
Похлопав глазами, патологоанатом спрятал свёрток под рубашку, тщательно заткнув ее в ремень, дабы не потерять содержимое и вошёл внутрь морга. Времени было немного, до конца смены 4 часа, этого времени должно было хватить, чтобы избавиться от Никодима Асфальтова. Надев новые чёрные перчатки, он посмотрел на массу, бывшего человека, поняв, что такое не должен больше никто увидеть, Никодим обязан был исчезнуть. Подкатив каталку, Василий перевалил упругое мясо на неё, закрыв простыней, резко разворачиваясь к серым железным дверям. Толкнув каталку, они медленно плыли по кафелю - Харон и его пассажир. Вот они уже миновали перекошенную от времени табличку: «Крематорий», вплыли в гибельное жерло пепельных стен.

Впереди, будучи частью стены, печенью обители мертвых, возвышалась монструозная конструкция. Чёрный дракон Тиамат, обугленная печь, обрамлённая узорами требовании вечно голодного пламени о новой жертве. Бросив свой тяжкий груз, Василий подошёл к блоку управления и глянул на рычаг, запускающий подачу пламени. Врач понимал, что на самом деле он готовит адское пекло длиною в вечность вовсе не Асфальтову, а себе, но лишь в отдаленном будущем, когда жизнь с чит-кодом надоест, все желания и обязательства будут выполнены и останется умереть без сожалении. Трудами праведными не построить палат каменных - вот та мысль, давшая силы Мрачному нажать на рычаг, после чего по тихому залу разлились волны плавного гула освободившейся стихии. Подождав, пока температура печи достигнет возможность стирать творения Господа в мельчайшую пыль, Василий в последний раз заглянул в оставшийся целым глаз Никодима. Во взгляде физически воплощенного чуда не было ни укора, ни страха, лишь жертвенная отстранённость, ведь учёный понимал свою участь, очередное доказательство человеческой обречённости как вида. Учащенно задышав, Василий открыл заслонку и вцепившись в ручки каталки своими жилистыми пальцами, он начал ритуал жертвоприношения. Шаг за шагом судья и его палач приближались к аннигилирующим вратам, ноги Мрачного словно свинец, но его желание выбраться из проблемной суеты и стать хозяином своей жизни придавала сил. Выдохнув в последний раз, патологоанатом толкнул с каталки мясную массу со всей силы в объятия огня, после сразу закрывая заслонку печи, будто мог передумать и спасти это несчастное создание. Заглянув в щелочку на заслонке, Василий наблюдал медленную метаморфозу, преображение: ожоги, кипящий жир, испарение жидкостей. В последний раз Никодим взглянул на того, кто должен был быть спасителем, но стал мучителем, из уголка глаза потекла слеза, мгновенно испарившаяся не успев оставить даже дорожку на плавящейся коже Асфальтова. Если бы он мог кричать, то вой боли проник даже в отдаленные уголки Кощеевки, но бывший человек не издал ни звука, превращая в бесплотную тень. Василий, устало вздохнув, тихо, по молельному произнёс:
- Иди на свет, оставь сей бренный мир, что обречён погибнуть в глупости своей. Ты был достойнее нас всех - глупцов, рискнувших жить.