Книга Откуда мы родом, А. Г. Абакумов, Часть 2. Ич
В древние времена сюда, в таёжную глухомань, где теперь деревня Ичково, пришли новгородцы и сдружились с теми людьми, которые здесь уже веками жили, - с чудью заволоцкой, как их называли поселенцы. Новгородцы – люди сильные духом, непокорные, владевшие различными ремёслами и высокой культурой, крепкие и отчаянные, ухватились за двинскую тайгу и пойму могучей Двины. Срубили избы и обзавелись хозяйством. Условия, в которых оказались новгородцы, заселявшие Север, обусловили то, что севернее Холмогор поселенцы брали рыбу и морского зверя, и стали поморами, а южнее Холмогор, где расположено и Ичково, - промышляли лесного зверя и птицу и больше всего стали заниматься скотоводством и хлебопашеством. Все они вели торговлю с Холмогорами, Москвою и позднее Архангельском, а также с «немцами», как звали всех иностранцев. За века создали здесь свою северную культуру со своеобразным языком, задумчивыми и протяжными песнями, обрядами, постройками, поделками и различным мастерством. Всё это коснулось и жителей Ичкова. Между аборигенами Ичкова и поселенцами, а также жителями соседних деревень, даже удалённых на десятки километров, была дружба, которая перешла в кровное род-ство благодаря массовому обмену невестами. Многие женихи деревни стремились взять в жёны девушку из другой, соседней деревни. Начались частые совместные торжества, особенно по престольным праздникам, и общими усилиями стали преодолеваться трудности, вызывавшиеся суровой природой севера.
Стоит Ичково на невысокой возвышенности правого берега Северной Двины в 100 км южнее города Архангельска и в 30 км юго-восточнее Холмогор, словно прислоняясь к тайге, которой конца-края нет. Защищено Ичково от северного, восточного и юго-восточного ветра могучим лесом. Если смотреть на Ичково с вертолёта, то эта деревня напоминает приземляющуюся птицу на окраину луга – пойму Северной Двины. Её «крылья» распростёрты на север и юг, «ногами» - двумя спусками мощенных брёвнами дорого – она упирается на луг, а её «голова» над лесом, уходящим на сотни километров на восток. В центре деревни «туловище» - ядро, где дома живописно разбросаны сообразно рельефу местности, а на север и на юг от ядра идут два ряда домов с широкой улицей между ними как крылья птицы.
Глубокий овраг разделил Ичково на две части: Нижнее и Верхнее Ичково, соответственно течению Северной Двины.; между ними, рядом с Верхним – Быково. В центре на самом лучшем, высоком месте – деревянная церковь, видная с любого конца Ичкова и из соседних деревень Копачёва и Кривого. Она была украшением деревни, архитектурным памятником древнего зодчества, построенным без единого гвоздя несколько столетий назад, ориентировочно до XVII века. В конце XIX века была шита тёсом в шпунт, что позволило сохранить её в хорошем состоянии до начала XX века. В тридцатых годах памятник деревянного зодчества использовали под колхозный склад.
Рядом с церковью - маслозавод, лавка и самый большой дом поселения, в котором в тридцатых годах была изба-читальня. На западном склоне в двухстах-трёхстах метрах от церкви, на окраине луга, два длинных приземистых строения с большим количеством окон на восточной и западной сторонах и широкими дверями (воротами) по концам – на южной и северной сторонах этих зданий. Оба строения воздвигнуты в 1931 году, были коровником и телятником на сто голов крупного рогатого скота каждый. На этих строениях были взвозы, по которым на поветь завозили сено и другие корма. От коровника в сторону церкви с поворотом на север около неё шла хорошо наезженная дорога, по которой три раза в день Василий Копалин возил бидоны с молоком на маслозавод. На южной стороне церкви, в нескольких метрах от неё – силосные ямы.
В глубоком овраге, разделяющем Ичково на верхнее и нижнее, - колхозная мельница, в последующем превращённая в кузницу и слесарную мастерскую.
На западном спуске от Ичкова-Верхнего – колхозная дизель-электростанция – величайшее достояние колхоза тридцатых годов, преобразившая быт колхозников и явившаяся одним из факторов, позволившим вывести колхоз в передовые молочные хозяйства страны.
Южное крыло за оврагом начиналось частью общей деревни Быково, затем шло Верхнее и оканчивалось Моторихой, насчитывавшей три дома. Северное крыло, являющееся продолжением Ичкова-Нижнего, заканчивалось Шатихой, состоявшей из четырёх домов. Эти два поселения – Моториха и Шатиха были не хуторами, а продолжением Ичкова на север и юг. Они были удалены от массива домов: Моториха - на 500 метров из-за низины, не пригодной для строительства на ней домов, а Шатиха – на 700 метров, из-за полей (пашни), на которых не разрешалось строить дома.
Разбежались по возвышенности крестьянские дома, просторно им здесь. Неподалёку от домов кучками стоят баньки, потемневшие от дождей да зимних вьюг. Вдоль всей деревни идёт с юга на север широкая как проспект центральная улица протяжённостью до двух километров, огороженная с обеих сторон жердевой изгородью – прогоном для скота. На северной окраине между Ичковом-Нижним и Шатихой была ветряная мельница, небольшой кирпичный заводик, содержавшийся на общественных началах: глину готовили, кирпич делали в формах те, кому нужен был кирпич, а мастер руководил процессом изготовления сырого кирпича, а затем обжигал этот кирпич. Готовый кирпич расходовали, как правило, на кладку печей.
На восточной окраине Быкова стояла кузница. На восточной же окраине Ичкова за полями около леса были гумна с овинами. Каждая пядь земли для жилья и для пашни была с великим трудом отвоёвана от леса. Поэтому около домов почти не было садов, только лишь отдельные деревья рябины да черёмухи и несколько кустиков смородины росли у домов любителей природы и у окраинных домов для защиты от ветра.
Лес одаривал жителей Ичкова дичью, ягодами, грибами, рыбой с лесных озёр, а главное, строительными материалами для жилья и всех необходимых хозяйственных построек, топливом, чтобы в длинную суровую зиму обогреваться и круглый год иметь дрова для выпечки хлеба и приготовления пищи.
Деревня Ичково длительное время могла жить отрезанной от других населённых пунктов и без снабжения в половодье, ледостав, бездорожье, сильные морозы и в связи с другими непредвиденными обстоятельствами. Поэтому в деревне была лавка (магазин) с товарами первой необходимости; ветряная мельница, где можно было размолоть зерно; маслодельно-сыроваренный завод, куда сдавали молоко и где могли купить масло и сыр; школа на три класса (четвёртый – в Копачёво); санитар, имевший небольшую аптечку у себя на квартире, и человек, знавший ветеринарию (иногда называли коновалом). Была и своя кузница, которая, со слов старожилов, была построена задолго до появления Архангельска. Так было перед коллективизацией.
В двух-трёх километрах от Ичкова строго на запад течёт могучая Северная Двина, а между деревней и рекой – пойма – заливной луг, богатый разнотравьем. Этот широкий прекрасный заливной луг уходит на юг на пятнадцать километров от Ичкова в сторону Казенщины и на север до деревни Ступино – около трёх километров. Вся эта площадь называлась пожнями, где заготовляли сено, и лишь небольшая его часть, отгороженная жердевой изгородью, была лугом для выпаса скота.
ВЕРЕСНИК
Западнее Моторихи, от склона, где были поля, на лугу, для выпаса скота был «вересник» - царство могучих, пирамидальных елей; нижние ветви их, покрытые мхом, казались седыми, пахнущими самой отдалённой древностью. Почти около каждой ели был густой и высокий можжевеловый куст. Если тайга за околицей почиталась родным домом, то вересник был садом, местом отдыха детей, стариков и выздоравливающих. Здесь ребятишки собирали еловые рыжички со шляпкой в копейку и алтын для засола в бутылях (четвертях) к праздничному столу, и спелые можжевеловые ягоды для замены сахара.
Вечнозелёные с пирамидальной кроной ели достигали высоты до 50 метров и в диаметре до метра. Шишки, веретенообразные и лишь немногие яйцевидные, были очень крупные. Некоторые деревья имели возраст до 500 лет, по нашему подсчёту колец на пне срезанного дерева. Этот подсчёт возраста дерева производили мы вместе с учительницей. Чистый еловый бор-вересник резко отличался от елового леса, растущего в тайге, в километре от него. Там, в тайге, ели были пониже, шишки помельче и встречались берёзы и осины, т.е. то был лес, характерный для северодвинской тайги. Своеобразие вересника поняли те, кто пришёл сюда более пяти веков назад, и берегли его как сад, как место отдыха, как реликтовый лес. Однако в пятидесятых годах XX века вересник вырубили под луг, раскорчевали, но ничто тут не растёт. Плакали горькими слезами жители Ичкова, но не смогли отвести топор от вековых елей, занесённый недальновидными людьми.
Двина, Копачево, Орлецы
За рекой напротив Ичкова – деревня Копачёво с пристанью для пароходов.
На восточной окраине Ичкова от стен домов поля, отвоёванные от леса, ухоженные и удобренные, шли полосой примерно в один километр, а далее северодвинская или, как её ещё называют, бескрайняя архангельская тайга, протянувшаяся через шесть северных параллелей на север, включая тундролесье, до самого Ледовитого океана, на восток – до Печоры, на юг – на сотни километров вдоль реки. Эти леса и посейчас богаты грибами, ягодами, рыбными озёрами и разнообразной дичью.
Около десяти километров ниже Ичкова Северная Двина делает резкий поворот. Реку сжимают высокие крутые каменистые берега. Особенно крутой и высокий левый берег, выступающий над рекой как утёс. Течение воды здесь стремительное, с круговоротами, судовой ход узкий (до 300 м), к тому же в этом месте река разворачивается под прямым углом. Раньше тут была крепость Орлец, а теперь деревня Орлецы. Место на реке здесь опасное для судоходства. Сохранилась поговорка: «Пронеси бог Орлецы». По сказаниям, в XVI веке специально построена церковь на правом берегу как маяк, на который надо направлять судно, плывущее вниз по течению, чтобы избежать опасности.
Весной Северная Двина заливает пойму до нижних домов Ичкова, а когда в её русле у Орлеца затор льда и леса, могут быть затоплены нижние на спуске дома.
После весеннего паводка, когда река входит в берега и пойма начинает обсыхать, вся эта многокилометровая равнина покрывается зеленью молодых трав, растущих очень быстро, видимо, из-за белых ночей, ускоряющих их рост. Красота и приволье чудесного луга, северной тайги и широкой многоводной реки таковы, что ленинградцы, архангелогородцы и москвичи, выходцы из этих мест, вместо южного берега Крыма стремятся приехать сюда на отдых, надышаться медовым запахом трав, покупаться на Северной Двине, позагорать на её песчаных пляжах, прогретых северным солнцем, половить рыбу, а в пасмурные дни насобирать даров природы на всю зиму. Богатые рыбой лесные озёра обеспечивают отдыхающих хорошими трофеями (щук, окуней, сороги). Осенью пожни на пойме Северной Двины украшаются могучими стогами сена: точно корабли они стоят в большой гавани. Заливные луга послужили основой развития в Ичкове животноводства, главного условия благосостояния его жителей. «На широких луговых просторах раскинулись земли колхоза «Новая жизнь», одного из лучших молочно-животноводческих колхозов нашей страны», - повествуется в туристской марш-рутной схеме по Северной Двине 1958 года.
Немного истории нашей малой родины. В деревне Ичково в двадцатых годах старых курных изб с маленькими окнами со слюдой, печек без дымоходов было две. В одной из них жила старушка в возрасте около 90 лет, ещё бодрая, сама за собой ухаживала. Называли её «древней», так и запомнилась она без имени-отчества. Считали её представительницей чуди заволоцкой, дошедшей до начала X века. Она утверждала, что дом, в котором она живёт, строил её дед; в нём жили её отец и мать, и она прожила в нём всю свою жизнь. Она настойчиво своих родителей и себя не относила к пришельцам, а считала коренными жителями этого места. Её родители, её муж и сама она больше всего занимались охотой, растили хлеб, имели коров, но только не таких как теперь, а поменьше, полохматее, которые морозы переносили лучше, чем теперешние, да и к пище (корму) были менее требовательны. Оба дома в тридцатых годах разобрали и на их месте построили новые. Даже их фотографии нет, хотя около одной курной избы я фотографировал односельчан, но фотографию затерял.
Как давно заселили эту деревню новгородцы, тоже нет данных. Попытка установить начало её заселения новгородцами не увенчалась успехом, а вот с низовий поселенцы пришли где-то около конца XIII – начала XIV веков (по летописям в 1300 годы). Подсчёты по родословным позволяют дойти только до XIV века, так как других данных нет.
Большинство домов в Ичково построено в XIX и в начале XX века, в период расцвета малой родины, а домов более поздней застройки сохранилось мало.
Сложно установить название нашей деревни. Все соседние поселения носят предельно ясные названия, а вот Ичково вызывает споры. Существуют две версии. Первая гласит о том, что новгородцы в момент заселения эту деревню назвали «Дичково» за то, что её жители – чудь – проявляли к ним необщительность, дичились поселенцев, к тому же расположена эта деревня, в отличие от Ступина и Копачёва, в «диком» - глухом месте.
По мере разрастания Дичкова мужчины, её жители, работавшие в Холмогорах, Архангельске и Питере, стали стесняться этого названия и в письмах, в разговоре с горожанами стали отбрасывать первую букву «Д», и добились своего, якобы, в начале XVIII века: деревню официально, во всех документах стали именовать Ичково. По второй версии название деревни происходит от слова «Ич». Искал значение этого слова, но безуспешно.
Ещё есть особеннось. В паспорте, выданном моей матери 17октября 1916 года, указано, что она из деревни Басовской. Всё ли Ичково называлось Басовской или та часть его, которую теперь называют Ичково Верхнее, я, живя в Москве, не установил. На севере каждое поселение даже из двух-трёх домов, удалённое от другого массива построек, уже имеет своё имя. В тоже время несколько таких небольших деревень со своими названиями объединяются ещё более общим. Например, Ичково – пять деревень, Кривое - четыре деревни, Ракула – шесть деревнь и т.п. Старожилы утверждали, что новгородский князь, плывший по Северной Двине, был поражён заливным лугом по правому её берегу, простиравшемуся от поворота реки, где теперь Кривое, до леса, спускавшегося к самому берегу реки, не доезжая немного до Орлеца. Вот тут-то и вышел на берег князь, полонивший нашу землю. Ступив на берег на опушке леса, граничащего с лугом, он заявил: «Здесь Ступино – моя голова, Ичково моё и Копачёво моё, а Наволочек – подножие моё», Позднее в Ичково пришли колонисты с «низовских» Москово-Суздальских-Ростовских земель, якобы оттуда и фамилия Абакумовых.
О давности создания этой деревни можно судить только по тому, что из Ичкова брали мастеровых строить Ново-Холмогоры - Архангельск и его крепость. Следовательно, Ичкову более 500 лет. Если внимательно присмотреться к жителям деревни, то всё же новгородцы принесли в Ичково, как и на всё Заволочье, свои культурные и хозяйственные навыки и познания. То, что новгородцы пришли первыми, подтверждается народными сказаниями и строительством крепости Орлец, что в 10 километрах от Ичкова. В Ичкове и окрестных деревнях сохранились новгородские обычаи водить хороводы, их старинные обрядовые песни: застольные, плясовые, величальные, шуточные, свадебные и хороводные. Новгородцы ввели престольный праздник «Петров день» с гуляньями на лугу с участием жителей, стар и мал, из ближайших деревень.
Новгородцы в этих деревнях делали упор на земледелие, считая основой животноводство, способное облагородить чрезвычайно бедные здесь почвы, отвоеванные от леса. Хотя летний сезон для сельскохозяйственных работ короткий и тепла меньше, чем в более южных областях, но хорошие пастбища на пойменных лугах и пожни позволяли заготавливать грубый корм на всю долгую зиму. В последующем это северное земледелие обеспечивало продукцией не только себя, но и близлежащие города. Люди в Ичкове несуетны, доброжелательны друг к другу, но чувства свои выражают резко, традиции старых жителей блюли и поименно называли своих предков. Семьи были большие, почитались более родовитые крестьяне. Сотни лет здесь жили, строили добротные дома, и, хотя медленно, но деревня непрерывно росла по числу дворов. Суровые условия севера создали активного, созидательного труженика. В этих условиях пассивная деятельность человека подобна самоуничтожению. Северяне научились хлеб выращивать не только для себя, но и для продажи в небольшом количестве. Для скота, на поголовье, обеспечивавшее нормальную жизнь крестьян, корма хватало.
Новгородцы, взяв под свою опеку жителей полоненных деревень, проживавших здесь до их прихода, причислив их к своей республике, стали создавать укрепления (небольшие крепости) как центры своих вотчин для того, чтобы удержать владения от попыток присоединения этих мест к землям Московии. Из летописи известно, что в 1342 году на крутом утесе новгородцы основали крепость, которую назвали Орлец. Основателем крепости был сын новгородского посадника Лука Варфоломеев. Подчинив себе двинские погосты, он сделал Орлец центром Двинской области. Крепость эта просуществовала недолго. В конце Х1У века после междоусобной войны новгородцев с великим московским князем Василием Дмитриевичем (сыном Дмитрия Донского) в Орлец приехал московский наместник. С 1398 года Двинская земля покорилась царю московскому Василию II Дмитриевичу. Городок Орлец стал оборонять наместник московский князь Ростовский. В этом же году новгородская рать во время похода в Заволочье разгромила Орлец, разрушила городок за попытку посадника "предаться" Москве. Четыре недели стояли новгородцы (в числе грех тысяч) под этим городом и заставили осажденных выйти из рода. Город разграбили. Развалины городка долгое время сохранялись, но в XIX веке оставшийся камень был увезён в Архангельск для использования на строительстве.
Остаток Орлецкой крепости (деревня Орлецы) в тридцатых годах можно было видеть немного ка-менной стены и вала, подле которого тянулся глубокий овраг, служивший некогда рвом. Недалеко от пристани Орлецы был расположен карьер, где добывают камень-известняк.
Орлецкая крепость имеет свою историю. Вот что рассказывает об этом новгородский (первый) лето-писец под 1342 годом: «Того же лета Лука Варфоломеев (сын новгородского посадника), не послу-шав Новгорода и митрополита благословения и владычия скопив с собою холопов сбоев (удальцов бездомных, большею частью боярских слуг) и пойде за Волок на Двину, и постави городок Орлец и скопив емчан (прибрежных жителей реки Емцы – притока Двины) и всю землю Заволотскую по Двине вси погости на щит…» (Максимов С.В. Год на Севере. – Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1984 – С. 584).
Во второй и последний раз мелькает в истории имя крепости Орлеца в 1398 году, когда Двинская земля покорилась царю московскому Василию III Дмитриевичу. Это событие так описывает новго-родский летописец: "Владыка благословил воевод и войско поискать святой Софии пригородов и волостей своей отчины и дединч.." На пути их за Волок на Двину к крепости Орлецы они узнали, что на Двину приехал уже от великого князя в засаду князь Федор Ростовский; что дано ему городок блюсти, судить и брать пошлину со всех волостей новгородских, и что двинские воеводы Иван и Конон, с друзьями своими разделили уже новгородские волости и имения бояр на части..." Покорили белозерские волости, затем волости кубанские, город Вологду, сожгли город Устюг... Из под Устюга (через 4 недели) шли они по Двине к городку Орлецу, где на то время "заперся со своими войсками наместник московский, князь Ростовский. Четыре недели стояли новгородцы (в числе трех тысяч) под этим городком, сделали засады, стреляли из них и, наконец, заставили осажденных выйти из городка и с плачем бить челом о помиловании. "И воеводы новгородские и все свои, по словам летописца, по своего господина по новгородскому слову челобитье прияша двинян, а нелюбья им отдаша". Воевод Ивана и Конона с друзьями их взяли в плен; одних казнили, а главных виновников (4 человека) заковали в цепи. С князя Федора Ростовского взяли присуд и пошлины, которые он успел собрать, но самого простили. С московских купцов взяли 300 рублей; 2000 рублей а 3000 лошадей с самих двинян, "за их преступление и за их вину".
"Аще бысть Божие милосердие - заканчивает свое сказание летописец - столько прошед русский земли и у столь твердого городка не бысть пакости в людях, токмо у городка единого человека уби-ша детьскаго Левушку Федорова посадника, а город разграбоша".
Присоединение двинских земель к Москве происходило раньше, чем окончательное присоединение Великого Новгорода к русскому национальному государству в 1478 году.
Прадеды и деды, жившие в Ичкове, были мастеровыми, талантливыми и физически крепкими. Мно-гие владели грамотой, всегда свободными, не знавшими крепостного права. Кровное и духовное родство с землей своей, с предками здесь высоко ценилось, но сколько поколений Абакумовых жило в Ичкове, никто не знает, есть, или было хотя и отдаленное родство между пятью большими патриархальными семьями ХVIII века, дошедшими до тридцатых годов XX века, уже девятнадцатью, у которых одна фамилия и сохранившееся воздержание от вступления в брак между этими семьями. Происхождение фамилии, видимо, не интересовался никто. По моим подсчетам, корни этих семей в Ичково до начала XX века можно отыскать на протяжении пятисот лет. Но это нуждается в проверке.
Ичково в стороне от почтового тракта, что оказало влияние на быт жителей этой деревни. В Ичкове жили проще, доверчивее, дружнее, чем в Копачеве и других деревнях, расположенных вдоль тракта.
К концу XIX века с расцветом Архангельска произошел значительный подъем в развитии близле-жащих деревень, в том числе и Ичкова, в котором было много построено новых домов.
Дом был главным корнем крестьян, а затем и колхозников на трудной земле Севера. Индивидуаль-ные дома земледельцев во все века были национальным богатством страны, видимо, так же должно "быть и при социализме, чтобы у каждой крестьянской семьи (колхозника и рабочего совхоза) был свой дом и благоустроенный быт. Собственный дом - наиболее удобный вид жилища. Свой дом - оплот крестьянской семьи, ее "родовое гнездо". Крестьянин, имеющий дом, всегда был постоянным работником на родной земле. В каждом доме выросло не одно поколение земледельцев, преданных родной деревне, родному колхозу. Дом хранит родовой дух, он хранитель реликвий, в нем сохраня-лась семья в составе многих поколений. В этом доме вырастали дети и сюда они возвращались, как бы далеко не разлетались по земле, особенно, перенеся лихолетье войн. Так было в двадцатых и тридцатых годах XX века на Севере. Дом был и остался малой Родиной, привязывая невидимыми связями к месту рождения. Свой дом приближает человека к природе, облегчает северянину в тяже-лых климатических условиях возможность работать на земле, ухаживать за домашними животными, обеспечивать достаток всей семье. Тог, кто не имеет своего дома, - квартирант, наемный работник, готовый сорваться с места, в любой день уехать куда угодно. Его ничто не держит на колхозной зем-ле. Крестьяне Севера своим личным трудом строили дома для семьи и для отделяющихся сыновей, встречая благожелательность и взаимопомощь и соседей и сельсовета. Денежных ссуд в те годы не выдавали. Сельсовет отводил земельный участок под застройку дома и участок леса для заготовки бревен на дом. Дом строили по своему вкусу, разумению и наличию денег. И все же на архитектуру домов наложили отпечаток условия Севера.
При строительстве домов крестьяне стремились создать максимум комфорта, устранить неблагопри-ятно действующие на каждого жителя севера факторы. Зимы здесь длинные, холода суровые. Холод-ное время держится примерно половину года, а зимой морозы достигают - 50°С. Ветры летом север-ные и северо-западные, а зимой - юго-западные и юго-восточные очень сильные. Зимний день короткий, и свeта мало, а весной и летом света много, ведь стоят белые ночи. В ледоход и ледостав на Северной Двине Ичково отрезано от внешнего мира, как бы на острове, к которому не подойти и не подъехать. Все это требовало для нормальной жизни теплое, светлое, удобное и надежное жилище, в котором зимой проводят много времени. Ичковляне, как и все северяне, противопоставляли суровой природе удобство и красоту жилища. Строили дома - хоромы и все постройки добротно. Деревянный рубленый одноэтажный дом, как правило, пятистенок, на высокой подклете (окна не ниже 11-го бревна с высоким подвалом и высоким чердаком, хранящими тепло. Толстые бревна сруба, от земли до кровли, проконопачены мхом - тепло зимой не только хозяевам, но и скотине. Двухэтажных домов было немного. Комнаты с высокими потолками, со сдвоеными окнами (двойные рамы), светлые - до пяти-шести окон на переднюю, по три на кухню и боковые комнаты. В целом, в одноэтажом доме до пятнадцати окон, чтобы больше впустить солнца. Стремились строить дом с видом на реку, "лицо в лицо", и очень редко дома были повернуты лицом на юг. Дом украшали своими изделиями, проявляя мастерство. Все дома в Ичкове имели строгую форму, совершенные пропорции, капитальность постройки и автономность каждого дома - семьи. Воедино сливались здесь целесообразность и красота сельского быта. Дом рассматривали так, чтобы от него была наибольшая польза, удобство, прочность, красота, но в то же время, чтобы каждый дом отличался один от другого. Не хотели повторять хотя бы внешне то, что уже есть. Только на первый взгляд дома похожи один на другой, но это не так, все они разные и едины тем, что в них тепло, светло, удобно и уютно жить. Дома строили с расчетом на рост семьи, хотя было правилом отделять женившегося сына в отдельный дом, который начинали строить задолго до его женитьбы. Многодетные семьи в начале века очень почитались, каждая супружеская пара хотела иметь наследников, т.е. не менее трех детей. Иное считалось отсутствием заботы о будущем своей северной земли. Этим объяснялось и то, что для женившегося сына отец стремился скорее, создать ему условия: отдалить в отдельный дом, чтобы у сына были дети. Считалось зазорным, если жених после свадьбы уходил жить в дом к невесте (жене). Такого мужчину называли "курицына голова", "преймак". При возможности дом для отделяющегося сына строили рядом с домом отца. Если же не было места рядом с отцовским домом, тогда придерживались правила: "собрался строить дом, первым делом - выбирай не место, а выбери соседа. Если сосед хороший, то немедленно добивайся места около этого соседа". Площадь в домах увеличивалась за счет под-собных помещений. Крылечки были утепленные и украшенные.
В доме все хозяйство располагалось под одной крышей: жилые комнаты и хозяйственный двор сруб-лены в один общий четырехугольник, часто без всяких прирубов и пристроек. Посредине строения чистые и черные, или светлые и темные, соответственно с парадным и черным входом сени. По одну сторону от них дом, по другую - двор. Под общей крышей - все нужное для автономной жизни семьи и содержания животных. Двор в двух уровнях. Сверху поветь, а внизу хлев. Под полом черных сеней у входа в хлев - помещение, где зимой лошадь обогревалась от мороза. По стенам тут же развешивали хомут, сбрую, дугу, вожжи. Хлев просторен, где коровьи стойла отгорожены редкой дощатой перегородкой, не доходящей до пололка, легко разбираемой при вывозке навоза. Между стойлами для коров - местечко для телят, чтобы они видели друг друга и были спокойны. Отдельно отгорожены овцы. Наклонно к одной стене прикреплена ясельная решетка - ясли - кормушка для скота, куда с повети через отверстия сбрасывали для коров и овец сено. На повети, под крышей над хлевом - сено и солома, в черных сенях -запас воды в бочках (чанах). Главное, не ходить к скотине в непогоду через улицу, не держать домашние припасы в удалении и не таскать на себе их при ненастье, зимой и в распутицу быть независимыми не только от соседних сел, но и от соседних домов.
Дом на большую семью имел 4-5 комнат и просторную кухню. Войдя в дом с улицы с парадного крыльца в светлые сени, налево можно войти в жилую часть дома, а направо темные сени, куда вход через дверь, а затем на поветь тоже через дверь, так как между сенями и поветью рубленные из бре-вен стены. Из чистых сеней, как правило, вход на кухню и в одну жилую комнату. Из черных сеней, кроме входа на поветь, есть вход к лестнице, ведущей на чердак, дверь в уборную и спуск (лестница) в хлев и на выход на улицу (на черное крылечко). Крылечки - это наружные пристройки, обычно площадка перед домом с лестницами, ведущими в сени у каждого входа. Парадные крылечки, как правило, крытые. Сени между жилыми помещениями и сараем широкие. В них обширные кладовые (чуланы) для семейных припасов (бочки соленых грибов, моченых ягод, мешки с мукой и др.). В од-ном углу темных сеней жернова для размола зерна на муку, около них лагом хранился ткацкий ста-нок, мотовило и трепалка льна; в другом углу лестница, ведущая на чердак, под которой сложены орудия труда. Вход на чердак обшит тесом, имел дверь и закрывался засовом; в третьем углу черных сеней - уборная (нужник), оборудована так же с закрывающимися дверями; в четвертом углу - лест-ница, ведущая в хлев и на улицу.
На поветь (потолок хлева) заезжали на лошади с возом сена через широкую дверь с взвоза. Взвоз - накатник, ведущий на поветь, по которому заезжали на нее лошади с возом сена или соломы.
Под полом жилых комнат одноэтажного дома на высоком подклете можно ходить в рост. Там по-греб, где зимой хранились картофель и овощи, а летом - скоропортящиеся продукты на снегу или льду, набитому туда весной. Костры с поленицей как крепостные стены возвышались возле сарая или конюшни. Тут же, под взвозом, перевернутые дровни, соха, борона, телега. Иногда телега под навесом у сарая.
Особого внимания заслуживала кухня. Кухня, как правило, на южной стороне дома, просторная, с русской печью на деревянном подпечье. Вдоль двух стен широкие лавки, на которых можно не толь-ко сидеть, но и спать, завернувшись в тулуп. В красном углу стол. Рядом с входом из коридора на кухню умывальник и кадка с водой; под потолком настил из досок - как широкие нары - полати, нависавшие над входом в кухню, от стены до печки, служившие теплым местом для сна ребятишкам в зимнюю стужу под отцовским тулупом. Вход на полати - с русской печи. Между русской печью и стеной передней комнаты - пространство (запечье), куда зимой в сильные морозы помещали ново-рожденных телят или ягнят на одну две надели, а вообще-то в этом закутке стояли ухваты, лопата (для подачи хлеба в печь), кочерга, а на полках - посуда. Здесь же грели самовар, кипятили в нем воду, хранили древесный уголь для самовара. Традиционно в каждой семье было два, а иногда три самовара, из которых один - большой для всей семьи и гостей. В семьях самовары были разные и по форме, и по цвету, и по размеру. Пили чай за самоваром, пока вся вода не кончится. На столе само-вар "пел", и это придавало какое-то своеобразное очарование чаепитию, во время которого считалось кощунством ставить на стол спиртное. После бани пили чай "до седьмого пота", пока с "потолка" (лба) не потечет. Идя на посиделки, молодухи говорили: "Пойдем самоварничать (пить чай за самоваром)", или "Будем сидеть за самоваром (чай пить)".
Вдоль стены в одном аршине от потолка полки, на которых кринки и горшки с молоком и сметаной, различные туеса с крупой и мукой и другая посуда. В нашем доме полы во всех комнатах были по-крашены, а на кухне пол некрашен, его мыли веником с дресвой да так, чтобы был желтенький. По чистоте в кухне и в доме судили о хозяйке и ее дочерях.
Русская печь - это уникальное творение жителей севера - была основой основ в жизни северянина. Она грела и кормила, одаривала вкуснейшими хлебом, пирогами, шанежками, колобами, кулебяка-ми, похлебкой, щами и кашей, - самой разнообразной вареной и жареной пищей. На ней сушили ва-ляную обувь, рукавицы и промокшую одежду,
сушили грибы, заготовленные в таком количестве, чтобы хватило до новых, сушили окуней и щу-чек, чтобы сварить уху во время великого поста. На печи прогревался простуженный член семьи, на ней спали престарелые. Русская печь отапливала кухню и смежную с ней (задней стенкой) комнату. На улице метель, мороз за сорок градусов, а ребятишки на печке да на полатях сказки рассказывают или около печки уроки готовят. В подпечье держали кур, в теплое время года только ночью, а зимой круглосуточно, до весны, в курятнике устилали сухим папоротником, сорванным после того как он засохнет осенью. Такой папоротник не сыреет и не гниет. Куры чувствуют себя лучше, чем при под-стилке из соломы, реже болеют их лапки. Если курам вволю давать древесный уголь, то в курятнике всегда будет сухо и уборку легче проводить. Прежде чем выгнать кур на улицу, их ощупывали: с яйцом курица или без яйца (отсюда и поговорка "кур щупать"), и оставляли курицу в курятнике под печью, пока не снесет яйцо. Мать очень уставала, работая от зари до зари, спала мало. Был такой ку-рьез: поздно вечером она сбивала масло в глиняном горшке и вздремнула и вдруг бросила этот гор-шок на пол, крикнув: "Пошла вон, опять без яйца!".
Внутреннее убранство комнат было простое, но все имело практическое значение, и отсутствовали излишества. В нашем доме было так. В каждой передней комнате были печи-голландки в жестяном остове. Печи клал Андрей Павлович Уткин, муж моей сестры Татьяны. Он был признанным масте-ром-печником, пользовавшимся большим успехом в Петербурге, и гордился тем, что клал печи в до-мах вельмож, которые были довольны его работой. Жестяные кожуха делали отец и брат Степан. В передних комнатах (горницах) были красивые столы, "венские" стулья, купленные в городе, диван и в каждой комнате деревянные кровати с различными украшениями (резьбой) спинок, изготовленные местными умельцами. В одной горенке буфет с посудой, а в другой - комод. В красном углу всех комнат и кухни - иконы с лампадками. В одной комнате - икона - приданое матери, в другой и третьей - иконы снох, их приданое. Только на кухне была икона очень старая, черная и, говорили, что чуть ли не прабабушкина. В простенках между окнами - зеркала, картины и фотографии в рамках. На икону по праздникам вешали домотканое полотенце с вышивкой. В двух северных комнатах были платяные шкафы, столы и табуретки и в каждой - кровати. Каждая комната была, как бы закреплена за одним из сыновей. Когда все собирались, то знали свою комнату, в ней и поселялись. Летом Ичково было дачей для тех, кто остался на постоянное жительство в Ленинграде и Архангельске.
Домашнюю утварь бережно хранили и передавали из поколения в поколение. Стремились поддер-живать чистоту в доме. Сапоги и валенки снимали у порога и ходили по кухне и комнатам босиком или в чунях, шерстяных чулках и реже в кожаных тапочках. Много мусора было от дров, ведь зимой топили печь на кухне и четыре голландки в комнатах. Этот мусор сжигали и из дому не выносили. Отсюда и поговорка: "Не выносить сор из избы", т.е. ссоры, семейные разногласия не должны знать соседи. В тех случаях, когда в доме оставалась мать с двумя детьми, то передние комнаты закрывали, а жили в одной комнате и на кухне. В зависимости от холодов спали на печи, на полатях или около стенки русской печки, выходящей в соседнюю комнату. Летом все комнаты вновь обживались. Ста-рые дома ещё крепко стоят, напоминая об истории жизни крестьян до коллективизации.
При колхозах нужда в больших хозяйственных постройках отпала, дома стали строить скромные, аккуратные, без взвозов и конюшен, но с сараем (на одну корову) под одной крышей. У северного колхозника обязательно должна быть корова, без которой не будет прочной семьи; чтобы прокор-мить, обуть и одеть членов семьи, создать достаток, нужна корова. Если не будет коровы, то глава семьи покинет деревню. Когда колхозникам приказали сдать коров (это было в шестидесятых го-дах), сразу же многие трудоспособные колхозники покинули село, покатили по всей стране в поис-ках лучшей жизни, оставив в деревне престарелых доживать свой век. Спохватились ретивые начальники, опять разрешили колхозникам держать корову в личном пользовании.
Сделав это небольшое отступление, забежим немного вперед. Для жителей Ичкова в тридцатых го-дах стало традицией сажать ягодные кустарники около домов. Рябина и черемуха посажены около многих домов. На приусадебном участке, около дома, где ранее каждый квадратный метр использо-вали под картошку, репу, а иногда рожь, через три-четыре года после коллективизации стали выде-лять местечко и под куст смородины. Объяснялось это приходом материального достатка и весомо-сти натуроплаты на трудодень. Сами колхозники и приезжающие родственники - "дачники" из горо-дов стали обращать внимание на украшение не только дома, но и вокруг него. Появилось и у северян изречение: "Сажая дерево, человек побеждает смерть и делает бессмертной память". Получил я на фронте письмо от матери, в котором она писала, что "березка, посаженная тобой, хорошо растет, и кусты смородины разрослись. Посмотрю на берёзку и вспоминаю тебя".
Продолжим бытописание ичковлян в те далекие годы. До первой мировой и гражданской войны в лавках продавали керосин в достаточном количестве. Поэтому у всех селян были керосиновые лам-пы различной величины и красоты. Эти лампы были куплены в Петербурге или Архангельске. У нас в доме были настольные на фарфоровых подставках с зеленым абажуром и изящные висячие лампы, подвешенные под потолком и маленькие переносные. Но после войны до конца двадцатых годов и даже в тридцатом году практически не было керосина. Поэтому в темное время суток пользовались лучинной, воткнутой в узорчатый кованый светец. При этом освещении мы делали уроки, взрослые выполняли все домашние работы, мать ткала полотно, сестры пряли лен или шерсть на разукрашенных прялках, вязали свитера или рукавицы, отец или старший брат чинили обувь для членов семьи или сбрую для лошади. На всю жизнь сохранилась в памяти частичка песни, которую пели девушки:
"Лучинушка моя, лучинушка, березовая.
Что же ты, моя лучинушка, не ясно горишь"...
Помнится, что березовая лучина хуже горела, чем сосновая. Лучину готовили подростки, помогая матери, а затем это входило в нашу обязанность. Старшие братья или отец привозили из леса сосно-вые кряжи, распиливали их на поленья, высушивали, и затем мы кололи эти поленья на тонкие щеп-ки лучины. Лучина была длиной до аршина и определенной толщины. В специальную подставку - светец, сохранившийся с незапамятных времен, вставляли от трех до пяти лучин и зажигали все то-гда, когда читали и писали, а если ужинали или пили чай, беседовали, горела одна-две лучины. Пока уроки делали, сгорал целый пучок (штук тридцать) лучин. Светец, сохраненный или купленный, или сделанный местным кузнецом, проявившем при его изготовлении своё мастерство, был предметом искусства. Стержень, как правило, был завитой из двух и даже четырех разрубленных вдоль оси и скрученных стержней. Снизу стержень прикреплен к кольцу - основанию на подставке, у которой было корытце с водой, куда падали угли, и пожар не случался. Голову светца, предназначенную для вставления лучин и свечи, делали различно, но обязательно были фигурные расщепы для лучин, сделанные продольной разрубкой вертикальных стержней с их красивыми загибами, а для свечи выковывалась втулка. Свои кузнецы делали кованые фонари (светильники) с различными украшениями, дверкой и пазами для вставления стекол с четырех сторон. С этими фонарями ухаживали за скотом. Если удавалось купить немного керосина, то его использовали в фонаре, когда ходили на поветь дать сено коровам и в хлев доить коров. Иногда покупали свечи, которые также использовали в фонаре для ухода за животными. С лучиной ходить во двор нельзя было из-за возможного пожара. В тридцатых годах появился в продаже керосин и прекрасные фонари "летучая мышь", очень удобные, практичные и безопасные в пожарном отношении. Эта "энергетика" длилась до коллективизации.
Уже в третий год колхозной жизни в артели "Новая жизнь" был приобретен дизель, и элек-трическое освещение вошло в быт Ичкова. Были освещены постройки МТФ, конюшни, школа, контора и изба-читальня. На два-три часа загоралась лампочка Ильича и в домах колхозников.
Молодежь была счастлива с созданием колхозов, ибо все преобразилось на селе.
Особенностью Ичкова было не только то, что все постройки были деревянные, и крыши домов тоже досчатые, но и утварь хозяйственная в двадцатые годы у большинства селян была деревянная: уша-ты для воды, кадки, лохани, бочонки и чаны для засолки грибов и мочения ягод, зыбка для новорож-денного ребенка, ложки, поварёшки разливные, квашня для хлеба, лопаты, чтобы подавать ковриги хлеба в печь и доставать их после готовности.
Соха тоже была деревянная с железным лемехом, с резцом. Соха была важнейшим орудием для об-работки почвы. Она в наших краях существовала с незапамятных времён и была очень хороша в ра-боте в лесной зоне при вспашке участков, только что отвоеванных от леса, где были еще и корни и пни. Соха была легкой и маневренной. Сошники переворачивали и рыхлили пахотный слой, чем сохранялось плодородие почвы, она тоже деревянная полностью, и только в конце двадцатых годов появились бороны с деревянной рамой и металлическими зубьями. Сани и телега деревянные, но с железным ободом у колес и фаллической пластиной (полосой) вдоль полоза саней, изготовились в Ичкове Распутиным С.М. и Яковом Александровичем Абакумовым. Все, что требовалось семье в жизни, в основном было сделано из дерева, вплоть до рыболовных снастей (морды, мережи) и ловушек для крупных птиц (пасти), и плашек для ловли белок. Всё этo производилось мастерами - умельцами своей деревни. Печи клали, сапоги шили и ремонтировали, лапти плели и валенки катали свои - ичковские мастера.
В большинстве деревень, в том числе в Ичкове, лен выращивали, выдергивали осенью, мяли, трепали и очищали сами, вычесывая начисто над водою до тех пор, пока ни с одной мочки не падает в воду ни кострики, ни пыли. Затем пряли тонкие нити, сами и ткали. Полотна домотканые тонкостью, белизною и шириною не уступали привозным, хотя были не такие плотные.
В двадцатых годах, да и в тридцатых еще были широко распространены изделия из бересты и дран-ки, изготовленные самим крестьянином для нужд семьи или купленные (обмененные на что-либо) у мастеров, таких как Сидор Маркович и его сыновья Степан и Петр, которые плели лапти и изготов-ляли драночные изделия на заказ, а Вершинины из бересты плели пехтери, туеса и различные подел-ки. Бытовые предметы чаще всего были изготовлены из длинной ленты бересты, свернутой в клубок. Из полос бересты плели лапти, которые носили с онучами, привязывая к ноге веревочными оборами. В лаптях ходили в лес по грибы и за ягодами, а также на рыбалку на Хепальское и другие озера. Носили лапти и при уходе за животными. Для женщин плели особую обувь - ступни - высокие лапти, которые носили, не привязывая к ноге. В этой обуви женщины ходили на двор к скоту, а иногда и на жатву и сенокос.
Широко применялся берестяный кузов (кошель), пестерь, с крышкой и петлями для лямок. Кузов на лямках одевали за спину (как рюкзак). С таким кузовом ходили на рыбалку, за грибами и годами. Часто и ружейные охотники пользовались таким кошелем. Шли в обиходе берестяные туеса, в которых долго лесные ягоды не портятся и молоко не киснет, различные коробочки, солонки, сосуда, но все это было старенькое, доставшееся нам от дедов. Корзин из бересты у нас не было. Все корзины были сплетены из дранки, легкие и изящные, различных размеров. Плел корзины из дранки тот же Сидор Маркович Распутин. Были и другие мастера в Ичкове, но наша семья пользовалась изделиями этого мастера.
Большинство крестьян д. Ичково кроме дома имели баню, амбар, гумно с овином и колодец.
Баня. Широко были распространены бани на Руси, удивлявшие иностранцев. В "Повести временных лет" приводится восхищенное высказывание иностранца, побывавшего на Руси: "Удивительное видел я в Славянской земле... Видел бани деревянные, и разожгут их докрасна, и разденутся и будут наги... и подымут на себя прутья гибкие и бьют себя сами... И этим совершают омовенье себе, а не мученье".
Княгиня Ольга, принимавшая прибывших на Русь полов, сразу предлагала им попариться. Водил в баню заморских гостей и Пётр Первый, большой любитель русской парилки. На Севере мылись в бане наши деды и прадеды. Стегали себя вениками пахучими на высоких полках, окутанных паром. Выбегали нагими на мороз, бросалась в снег или студеную воду и снова туда, в жар и пар. Закаляли свой организм, чтобы не болеть. Boдили в баню недужных, чтобы прогнать ломоту из костей, выбить веником хворь, да и от простудных заболеваний избавить. Веками, да и теперь, встречая вышедшего из бани, обязательно приветствовали: "С легким паром!". Даже идущего из ванной комнаты так приветствуют, хотя какой в ней был пар?
Идут люди из бани "помолодевшие", с очищенной, эластичной, ладной кожей, оставив за порогом бани частичку лишнего веса. Воистину после бани наступает своеобразное обновление организма, восстановление затраченных сил. Хорошо спится после бани, работа спорится, настроение повыша-ется и бодрость появляется.
Здоровым людям полезно раз в неделю посещать баню, как показал многовековой опыт северян. Особенно полезна баня людям, склонным к полноте, страдающим подагрой и другими обменными заболеваниями суставов. Баня отличное гигиеническое и закаливающее средство, восстанавливаю-щее затраченные силы. Но нельзя посещать баню тем, кто жалуется на боли в области сердца (осо-бенно если замечена сердечнососудистая недостаточность любой степени). Чем вы старше, тем меньше оставайтесь в парной.
В Ичкове у каждой семьи своя баня, построенная вблизи колодца и реже около дома, если дом на окраине деревни. Наша баня была рядом с домом, а баня Якова Григорьевича построена вдали от дома у колодца, чтобы воду носить ближе, здесь же построено ещё несколько бань. В Ичково, как на всём Севере, строят бани, видимо, около тысячи лет - от первых поселенцев - новгородцев, с десято-го века, а может быть и раньше, еще от угро-финнов, и до наших дней двадцатого века, о которых идет повествование. В тридцатых годах сохранилась курная баня, топящаяся по-черному, без дымо-вой трубы. Такие бани по-черному, были у коренных жителей, безвыездно живших в Ичкове. Они эту баню считали лучше, чем чистую, т.е. по-белому. В бане по-черному запах иной, пар лучше, го-ворили старожилы. Ее топили только березовыми дровами, заготовленными с весны, определенных размеров поленьями, с учетом их влажности (сухости), а ни какими попало дровами. Дым от березо-вых дров, а также черный, блестящий лак, покрывавший потолок и бревна стен, считали целебными. Соблюдался своеобразный ритуал: в ней лечились, хворь и грусть изгоняли, от лишнего веса избавлялись, отдыхали и чистоту телу придавали. Каждый хозяин готовил баню по-своему и соответственно приготовлял настой трав или квас, чтобы этим составом поддать на раскаленные камни.
Все бани по-черному по архитектуре сходны между собой. Баня по-черному состоит из двух отделе-ний: предбанника и парилки. Сруб рублен из сосновых бревен, реже из еловых. Для лучшего удер-жания тепла в бревнах вырублены широкие пазы, в которых заложен слой мха - сфагнума. Потолоч-ный настил из плах. На нем настлана в несколько рядов береста, поверх нее наложен толстый слой мха, и все это загнетено пластинами дерна. Крыша двухскатная, из теса. Двери плотные, хорошо по-догнаны к косякам и навешаны на кованые (в своей кузне) петли. Внутри парильни в ряд с каменкой полок на такой высоте, чтобы сидя на нем не касаться головой потолка, а по длине и ширина, чтобы двое взрослых могли лечь, не стесняя друг друга. Напротив полка окно с двойными рамами, а над каменкой или напротив нее под потолком небольшое окно (ветрянка) с задвижкой для выхода дыма и регулировки тепла (жара) в парилке с помощью задвижки. Справа от входа стоят два деревянных ушата: один - с горячей водой, другой - с холодной. Вдоль стены до полка идет широкая скамья. Перед полком приступок, широкий, чтобы можно сидеть и даже лежать тем, кто не выдержит жару на верхней полке. Еще табурет или передвижная скамейка. Шайки из оцинкованного железа или тонких осиновых клепок.
Главное - это каменка, накопитель тепла, сложенная мастером, с левой стороны от входа из предбан-ника. Построена каменка из крупных булыжников, окатанных ледником, без трещин, тех, которые не испускают угар. Над топкой валуны сложены так, что они сдавливают друг друга и не проваливаются в топку. Во время горения дров в топке дым от них проходит в щели меж камней, где в узких щелях очищается от сажи, заполняет всю парилку на уровне топки и выходит в ветрянку.
Баню протапливают часа два-три каждую субботу и перед великим праздником. За время топки бани наполняют ушаты водой и кладут на раскаленные угли или сверху на каменку булыжники. Когда эти гладкие камни раскалятся докрасна, их клещами выхватывают из топки (или с каменки) и опускают один за другим в ушат с одой и закрывают ушат крышкой. Таким способом вода нагревается почти до кипения.
Во избежание угара начисто выгребают угли и золу и после этого старым, распаренным веником обметают потолок и стены, окачивают горячей водой скамьи и полок, закрывают ветрянку задвижкой и дверь на вертлюг. Так баня выстаивается около часа, прогревается и исчезает угар.
У моего отца, как и у всех "питерских", баня была построена по-белому - по-чистому, хотя она и от-личалась от бани по-черному, но принцип у них один. Сруб, потолок, крыша, пол, двери и окна такие же, что и у черной. У чистой бани коренное отличие составляет печь - каменка, т.е. такая же каменка, но обложенная кирпичом, с дымоходом-трубой, возвышающейся над крышей бани, с вмазанным котлом для нагревания воды и с системой дверок, закрывающей топку и окна над каменкой, а также с задвижкой для закрывания трубы после прогорания дров. Печи-каменки различаются между собой количеством "окон" над каменкой. Чаще всего одно окно, в которое льют воду или квас на раскаленные камни, и пар выходит из него же. Во втором два окна, в одно льют воду, а пар выходит в другое окно, выведенное в сторону полка. Вот такую каменку-печь нам построил Андрей Павлович Уткин. Он, специалист-печник, считал, что труднее всего сложить печь для бани с двумя окнами. Воду или настой трав, или квас льют на раскаленные камни из ковша с длинной ручкой (для безопасности), чтобы наполнить жарко натопленную баню еще и паром. Второе отличие бани по-чистому заключалось в том, что парильня просторнее и предбанник побольше, посветлее с широкими лавками вдоль стен, столиком у окна, прорубленного против входной двери в баню, вешалками для одежды и полками для различных банных принадлежностей и зеркалом. В предбаннике раздеваются, отдыхают после хорошего прогрева и одеваются. На полу в предбаннике - половик своетканый. Потолок, стены, полок и скамейки все желтенькие; пол как в белой, так и черной из толстых, выструганных досок с отверстиями для стока воды, на которое наложена решетка и положен на решетку использованный веник, для запаха. Пол всегда чистый. Под полом фильтровальная траншея с гравийно-песчаной засыпкой или яма - очистное соружение. Расположение полков, скамеек вдоль стен, кадушек с водой такое же, как и в бане по-черному. Когда баня протоплена и выстаивается, в это время хвойным настоем обрызгивают стены и полки, а также льют на раскаленные камни. Утверждают, что аромат хвои приятен, повышает тонус и снимает усталость. В черной бане этого не делают, в ней свой березовый аромат с дымком.
Третья особенность в том, что печь-каменку топят дровами любых пород леса, лишь бы были сухими и по размеру соответствовали бы топке.
Баня считается готовой, когда на верхнем полке под потолком жару очень трудно выдержать. В па-рилке полок, скамейки и пол добела выскоблены, вымыты и к приходу в баню сухие. Пол моют ве-ником с дресвой, а полок и скамейки скоблят стеклышком. По чистоте в бане отец судит о хозяйке, снохе и дочерях. На скамейке у окна кувшин с квасом или настоем душицы - лесной мяты, помога-ющей от простуды. Основное требование в подготовке бани, чтобы в ней не жгло и жарко было. Жар должен быть ровный, ласковый и пропарил бы все тело.
В восьмидесятых годах стало модным, называть баню сауной, хотя и не по ее содержанию. Видите ли зазорно применять истинное русское название.
Русская парная баня и сауна устроены по одному принципу - в обоих нагреваются камни в специальной печи - каменке. Между ними очень много общего. Русская - парная, а Финская сауна суховоздушная баня.
Сауна. Суховоздушная баня в нашей деревне не имела успеха, хотя сосед, по национальности финн (так его звали Александр-финн), считал, что его баня, в которой высокая температура и низкая влаж-ность, лучше. Много наших мужчин ходило помыться в его бане и сделали вывод, что любая наша русская баня и по-черному, и по-белому может быть сауной и иногда даже не замечали: высокая или низкая в ней влажность. В сауне относительная влажность воздуха -10...20 процентов, а в парилке русской бани - до 70 и более процентов. Русскую баню топят до 45...60°С, а в сауне разогревают воз-дух до 90 °С. Люди, с ослабленным здоровьем легче переносят пар. Все русские бани деревянные, печь-каменка, на раскаленные камни которой льют воду, и до заливания воды в бане можно создать высокую температуру. Поменьше лить воды на каменку, вот и будет эта настоящая сауна - финская баня.
Важнейшим атрибутом русской бани является веник, приносящий наслаждение от помывки в бане. Основа - березовый веник. Но при простуде, болях в пояснице и в груди парились еще и веником из крапивы или душицы.
Вековой опыт северян приучил к пользованию как паровой, так и суховоздушной баней. Так, в рус-ской бане, прежде чем войти в парильню (или на полок), моются теплой водой с мылом, но не зама-чивают голову. Надевают на голову шерстяную шапочку и сидят на нижнем полке около пяти минут, разогревшись, возвращаются в предбанник, отдыхают до 10 минут, накинув простыню (широкое полотенце), и снова идут в парильню с веником. Парятся сначала на нижнем полке, подливают воду на горячие камни, поднимаются на верхний полок и парятся лежа около 5 - 7 минут, а здоровые взрослые люди до 20 минут, но за два захода (с перерывом 5 - 10 минут). В перерыв выбегают на воздух, растирают тело снегом или катаются в снегу. Попарившись, моются теплой, а затем прохладной водой, отдыхают в предбаннике, завернувшись в простыню, идут домой, где на столе готовый самовар.
В сауне, перед тем как войти в нее (на полок), также моются тёплой водой с мылом, но в отличие от парной бани, вытирают тело досуха. Голову не мочат, накрывают её полотенцем. Дальше делают все, как и в парной бане, только после выхода из сауны отдыхают не менее получаса, прежде чем идти домой.
В любую баню не разрешается ходить натощак или сразу после обильной еды, особо наблюдают, чтобы не посещали баню в нетрезвом состоянии. Старались ходить в баню вдвоем, а если кто-либо ушёл один, то члены семьи подходили к парильне и через дверь поправлялись, о самочувствии мо-ющегося.
И возраст, и состояние здоровья накладывают ограничения к пользованию баней.
Березовый веник. В русской бане являлся сильным лечебным средством, а не только применялся для чистоты тела. Была поговорка: "Баня парит, баня правит, баня все поправит". Эффект лечебного воздействия на организм человека парной бани с берёзовым веником был значительным. Энергичное стегание тела веником, похожее на массаж, являлось хорошей общеукрепляющей процедурой, да и листья, почки, кора и сок березовый, содержащие лечебные вещества, оказывали существенное воздействие на здоровье. Веник готовили из любой березы, но предпочтение отдавали березе пушистой, ветки которой хорошо сохраняются, они более густые, гибкие и листья под действием пара не становятся скользкими. Веник делали длиной не более пятидесяти сантиметров, непременно легким. Веники заготовляли ежегодно из расчета один веник на две помывки, а на семью до 50 штук, как правило, в июне с еще незатвердевшими листьями, гибкими (неломающимися) прутьями и с приятным ароматом. Хранили веники на чердаке в подвешенном под крышу состоянии, а не кучей. Накануне помывки веник снимали с чердака, чтобы "отошел" лист от заморозка. В бане веник распаривали в горячей воде в шайке или ведре. Распаренный веник клали на каменку, спрыскивали квасом и подогревали над каменкой до тех пор, пока листья станут мягкими, но не липкими. Воду, в которой запаривали веник, поддавали в печь, а иногда этим настоем мыли голову, чтобы уменьшить перхоть. Использованным веником подметали полы, а изношенными – голиками - женщины драили с дресвой неокрашенный пол на кухне, пол и скамейки в бане.
Взрослые пользовались веником как массажным прибором не менее десяти минут, возбуждая кож-ный покров, активизируя кровообращение, усиливая потоотделение. Учили нас, ребятишек, пользо-ваться веником не как попало, а умело.
Мочалки - из рогожки или лыка. Новая мочалка очень "сердитая", "кусающаяся", но приятно расти-рающая кожу тела. Мы, мальчики, стремились пользоваться бывшими в употреблении мочалками, считая их "ласковыми". Моются в бане основательно, расчесывают волосы роговым гребешком. В предбаннике растирали тело грубым льняным домотканым полотенцем и, отдохнув, надевали чистое белье, прокатанное на скалке рубалем, и шли домой. Дома на кухне на стол подавали кипящий самовар с чайником на конфорке. Чаепитие после бани - обязательный ритуал. Пили сильно заваренный с мятой или листьями смородины, малины до "седьмого пота", ведя беседы с домочадцами. Только после этого наступает неописуемое блаженство, легкость во всем теле и вновь молодость, как часто говорила Анна Федоровна. Сменив бельё, смокшее от пота, родители шли отдыхать, а молодежь - гулять.
Бани готовили по субботам к вечеру. При ознобе, насморке, болях в суставах и пояснице готовили баню среди недели, чтобы вылечить от простуды заболевшего члена семьи. Баню содержали в чисто-те и порядке, и каждый хозяин гордился своей баней, в которой мылись, лечились и отдыхали тяжё-лого физического труда.
Меня обучал мыться брат Андрей, демобилизовавшийся из армии. Он с лесопункта, где рубил лес, приходил в субботу домой мыться в бане. Баню мы с матерью готовили к его приходу. Расскажу за-бавный случай. Пришел Андрей из леса простуженный, сильно кашлял и попросил меня "отхлестать" его тело веником, чтобы всю хворь выбить. Старался я с большим усердием, но, видимо, все же слабовато. Он сам массировал веником свое сильное тело. Разогревшись, выскочил из бани в сугроб, а тут, как на грех, шли мимо бани две молодухи. Одна с испугу сильно закричала, а вторая споткнулась и упала в сугроб. Андрей, красный, как вареный рак, весь в листьях от веника, плюхнулся в снег, сразу же вскочил, побежал в баню да ударился лбом о косяк и тоже заорал на всю деревню. Я сначала хохотал, а вот потом было не до смеху. В деревне обрадовались такому происшествию и понесло-поехало. "Андрюшка-то, голый побежал за бабами. Наташка-та заорала да деру, а вот Олена-та от радости сразу повалилась в сугроб, да опомнилась и такую "шишку" на лбу у Андрея набила, что ему теперь стыдно показаться". Пересуды шли всю неделю. Ну, да ладно, все веселее было жить, ведь ни радио, ни телевизора еще не было в Ичкове.
Под новый год в бане девчата Нюра, Наташа и Параня гадали. Ставили два зеркала между двумя свечами и до боли в глазах всматривались в пляшущие на поверхности зеркала световые блики. Иногда проще: сжигали на блюдце бумагу и по тени определяли суженых.
Баня, как и овин, служила прекрасным местом свиданий для влюбленных и хорошим убежищем му-жа от разгневанной чем-либо жены. Ведь это теперь все это происходит в гараже, а тогда, в тридца-тых, индивидуальных гаражей не было.
Гумно с овином. Гумно - это молотильный сарай или крытый ток, представлял большую деревянную постройку без окон, с двухскатной крышей, без потолка. Вместо потолка настил из жердей, на котором складывали снопы ржи или ячменя, нуждавшиеся в подсушке. Остальные снопы складывались стогом вдоль стен. Пол из толстых, хорошо выструганных, подогнанных в шпунт досок. Щели в полу не должны пропускать зерна ржи. С двух сторон (концов) гумна - двойные двери и к ним взвозы для въезда и выезда на лошади с возом снопов на телеге или санях. Двери плотные и закрывали их прочными запорами. На полу гумна молотили снопы ржи (ячменя, овса) цепями, здесь же затем проветривали намолоченное зерно. Цеп - ручное орудие :для молотьбы, состоящее из длинной деревянной ручки и прикреплённого к ней ремнем деревянного била, имелся на каждого члена семьи, включая детей, для которых были цепы меньшего размера. После того как хлеб просохнет в овине, снопы раскладывали вокруг колосками в средину, на полу гумна. Члены семьи разбирали цапы, становились в круг и начинали молотить, иногда перемещаясь по кругу. После молотьбы отец или мать веяли зерно. Лопатами подбрасывали зерно кверху, и поток воздуха (ветер) относил мякину и сор в сторону. (Широкие двери гумна с обеих сторон открыты и поток воздуха был значительный, особенно если ветер дул в ворота). Очищенное веяное зерно ссыпали в мешки и, если оно овинное, его везли в амбар, а если нет, то в дом на печку, досушить. Крестьяне отмечали, что на семена надо брать зерно, намолоченное из просушенных в овине снопов. Если же сушить зерно на печи и потом его засевать, то урожай будет плохой. Лошади давали только хорошо провеянный овес.
Овин - строение, приспособленное для огневой сушки хлебов в снопах перед обмолотом. В овин помещался примерно один воз снопов ржи или ячменя. Снопы укладывали на жерди в овине, через окно, обращенное к гумну, чтобы сподручнее потом переносить снопы в гумно. Внизу овина сложена печь-каменка так, чтобы не было искр внутрь овина. Топка была сбоку. Дым шел через дымоход, проходивший через снопы. В каждом овине "жил овинный" - дух-покровитель овина. Это нам, молодежи, внушали, чтобы мы туда не лазили, особенно в протопленный овин.
Амбары строили на окраине деревни, а так как наш дом в ряду домов был крайний, то амбар был в небольшом удалении от него, среди пяти таких же, выстроенных вдоль дороги, уходящей в лес. В амбаре хранилось зерно, предназначенное на семена, страховой фонд, установленный сельсоветом, зерно для помола и мука. Амбар представлял собой небольшой домик с двухскатной крышей, с маленькими окошечками для вентиляции и под дверью для котов, чтобы ловили мышей; потолком и прочным плотным полом, с засеками вдоль стен и полками. Стены, пол и потолок - без щелей, дверь плотная с хорошим запором. Следует, однако, отметить, что до тридцатых годов в Ичкове была одна особенность, заключавшаяся в том, что вход в дом на замок не закрывали, а обозначали, что хозяев нет дома, палкой, поставленной в перекрест ворот, а если весь день никого не будет, то двумя накрест поставленными палками. Бани, гумна, овины на замки не закрывались, а вот амбары с зер-ном закрывали, хотя замочки были слабенькие. Я не помню, чтобы были случаи воровства до трид-цать второго года. У нас в деревне, да и на всем Севере, вор - это самый презираемый человек. Вора презирали все - от мала до велика. Если поймают вора на месте преступления, то основательно изби-вали, объявляли о нем всем, и дело доходило до того, что вор вынужден был покидать деревню, если на навсегда, то надолго.
Я сказал, что до тридцать второго года так было. Дело объяснялось весьма просто. К нам в деревню и в соседние временно поселили раскулаченных и других лиц, высланных в наши края из южных районов России. Среди этих людей, в большинстве своем хорошо относящихся к жителям Севера, были и плохие, озлобленные, не желающие трудиться, которые и начали промышлять воровством. В ответ на это крестьяне вынуждены были сделать мощные запоры на домах, банях, гумнах, амбарах, где уже хранилось колхозное добро. Многие завели собак не только для охоты за дичью, но и для охраны жилища. В зиму с тридцать первого на тридцать второй год плохо было с хлебом, картофелем и другими продуктами. Жили впроголодь, питались лишайником (ягелем), выщелоченным золой, а также различной растительной пищей. Мать и в этих условиях заботилась о будущем. Сберегла и весной посадила около пяти десятков картофелин. Сажала картофель ночью, чтобы никто не видел, но не учла, что ночи-то белые. Какое же было наше удивление и несчастье, когда в пять часов утра обнаружили изрытую грядку: картофель был выкопан и унесен. Больная, заплаканная мать пошла в Орлецы в столовую для лесорубов и выпросила картофельные очистки, которые посадила. Осенью собрала хотя и небольшой, но всё же урожай картофеля. Получили на трудодни зерна и картофель, ожили, перезимовали, и дело пошло на лад.
В зиму на тридцать второй год сильно голодали люди в нашем Ичкове, но никто колхозного хлеба, молока и картофеля не воровал.
Колодцы. На три-пять дворов рыли колодец, оборудовали деревянным срубом и воротом для подъ-ема ведер с водой. На вороте была цепь с ведром, приобретенные вскладчину. У более состоятель-ных хозяев колодец был свой, и воду из него брали только они сами. Кроме колодца для питьевой воды, где была чистая, ключевая вода, еще оборудовали колодец у бань, из которого воду расходова-ли для мытья в банях, для стирки белья и водопоя скота из специально оборудованных колод, отхо-дящих в сторону от колодца. На крытом крылечке нашего дома стояло коромысло, отполированное плечами, на котором носили воду от колодца для скотины, для бани, для стирки и для себя пить и готовить пищу.
Славилось Ичково «гуляньями на лугу в Петров день - престольный праздник - после окончания по-севной и перед началом. Деревенская свадьба велась по старому, исконному новгородскому обычаю и в тридцатых годах и отличалась своеобразным обрядом. У дома невесты - прощальный девичник, на котором подружки грустят вместе с избранницей. Затем прощание с отчим домом и веселье: пес-ни, пляски и танцы целые сутки. В это же время были и угощения, как правило, свое кулинарное мастерство показывали сваты, приготовляя колобы, шаньги, кулебяки, ватрушки и пирожки, кисели, медовуху и квас по старинным своим "секретным" рецептам вековой давности.
Дружки в костюмах с перевязанными через плечо полотенцами везли молодоженов на санях или телеге на лошади, на расписной дуге три колокольчика. Еще одна особенность. В обряде крещения ребенка главным было имянаречение. Давно построенная церковь насаждала имена новорожденным из церковных святц, в которых одни и те же имена приходились на одни и те же числа, связанные с упоминанием христианского святого, человека знатного рода, или богов. Среди имен жителей Ичкова, данных из святц, были Таисия, Александр, Леонид, Клавдия, Лидия и другие. Однако под влиянием «питерских" наш поп "святцы" - календарь значительно дополнил, и появилось много древнерусских имен: Владимир, Ольга, Борис и другие.
Народные хоровые песни у нас были в почете, они давали нам наслаждение и прививали любовь к родному краю, его природе и к Северу вообще. У нас с детства было впечатление, что наш Север красив и величав благодаря бескрайним лесам, полноводной Северной Двине и могучему жизнера-достному северному люду. Здесь было соединено старое с новым, сохранено свое традиционное, кровное. В Ичкове имелись свой танец и своя песня, сочиненная на посиделках, где на тех же ве-чеpax рождались узоры кружев и вышивок. На посиделках разговоры были обо всех делах и событи-ях, и много было различных веселых баек. Здесь же молодые люди узнавали друг друга и выбира-лись женихи и невесты. Гармонист, душа посиделки, стремился создавать свои новые напевы на гармони, свои мелодии. На посиделках и праздниках звучали величавые и суровые хоровые песни, распевные и торжественные, вселявшие дух бодрости и поднимавшие чувство любви и высокого уважения к своему краю, создающие ощущение силы и твердого характера северного человека. С песней жили мы весело и радостно и трудились с вдохновением.
Очень трудно рассказать, как родители успевали трудиться, собирать урожай, ухаживать за живот-ными, растить по восемь-десять детей.
Выпивки спиртного постепенно, но по восходящей распространялись и в нашем селе. В старину жи-тели Ичкова, как и все северяне, варили пиво, изготовляли брагу и квас, медовуху и очень редко ханжу. О самогоноварении практически не знали. Эти сравнительно лёгкие напитки сопровождали застолья, подносились в качестве угощений на пирах. Значительное влияние на распространение выпивок оказывали заморские купцы и матросы с иностранных кораблей, приезжавших в Холмогоры, а затем в Архангельск. Они привозили с собой водку, джин и другие крепкие напитки, часто спаивали наших купцов, чтобы дешевле скупить товары. Заморские матросы часто были смертельно пьяны. Уже к ХVI веку Европа одарила Северную Русь водкой. Ее завезли на Север "немцы", как звали тогда всех иностранцев - европейцев. Когда сами северяне научились изготовлять водку, данных не нашел. Но достоверно известно, что водка стоила очень дорого по отношению к заработку, поэтому до тридцатых годов XX века это сдерживало ее массовое употребление крестьянами европейского Севера. Наш холмогорский крестьянин употреблял водку по престольным праздникам, на рождество, пасху, в масленицу, на свадьбах и поминках. Все остальное время крестьяне от зари до зари работали, отвоёвывая от леса землю, а у земли, в суровых условиях архангельского климата, хлеб свой насущный. Но вот беда была в том, что на праздник уж если пил наш мужик водку, то допьяну, находя в том какое-то отдохноведение. Женщины всеми силами противились этому. После праздников, после похмелья, многие раскаивались в своих грехах и даже давали обещания не допиваться до "чертиков", но не все эти обещания выполняли.
В двадцатых и тридцатых годах утверждались новые революционные праздники, новые обряды и шла борьба за трезвый быт. Во все старые престольные праздники, такие как рождество, пасха и им подобные, вели большую антирелигиозную пропаганду и проводили различные мероприятия, отвлекающие молодежь от верующих, например, ставили спектакли, проводили самодеятельные концерты, лекции и беседы, призывая селян к новому образу жизни. Жестко шла борьба с пьянством. Партийцам и комсомольцам вообще запрещалось употреблять спиртные напитки. За появление в пьяном виде исключали из комсомола. Презирались те, кто в городе посещал кабаки, гулял с матросами с иностранных кораблей, потому, что при таких попойках часто были большие неприятности и страшные венерические болезни. Однако произошло непредвиденное. Водка стала дешевой. Ее стали завозить во все лавки и магазины в неограниченном количестве. Материальный уровень колхозников с каждым годом возрастал, свободные вечера и выходные дни, особенно зимой, привели к тому, что появились ростки излишеств в употреблении спиртного. Питерские тоже везли смуту - выпивать стопку после бани, приговаривая, "грязное белье продай, а стопочку подай". И добились своего - в привычку вошло это зло у многих жителей Ичкова.
Сыну до женитьбы, как правило, отец не разрешал пить водку, т.е. до 24 лет. Ибо женились обычно после возвращения со службы в армии, а в армию тогда призывали по исполнении 21 года. Это по-ложительно сказывалось на жизни.
Исторически сложилось так, что Ичковские крестьяне, как и крестьяне Севера, были государствен-ными крестьянами, свободными от крепостной неволи. Они имели "столбовые" крестьянские родо-словные. Холодный и малоприветливый таежный край воспитал мужественных хлебопашцев, жи-вотноводов, лесорубов, плотников и охотников, отменных мастеров, обладавших трудолюбием и смекалкой. С виду наши люди угрюмые, но острые на язык. Мужчины Ичкова и соседних деревень осваивали всевозможные промыслы и ремесла, и значительная их часть уходила на заработки. О се-верянах говорят, "народ тертый и искусный". И все же велика была сила и красота земли, притяги-вавшая жителей севера. Плодородную землю крестьяне охраняли жестоко. Ни одного клочка плодо-родной земли не отводили под постройки, дороги и другие какие бы то ни было нужды. Плодород-ные земли огораживались жердьевой изгородью от скота. Заботились о плодородии каждого поля, внося на него всю имевшуюся органику. С детских лет прививали любовь к земле, бережное отно-шение к ней, как к основе жизни человека. С мала знали, что земля - это наша Родина, большая и ма-лая, земля - почва, земля - кормилица. Каждый клочок пашни - урожайная сила, основа получения хлеба. Крестьяне были хозяевами этой земли, знали, как обращаться с ней и были привязаны к земле, творчески служа ей и любя землю.
Северяне выращивали рожь и очень любили ржаной хлеб. Рожь в Холмогорском районе, была пло-дородной и родовитой и выращивалась здесь столетия. Рожью засевали все лучшие земли. Ржаной хлеб был главным русским хлебом. Благодаря ржаному хлебу была привязанность наша к долям, к сырым осенним пашням, когда они покрывались зеленым покрывалом, к солнечному весеннему по-лю, когда рожь, подросшая раньше ячменя и овса, начинает колыхаться волнами. Цветение ржи осо-бо вдохновляло хлеборобов своим лиловеющим колосом.
Ужe в это время приблизительно определяли возможный урожай и дальнейшую жизнь после сбора ее зерна. Озимую рожь сеяли осенью, когда основные работы закончены, т.е. в сравнительно спокойный для земледельца сезон, что облегчало его труд весной. Рожь жали серпом, снопы складывали в суслоны, а затем подсушивали в вине и молотили цепами на гумна. У ржи высокий стебель. Соломы было много, и шла она главным образом для подстилки в стойле коровы, реже на прокорм скота (соломенную резку запаривали, сдабривали отрубями).
У ичковлян был старинный русский сорт ржи, выведенный еще в XIX веке, морозостой-кий (выдерживал - 50°С), в дождливую пору тянулся стебель - ввысь. Был и недостаток - поле-гание. Но серпом сжинали полностью. В колхозе начали использовать жатку, что значительно облег-чило труд жнецов, как правило, женщин.
Слышал, что теперь засевают колхозные поля новой, короткостебельной, более урожайной ро-жью и убирают ее комбайнами. Значит, придет время, когда вновь восторжествует русский ржаной хлеб. Несмотря на большую привязанность к земле, среди крестьян Ичкова было много "питерских". Большинство из них кровельщики, работавшие в Петрограде летом, а некоторые, как мой отец, круг-лый год, приезжая в деревню к семье на один-два месяца. Мастеровые люди, работавшие в Петро-граде, Архангельске и других городах не порывали с деревней, совершенствовали хозяйство и дом в деревне, считая, что старость надо, коротать в деревне, а сейчас детей легче воспитывать в своем до-ме да еще с коровой. Питерские оказывали большое влияние на весь уклад жизни в Ичкове, на ее быт и культуру.
Конь считался верной опорой в хозяйстве, и мечта приобрести коня захватывала и тех, кто уходил на заработки в город. С приобретением лошади, как правило, даже "питерские" оседали в деревне. Предпочитали иметь одну-две коровы холмогорской породы.
Среди тех крестьян, которые не уезжали на заработки в город, а постоянно жили в деревне, много было различных мастеров: плотники, печники, бондари, шорники, обувщики-сапожники (они же выделывали кожу из шкур животных), саночники и колесники, что леса для телег делали; кузнецы и вязальщицы, пряхи, ткачихи и кружевницы. Теперь же есть только такие специальности: доярка, тракторист, шофер да слесарь, вот, пожалуй, и все. Одни мастера изготовляли бондарную посуду: ушаты, ведра, в которых хранили воду на кухне и в бане. Ведра делали с ушками, чтобы носить на коромысле. Другие плели корзины из дранки, кузова, лукошки, пестери и лапти из бересты. В этом деле преуспевали Сидор Маркович Распутин и его сыновья Василий и Степан. Много они сделали берестяных фляг-баклажек для хранения жидкости, которую многие брали с собой на полевые рабо-ты и сенокос. Телеги, сани и лыжи делали свои мастера (Василий Сидорович, Яков Александрович, Антипины и др.). Ковши, лотки деревянные и гончарные изделия - глиняные обожженные горшки и кринки - покупали в Холмогорах и Архангельске.
В кузнице подковывали лошадей, ремонтировали телеги, сохи и другой инвентарь. Серпы и косы, различные ножи и топоры делали до начала века, а затем, особенно после революции в двадцатые годы, можно было все это купить в городе и делать их в кузнице перестали. Продолжали ковать под-ковы и подковные гвозди. Изготовляли металлические поделки, которыми украшали двери и особенно ворота: замысловатые навесы с петлями, дверные кольца (стукало), накладные секирные замки и личины.
Все жители имели валенки, которые катали мастера, жившие в деревне Кривое. Свои, ичковские, мастера делали валенки, но очень грубые, неказистые. Для нашей семьи валенки катал Андрей Пав-лович Уткин из шерсти, настриженной с овец, которых мы держали. Сапоги шил свой деревенский мастер. Его называли не сапожником, а мастером-кожевником, так как он не только шил сапоги, но и кожу выделывал.
Большинство ичковских женщин занимались прядением льна и шерсти и ткачеством. До колхозов многие семьи выращивали лен, Обрабатывали (обмолачивали, трепали, чесали), а затем зимой пряли мягкий лен в весьма тонкие, гладкие и крепкие нити, хотя медленно и немного заготовляли пряжи, но для своей семьи хватало. Из этой пряжи они ткали полотно для белья, салфеток и полотенец. По-лотно белили во время холодов, а затем шили рубашки, юбки, кофточки, у которых еще и вышивали рукава; шили портки и полотенца, а из грубой пряжи - онучи (портянки). Большинство семей имели свои мялки для отделения кострики от волокон льна, мотовила для перематывания нитей с веретен на мотки, ткацкие станки, на которых ткали льняную и реже шерстяную ткань. Мужчины и женщи-ны сами чинили (подшивали подошвы) валенки, женщины вязали шерстяные кофточки, свитера, варежки и т.п. Девочки штопали чулки, латали одежду.
В семьях питерских была фарфоровая, фаянсовая и стеклянная посуда и красивые керосиновые лам-пы, привезенные из Петрограда. В нашем доме были и старинные оловянные тарелки, чайник и дру-гие интересные оловянные вещи. Были и медные: самовар, чайник, умывальник и тазы. С какого века они хранились в нашем доме, не установлено.
Ичково было экологически чистым. Навоз, жижа, фекалии, как ценное удобрение, вывозились на поля. Кухонные отходы, помои скармливались скоту. Твердые отходы сжигались, и не было нужды у крестьян ни в канализации, ни в мусорных свалках. Культурная жизнь в нашем селе резко возросла, когда в начале тридцатых годов в каждый дом стали подавать электроэнергию для освещения и у большинства крестьян-колхозников был репродуктор. Хотя радиопередачи слушали, как правило, рано утром и весь вечер, а днем репродуктор "молчал" в рабочие дни и непрерывно "говорил" в воскресные.
В далеких двадцатых годах в ряду важнейших, самых насущных дач ВКП(б) была ликвидация не-грамотности и шло повышение культуры сельских жителей. С 1923 по 1928 годы ликбез имел боль-шой успех. Практически все взрослое население Ичкова стало грамотным - умели читать и писать, а дети получали прекрасное четырехклассное начальное образование. С 1929 года большинство моло-дежи Ичкова стало заканчивать семь классов, получая неполное среднее образование, весьма хоро-шее по тому времени. Это было величайшее завоевание Революции.
Северная культура была еще жива, неповторима, как и сам Холмогорский район. Песни, пляски, ве-селые и исторические рассказы, рушники с алой вышивкой, цветные передники и кокошники, блеск самоваров и яств на белоснежной домотканой скатерти были вначале тридцатых годов украшением жизни северной деревни и в белую и в темную предзимние ночи. Гармонь, балалайка, гитара и, из-редка мандолина веселили и волновали сердца слушателей и исполнителей. Звон гитары особо це-нился молодежью, покорял сердца многих, но гармошка всё же была всесильной.
После гражданской войны и особенно в конце двадцатых, начала тридцатых годов уходила моло-дежь на заводы в Архангельск и Ленинград и в некоторые другие города. Но все же тогда было больше коренных жителей, не собиравшихся покидать дедовские насиженные места, вытаскивать свой древний корень, широко распростершийся по обоим берегам Северной Двины. В тридцатых годах еще крепко держались песни, предания, имена полей и пожней, лесных речек и озёр, где даже ключ и ручей имел свое имя. Святость родного порога, привязанность к своей малой Родине была великая, она сохранялась еще и после Великой Отечественной войны, унесшей самых здоровых, мо-лодых мужчин. Ичковские мужики любили домашнее хозяйство и, уходя в город, не порывали с ним. Помогала в жизни и могучая Северная Двина, работящая, то тихая, то неспокойная. Плыли по ней нескончаемым потоком бревна, плоты-кошели и плоты в связках за пароходами. Любили мы свою могучую Северную Двину, по которой в двадцатых и тридцатых годах ходили колесные пароходы. Колесный пароход был внушительной величины. Плюхает себе палицами по воде, дымит, пыхтит и тянет по течению плоты леса и баржи с балансом, а против течения - больше всего баржи, нагруженные товарами в Архангельске. Шлепает по воде громадными колесами пассажирский пароход, не торопясь вверх, и вниз по течению быстрее, извещая громким гудком о своем прибытии у каждой пристани и тремя гудками об отходе от нее. Плавали мы на этих пароходах, занимая, местечко около трубы, так как на реке знобко, особенно ночью, а у трубы уютно, тепло и обзор хороший.
Мы, покидая Ичково на длительное время, всякий раз думали, что когда-нибудь сюда вернемся, в свой дом, под свою крышу, к своим людям, при любой сложности или тяжести в жизни. Здесь мы найдем свое место в жизни и свой покой. В нашем воображении наш край - это спокойные холмы, покрытые лесом, чистый свет, добродушный окающий говорок.
Рубленые деревни темны от дождей. Хороша здесь осень: осенью на широких пойменных лугах сто-ят могучие стога сена, а в мокрых местах лежат льняные стелища. У некоторых домов полыхает ря-бина. Палисадники густеют смородиной. Озера наполнены глубочайшей синевой. По-летнему гуля-ют еще на пастбищах стада. Здесь у нас начинается листопад и идёт к югу по пятьдесят километров в сутки.
Многие ичковляне участвовали в гражданской войне, особенно в период освобождения Севера от интервентов и белогвардейцев. В этой войне бывало и так, что шли брат на брата, сосед на соседа... Воевали на Хасане, Халхин-Голе в Финской и особенно отстаивали Советскую власть и завоевания социализма в годы Великой Отечественной войны. Бились мужественно. Около восьми тысяч жителей Холмогорского района не вернулось с полей сражений. Много похоронок пришло в Ичково. Имена павших смертью храбрых записаны на обелиске в центре Ичкова. Их десятки. Собираются земляки - участники войны, чтобы рассказать молодежи о событиях, уходящих в историю.
Задумываться стали о происходящем в деревнях. Почему безбоязненно рвут корни, соединяющие колхозников с землей, отчим краем, речкой, лесом и озером детства. Почему становятся люди как перекати-поле, скитаясь из одного конца страны в другой в поисках "счастья", хотя не всегда удача им сопутствует.
В тридцатых годах этого века в комнатах, особенно в кухне, в чуланах и на чердаке хранилось много различной утвари прошлых веков. Крестьяне очень бережно относились ко всему тому, что было создано руками человека, и хранили все старые вещи, даже те, которыми уже давно не пользовались. Но вот предков своих знали плохо. Самое большее - деда и бабушку, да и то без подробностей их жизни и труда. При этом помнили только их имя и редко отчество. Сейчас молодежь несколько больше стала проявлять интерес к своим предкам, и пока, видимо, еще есть возможность восстановить их родословную и воссоздать историю их деревни, поселка и рода, хотя бы с начала XX века. Надобность в этом есть, ведь мы первые совершили социалистическую революцию, первыми в истории всего человечества стали строить социализм, и это должно быть с величайшими подробностями описано. Старые фотографии, различные документы, грамоты, вырезки из газет, журналов, где были статьи о земляках, расскажут, как устанавливалась Советская власть, строился социализм, кто, когда и как защищал эту власть, социализм, социалистическое Отечество. Ведь это уже история, а знать ее должны наши внуки во всех мельчайших подробностях своей малой Родины, наряду со знанием прошлого быта, труда, обычаев, обрядов своих родных и односельчан. Ждать того, что это сделают учёные-историки, нельзя. У них не хватит сил. Пользу должны приносить мы сами, когда-то здесь жившие. Не обязательно Ваш труд должен быть издан большим тиражом. Оставьте рукопись внукам.
Моя и твоя родословная. Что мы знаем о людях, прошедших по родословной цепочке? Помним о третьем колене и то немного, а где же фамильная гордость, где ваши истоки?
Не удалось восстановить "древо" Абакумовых. Времени не было. Ведь еще на поздно. Уверен, что сохранилось в архивах сельских советов и правлений колхозов много документов, которые позволят осветить родословную Ичкова. Духовная оседлость, привязанность жителей к родному месту прояв-ляется и в наши дни. Вся надежда на тех, кто не порывает связь с малой Родиной, и опишут ее, ведь малая Родина это - луга и леса родные, озера и поля; это песня, сказка и всюду, знакомые люди; свой дом, где родился и жил. Быть кормильцам в этом доме большой семьи - это счастье и радость жизни. В этом, видимо, суть и понятие - моя Родина, та малая, которая западает в сердце со дня рождения, где первая любовь и работа. С отчего дома начинается любимая Родина, с дома, за который крепко держался отец, стремившийся каждому сыну построить дом. Оберегая дом, оберегали свой Северный край, свою семью. Дом у нас был нравственной основой, связью не только с землёй и хлебом, но, главное, с самим нашим существованием. Итак, мы сделали небольшой экскурс в два-дцатые и начало тридцатых годов XX века до великого перелома - коллективизации крестьян. Те-перь еще рассмотрим семью, жившую накануне коллективизации, чтобы лучше понять успехи и зна-чение социалистического строительства на селе в 30-х годах и влияние коллективизации на весь уклад жизни крестьян в Ичкове в первые пять лет после создания колхоза.
СЕМЬЯ "ПИТЕРСКОГО"
Семья - самая маленькая, но основная ячейка, не проходящая данность человеческого общества, веч-но была и останется в любой формации, включая и коммунистическую. В семье, состоящей из роди-телей, детей, внуков и ближайших родственников, живущих вместе, решались и решаются все дела и вопросы, как правило, сообща, без формальностей, не скрытно от других жителей села и города. Приверженность к семье, любовь к семейной жизни на Севере, в том числе в Ичкове, была сильно развита. Семьи были большие, трехдетные и многодетные. Всегда радовались прибавлению семей-ства, особенно рождению ребенка.
Все крестьянские семьи были трудовыми предприятиями, где крестьянин в одном лице был и хозяин и работник. Это были не кулаки с батраками, а самоэксплуатирующиеся семьи. Цель их производства - удовлетворение потребностей семьи, которые насчитывали в своем составе даже более десяти едоков. Многодетные семьи в двадцатых годах были в основе своей еще патриархальные, традиционно русские семьи, подробно описанные в литературе. Эти семьи существенно отличались от городской и, тем более, от семьи современной. Отец семейства почитался всеми. Уклад семьи был устойчив, строго соблюдались все обычаи, установившиеся с давних пор. Большие семьи были счастливыми и сплоченными в нужде и горе, отец и мать проявляли заботу о том, чтобы были в доме счастье и радость, стремились к посильному благоустройству дома и быта в нем.
Считалось, что даже с двумя детьми северный край не будет нормально развиваться. Такой взгляд был и в двадцатых годах ХХ века. Привязанность родителей к детям и детей к родителям была поис-тине большая. Все члены семьи, особенно муж и жена, внимательно, предупредительно относились друг к другу. Каждый член семьи в полную меру своих сил трудился в семье, выполняя различие домашние обязанности, и презирался тот, кто стремился уклониться, "проехаться" за счет матери, брата или сестры. Такого тунеядца перевоспитывали всей семьей. До колхозов домашнего труда хватало всем. Мужчины и женщины трудились от зари до зари, а вот с колхозами мужской труд дома резко сократился, а женский домашний труд остался с раннего утра до позднего вечера без выходных и отпусков. Мужчины по вечерам стали уходить из дому "коротать время", а по воскресным дня и выпивать. Нарастали семейные конфликты уже к концу тридцатых годов. Однако это было в самом зародыше. По-прежнему продолжалось строительство домов для каждой семьи. Женились, как правило, после службы в армии, стремясь в первые же годы совместной жизни иметь детей. «Бобылей», бездетных и даже однодетных презирали, а за разведенного мужика вряд ли пошла бы какая-либо девушка, да и родители не разрешили бы ей выйти за разведенного "взамуж". Молодые люди тридцатых годов не бежали в сельсовет регистрироваться после короткого знакомства, а стремились узнать друг друга, определив сходство характеров, возможность жить вместе друг с другом, а потом уж становились мужем и женой на всю жизнь. Домашний труд был средством сплочения семьи, общностью интересов, где все домашние дела выполнялись каждым членом семьи, в том числе и детьми, способными к чему-либо. В многодетных семьях матери и отцу помогали и старшие, и младшие дети. Старшим подражали, о младших заботились, и шла нормальная семейная жизнь. Пожилых людей и стариков молодые почитали. В начале тридцатых годов еще существовало понятие "глава семьи". Повышенное внимание друг к другу прививалось с малолетства. Стремились ичковляне к личному бессмертию, которое гарантировалось во внуках и правнуках. Поэтому относились к ребенку уважительно, уделяя ему большое внимание, и без особых нотаций приучали к совместному труду. В обиходе был семейный стол, объединявший всех домочадцев ежедневно, хотя это и были остатки патриархальных времён, когда обедали, ужинали и завтракали все за одним столом, а в двадцатых годах даже ели из одной миски, хотя столовой посуды было уже достаточно для каждого. Застолье было степенное, и отец, да и мать непрерывно воспитывали детей словом, показом, а иногда, изредка, за нарушение степенности, наказывали ложкой по лбу нарушителя порядка. По праздникам и семейным торжествам прививалось чувство родственной близости с теми родными, кто жил в отдельном доме или в других деревнях или в городе. Здесь же за столом проявились чувство семейного достоинства и уважения к старшим. За столом меньших приучали к порядку и бережливости. Нельзя было оставлять кусок хлеба на столе, там более ронять даже крошки хлеба на пол; вертеться, болтать ногами, стучать ложкой о миску, ставить чашки и кринки на край стола и многое не, не... и другие правила поведения прививались детям систематически, и все принималось без обиды. За столом решались многие хозяйственные и домашние вопросы, как по-нынешнему на пятиминутках и планёрках, длящихся по полчаса. Все обговоренное за трапезой считалось окончательным указанием главы семьи. Выходили из-за стола все вместе, как и садились по приглашению матери. В страду обедали на пожне под стогом сена или на поле под суслоном (бабкой). Работали до темноты в августе, а весной и летом, в белые ночи, работу кончали, когда лошадь устанет, и ей надо дать отдых.
В этом повествовании опишу семью Абакумова Григория Фёдоровича, глава которой был питер-ским, обучавшим старших сыновей своему ремеслу для работы в городе. Многие положения, изло-женные в последующем, присущи большинству семей питерских, живших в Петербурге и в Ичкове. Эти семьи значительно отличались от тех семей, которые непрерывно жили в Ичкове, и глава семьи в которых не был отходником.
После окончания гражданской войны, вернее по освобождении Севера от интервентов и белогвар-дейцев, землю поделили по числу едоков в каждой семье. До революции здесь землю наделяли толь-ко на мужской пол. Женщин "душами" не считали, и земли на них не полагалось. Советская власть распорядилась произвести передел земли пo едокам. Каждая семья подучила свою долю. Последний передел земли был в начале века, и к моменту революции с наделом земли дело обстояло очень пло-хо. К этому времени количество членов каждой семьи возросло. О наделах земли до революции при-веду такой пример. У Константина Лучинина было восемь дочерей и жена девятая, а земельный надел только на него одного. Вот и живи, как хочешь; конечно, он был бедняком. Уменьшение числа бедняков в Ичкове произошло после того, как разделили землю по количеству едоков. Уже к концу двадцатых годов многие бедняки вышли в середняки, а единицы середняков - в кулаки, содержавшие батраков и арендовавшие землю у безлошадников - бедняков. Отходники - "питерские" стали дольше жить в деревне, а некоторые порывали с городом и возвращались на постоянную жизнь в деревне, особенно те, возраст которых приближался к 60 годам. Пенсий-то для отходников не было. В семьях питерских был большой авторитет матери, и все же окончательное решение главных вопросов было за отцом. Все решения отца и матери для детей и снох являлись законом, исполнялись беспрекословно. Во взаимоотношениях в семье соблюдалось старшинство по возрасту, надо было говорить только правду, а за ложь наказывали даже физически. Учитывая длительное отсутствие отца в семье, до 12-13 лет мальчишек воспитывала больше всего мать, и сразу по окончании начальной школы сыновей брал отец с собой в Петербург (Петроград) учить ремеслу. Дочерей мать воспитывала до их замужества. Слово материнское крепко держало семью, мать почитали все. В двадцатых годах сохранялся еще родительский деспотизм: без родительского благословения сын не мог жениться, а дочь не могла выйти замуж. Невесту для сына, как правило, выбирали родители. Так было и для Степана, и для Якова. Яша выбрал себе невесту на Украине, когда воевал против банд Махно. Написал об этом родителям, но родительского благословения не получил, а сообщили ему, что для него подобрали невесту, сосватали и, как только приедешь домой, будут гляденье со стороны невесты и смотрины с нашей стороны. Посмотрят они тебя, а ты невесту свою, ее здоровье и красоту, и свадьбу после этого сыграем. Нам уже известно о приданом для невесты, девушка работящая, мастерица и веселая, тебе понравится. Живет она в Копачеве, Александра (Саша) Чащина. Отец твой уже заготовил бревна на дом для тебя с женой, и место для дома сельсовет определил. Вот так и было все решено.
Старшую дочь Татьяну выдали за Андрея Павловича Уткина, хорошего кровельщика и прекрасного печника, работавшего вместе с нашим отцом в Питере. И для Степана отец с матерью сосватали Ирину Яковлевну Вершинину. До какой нелепости родительский деспотизм доводил в вопросах женитьбы детей, приведу такой случай. У Ивана Григорьевича (в Моторихе) была дочь-красавица Вера, любившая молодого человека из соседней деревни. Просили она и ее жених родительского благословения, но ей не дали, а выдали насильно за односельчанина Копалина, приехавшего из Москвы в Ичково, чтобы жениться на этой красавице и увезти в Москву. Дело кончилось смертью Веры, потрясшей не только своих родителей, но практически все семьи, узнавшие об этой трагедии. Только с начала тридцатых годов этот деспотизм стал искореняться, хотя многие старые обычаи еще сохранялись. К примеру, для сестры Нюры готовилось приданое, как говорили, сундук с приданым, перину, подушки, одеяла и другие необходимые в семье вещи. Но мать считала это не главным. Ежедневно приучала мать своих дочерей прясть тонкие нити, ткать полотно, шить простые, но необходимые вещи, вязать чулки, рукавицы и кофточки. Много уделялось внимания правильному уходу за коровой, приготовлению пищи, накрытию стола и правилам приличия, тем, которыми сама владела. Считалось главным, для невесты быть хорошей хозяйкой, умеющей кормить мужа и ухаживать за детьми. Такое "приданое", как умение и трудолюбие, требовалось и от жениха, и если этого у него нет, то за него не выдадут хорошую невесту. Таким "приданым" молодые люди должны были обладать: девушки к 18 годам, а мужчины к двадцати годам. Считалось обычаем брать в жены девушку моложе на три года будущего мужа. Перед призывом в армию происходил сговор, смотрины, и невеста ждала своего жениха из армии. Как только сын женился, отец стремился построить для молодоженов дом к моменту рождения первого ребенка, выделить положенную часть имущества и оформить отделение сына по закону - через сельсовет. Жить вместе отец с матерью стремились с последним сыном, а для старших сыновей создавались условия самостоятельной жизни. Дом для отделенного сына строили, по возможности, рядом или вблизи с родительским, и родственных связей и взаимопомощи не прекращали. Работы в поле и на пожнях стремились выполнять вместе. До двух лет строили дом для сына. За это время невестка стремилась показать свои способности к самостоятельному ведению хозяйства. Такую невестку свекровь обожала, и в семье царили мир и радость. Ссоры, хотя и были, но очень редко. Когда невестка становилась матерью, все в дома преображалось, стар и млад почитали молодую мать, стараясь чем-то ей помочь или в чем-то угодить.
Семья для каждого из нас была "началом начал". В ней, крепкой, сплоченной, трудолюбивой, воспи-тывалось наше отношение к труду, знаниям, уважение к старшим. Как правило, работать начинали с детства - летом, когда не ходили на занятия в школу, и круглый год после окончания начальной школы. Труду учились у отца и матери, у старших братьев и сестер. В школе мы получали необходимые знания и общественное сознание (детских ясель, садиков, площадок тогда не было). У жителей Севера существовал суровый закон - дети, особенно мальчики, должны обязательно окончить сельскую школу, четыре класса, а потом уже обучаться мастерству. Поэтому хотя на улице мороз, метель, снегу много, сугроб на сугробе; а мы гурьбой пробивались в школу через луг, Северную Двину в школу, находившуюся в Копачеве. Шли по занесенной снегом дороге, обозначенной вешками из елок, почти три километра. Эти вешки дали нам настоящую будущую жизнь. В рождественские, крещенские и другие морозы мы обмораживали и щеки, и носы, и даже пальцы на ногах, но четвертый класс успешно закончили и не замерзли, и не утонули, переправляясь через Северную Двину осенью и весной два раза в день. Родители же гордились: они у нас большие, грамотные.
После школы отец обучал сыновей своему ремеслу, чтобы была династия кровельщиков, работаю-щих в Петрограде (Ленинграде). Матери и отцу помогали все дети. Старшим подражали, о младших заботились, и шла нормальная жизнь. Мать и отец направляли и контролировали наше взросление, без особых нотаций приучали к труду.
Наши ребячьи забавы протекали в делах хозяйских под руководством и с помощью взрослых, а по-этому мы навсегда различали, где игра, а где работа. Каждый из детей начинал по-настоящему рабо-тать сразу по окончании учебы в школе с двенадцати-тринадцати лет. С покупкой лошади вся моя жизнь преобразилась. Кормить, поить, чистить лошадь я стремился ежедневно. Поездка верхом, пра-вильно запрячь "Рыжика", получить лестное слово отца "Молодец" было верхом мечтаний. Возить сено на пожнях, снопы с поля в гумно - это был все же труд, но для всех ребятишек и радость за то, что доверили. Всякий раз мы выпрашивали работу, и по загорающимся у нас глазам отец или мать определяли, какое поручить дело. Нас не понуждали к труду, мы стремились доказать, что уже мо-жем работать наравне со взрослыми, и работа нам требовалась. Сестренки в 13- 15 лет самостоятель-но ухаживали за коровой, и кормили и доили буренушку. Всегда стремились помочь матери, особен-но в страду, сделать получше и побыстрее, чтобы побежать на посиделки и вечеринки. Наряду с се-рьезным трудом, всем нам представлялось право на игры и различные забавы в свободное время от работы и домашних дел по уходу за животными, заготовкой дров для печек, воды и корма скоту.
ОТЕЦ
Отец мой был "питерским". Родился он в Ичкове в 1870 году в семье крестьянина - отходника, сезонно работавшего на судоверфях и по деревням, по специальности пильщика досок. Родители отдали Григория, двенадцатилетнего, в люди в Петербург в мастерские Телегина, где работал его дядя и другие ичковские кровельщики. К двадцати годам отец стал хорошим кровельщиком с "приличным заработком, снял квартиру в Казачьем переулке (теперь переулок Ильича) и женился на Анне Федоровне, дочери тоже "питерского", работавшего в Петербурге кровельщиком. До начала века отец и мать безвыездно жили в Питере. В Петербурге Анна Федоровна родила дочь Татьяну и сына Степана. Жизнь усложнилась. Отец, собрав необходимую сумму денег, строит в Ичкове дом и покупает корову. С 1900 года Анна Федоровна с детьми все лето стала жить в Ичкове, изредка навещая отца в Питере, а зимой на несколько месяцев отец приезжал в Ичково. Так и жили в городе и в деревне и вырастили восьмерых детей. Степан, старший сын, с десяти лет жил с отцом в Петербурге, стал специалистом-кровельщиком, рабочим, порвавшим в конце двадцатых годов полностью с деревней. Десятилетним мальчишкой увез отец в город и второго сына, Якова, и тоже обучил кровельному делу. К восемнадцати годам Яков уже был самостоятельным кровельщиком. Однако в жизнь семьи вмешалась сначала первая мировая война, а затем гражданская. В 1915 году Степана призвали в армию и отправили на фронт. Отец продолжал жить и работать в Петербурге вместе с Яковом до 1918 года. Случилось непредвиденное для отца. В октябре 17-го года отец был приглашен рабочими мастерской принять участие в штурме Зимнего дворца. Он согласился, так как хорошо знал руководителя рабочей дружины и доверял ему. До Зимнего они не дошли, стояли в одном из дворов в ожидании приказа, да так и не получили. Все сделали без их помощи матросы да красногвардейцы, как рассказывал мне отец. На следующий день он пошел на работу в мастерскую, но почувствовал очень плохое отношение со стороны хозяина мастерской, которую еще не национализировали. Заказов на кровельные работы почти не было, заработка не стало, и отец уехал в Ичково, сохраняя за собой квартиру. После Октябрьской революции большую часть времени провел в деревне, занимаясь сельским хозяйством, и только летом периодически ездил в Петроград на заработки с главной целью, чтобы сохранить за собой квартиру, в первую очередь для сыновей, воевавших на фронтах гражданской войны и боровшихся с бандами.
В армии он не служил. Его участие в гражданской война ограничилось только несколькими месяца-ми работы в обозе, на казенной лошади (войсковой обоз Красной Армии).
С 1928 года полностью он переехал жить в Ичково, передав ленинградскую квартиру сыну Степа-ну, который стал рабочим, порвавшим с деревней.
Когда я родился, отцу было сорок шесть лет. Поэтому я его помню уже пятидесятилетним. Был он росту выше среднего. В плечах, хотя и нe косая сажень, но все же был широк и чуточку сутулился. Волосы каштановые расчесывал на прямой пробор, волосы на висках были «серебряными». Цвет глаз не помню, кажется, были серые. Усы и борода тоже были каштановые, но светлее волос на голове. Усы аккуратно подстриженные, без седых волос. Борода широкая, "лопатой", а по средине шла прядь седых волос, разделяя бороду как бы на две половины. Руки большие, узловатые, а на правой руке не было указательного пальца. Отец говорил, что "зевнул", и палец попал в шестерни токарного станка. Взгляд был строгий, но не суровый. Говорил мало, но был с соседями и с родней общителен. Когда Михаил приносил из сельсовета, где он работал секретарем, газеты, то отец весь вечер читал и иногда долго беседовал с Мишей. Ко мне он относился очень хорошо, только как-то жалостливо, что я очень мал, а он уже стар. Особых ласковых слов мне не говорил, а если был довольным по отношению ко мне, то как-то особенно легко, ласково трепал мои волосы и, сияя всем своим лицом, улыбался и произносил: "Молодец". Вообще-то отца я видел мало. До двадцать восьмого года все же он много времени работал в Ленинграде. Двадцать восьмой и двадцать девятый годы я жил у дяди в Архангельске, был учеником слесаря в мастерских "Нарпита", а в тридцатом осенью отец умер. Лето тридцатого года после учёбы в школе колхозной молодежи я неотлучно был с отцом, когда он тяжело болел. Вот этот период и остался у меня в памяти о своем отце. Основное воспитание я все же получил от матери, с которой я прожил до осени тридцать седьмого года, т.е. до призыва в армию. Последние дни жизни отца я описал в рассказе "Путик".
МАТЬ была роста выше среднего, но чуть ниже отца. Очень стройная. Ходила с гордо поднятой го-ловой, во всем чувствовались независимость и высокое достоинство. Волосы русые, пышные, коса до пояса, но быстро поседели. Глаза голубые, сияющие и с какой-то лукавинкой. Лицо строгое, голос ровный, располагающий собеседника. Любила шутить, в тяжелые минуты не унывала, а стремилась найти выход. Пользовалась большим уважением соседей. Соседки часто приходили посидеть, поговорить, чайку попить. В молодости мать была главой в квартире в Петербурге, где они жили с мужем безвыездно до начала века. Когда построили дом в Ичкове, она стала главным творцом этого дома, в котором и прожила сорок шесть лет, периодически выезжая в Петербург к мужу. Мать по-своему наводила строгий порядок в доме и создавала необходимый уют для всей семьи, достигавшей пятнадцати человек. Анна Федоровна очень заботливо и уважительно относилась к мужу и до забвения заботилась о детях. Обуть, одеть, накормить детей входило в ее обязанность, но не меньшей обязанностью считала для себя научить дочерей всему тому, что умела сама делать. Дочери жили с матерью до замужества. Настойчиво, но ненавязчиво прививала любовь к труду своим детям.
В ичковском доме были простые, недорогие и только необходимые вещи. Что было в питерской квартире, я не знаю. Одевалась мать аккуратно, строго и держала всех детей в строгости к одежде, обуви и добивалась бережливости во всем. Она была всегда в работе, ни на что не жаловалась, не причитала, а ее требования и даже просьбы мы выполняли беспрекословно. Она учила нас справед-ливости как между собой в семье, так и особенно со всеми односельчанами - взрослыми и нашими ровесниками. Переводя на современные понятия, она больше всего занималась нашим воспитанием, потому что отцу было некогда, работал он больше в городе и мало общался с малыми детьми. "От-дыхала" мать обычно за вязанием рукавиц или чулок, штопаньем одежды, к чему приучила и доче-рей. Очень любила слушать громкое чтение книг. Сама она научилась читать во время ликбеза в 1925-28 гг. и могла читать книги с крупным шрифтом. Несмотря на то, что была практически негра-мотной, добилась того, что все дети имели образование не менее четырех классов, а при советской власти двое получили высшее образование. Мать была очень терпелива, любила шутить, никогда не кричала на нас. Она была домашним учителем выполнения всех дел по ведению хозяйства и по по-левым работам. При этом незаметно для нас прививала любовь и радость за сделанную работу, особо хорошо сделанную, и труд ежедневный был для всех нас в радость, приносил пользу каждому и всей семье. Мать и отец всем нам привили трудолюбие и добивались того, чтобы каждый из нас имел специальность для работы в городе и умел бы выполнять все сельскохозяйственные работы в своем индивидуальном хозяйстве.
Авторитет матери был очень велик. Дети слушались ее, повиновались, была общая любовь между детьми, честность, прямота, более всего ценившиеся в семье всеми.
Свет и тепло матери, ее заботливые руки и все понимающие глаза сопровождали нас от рождения и все годы, пока она была рядом с нами. Она жертвовала для детей всем, чем могла, воспитав восьме-рых детей. Была очень терпелива, внимательная и очень добрая. И мать и отец требовали от своих детей делать все на совесть, быть порядочными и трудолюбивыми. В семье мы ощущали тепло, пол-ноту жизни и счастье в совместных хлопотах и труде. У нас здесь в семье рождалось чувство уваже-ния к старшим, к окружающим, вырабатывались нормы поведения и любовь к Ичкову и вообще к родному краю, а у старших братьев - к Ленинграду. Безусловно, в семье были и размолвки, неладные взаимоотношения, хотя и временные. Но все это проходило быстро, мне думается, благодаря взаим-ной терпимости при этих неладах. Была и особенность. Стремились, чтобы о разногласиях в семье не знали соседи и на работе. Твердо выполнялось требование отца и матери: "Не выносить сор из избы". Хотя теперь считается, что соседи и товарищи по работе помогут в трудную минуту. Видимо, разногласия в семье тогда были менее значительны.
При воспоминании о матери в сознании зримо появляется большая русская печь, беленная, без еди-ного пятнышка, около которой всегда была мать. Каждую неделю она пекла хлеб. Ставила круглые караваи (хлебы) на горячий, чисто выметенный сосновым помелом печной под. Тотчас из-под за-слонки начинал струиться горячий запах ржаного хлеба, запах родного дома, тепла и покоя. Иногда к ржаной муке прибавляла обдирной ячменной муки, от чего хлеб становился белее. До сих пор не могу сравнить по вкусу городской ржаной хлеб с ржаным же, который выпекала мать. Ржаной хлеб теперь недооценивается, но можно надеяться, что скоро вновь восторжествует русский ржаной хлеб. Ученые доказали, что ржаной хлеб в два раза больше, чем пшеничный, содержит в своих белках аминокислоты, свойственные животному происхождению, и до 45% углеводов превращающихся в организме в глюкозу и сахар. Ржаной хлеб поставляет витамины, минеральные вещества и хорошо усваиваемое железо. Может быть, пшеничный хлеб и лучше, но на севере пшеница плохо растет.
В печи мать варила для нас густую ржаную кашу "густяху", которую ели, окуная в разогретое сли-вочное масло. Пекла заварные и тертые калачи. Излюбленным кушаньем у нас были блины красные и топтуны. Чаще всего мать угощала нас блинами, приговаривая; "Кушайте на здоровье красные блины". Пекла она блины из дрожжевого теста не только на масляной неделе, а всякий раз, когда к нам приезжали зятья или приходили гости, а также по праздникам. В остальные дни пекла блины на кислом молоке или из пресного теста. Блины выпекала в этой русской печи на черной чугунной сковороде, очищенной солью, прокаленной, протертой, а потом смазанной сливочным или, когда было, то растительным маслом. Вот после такого очищения сковороды все блины получались хорошие и не комом. Перед выпечкой каждого блина разогретую сковороду смазывала тонким слоем масла при помощи крылышка куропатки. Внимательно наблюдала за выпечкой блина и, когда одна сторона зарумянится, блин переворачивала и затем безошибочно определяла его готовность. Готовые блины поливала (или смазывала) маслом, клала на тарелку стопкой по десять штук. Если из Ленинграда или Архангельска привозили пшено или гречневую муку, то мама выпекала блины с добавлением просяной (гречневой) муки и, подавая на стол, говорила: "Отведайте топтунов". Эти блины были ароматные, вкусные и сытные. В великий пост Анна Федоровна пекла блины из ржаной муки на воде. Часто в блин клала начинку из творога, свертывая конвертом и запекая его. По воскресным дням и праздникам в большом количестве пекла шаньги (шанежки) - лакомство в виде булки с рыхлой внутренностью, с исподкой, поджаренной на сливочном масле, со смазанной маслом или облитой сверху сметаной. В постные дни пекла постные шаньги на листьях чемерицы или подорожника. В особо торжественные дни пекла колобы из ячменной муки, замешанной в масле. Шанежки и колобы были привилегией нашей жизни. Она была мастерицей стряпать пироги-капустники, с черемухой и яйцом. В доме витал волшебный запах домашнего пирога. О кулинарном искусстве матери можно рассказывать много, она много внимания уделяла разнообразию блюд в тот очень трудный период времени, когда в лавке не могли ничего купить, да и денег-то практически не было.
На всю жизнь запомнились бесхитростные завтрак и ужин, когда мать нам давала по кринке парного молока (сразу же после дойки коровы) и по ломтю пахучего, пышного, посыпанного солью ржаного хлеба. Но это было в то время, когда была своя корова. В голодный тридцать второй год основой пищи были похлебка, затируха, тюря, грибные, ягодные блюда да хлеб наполовину с мякиной и всякой съедобной травой.
Но вот на трудодни стали получать зерно и картофель, и как только появился некоторый достаток продуктов, так сразу же стали разнообразнее блюда, приготовленные из круп и муки; широко ис-пользовали овощи, лесные ягоды, грибы, рыбу в различных пирогах, кулебяках и расстегаях. Мы терли картофель, чтобы получить крахмал, и мать готовила кисели брусничные, черничные и даже клюквенные. Вместо сахара добавлялся в кисель настой можжевеловых ягод. Вообще, следует отме-тить, что в двадцатых и тридцатых годах грибные и ягодные блюда были круглый год и каждый раз с какой-либо выдумкой. Мясные блюда были очень редко и только осенью, когда забивали птицу, оставляя на зиму две-три курицы и петуха, да еще ели боровую дичь, которую мне удавалось добыть, охотясь в лесу. В качестве приправы использовали дикий лук, собранный на пожнях, хрен, накопанный на запущенных полях, мяту и редко привозные пряности. Всегда был отменно приготовленный квас, утолявший жажду. Кулинарное мастерство ичковских женщин было очень высокое. Они ухитрялись десятки блюд готовить из картофеля, редьки, репы и даров леса, разнообразя питание.
В почете был сбитень, который мать готовила так: в литре воды растворяла до100 г меда, немного сахара или патоки и в чугуне кипятила несколько минут, затем доливала настоя мяты, тмина или хмеля для запаха и отвара целебных трав, чаще всего от простуды. Эту смесь в чугунке вновь стави-ла в печь потомить с полчаса, затем процеживала напиток и подкрашивала жженым сахаром и давала нам пить в горячем виде в чашках с ручкой. Сбитень готовила, как правило, зимой от простуды. Был у нас и настоящий сбитенник, купленный отцом в Питере, как говорила мать: "Куплен по глупости". Сбитенник - медный чайник, в середине которого труба, как у самовара, ее заполняли горящими углями, а снизу решетка и ножки такие же, как у самовара, только чуть меньше по высоте. Этот медный, начищенный до блеска чайник стоял на кухне, на полке на видном месте и был своеобразным украшением. Мать его называла "бездельником". В нем не кипятила сбитень, а томила или подогревала напиток, перед тем как разлить по чашкам Сбитенником пользовались только по праздникам, а в такие дни из чугунка. Помнится, как в сырые холодные дни из чугунка наливали нам душистое, горячее питье и к нему давали шанежку или калач.
В ноябре на кухню заносили ткацкий станок и ставили его в красном углу, где икона, около окна. Слева стол, рядом с которым светильник или на столе керосиновая лампа, а справа у стены широкая скамья. Станок выглядел внушительно и весь оживал, когда мать начинала ткать на нем полотно. Быстро сновал челнок, вслед которому следовал удар пленками по поперечной нити, вышедшей из челнока, и нажималась педаль - поочередно то правой, то левой ногой. Станок стучал, поскрипывал, шатался и покорно слушался ткачихе. Рождалось полотно, которое наматывалось на вал по мере уве-личения его длины. Ткала мать полотно днем в свободное от работы по хозяйству время, вечером после обредни при свете от лучин или керосиновой лампы. Мы под ритмичный стук ткацкого станка готовили уроки, читали вслух книги для себя и для матери, радовавшейся нашему к ней вниманию и вечернему спокойствию дома. Весной, когда вся пряжа была соткана, станок вновь выносился в черные сени и ставился около жерновов так, чтобы не поломать и основ его не порвать. Весной сеяли лен, и начинался полный цикл работы по тщательно продуманной технологии до получения нового полотна.
Из домотканого полотна шила нательное белье, скатерти, простыни, полотенца, а из грубого полотна - портянки, мешки и т.п.
Одевалась мать вообще "по-городскому", а на работу - с учетом суровых условий севера. Празднич-ное одеяние, бережно сохраненное в домашнем сундуке, мать и старшая ее дочь Татьяна одевали обычно в Петров день. Рукава рубашки были вышиты образцами птиц, деревьев и даже коня. Сара-фан носили с рубахой, поясом и передником, украшенным вышивкой и перламутром. Наряден был головной убор, скрывавший волосы (повойник, кокошник и красивая шапочка). Все это было их приданое. У Ольги и Нюры такой одежды не было. Женщины ходили всегда с покрытой головой, такова была традиция, связанная с суеверием. Мать повседневно носила повойник, красиво сделанный: высокий, мягкий с околышем суживающимся к затылку. Она в нем выглядела всегда аккуратной. В будни на повойник надевала платок, а в праздник - кокошник.
Сыновей было пять и три дочери. Расскажу только о двух сыновьях, живших в Ичкове и работавших в колхозе "Новая жизнь": Якове, прожившем тут всю жизнь, и Александре, жившем в Ичкове до 1935 года.
Яков Григорьевич свою трудовую жизнь начал в Петрограде кровельщиком. В 1918 году, по возвра-щении из Питера в деревню, был мобилизован белогвардейцами в армию, обучался около двух меся-цев военному делу и под руководством большевиков перешел на сторону Красной Армии, с частями которой воевал не только до конца гражданской войны, а и после ее окончания участвовал в ликви-дации банд на Украине. Домой возвратился в двадцать четвертом, уехал работать в Ленинград, где и работал до женитьбы. Жена его Александра Александровна не пожелала поехать ни в Ленинград, ни в Архангельск, и потребовала, чтобы Яша остался в деревне. Никакие уговоры ее отца и матери, му-жа, свекрови и свекра не имели успеха. Свое нежелание жить в городе объясняла тем, что не перено-сит городской сутолоки и коммунальной квартиры. Она ceбя считала, а это так и было, хозяйкой, матерью, любящей работать хоть круглые сутки на своем клочке земли, в своем доме. Она пользова-лась авторитетом среди односельчан, умела вести умные разговоры, давала иногда советы, много читала, была степенной, но была остра на слово, хорошо пела и заразительно смеялась. Она так и искрилась жизнерадостностью. Яков любил ее безмерно, подчинялся во всем, шутил, острил и считал свою жену командиром.
С момента организации бригады лесорубов в колхозе с того далекого тридцатого года более сорока лет проработал Яков Григорьевич в Северодвинской тайге. Овладел за эти годы до тонкости всеми секретами профессии лесоруба. Он подготовил десятки молодых людей к этому нелегкому труду, будучи их наставником. Древняя профессия – лесоруб сохранилась, хотя теперь уже почти не приме-няют топор, когда-то основное орудие труда в лесу.
Работал Яков Григорьевич сначала топором, сваливая наземь могучие деревья, очищал сучья и кря-жил. Затем появилась лучковая пила, повысившая производительность труда, но не облегчившая труд рабочих на лесосеке. По две-три нормы выполнял Яков Григорьевич в годы первых пятилеток. Лишь в 50-е годы в его руках появилась моторная пила "Дружба", которой он за считанные минуты перерезал ствол любого дерева и сталкивал его в нужном направлении. Труд на валке леса стал производительнее, но отнюдь не легче. Зимой - снег по пояс, ходишь, как на привязи, острил Яша. Работа вальщика была по-прежнему и тяжелая, и опасная. На валочных машинах Якову Григорьевичу не довелось работать. И все годы он перевыполнял существовавшие нормы выработки, считая заготовку леса настоящим мужским делом. Только Великая Отечественная война сделала перерыв на четыре с лишним года в его ежедневном тяжелом труде лесозаготовителя, требующем выносливости, смекалки и большой физической силы. Сплавлял он лес по лесным речкам, где требовалась не только сила, но и ловкость. Трудно было в тридцатые годы с питанием на лесозаготовках. Тресковые головы да перловка были основной пищей лесорубов. Жизнь в бараках, сон на нарах в холодном помещении, тоже было нелегко переносить. Но все он перенес и выстоял. Не отпугнули его от работы в лесу ни мороз, ни снег, ни дождь и слякоть, ни назойливые комары. Крепко связал жизнь Яков с колхозом и лесом. Но вот в старости пожалел, что не ушел из колхоза в леспромхоз, когда на пределе жизни в семьдесят лет ему определили пенсию от колхоза: восемь рублей в месяц. Накоплений нет, коровы нет, здоровье пошатнулось. Долго сидел он со слезами на глазах, вспоминая, что ведь хотел и мог уйти в леспромхоз, да победила привязанность к колхозу, к своим людям, к деревне. Товарищи по работе, те, что перешли в леспромхоз в шестьдесят лет получили пенсию больше ста рублей в месяц. Верил в колхоз, да ошибся. В последний момент жизни колхоз не пошел навстречу, не поддержал. За сорок лет ни единого оплачиваемого отпуска, а это практически вся жизнь. А были ли выходные дни? Ведь в воскресенье, придя домой из лесу, надо заготовить дрова для дома; весной, летом и осенью накосить в лесу, наносить корзиной траву да высушить на сено для коровы на всю зиму. Кроме того, сотни дел по дому, требовавшие по 18-20 часов работы. Только и отдых, что мылся в бане.
Две войны: в гражданскую отвоевал за Советскую власть больше пяти лет, до взводного дослужился; в Великую Отечественную войну около пяти лет на прифронтовом аэродроме "чинил самолёты", имея прекрасную специальность жестянщика: он качественно выполнял работы, и им дорожили.
И вот, являясь ветераном двух войн, ветераном труда, надорвавшись, всю жизнь, заготовляя лес для страны, в последний год жизни Яков Григорьевич проявил свое величайшее чувство к Родине, к своему Северному краю, заявив, что лес вдоль Северной Двины сведен на больших площадях от реки до лесосеки километров сто, а то и более будет. Вырубили лес варварски. Вырубки не расчищают, не корчуют и, видимо, ещё пятьдесят лет ничего тут не вырастет. Меняется климат, мелеет Северная Двина и другие реки. "Кто же заступится за лес Севера" - задал он мне вопрос. Тяжело вздохнув, он задал и второй вопрос: "А что будет с жителями Севера, если лес кончится?" С такой заботой он ушел из жизни, не зная еще и того, что воды Северной Двины хотели повернуть на юг, чем загубить весь Северный край. Высокая сознательность была у людей Севера, работавших на лесозаготовках.
В годы первых пятилеток колхозники и рабочие леспромхозов заготовляли и сплавляли к Архан-гельску лес, где развитая лесопильная промышленность позволила стране расширить лесной экспорт и тем самым привлечь валютные ресурсы для закупки импортного оборудования, в котором нужда-лась страна в период индустриализации. В послевоенные годы много лесоматериалов, заготовленных в лесной зоне бассейна Северной Двины, было поставлено для восстановления разрушенных городов, шахт, заводов Украины, Сталинграда, Донбасса. Рубка леса на экспорт продолжается с нарастающими темпами. Кто скажет: стой? - трудно понять.
Умер Яков Григорьевич в августе 1975 года в больнице. Похоронен он на Ступинском клад-бище, рядом с могилами родителей. Нет больше в Ичкове из семьи Григория Федоровича ни-кого. Оборвалась последняя нить, связывавшая членов семьи, живущих в разных городах, с Ичко-вом. Многие и не были в Ичкове, не знают своих истоков. В XXI век идет все же много потомков Григория Федоровича и Анны Федоровны. Пока ежегодно летом в Ичково ездит отдыхать семья Маргариты Яковлевны и Сергея Филипповича, посещают они могилы своих родителей и де-дов на Ступинским кладбище, сохраняя память о них.
Александр. Родился восьмым, за год до Октябрьской революции. Отца мало знал, так как он ра-ботал в Петрограде, да и сам около двух лет жил в Архангельске. Отец умер в 1930 году. С этого момента Александр пять лет работал в колхозе, пройдя путь от рядового колхозника до председателя колхоза, и два года учился в СКВКСХШ.
После призыва в Красную Армию (в октябре I937 г.) - солдат, курсант, офицер, генерал. Участник боев на реке Халхин-Гол, в походе по воссоединению Бессарабии и в Великой Отечественной войне (около двух лет). Окончил академию, командовал частью, а затем около тридцати лет работал в академии имени Дзержинского, пройдя путь от адъюнкта до начальника крупнейшей кафедры оперативного искусства. Кандидат военных наук, доцент. После увольнения в запас по возрасту более пятнадцати лет работал старшим научным сотрудником в военном центральном научно-исследовательском институте.
Ветеран Коммунистической партии, вооруженных сил и труда, трудовой стаж свыше шестидесяти лет.
В 1939 году курсантом Харьковского артиллерийского училища женился на студентке (ВТУЗА при ХЭМЗЕ) Марфе Фокиевне Кузняк. Много трудностей и горя досталось его жене в первые годы су-пружеской жизни. Через два месяца после свадьбы ему досрочно присвоили офицерское звание и направили в спецкомандировку в МНРА(Монгольская Народная Республика) - непосредственно в действующую часть в боях на реке Халхин-Гол. Основанием такой командировки послужило то, что он кандидат в члены ВКП(б) и женат. Только женатых отправляли в такую командировку. По воз-вращении из командировки новый поход на юг, а вскоре и Великая Отечественная война.
На снимке, вырезанном из газет, и в сводке Совинформбюро сказано, как он воевал в первые месяцы Великой Отечественной войны. В день (29.08.41 года), когда по радио сообщалась эта сводка, родился его сын Александр в пути (ж.д. ст. Переволоцкая, Чкаловской обл.), во время эвакуации жены из Николаева на Урал в село Краснохолм Оренбургской области. Сообщение по радио было и первой весточкой о муже с фронта. Жена точно узнала, что это о нём, так как в сводке сказано и о командире полка, и о комиссаре батареи, которых она знала. Только потом ей стало известно, что бои, указанные в сводке происходили на обороне города Киева, описано наступление у села Гатное. Эту уральскую газету со сводкой сохранила жена Марфа Фокиевна. Очень трудно было ей в эвакуации в селе Краснохолме, где не удалось ей спасти сына, заболевшего дефтеритом. Не было врача, который бы мог установить диагноз и вылечить сыночка. Похоронив сына, сама тяжело заболела. Ее спасли врачи военной медицинской академии (Самарканд,1943 д). Выдюжила. Вместе идут по сложному жизненному пути. Сыграли золотую свадьбу. Все четыре брата воевали: Степан - в первую мировую, всю гражданскую и более года в Великую Отечественную войны, в которую и пал смертью храбрых под Тихвином. Яков - всю гражданскую и всю Великую Отечественную войны, Михаил - участник Великой Отечественной войны. Александр - воевал на реке Холхин-Гол и в Великую Отечественную войну.
До сих пор не нашел обоснований традиции, которая была у наших пожилых людей. В знак благо-дарности и признательности низко кланялись и даже становились на колено. Мне пришлось самому испытать, когда передо мной, молодым человеком, очень пожилые люди делали это. Приведу три таких случая. Когда исполнял обязанности председателя Ракульского сельского совета, ко мне обра-тился пятидесятилетний "питерский" с просьбой выдать ему свидетельство о рождении. В то время, чтобы пресечь отток людей в город, было запрещено выдавать этот документ, иначе он получит пас-порт и поминай, как звали. Этот гражданин показал, что он более тридцати лет жил в Петрограде-Ленинграде, истек срок паспорта и вот получил письмо, что если он не приедет в Ленинград, то квартира его будет передана другому жильцу. Он почти плакал, умолял и мы с секретарем не выдер-жали и выдали свидетельство. И какое же было наше удивление, когда он, уложив документ в кар-ман, встал передо мною на колено и стал благодарить. Это было в 1937 году; вновь повторился этот случай уже в 1946 году. Я после окончания Академии приехал к больной матери в Ичково. К нам пришла из Ракулы еще не так пожилая женщина с благодарностью, что я в тридцать седьмом напра-вил ее сына на курсы шоферов для работы Волхове на только что купленной автомашине. Этого мо-лодого человека на курсы шоферов посылали по решению правления как сына красноармейца, по-гибшего в годы гражданской войны, к тому же он пообещал, что до призыва в армию будет работать в колхозе. Слово свое он сдержал. В 1941 году был призван в армию, воевал, имел два ранения и много наград. Последние два года Великой Отечественной войны был шофером на автомашине ка-кого-то крупного военачальника, остался жив. Сказав об этом, она опустилась на колено. Я подхва-тил ее, думая, что с ней плохо и только тогда она, засмеявшись, сказала, что вот ведь какая нелепая привычка благодарить на коленях. Это было сказано в присутствии моей матери, и, несмотря на это, когда я уезжал из дома в Москву, мать, провожая меня, встала-таки на колено, благодарила, что со мной до войны жила хорошо, и почему-то просила простить за все ее. Я поднял ее. Она была уже очень легкая, вся выболевшая и после моего отъезда прожила всего шесть недель. Умерла в День Победы – 9 мая 1946 года.
Эта необычная традиция - становиться на колени у людей, не знавших крепостной жизни и татар-ского ига - непонятна. Видимо, какое-то сохранившееся идолопоклонство.
ОНИ БЫЛИ ПЕРВЫМИ
Во второй половине двадцатых годов в нашей стране появились первые коллективные хозяйства. Началось движение крестьян по пути строительства социализма. В 1929 году около четырех про-центов крестьянских хозяйств было объединено в колхозы. С осени этого же года началось проведе-ние уже сплошной коллективизации. Особо высоких "темпов" коллективизация достигла весной 1939 года. В этом году стали создавать колхозы и в Северном крае, где была объявлена так же, как и на юге России, сплошная коллективизация с призывом завершить ее в 1931 году. О том, как прохо-дила коллективизация во всей стране, написано много и всем теперь хорошо известно. Это повествование только об одном Ичково-Ступинском колхозе, у его начала я был в возрасте четырнадцати лет, комсомолец. Комсомольцы тогда были большой силой в коллективизации. Все в то время считали, что комсомолец не может быть вне колхоза. В Ичково-Ступинском колхозе мне довелось жить и работать более пяти лет с первого дня его организации.
Ичково-Ступинский колхоз в пятидесятых годах достиг высоких результатов. В туристской марш-рутной схеме по Северной Двине сказано: "У высокого левого берега Северной Двины находится пристань Копачево. За рекой на широких луговых просторах раскинулись земли колхоза "Новая жизнь", одного из лучших молочно-животноводческих колхозов нашей страны".
Рассказ начну с описания семьи питерского в 1928 году, о создании Товарищества по совместной обработке земли в этом году.
Семья "питерского" накануне "великого перелома".
Первое товарищество по совместной обработке земли (ТОЗ)
Шел 1928 год. Как всегда, на Петров день собралась вся наша семья, и решались вопросы, как будем дальше жить. Этот год был особенным: отец купил коня, молодого, красивого и сильного. В жизни северного крестьянина лошадь играла огромную роль. Она была основной опорой крестьянского хозяйства. Была лошадь - была жизнь и возможность прокормить большую семью. Лошадь назвали "Рыжиком", по масти. Все радовались, хотя израсходовали все сбережения и остались с одной коро-вой, так как вторую продали, чтобы купить коня. В сельсовете нашу семью перевели из бедняков в середняки, и отец гордился этим актом, говоря, что наконец-то выбился в люди. Правда, еще не было плуга, соха плохая, борона деревянная, сбруя старая, но это считалось делом нажитым, был бы конь. Я безмерно гордился тем, что имеем коня. Ведь я окончил школу - четыре класса, дальше учиться негде было, и теперь мечтал работать на этой лошади. Своим дружкам я говорил больше всего о достоинствах Рыжика и о том, что научился его запрягать. К утру Петрова дня собралась почти вся семья. Из Ленинграда приехал Степан с Ириной, с Надейхи - Андрей Павлович с Татьяной, из Архангельска - Дмитрий Евдокимович с Ольгой и те, что жили дома - Яков с Александрой, Андрей, собиравшийся осенью на призывной пункт в армию, Михаил, Нюра и я. Не приехали только дочери Степана из Ленинграда. Отец и мать были очень довольны, что все собрались. До приезда всех гостей отец с матерью все обговорили, детально продумали все вопросы, которые надо было решать, а их накопилось немало. Отец говорил с сыновьями и зятьями по отдельности, а мать – со снохами и дочерями. Начался праздничный обед. Все уселись по местам, соблюдая старшинство и положение в семье. Около отца посадили нас, меньших, оказывается, и нас касались разговоры. Всем гостям были поставлены тарелки, положены рядом ложки и вилки, а перед нами была поставлена общая миска, деревянные ложки и без вилок. Из этой же миски ели отец и мать. Считалось за правило приучать детей до совершеннолетия кушать из общей миски, а потом уж из отдельной тарелочки да с вилочки. Обед был хороший. Батя заколол барашка, было и масло, и молоко. За обедом водку пить отец не разрешал, чтобы малых не развращать. Хотя мы все знали, что мужчины до обеда выпили водочку в соседней комнате. Разговор начал отец, объявив, что в Ленинград больше не поедет, скоро исполнится шестьдесят лет, поэтому займется хозяйством в деревне, чтобы обеспечить старость (пенсий тогда не было в мастерской, где работал отец). Квартиру в Ленинграде передает Степану, если он не будет в этом году достраивать свой дом в Моторихе, а поможет завершить постройку дома для Якова; так как его жена Александра наотрез отказалась ехать в Ленинград, их надо отделять и пусть живут своей семьей. Степан и Ирина согласились, договорились, как поступить с вещами отца и матери в Ленинградской квартире, и были очень довольны, что теперь вся квартира будет им принадлежать, и Яков не приедет, а Яков с Александрой тоже были довольны, что к весне дом будет готов. Для Андрея решили в предстоящую зиму купить лес, нарубить и привезти бревна для постройки дома, а строительство дома начать после возвращения Андрея из армии. Служба в армии считалась большим счастьем для мужчины, где и грамоте учат, и специальность многие приобретают. Тогда в армию призывали не всех, а достойных и только по рекомендации сельсовета. Михаил решил учиться, подал заявление и ждал ответ из Пинеги, где организовывался техникум. Дошла очередь и до меня. Оказалось, что вопрос уже решен, меня увозят в Архангельск к дяде Мите, мужу сестры, где я буду учеником слесаря в мастерских Нарпита. О себе отец объявил, что думает вступить в товарищество по совместной обработке земли. На этом и закончился семейный сход, вернее то, что осталось в моей памяти через многие годы.
Всю осень 1928 года решался вопрос создания товарищества, чтобы с весны начать совместную об-работку земли. Главным организатором ТОЗа был Александр Архипович Абакумов. Если мне память не изменяет, то он был председателем сельсовета, и хорошо помню, что он был членом ВКП(б). Первый вопрос - объединение земельных наделов (с запашкой меж), что посеять и сколько чего, решили к рождеству (в декабре). Самым сложным оказался вопрос, как распределять урожай. Предложение по числу едоков было быстро отвергнуто, как не состоятельное. Второе предложение по количеству пашни, обработанной товариществом, тоже было отклонено. Обсуждение так затянулось, что думали из этой затеи ничего не выйдет. Но не таков был Александр Архипович. Он настойчиво вместе со всеми искал разумного решения и где-то к февралю определили: урожай делить по затраченному труду каждым членом товарищества, с учетом выделения определённой доли урожая на лошадей. После этого собрали денег на покупку сенокосилки, чтобы быстрее скосить траву и убрать сено и распределить его тоже по труду.
Эти коренные организационные вопросы оказались не только правильными, но и перспективными для будущей сельскохозяйственной артели. Посевную товарищество закончило настолько быстро, что высвободилось время для подготовки к уборочной и вообще к зиме. Включили в объем работ заготовку дров для каждой семьи, входящей в ТОЗ. В товариществе по совместной обработке земли производственные средства не обобщались. Землю обрабатывали совместно всю, но каждый знал свой участок земли и пожни. Был договор, подписанный всеми членами товарищества и заверенный (скрепленный печатью) сельского совета. Договор подлежал уточнению или расторжению в декабре каждого года.
В товариществе было объединено пять хозяйств с тремя лошадьми. Сельскохозяйственного инвента-ря было достаточно. От нашей семьи в товариществе работали отец (на лошади, иногда его подменя-ли другие члены ТОЗа), мать и сестра Нюра. Немного помогал Михаил, работавший тогда секрета-рем сельсовета. Учет затраченного труда каждым велся очень скрупулезно, что позволило безболез-ненно распределить намолоченное зерно по труду. Сеном скот обеспечили на всю зиму. Для лоша-дей выдали овес с условием, что часть овса сохраняется в общем амбаре до весны. Страховой фонд засыпан был единый, выделили семена. Общий амбар, около которого была часть сельхозинвентаря, стали охранять.
Все было вновь продумано на 1930 год. Но начался новый этап развития: коллективизация.
Осень 1929 года была последней для крестьянина, как хозяина своего надела земли. Хлеб с полей убран. Зяблевая вспашка закончена. Плуг и борона поставлены под навес. Телегой еще пользуются, но и дровни подготовлены. Спокойно дымили овины. По утрам на улице тянуло запахом ржаного хлеба, выпеченного каждой крестьянкой из муки нового урожая. На пожнях и на убранных полях свободно ходили коровы, принадлежащие почти каждой семье Ичкова. Рано утром слышался стук цепов, это на гумнах молотили хлеб. Ребятишки вели своих лошадей из ночного. Старики и старуш-ки чуть свет ушли за грибами и ягодами. Копали еще картошку и, подсушив ее, ссыпали в погреба. Намолоченное зерно везли в дом для сушки на печи, а овинное сразу засыпали в сусеки амбаров. У хозяина одна забота - кормить всю семью и своевременно сдать. Зимой лес рубить и брёвна к Север-ной Двине возить, а весной опять хлеб сеять. Вот так и жили ичковские землепашцы, и у питерских был такой же образ жизни, летом между посевной и страдой, да только зимой не лес рубили, а в Пет-рограде по найму трудились. Отец и средний его сын Яков уже порвали с городом. Яков был отмен-ным мастером - лесорубом, хотя главными инструментами в этом году были топор да хорошо отто-ченная и в меру разведенная поперечная пила. Отец в эту зиму стал возить лес на своем коне. Но его назначили десятником, принимать лес от возчиков. Он согласился, что послужило в последующем для него и для всей нашей семьи страшной бедой. Он был честен, неподкупен, учитывал все, что бы-ло нарублено и вывезено. Однако нашелся плохой человек, не выполнявший норму, стал требовать приписку, обещая в будущем довезти лес. Отец не пошел на компромисс, на сделку с совестью. Раз-гневанный лесоруб ткнул слягой в живот отца. Свидетелей не было. Сначала отец недооценил силу удара. Но потом заболел и осенью 1930 года умер. (После зловещего удара отец продолжал работать на лесозаготовках до весны). Виновник не понес никаких наказаний.
В зиму на 1930 год крестьяне Ичкова часто вечерами собирались для обсуждения того, что происхо-дило в стране в связи с коллективизацией. Отец приезжал с лесозаготовок, как правило, в субботу вечером. Мылся в бане и после этого пил чай. К нему приходили три-четыре соседа, чтобы побесе-довать о колхозах, узнать, что об этом говорят раскулаченные, высланные к нам в Орлецы на лесоза-готовки из южных районов России. (Административно высланным хлебный паек и норма выдавае-мых им продуктов были уменьшены чуть ли не в два раза относительно других категорий работаю-щих, да ещё при полной выработке). К этому времени приходил из сельсовета Михаил, работавший секретарем Совета, отдавал отцу газеты за неделю с пометкой интересных статей и постановлений о коллективизации. Отец заставлял Михаила или меня читать газеты вслух. В ходе читки газет мужики обсуждали прочитанное. В разговорах они возмущались тем, что в газетах пишут одно, а на деле, как говорят раскулаченные, другое. Особенно они внимательно читали решения ХV съезда ВКП(б) о коллективизации и недоумевали оттого, что в решении сказано о разных формах кооперации и постепенном переходе к коллективной обработке земли на основе новой техники, а на деле спешно, силком создают колхозы. Съезд предусматривал экономическое вытеснение кулаков, а на деле - принудительная ликвидация. В газетах пишут добровольно вступать в колхоз, а высланные рассказывают, что загоняют в колхоз.
В конце двадцатых годов произошло расслоение крестьянских хозяйств на бедняков, середняков и кулаков и у нас в Северном Крае. Бедняком считался тот крестьянин, который не имел лошади и со-ответсвующего сельхозинвентаря для обработки земли, полученной им по наделу. Поэтому бедняки или сдавали землю в аренду и сами нанимались на работу к кулакам, или же арендовали у кулаков и зажиточных середняков рабочий скот и инвентарь. Классовое раздвоение захватило и Ичково, хотя кулацких семей было всего два (на сто хозяйств деревни), эти кулаки нанимали батраков. В деревне Ступино одно или два кулацких хозяйства к 1930 году "самораскулачились", распродали все свое имущество и уехали всей семьей в город. Как рассказывали высланные, на юге России в трудные 1927-1928 годы у крестьян хлеб забирали весь: и у кулаков, и у середняков, и даже у бедняков - под-чистую, не оставляя ни на прокорм семьи, ни на посев. К весне 1929 года "чрезвычайные меры" до-катились и до северных деревень. Меры были жестокие, включали и обыски, и аресты. В газетах пе-чатали призыв к беспощадному уничтожению внутренних врагов, среди которых на первом месте стояли кулаки.
Уже в 1928 году на Севере ощущался недостаток хлеба. Все меньше и меньше привозили муки в лавку. Исчезли из продажи крупы. Крестьяне едва сводили концы с концами. Выручали коровы, в личном пользовании почти каждого крестьянина, хлеб, заработанный на лесозаготовках и сплава, да хорошо уродившаяся картошка.
Стала крестьян беспокоить международная обстановка. Поговаривали о возможной войне. На Север все больше стало прибывать семей раскулаченных с юга России и Украины, где началось форсиро-ванное насаждение колхозов по указанию сверху. В газетах писали: "Колхозы - столбовая дорога к социализму".
Летом 1929 года было объявлено решение о запрещении принимать в колхозы кулацкие семьи, а зи-мой этого же года провозгласили ликвидацию кулачества как класса: "Смести кулака с лица земли". Кулачество озлобилось, возросло их сопротивление.
В январе 1930 года вышло постановление ЦК ВКП(б), в котором предписывалось провести конфис-кацию у кулаков средств производства, скота, хозяйственных и жилых построек, предприятий по переработке сельскохозяйственной продукции и семенных запасов. Хозяйственное имущество и по-стройки передавались в неделимые фонды колхозов в качестве взноса бедняков и батраков, часть средств шла в погашение долгов кулацких, хозяйств государству и кооперации.
Раскулаченные делились на три категории. К первой относился контрреволюционный актив" - участники антисоветских и антиколхозных выступлений (они сами подлежали аресту, а их семьи - выселению в отдаленные районы страны). Ко второй - крупные кулаки и бывшие полупомещики, активно выступавшие против коллективизации (их выселяли вместе с семьями в отдалённые районы). И, наконец, к третьей - "остальная часть кулаков" (она подлежала расселению специальными поселками в пределах районов прежнего своего проживания).
Несмотря на все эти разъяснения, еще была жесткая разверстка сверху, т.е. задания по количеству подлежащих раскулачиванию, и предписывался порядок раскулачивания. Местное начальство усердствовало в выполнении этих предписаний, что приводило к тому, что раскулачивали некоторых середняков. Вообще-то фактически в марте 1930 года речь шла о ликвидации, по существу, бывших кулацких хозяйств, ибо постановлением ЦИК СССР (от I февраля) они были лишены возможности арендовать землю и эксплуатировать, чужой труд. Моего отца и соседей, которые приходили к нему, это мало беспокоило. Они только один год как стали середняками и были убеждены, что их не раскулачат.
Перевод сельского хозяйства на путь крупного обобществленного производства стал рассматривать-ся как средство решения хлебной проблемы в самые короткие сроки и одновременно ликвидации кулачества как главного врага Советской власти. Всем было ясно, что был отказ от ленинского кооперативного плана и решений ХV съезда ВКП(б). В конце 1929 года в газетах появились такие термины, как "великий перелом", а решения ХV съезда стали называть "курсом на коллективизацию". До этого, то есть летом 1929 года, был провозглашен лозунг "Сплошной коллективизации крестьянских хозяйств". 7 ноября 1929 года появилась статья Сталина "Год великого перелома". Началась гонка за "темпом коллективизации" без всякой предварительной организации и подготовки, даже без обобщения первого опыта коллективизации. Партийные, советские, кооперативные, комсомольские организации и даже школьники вели активную пропаганду и агитацию за колхозы.
В начале 1930 года в стране сплошная коллективизация крестьянских хозяйств шла полным ходом, что было видно на страницах газет. Сроки коллективизации сокращались. Шел сильнейший нажим сверху, вплоть до угроз и демагогических обещаний. 6 февраля 1930 года был опубликован «При-мерный устав сельскохозяйственной артели», а 2 марта этого же года "Правда" опубликовала пере-работанный "Примерный устав сельхозартели". В этом же номере "Правды" была статья Сталина "Головокружение от успехов", в которой осуждались перегибы, подчеркивалась необходимость со-блюдения принципов добровольности коллективизации. Местных работников обязывали закрепить достигнутые успехи и планомерно использовать их для дальнейшего движения вперед. Писали одно, а делали совсем другое. Словам Сталина верили, хотя этой статьей "Головокружение от успехов" Сталин себя обелил, а активистов, проводивших коллективизацию по его же указанию, осудил. Так говорят теперь, через 50 с лишним лет, а тогда это была одна из мер, усиливавших веру в "вождя народа" и о другом, может быть, и думали, но вслух не говорили, было опасно - посадят.
В Ичкове в это время было уже много сторонников коллективизации, ее подлинных энтузиастов, борцов за колхоз. Особенно желала колхозов молодежь. Внешне спокойно вели себя питерские, хотя недовольства были, но выражались тихо, в узком кругу, чаще среди родственников. Страх охватил всех, но всё же потихоньку вырезали скот, ожидая полного его обобществления. В марте-апреле 1930 года ЦК BKП(б) принял ряд документов, направленных на преодоление извращений в коллективизации и нормализации общей обстановки в деревне. Это, безусловно, сказалось на организацию Ичково-Ступинского колхоза, который создавался в середине марта 1930 года. И всё же крестьяне тогда не понимали, да и не могли понять, что шло отчуждение крестьян от земли, от средств производства, что началось превращение крестьян в разновидность наемного рабочего. Это выявилось через десятки лет. Правда, ходила тогда притча во языцех: "Вечером землю крестьянам дали, а утром ее отобрали".
Вот такая обстановка сложилась в нашей деревне к моменту первого крестьянского сбора. Пришли крестьяне Ичкова к выводу: Хочешь или нет, а колхоз все равно будет. Товарищество по совместной обработке земли, организованное в Верхнем Ичкове, решило входить в колхоз в полном составе. Александр Архипович Абакумов сумел сагитировать всех членов ТОЗа на этот крутой шаг в жизни крестьян. Надо учитывать и то, что коллективная работа веками была присуща северному крестьяни-ну в суровых климатических условиях. Поэтому было организовано товарищество, и к колхозам от-носились с пониманием того, что только артелью можно добиться больших успехов в сельском хо-зяйстве с применением техники.
Работая секретарем сельсовета, Михаил был в курсе многих событий, происходящих весной тридца-того года в районе и крае. Ведь он еще был секретарем комсомольской ячейки. Когда объявили Хол-могорский район районом сплошной коллективизации, Миша сказал отцу, что в марте будет общий сход селян, на котором уполномоченный райкома партии будет делать доклад о коллективизации и по "секрету" поведал о предстоящем раскулачивании и высылке из Ичкова и Ступина кулаков.
В Ичково призыв к созданию коллективного хозяйства был с одобрением воспринят беднотой и ча-стью передовых людей - середняков. Они поддержали и сплошную коллективизацию, и ликвидацию кулачества. Члены ВКП(б), комсомольцы и учителя развернули большую агитацию за колхоз. Они ходили по домам и разъясняли суть вопроса и рассказывали о первых колхозах, объединивших население целых деревень. Агитаторы объясняли: "Колхозы смогут решить в короткий срок хлебную проблему, и будет покончено с вечной нуждой и бедностью крестьян". С февраля 1930 года в Ичкове призывали крестьян вступить в колхоз, читали и разъясняли решения партии и говорили о преимуществах колхозной жизни.
Но вот и в нашем районе стали известны случаи нарушения законов: силой загоняли в колхоз в Пи-нежских деревнях, кое-где раскулачивали зажиточных середняков, не желавших входить в колхоз. Были протесты против этого, но сделать ничего не могли, а того, кто протестовал, называли подку-лачником, контрой и подвергали репрессиям.
КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ: КАК ЭТО БЫЛО В ИЧКОВЕ
В Северном крае с осени 1929 года развернулась сплошная коллективизация. Особого размаха она достигла весной 1930 года. Начался переход от мелкого хозяйства к крупному - коллективному с тем, чтобы скорее решить хлебную проблему. Хотя уже знали о статье "Головокружение от успехов", но продолжалось форсирование коллективизации, что приводило к многим недоразумениям и даже отрицательно сказалось во многих селах и в нашей деревне. Недовольство крестьян крутыми мерами в решении вопросов коллективизации выразилось в убое скота и других крайних мерах. Однако шла сплошная коллективизация и ликвидация кулачества. Был призыв: "Завершить коллективизацию до весны 1931 года". Были попытки административного принуждения при организации колхоза и у нас в Ичкове, были и угрозы "раскулачивания" и "лишения избирательных прав". Однако, как выше бы-ло сказано, уже в марте 1930 года ЦК ВКП(б) принял решительные меры по исправлению положе-ния. Перегибы и извращения были осуждены, и это пытались учитывать организаторы колхозов вес-ной 1930 года в нашем районе. Великий перелом в Ичкове произошел весной 1930 года - перелом в жизни крестьян, в жизни всего народа. Недолго владели крестьяне землей, как собственностью, завоеванной в Октябре 1917 года. Теперь вся земля, рабочий (лошади) и крупный рогатый скот, инвентарь и все орудия сельскохозяйственного производства отошли к колхозу.
Как это было, попытаюсь вспомнить и описать, ибо и первые собрания при организации колхоза запали в памяти на всю жизнь, и первые трудные годы колхозной жизни, и голод, постигший нас в 1932 году, не изгладился в памяти и то, что колхоз сохранили и сделали крепким, одним из лучших в стране, не забывается.
8 марта на первом сходе решался вопрос о раскулачивании. Председатель собрания зачитал решение группы бедноты, принятое в сельсовете под руководством уполномоченного из района. Стали об-суждать поименно, вернее, по кулацким хозяйствам. Первыми были зачитаны матерые кулаки "обитки" (в смысле, постоянно здесь живущие - обитатели). Такое у них было прозвище. За эти два хозяйства, братьев Абакумовых Петра и Фёдора, единогласно проголосовали селяне на их раскулачивание. Но вот предложенные две другие семьи середняков вызвали такую бурю возражений, что приняли тоже единогласно - не раскулачивать как истинных тружеников, работавших своими семьями от зари до зари и никогда не нанимавших батраков, хотя одна семья и арендовала землю у одного или двух бедняков.
Вечером этого же дня раскулаченных вывезли из Ичкова под охраной (конвоем) милиционера. Им разрешили взять с собой зимнюю и летнюю одежду, обувь, все, что могли везти на двух подводах. Золото и драгоценности были конфискованы. Была произведена опись всего движимого и недвижимого имущества, составлены акты, и один экземпляр выдали раскулаченным. Имущество кулаков - обитков перешло в распоряжение сельского совета с последующей передачей, что положено, организуемому колхозу. Все прошло, как говорили тогда, спокойно, однако слез, плача, крика и рыданий было много, и все жители Ичкова в эту ночь не спали. Из Ичкова кулаков переселяли в отдалённые районы - на реку Печору.
Члены партии, комсомольцы и особенно учитель разъясняли селянам, что идет ликвидация кулаче-ства как класса, а самих кулаков и членов их семей будут "переделывать" - перевоспитывать для тру-да. После чего эти люди через определенный промежуток времени, когда окрепнут колхозы, будут восстановлены, во всех правах и если пожелают, то смогут вернуться жить в Ичково. Как теперь хо-рошо известно, многих раскулаченных восстановили в правах в 1937 г. с принятием Конституции, а некоторых - даже раньше.
Десятого марта 1930 года был второй большой сход жителей двух деревень Ичкова и Ступина. Со-брание было шумное, с выкриками и, хотя призывали не курить, стеной стоял махорочный дым. На этом собрании решался вопрос об организации колхоза, здесь же был прием заявлений от крестьян, желающих вступить в колхоз. Затем выборы правления и председателя колхоза.
Единогласно определили название колхоза "Новая Жизнь", обоснованно подчеркивая истинное зна-чение новой крестьянской жизни. Все крестьянские семьи Ичкова и Ступина были объединены в сельскохозяйственную артель - Ичково-Сгупинский колхоз "Новая Жизнь". Только три семьи вышли из него после изучения письма (хотя оно было опубликовано 2-го марта, его не все знали) "Голово-кружение от успехов". Много было мороки с этими единоличниками. Надо было выделить им паш-ню и пожни. Правление решило дать наделы на окраине основного массива полей колхоза, а они требовали свои, что ранее им принадлежали полоски, врезавшиеся клинышками в колхозную пашню.
Решили все же так, как хотело большинство колхозников. Эти крестьяне практически-то взяли об-ратно свои заявления о вступлении в колхоз. Лошадей, коров и инвентарь они еще не отвели на об-щий двор. Забегая вперед, скажу, что позднее несколько крестьянских семей, уже колхозников, по-желали выйти из артели, не смирившись с колхозными порядками. Тут ничего не вышло. Они требовали возврата пая. Но уже принятый закон не разрешал. Земля закреплена за колхозом навечно, а личный пай вошел в неделимый фонд. К старому единоличному крестьянскому хозяйству возврата не было. Крестьянин лишился собственности и по-существу превратился в последующем в разновидность рабочего-поденщика, как через шестьдесят лет сказали, "раскрестьянился". Многие из этих несмирившихся колхозников ушли в город, в леспромхоз, в МТС, совхоз и т.п. Летом 1934 года было объявлено "наступление на единоличника" путем усиления налогового пресса, ограничения землепользования и т.п. На единоличников был введен единовременный налог, увеличены различные поставки государству. Все это привело к тому, что часть единоличников вступила в колхоз, другая - подалась в город, бросив землю.
Вернемся к событиям первых дней колхозной жизни. Примерно через неделю еще было одно уже колхозное собрание, подготовленное правлением колхоза, для решения важнейшего вопроса об оплате труда колхозников. Учли указания Примерного Устава и опыт товарищества по совместной обработке земли, успешно работавшего двадцать девятый год. Приняли постановление оплачивать по трудодням. Нормы выработки на трудодень были названы временными, чтобы уточнить в после-дующем. Обеспечивалась оплата только за конечные результаты, посла сбора урожая осенью.
Самыми драматичными днями между этими двумя собраниями было обобществление лошадей, ко-ров и всего инвентаря для обработки земли. Не было ни одного мужчины или женщины, отводивших коров и лошадей на колхозный двор, без слез на глазах и даже рыданий. Разумность решения правления колхоза было в том, что у колхозников оставили подсобное хозяйство, несколько соток земли, и не обобществили одну корову (или телку), но только у тех крестьян, которые перед вступлением в колхоз не вырезали вторую корову (или телку). 26 марта 1932 года вышло постановление ЦК ВКП(б), которое обязывало местные организации не только прекратить принудительное обобществление скота, но и помочь колхозникам в обзаведении пользовательным скотом.
Считалось, весьма обоснованно, что на Севере только при наличии коровы может семья жить и рас-тить детей. Не обобществляли овец и тем более кур. Все это благоприятно сказывалось на жизни колхозников, и они менее болезненно отводили в колхоз вторую корову (или телку). В тех колхозах, где обобществили всё, были плохие результаты в жизни и работе колхозников. Пришлось в течение нескольких лет исправлять ошибку.
Была ли классовая борьба, точнее, сопротивление кулачества в это время? Помню, что было. Например, убили председателя сельсовета Ивана Рудакова, да так хитро, что думали, сам он утонул. Его утопили в очень маленькой речке, вытекающей из леса, что между Ичковом и Ступиным. Был занесен ящур, тяжелая болезнь животных - тоже дело рук кулаков, как нам тогда говорили.
Опыта работы колхозов не было, все надо было искать в ходе организации артели. Сразу же были созданы постоянные полеводческие и животноводческие бригады и временные (сезонные) - лесору-бов и строителей. Эти формы организации и оплаты труда полностью себя оправдали.
Первый председатель; первые годы жизни колхоза
Председателя колхоза выбирало общее собрание открытым голосованием, после обсуждения выдви-нутого кандидата.
В селе все люди на виду. Друг о друге, если не все, то многое знают и особенно о характере мужика и его способностях. Это ярко проявилось на колхозном собрании, когда впервые избирали председа-теля артели. Шумело колхозное собрание, кого в председатели выбрать. Уполномоченный райкома предложил в председатели пожилого человека, привезенного из Холмогор. Но его не поддержали, проявился характер северян. Своего изберем "Андрея Вашукова давайте, серьезный мужик, хотя и молодой", - выкрикнули из зала.
Новой неожиданностью для организаторов колхоза явилось то, что в председатели выдвинули моло-дого мужчину, стройного, высокого с голубыми глазами, почти белыми бровями и весьма серьезным выражением на лице - Андрея Петровича Вашукова.
Выступили в поддержку Андрея сельские авторитеты, и особое впечатление произвело высказыва-ние Ильи Григорьевича Абакумова. После этого выступления за Андрея Петровича проголосовали все. Смущенный, не ожидавший такого доверия, Андрей Петрович только и сказал, что ведь рабо-тать-то вам надо будет так же как в своем индивидуальном, теперь в своем колхозном хозяйстве.
После собрания Илья Григорьевич подошел к Андрею и, отечески проведя рукой по плечу, сказал, что он теперь за всех в ответе. Андрей же, в свою очередь, ответил, что он толком не знает, с чего завтра начать работу. "А ты собери утром правление, они тебе скажут, что и как делать".
С зарей начинал рабочий день председатель. Деятельный, беспокойный, он прививал как бы свои качества односельчанам. Ходил он и по домам раным-рано, несознательных да нерадивых подымал. Стремился у нерадивых совесть разбудить. Он и женщин не щадил, где лаской, а где и твердым сло-вом приучал колхозников к заботе об общем хозяйстве, как теперь говорят, к дисциплине.
Правление колхоза самое большое внимание уделяло животноводству, видя в нём главное звено, и не ошиблось. Благодаря правильной организации работ по развитию животноводства колхоз в последующем был одним из лучших в нашей стране. Не в районе, не в области, а во всем Советском Союзе - лучший колхоз. Выполнял колхоз и план по лесозаготовкам, где работали практически лучшие (в физическом отношении) люди колхоза. Добром откликнулись первые шаги молодого председателя, добивавшегося крепкой дисциплины и чтобы каждый от мала до велика работал, независимо от настроений и различных родственных чувств. Он был близок к людям, знал их настроений и нужды, проявлял заботу о них, был с людьми, а не над людьми, с ними советовался.
Силой характера, крестьянской сметкой, прямотой и честностью располагал к себе Андрей Петрович колхозников. Землю любил, каждое поле знал и требовал удобрять землю органическим удобрением. Весь навоз - на поля, вот чего он добивался. Школьников привлекли к сбору золы в каждом доме (топили печи дровами, поэтому золы было много). Считал он себя ответчиком перед народом за колхоз, за его работу.
Звали Петровича и одержимым, и настырным, скупым на расход колхозных денег и "необщитель-ным" за то, что не выпивал и компаний не водил и различных уполномоченных не угощал. Вот за это его любили колхозники и общими усилиями стремились вывести свой колхоз и председателя из сложных ситуаций, возникавших в тридцатых годах очень часто.
Главным в успехе председателя было то, что он не в одиночку руководил сельхозартелью, а сумел организовать работу правления и каждого члена правления. В правление колхоза выбирали самых трудолюбивых колхозников, специалистов, людей, умеющих постоять за общее дело, а также людей с богатым жизненным опытом. Они-то и вносили в работу правления собственные знания и опыт. Председатель сообща с членами правления принимал решения. От колхозников ничего не таили, на заседаниях правления обсуждали откровенно любой вопрос и протоколировали. Советовался пред-седатель со специалистами: зоотехником Доней Каркавцевой, ветврачом Василием Ивановичем Падчиным, бухгалтером колхоза Семёном Копалиным и особенно с мнением местных авторитетов - Ильи Григорьевича Абакумова, Андрея Афанасьевича Ващукова, братьев Антипиных, Вершининых, Рудаковых и многих других знатных колхозников из деревни Ступино, фамилии которых плохо помню. В те первые годы колхозной жизни считали хозяином колхоза общее собрание, на котором решались главные вопросы. В первые же месяцы, вернее, на первых колхозных собраниях, по предложению правления было решено построить коровники, телятники и конюшни, где и организовать борьбу за надои молока, прирост молодняка и поголовье колхозных лошадей, считая, что кормовую базу возможно создать при наличии хороших лошадей. Колхозники поддержали решение собрания делом. На строительство колхозных дворов отдали взаймы бревна и тес, заготовленные для строительства своих домов и вышли всем миром на колхозное строительство. Перед районным начальством председатель голову не склонял, всегда имел "козырь": "Так решили на общем собрании".
В Ичкове и Ступине было по одной животноводческой, полеводческой бригаде, бригаде лесорубов (для работы на лесозаготовках в зимнее время) и бригаде плотников на период строительства кол-хозных построек. Удачно подобранные бригадиры, ответственные за порученное дело, стали играть большую роль в налаживании коллективного труда, взяв за основу учет сделанного каждым колхоз-ником, с последующей оплатой по труду. Создалось ядро постоянно работающих в колхозе круглый год, а в полеводческих и строительных бригадах - часть, меньшая, их членов зимой работала в кол-хозе, а большая - на лесозаготовках. Все члены бригад работали за трудодни, кроме лесозаготовите-лей. Оплата за труд колхозникам была натурой и деньгами на трудодень.
Первую бригаду плотников возглавлял Петр Григорьевич Абакумов. В бригаду собрали лучших ма-стеров. Тес пилили сами. Покупали только стекло да железную арматуру. Они построили коровник, телятник, силосные ямы и конюшни.
В тридцать первом году поставили коров и телят в хорошие помещения по 1OO голов. Скотные дворы строили по проектам, но с учетом условий Севера, предложений опытных животноводов. Коров ставили на привязь, оборудованную вдоль кормушек. Потолок настелили прочно, чтобы завозить на него сено по взвозу. На концах двора - трубы для сброса сена вниз к кормушкам. В коровниках настелили полы из плотно подогнанных досок в шпунт; вдоль прохода с обеих сторон шли желоба, куда стекала жидкость со стойла, сделанного с уклоном от кормушки к желобу. Желоба были тоже с уклоном для самосплава или смыва коровяка. Сторож двора систематически сгонял навоз водой и лопатой по этому желобу в приемник, построенный около коровника. Благодаря этому в помещении был хороший микроклимат. Доярки были избавлены от неприятного запаха. Во время дойки пахло исключительно парным молоком.
Корм для скота был первейшей заботой правления и председателя колхоза. Корма заготовляла поле-водческая бригада. Первым бригадиром полеводческой бригады в Ичкове Верхнем был Александр Петрович Абакумов. Эта бригада заготовляла сено, силос, корнеплоды и картофель для скота, как правило, в достаточном количестве. Силосование было делом новым и удалось только благодаря строжайшему соблюдению всех правил силосования. Зимой заметно повысились надои молока, ста-ла пополняться колхозная касса, следовательно, оплата на трудодень. Забота правления и председа-теля о хорошем полном трудодне и деньгами, и натурой была первейшей. Вначале оплата на трудо-день была низкой, но с каждым годом повышалась. Стали аккуратнее предоставлять выходные дни колхозникам, постоянно работающим в колхозе. Правда, в посевную и уборочную выходные дни представлялись только в ненастье.
В первый год колхозной жизни отход в город был такой же, как и до колхоза. Все знали, когда и в какой город, и на какой срок крестьянин, теперь уже колхозник из Ичкова уйдет. Но это было только в первое колхозное лето. Организация колхоза резко вмешалась в жизнь питерских. Встал вопрос прямо: "Или ты рабочий, или колхозник, что-либо одно". Земля перешла к колхозу навечно. К началу тридцать первого года в нашей семье питерского все определилось полностью. Брат Степан и сестра Нюра стали рабочими, Михаил - учащимся техникума, мать, брат Яков с женой Александрой и я стали колхозниками (отец осенью тридцатого года умер). Брат Андрей служил в армии.
Правление колхоза, партийная и комсомольская организации большое внимание уделяли молодежи, стараясь привить ей любовь к земле, к колхозу. Это необходимо было потому, что питерские, а их в Ичкове было много, восхваляли городскую жизнь и просто увозили своих детей и внуков в город учить потомственному ремеслу.
Колхозники с первых дней создания колхоза работали с полной отдачей всех умственных и физиче-ских сил. Ведь все пришли в колхоз практически добровольно, гуртом и в артели проявили исконно русское чувство артельной жизни, присущее северянам. Пресекались беспечность, недобросовест-ность и халатность. У молодежи воспитывали добросовестность, уважительность к старшим и жен-щинам, доброжелательность и особенно порядочность. Мы, тогда молодые люди, твердо усвоили, что никакие деньги не смогут компенсировать падение добросовестности колхозника. Смысл поря-дочности мы тогда понимали так: порядочный человек тот, кто держит себя прилично, как должно, на которого можно положиться во всяком деле, который не нарушит данного им слова, не совершит недостойного поступка. И еще то, что он осознает свое достоинство и не уронит его ради лишнего червонца или другой какой-нибудь другой выгоды.
Внушали нам и понятие - совесть. Считалось, что человек, потерявший совесть, перестает быть чело-веком. Совесть необходима на работе, среди товарищей и в семье. Высокой оценкой было выраже-ние: "Он совестливый человек". Совесть не отделяли от понятия честь. Прививали любовь к земле, к труду и к колхозникам и позорили того, кто поступился своей совестью, променял своё достоинство на материальную выгоду.
Первую посевную тридцатого года и последующие работы в колхозе провели дружно. Хорошо рабо-тали колхозники и тридцать первый год. Быстрыми темпами шло строительство колхозных дворов, приобреталась новая, хотя и конная, техника; сенокосилки, жатки, соломорезки и т.п. Но 1931 год и зима на 1932-й год были очень тяжелыми. С первого дня коллективизации появилась новая первая заповедь: хлеб, молоко, картофель государству - господину городу, как шутили колхозники. Колхоз и колхозников обложили различными налогами: и с колхоза, и с личного двора, и с коров. Первую заповедь довели до абсурда, все перепутали. Началось выкачивание из колхоза (для выполнения плана первой пятилетки) молока, хлеба, картошки - все подчистую. Не сдал - враг народа, против сказал - опять враг. В тридцатых годах на Севере своего хлеба хватало только до рождества, а тут еще и последний вывезли, включая страховой фонд. Едва семена спасли. Муки в магазин не приво-зили. На трудодни почти ничего не дали (все увезли в город). Можно было купить хлеб в торгсине на золото, но золота у крестьян не было. Правда, обручальные кольца питерские проели. Начался
голод, хотя и не такой сильный, как на юге России и на Украине, но всё же без смертей от голода и у нас на обошлось. К моей матери часто приходила украинка (хохлушка - так моя мама её величила), жена раскулаченного и высланного к нам с двумя детьми школьного возраста. Муж ее работал на лесозаготовках. Эта женщина с моей матерью собирала грибы, ягоды, а главное, мох ягель и обучалась у Анны Федоровны приготовлению из них продуктов питания. И вот украинка по большому секрету поведала матери о полученном письме из ее деревни, в котором сообщалось, что полдеревни умерло от голода. Она же сказала, что они очень счастливы и рады, что их выслали сюда на Север, где к ним очень хорошее отношение местных жителей. Дети учатся, муж хорошо зарабатывает. Там у них председателя сельсовета посадили на пять лет за скрытие семян пшеницы. Это того, что нас раскулачивал. Мужики уехали в Харьков, но многие и там поумирали от голода. Она очень просила, чтобы мать об этом никому не говорила и ее не выдала. О голоде было запрещено говорить и тем более писать, и она боялась, что ее посадят в тюрьму за эти разговоры. И не без основания.
С осени 1932 года из Ичкова и Ступина пошли физически сильные, имеющие какое-либо мастерство мужчины и молодые девушки в город на заработки. Стали колхозники уклоняться от колхозных работ, так как на трудодень почти ничего не получили. Выручала колхоз молодежь - комсомолия, беззаветно работавшая в колхозе.
Появились и в нашей деревне непорядки. Осенью тридцать второго года старики-колхозники срезали колоски, во время обмолота колхозницы несли зерно с токов в карманах, за пазухой, чтобы дома сварить из этого зерна кашу. Надоели картошка, грибы да морошка, захотелось и каши, чтобы не падать на ходу.
7 августа 1932 г. был объявлен ужасно жестокий закон об охране социалистической собственности. Этот закон назвали в деревне "закон о пяти колосках". За эти колоски давали 10 лет тюрьмы. Шел разгул арестов без всякого основания. Людей колхоза охватил страх. Зимой на 1933 год положение стало улучшаться, голод затихал. Мы питались картошкой, самой лучшей в России, различными тра-вами, а главное, выручали "мох ягель", грибы да ягоды. Выжили колхозники Ичкова. Устоял колхоз. Продолжал колхоз сдавать молоко государству все до капли по очень низким ценам. Это было рав-нозначно налогу, ежегодно повышающемуся. При этом заготовки молока, картофеля носили обяза-тельный характер.
В Советском Союзе с 1929 года развернулось строительство машинно-тракторных станций (МТС), обслуживавших колхозы на основе договорных отношений. С середины тридцатых годов и в нашем районе создали МТС, обслуживающую все колхозы района. Первоначально председатель стал отка-зываться от услуг МТС, заявляя, что сами сделаем все. Его поправили, он осознал свою ошибку.
Организованная в Холмогорах машинно-тракторная станция -государственная сельхозбаза, снабжен-ная тракторами со всем вспомогательным оборудованием и ремонтными мастерскими для обслужи-вания на определенных условиях прилегающих колхозов, сыграла огромную роль в преобразовании сельского хозяйства на коллективных началах, в том числе и определенную положительную роль в укреплении колхоза "Новая жизнь". МТС просуществовала до 1958 года, своим обслуживанием спо-собствовала завершению коллективизации крестьянских хозяйств и росту доходов колхозов и соот-ветственной оплаты на трудодень. Председатель колхоза досконально знал взаимоотношения с МТС и не допускал ущерба хозяйству. Очень осторожно относился к указаниям из райцентра, которые стали сыпаться, как из рога изобилия. Лошадей в колхозе имели в необходимом количестве и всегда хорошо их содержали.
На лошадях в колхозе выполняли все работы: пахали, боронили, доставляли урожай с поля, дрова из леса, везли на мельницу зерно, на маслозавод - молоко. На конной тяге работали первые сельхозма-шины: сенокосилки, жатки, молотилки и другие. Позднее, с появлением тракторов МТС, лошади стали помощником трактору и автомобилю, а зимой опять-таки незаменимыми при возке сена, дров из леса и выполнении множества необходимых работ на фермах, лесозаготовках и приусадебных участках. По самым плохим дорогам на лошадях добирались до Холмогор, Архангельска и даже до Москвы.
Лошадь на Севере была нужна в тридцатые годы, нужна сейчас, и убежден, что нужна будет всегда.
Телеги, кареты, брички, повозки, сани-розвальни и дровни - все изготовляли умельцы-колхозники. И дуги гнули, а вот колокольчики поддужные покупали.
Для деревянной, в общем-то, телеги требовалось много металлических деталей: оси, втулки, шины и т.п. Эти детали изготовлял в колхозной кузнице прекрасный мастер Кудрявин Михаил Яковлевич. Он сам придумывал разные выколотки, оправки, шаблоны, которые облегчали тяжелый труд кузнеца и позволяли экономить металл. Братья Степан и Василий Распутины, Яков Александрович Абакумов делали полозья. Сами сконструировали станок, чтобы полозья гнуть. Они изготовляли дровни, розвальни и другие повозки для перевозки грузов и людей зимой и, главным образом, для вывозки древесины на лесозаготовках.
С принятием Примерного Устава сельскохозяйственной артели (на 2-м Всесоюзном съезде колхоз-ников-ударников, февраль 1935 г.) полностью сложился колхозный строй в нашей стране. Устав определил главные принципы организации производства и распределения в колхозах. Уставом было гарантировано личное подсобное хозяйство колхозников, что положительно сказалось на колхозную жизнь. В колхозе "Новая жизнь" значительно увеличилось поголовье скота в личном пользовании. В колхозе "Новая жизнь" строго соблюдались требования Устава сельхозартели. Работавшая в колхозе выборная ревизионная комиссия объявляла итоги проверок на общих собраниях колхозников. Общие собрания колхозников собирались регулярно, и в работе собраний участвовали, как правило, большинство колхозников.
Председатель и молодые колхозники очень любили технику и механизацию сельхозработ. На этой почве чуть было не попал под суд председатель. Лесозаготовители в лесу бросили гусеничный трак-тор с неисправностями. Колхозные умельцы отремонтировали и пригнали трактор в колхоз и стали на нем пахать, сено и лес возить, выполняя ту работу, которую должна выполнять МТС. Колхозу-то большая выгода, а вот для МТС убытки. Началось следствие, трактор отобрали, а председателя за-щитили парторганизация и райком партии, но наказали по партийной линии за недооценку МТС и приобретение трактора в нарушение существовавших тогда положений. Больших доходов лишили колхозников. Вообще-то, члены артели считали своего председателя самостоятельным и полностью ему доверяли. Инициатива, предвидение на несколько лег вперед были присущи и председателю, и активу колхоза. Не терпел председатель вмешательства в дела колхоза различных уполномоченных, но все делал корректно, чтобы не обидеть районное начальство. Всего, чего надо было добиться в районе, области, председатель добивался.
Правление, председатель и специалисты колхоза с бригадирами и звеньевыми изучали агрономию и опыт крестьян, живших на этих землях столетия. Твердое и целеустремленное руководство, хозяй-ская рука нравились колхозникам, и особенно то, что все крупные мероприятия проводились после совета с активом, с общим собранием. Получилось так, что все были в ответе за сделанное, и ошибок меньше было. Колхоз с каждым годом шел вперед, в гору. Но и тут не обошлось без бед.
В деревнях Копачевского сельсовета вначале организовали два колхоза - Ичково-Ступинский - "Но-вая жизнь" на правом и Копачево-Кривецкий - "Красный Север" на левом берегу Северной Двины. Колхоз "Новая жизнь" работал и жил лучше.
Районное руководство навязало объединение с колхозом "Красный Север", предполагая поправить дело отстающего хозяйства. Но практика показала ошибочность этого решения. Объединение двух колхозов, занимавших огромную территорию, разделенную Северной Двиной, не дало положитель-ных результатов, был нанесен вред колхозу "Новая жизнь", и их опять разъединили. Вот уже шестой десяток живут и трудятся эти два соседних колхоза, соревнуясь между собой. Колхоз "Новая жизнь" более 30 лет возглавлял А.П.Вашуков.
Правильная организация работы в колхозе, строгое соблюдение Устава с/хозартели, безусловно, дали положительные результаты. Следует отметить, что в колхозе "Новая жизнь" была ориентация на молочное животноводство с первых лет. При этом правление и зоотехник ввели правило: не наращивать стадо коров, а увеличивать производство кормов с тем, чтобы коровы были всегда как следует накормлены по разработанным зоотехниками рационам. Проведение в жизнь этого правила привело к значительному увеличению надоев молока. В колхозе были обобществлены в основном коровы холмогорской породы, но не всe. Начался сложный процесс доведения всего поголовья до единой чистокровной холмогор ской породы, хорошо приспособленной к местным условиям. Шло весьма успешно генетическое совершенствование скота. Имелись превосходные племенные быки - производители, от которых был налажен сбор семени для искусственного осеменения и длительное хранение семени с последующей отправкой его на станции искусственного осеменения. Оценивали производителей по их потомству, по продуктивности дочерей быка. Так была создана в 1934 г. небольшая лаборатория племенного дела.
Благодаря неустанному труду зоотехников Каркавцевой и Ко-ротковой на должном уровне находи-лась селекционная работа, на научной основе осуществлялось кормление коров и телят, была орга-низована четрехразовая дойка коров-рекордисток. Уже к 1934 году все коровы колхоза были чисто-кровные "Холмогорки". Надои превысили пять тысяч литров на фуражную корову. Одна из коров-рекордисток за период лактации дала свыше 10 тысяч килограмм молока. Эти достижения были за-слугой доярки Лизы Абакумовой (Вашуковой), зоотехника Дони Каркавцевой, проводившей целенаправленную селекционную работу, а также кормозаготовиталей и других работников бригады животноводов.
Огромные возможности таились в холмогорской породе скота, распространявшейся тогда по всей России. Колхоз "Новая жизнь" по надоям молока и приросту молодняка вышел на первое место в районе. Вот что было записано в отзыве о работе бригады животноводов: "... животноводческая бригада состояла из 37 человек и обслуживала 263 головы крупного рогатого скота. По итогам социалистического соревнования в 1933 и 1934 годах бригада животноводов занимала в районе первое место по надою молока на фуражную корову и второе - по содержанию молодняка". Бригадиру животноводов за высокие показатели, достигнутые бригадой, и общественную работу было присвоено звание сталинского ударника с занесением в краевую Красную книгу сталинских ударников за № 394, 22 января 1934 года. Многие члены бригады и зоотехник получили различные премии. Ни лютые морозы и метели, ни весенние и осенние распутицы не срывали работы МТФ. Коллектив животноводов обеспечивал бесперебойную работу фермы. Надои молока и привес молодняка не только были стабильными, но из года в год повышались, В этом была большая заслуга и полеводческих бригад, обеспечивавших ферму хорошего качества сеном и силосом в требуемом количестве. Как ни тяжел был труд животноводов, но труд доярки, скотника, зоотехника, ветеринара и конюха в то время был почетным, говоря современным языком, престижным, и этот престиж поддерживали и поднимали все руководители. Всегда была проблема кормов. Однако с большим трудом, но и ее решали. Засевали поля клевером, викоовсяной смесью с тимофеевкой, выращивали турнепс и заготавливали хороший силос из различных трав. Выручали договора по контрактации молодняка. Бычков по контрактационным договорам вывозили в совхозы и колхозы страны. За сданных бычков выдавали жмых и отруби.
Появились ростки нового в жизни и быте колхозников. В 1934 году были первые зачатки обще-ственного питания. Готовили обеды для работавших на сенокосе и жатве. Появились первые детские ясли, хотя в них приносили немного детей, так как бабушки ухаживали за внуками и правнуками.
Молодой человек, первый председатель колхоза Андрей Петро-
вич, безусловно, не знал, что писал Маркс в "Капитале", да мало знал и что было сказано у В.И.Ленина о том, как вести социалистическое хозяйство на севере. Нам, студентам Северной Кра-евой Высшей Коммунистической сельскохозяйственной школы, на лекциях и семинарах по органи-зации с/хозпроизводства в 1935-1936 гг. уже стали приводить из "Капитала" выдержки о ведении хозяйства северных областях России, а из трудов В.И.Ленина - как надо строить хозяйство после победы Великого Октября. Например, сохранились такие записи в конспектах из "Капитала" Маркса:"... Чем неблагоприятнее климат, тем короче рабочий период в сельском хозяйстве, тем короче, следовательно, и то время, в течение которого затрачивается капитал и труд. Например, Россия. Там в некоторых северных областях полевые работы возможны только в течение 130-150 дней в году. Легко представить себе, какой потерей было бы для России, если бы 50 из 65 миллионов населения 98 европейской части оставалось без занятий в течение шести или восьми зимних месяцев, когда должны прекращаться всякие полевые работы...
Существуют деревни, где все крестьяне из поколения в поколение являются ткачами, кожевниками, сапожниками, слесарями, но-жевщиками и т.п.; в особенности это наблюдается в губерниях Москов-ской, Владимирской, Калужской, Костромской и Петербургской".
Эти слова Маркса полностью справедливы и для Северного Края, в который тогда входили Архан-гельская и Вологодская области. В этих областях также занимались не только землей. В каждой де-ревне были десятки мастеровых людей, а также "питерских" и других отходников, не порывавших с землёй.
С организацией колхоза в Ичкове сразу же произошли преобразования в производстве. Многие кре-стьяне, работавшие в Ленинграде и Архангельске, порвали с землей и стали рабочими. Некоторые стали колхозниками, порвав с городом. Но таких было меньшинство. В колхозе сразу же выделилась определенная часть колхозников, непрерывно работающая в хозяйстве. Это животноводы, строители, специалисты (сапожник, саночник, кузнец и управленческий аппарат). Вторая - работающие на земле в течение полевых работ и высвобождающаяся в большинстве своем от работы зимой. Для мужчин и небольшой части женщин главной работой зимой стала работа на лесозаготовках, то есть занятость фактически была обеспечена круглый год. Но труд работающих на лесозаготовках был очень тяжёл, поэтому шел отсев колхозников, в первую очередь тех, кто работал зимой в лесу, они уходили в город и в леспромхозы. Мерами удержания колхозников были даже такие крайние, как невыдача свидетельства о рождении, чтобы не получили паспорт.
Энергия, настойчивость правления, председателя и помощь парторганизации и райкома позволили удержать основную массу людей в колхозе от ухода в город, где требовались рабочие руки в неогра-ниченном количестве в связи с бурным развитием промышленности в Архангельске, Ленинграде и других городах.
Во многом укреплению колхоза помогла предприимчивость председателя, умение считать колхозные деньги и умело их расходовать. Он с первых дней стал строить хозяйство на коммерческом расчете. Изыскивал все, что может оказать помощь колхозу. Теперь, оценивая работу первого председателя колхоза, можно быть уверенным в его правильном подходе. Он, видимо, знал указание В.И.Ленина о том, что "мы не должны чуждаться коммерческого расчета... Только на этой почве коммерческого расчета можно строить хозяйство" (В.И.Ленин, октябрь 1921 года, доклад на Московской губернской партийной конференции).
Во взгляде председателя было все просто: раз выгодно государству и колхозникам, значит хорошо. Он все считал, все учитывал, добиваясь доходов в хозяйстве. Его мечта иметь самые высокие надои молока, лучшие привесы молодняка, лучших лошадей, получать больший доход от земли, чтобы иметь больше доходов в хозяйстве, и трудодень сделать весомым и натурой, и рублем.
Его колхозники поддерживали, ведь получали на трудодень с каждым годом все больше и больше, к тому же больше, чем в соседних хозяйствах. Андрей Петрович до некоторой степени болезненно воспринимал чужое превосходство. Достижения в колхозе ощутились уже на четвертый год, когда колхоз занял одно из первых мест в районе по надою молока и приросту молодняка. Если мне не из-меняет память, на трудодень получили по 2 кг зерна и по 2 р.30 коп. на трудодень. Это было очень большое достижение колхоза. Колхозники поняли, что все зависит от их труда. Ведь тогда никакой гарантированной оплаты, как теперь, не было.
С первых дней своего существования колхоз был самоокупающимся хозяйством, да иначе никто этого тогда не понимал. Еще не было понятия быть нахлебником у государства, а долги, мол, все равно спишут. Основной доход колхоза был от молочно-товарной фермы (МТФ). Не было и безразличия колхозников к работе. Все стремились к тому, чтобы круглый год работать в хозяйстве. Против безразличного отношения к труду боролись партийная и комсомольская ячейки, правление колхоза и сам председатель. За хорошую работу был почет и уважение. О хороших людях знали все. На первом плане были простые труженицы фермы: доярки и телятницы. О лучших из них писали в стенной и районной газетах и даже в краевой - "Правде Севера". Говорили о лучших людях колхоза на заседаниях правления и общих собраниях. Хотя и редко, но и премировали лучших колхозников небольшими ценными подарками. За МТФ председатель был спокоен. Животноводческие бригады, состоявшие в основном из молодежи, работали с огоньком, азартно. Удачно по добранные бригадиры животноводов сплотили вокруг себя тружеников МТФ благодаря четкому учету сделанного каждым членом бригады.
Правление и председатель колхоза особое значение придавали личному контакту с колхозниками. Собрания в животноводческой бригаде по подведению итогов социалистического соревнования проводили всем правлением с привлечением зоотехника, ветврача, бухгалтера колхоза и заведующего маслозавода. Такое собрание запечатлено на фото в 1934 году. Отношения между членами бригады были пронизаны духом товарищества, общностью интересов, а чинопочитание презиралось.
В моей памяти Андрей Петрович сохранился ярко за пять лет работы в колхозе под его руковод-ством. Говорю о нем, каким его запомнил. Немногословный, настойчивый и надежный. Он был ис-тинным хозяином и вместе с партийной и комсомольской ячейками воспитывал это чувство у каждого колхозника. В колхозе "Новая жизнь" всё создавалось колхозниками, истинными хозяевами, их умом и старанием. Все были заинтересованы, как теперь говорят, в конечном результате своего труда, а тогда говорили проще, что получим осенью на трудодень. Все были рассудительны и знали повседневно о ходе дел в хозяйстве. Коллективное мнение проявлялось больше всего в бригадах, где судили о работа каждого и вершили суд над нерадивыми. Председатель был деятельным, порывистым, своенравным, и тогда мне казалось, что он не любил подхалимов, был аккуратен в обращении с родней, т.е. родственников не возвышал, не выдвигал, а держал со всеми на равных. Все же надо отметить, что он был властный и даже резкий. Смотрел на собеседника в упор. Его даже прозвали "белоглазым" за его светлые брови и голубые глаза, которыми он смотрел в глаза собеседнику. Водку он не пил организовал жесткую борьбу с теми, кто в лавке приобретал в рабочее время "мерзавчика" (четвертинку водки). Доставалось таким людям от председателя. Многие даже возмущались: "И откуда он знает кто и когда купил "шкалик" - четвертинку и до всего-то ему дело есть". Так оно и было, Андрей Петрович все проверял, стремился больше знать о каждом, как о своем собственном члене семьи.
Его чувствовали везде, где что-либо не ладилось, а там, где всё было в "ажуре", как он говорил, его не было, хозяйство уверенно шло в гору, и это знали все, так как обо всем говорили колхозникам, ничего не скрывая. Когда надо было отбиться от зарвавшихся уполномоченных, он собирал правле-ние и даже общее собрание, где всем сходом решали, а уполномоченному говорил, что вот собрание - хозяин и говори с ним. Как правило, партийная ячейка поддерживала председателя, его действия, не наносящие ущерба государству. С каждым годом увеличивалось число указаний сверху: что, ко-гда и где сеять, строить или убирать, угроз была тьма. Такого вмешательства в дела колхоза он не терпел, и за это "начальство" его не любило. Спасали от этого собрания колхозников.
Добился-таки председатель того, что люди вставали рано и шли на ферму, на колхозное поле, на по-жни, где работали до устали и зачастую без выходных дней. На своих приусадебных участках и по заготовке кормов для личного скота работали вечерами да в дождь. Большая заслуга организаторов колхоза заключалась в том, что в личном пользовании не только разрешили, а по решению крайкома партии добивались того, чтобы каждая колхозная семья имела корову.
Все хорошо сознавали, что на Севере без коровы семья жить не может, и приусадебный участок бу-дет давать больший урожай благодаря органическим удобрениям, а главное, сохранится привязан-ность труженика к колхозу.
Крупный рогатый скот - символ богатства крестьянина Севера. Сохранить исконных земледельцев можно только тогда, когда крестьянин - колхозник будет иметь личное хозяйство - основное сред-ство выживания. Крестьянин (колхозник) со своим хозяйством, коровой и приусадебным участком до 50 соток не пропадет, из деревни не уйдет и большую семью прокормит. Главное, чтобы были дом, своя баня да школа и фельдшер в селе и хотя бы небольшой магазин (лавка) с товарами. Вот то-гда все деревни будут перспективными.
Картофель, собранный на участке у дома, был подспорьем для членов семьи и кормом для коровы. Ни о какой торговле молоком от индивидуальной коровы не было и речи, ведь сдавали много молока по государственной цене (налог), а картофель шел только для себя. Дохода от коровы и приусадебного участка, заменяющего заработок в колхозе, не было. Ичково-Ступинский колхоз "Новая жизнь" был жизненным и прочным потому, что он возник на основе добровольности и соблюдался устав колхоза. С организацией колхоза "Новая жизнь" естественные природные особенности земледелия были сразу же учтены, и с первых дней усилилось окультуривание пахотных земель, сенокосов и пастбищ. Обобществленные поля без единой межинки радовали крестьян. Еще не осознав всего значения в будущем, потеряли счет мое и твое, перешли на наше. Правление колхоза "знало, что почвы колхозных полей отзывчивы на заботу о них и при хорошей обработке с внесением органических удобрений будут хорошие урожаи ржи, ячменя, овса и даже яровой пшеницы и, безусловно, прекрасные урожаи картофеля. Знали руководители и актив колхоза и о том, что судьба колхоза и деревень будет зависеть от судьбы сельскохозяйственных угодий, земельные угодья - от животноводства, дающего не только молоко, но и органику.
Поля, пожни, луга и лес колхозники любили всей душой, находя в них истинную суть жизни. Все крестьяне четко понимали, что всю работу в колхозе, на селе направляет партийная ячейка. Не пом-ню, когда она была создана, но в тридцатом году партийцев было порядочно, и их по праву называли большевиками. Активно работала и комсомольская ячейка, созданная в колхозе в первые месяцы его организации, хотя до этого была на весь сельсовет.
Все колхозники, что были с первого дня его основания, самоотверженные, бескорыстные люди. В зиму на тридцать второй и летом тридцать второго года из-за неурожая, ряда стихийных бедствий и неурядиц мы сильно голодали. Лошадей тоже плохо кормили, а мы весной на них пахали, и были случаи такие, когда лошадь и пахарь разом падали. Но и это не сломило дух первых колхозников, они выстояли и победили.
Работали первые колхозники самоотверженно в посевную и уборочную (страду) без выходных дней и отпусков в течение всего года. Уже осень тридцать третьего года была с хорошими результатами, а тридцать четвертый год для колхоза "Новая жизнь" явился переломным к лучшему. С этого года колхоз без сбоев шел только в гору по всем показателям сельскохозяйственного производства.
После Великой Отечественной войны колхоз "Новая жизнь" получил путевку на Выставку достиже-ний народного хозяйства в Москву. Труд председателя был высоко оценен КПСС и Советским пра-вительством. А.П. Ващукову было присвоено звание Героя Социалистического Труда. В середине пятидесятых годов колхоз стал одним из лучших в стране. Такова заслуга первых тружеников колхо-за.
Об отдыхе колхозников. В двадцатых годах длинные зимние вечера селяне коротали на посиделках за беседой, рукоделием, пением, а иногда и чаепитием. На этих посиделках не только отдыхали от дневных работ и забот, но, пожалуй, самым главным было общение односельчан.
Для посиделок устанавливалась своеобразная очередность изб, в которых они будут в следующий вечер. В тридцатом году с созданием колхоза всё изменилось. Появилась изба-читальня, под которую был передан самый большой дом (восемь комнат), ранее принадлежавший кулаку. В этом доме организовали в двух передних комнатах сцену и зрительный зал, где проводили собрания, демонстрировали кинокартины, читали лекции, ставили спектакли и самодеятельные концерты; в следующих двух комнатах библиотека, зал для чтения газет и журналов, а остальные комнаты отведены для работы различных кружков, игры в шашки и шахматы. Книги для библиотеки собрали у населения, и часть купили в Холмогорах на деньги, выделенные колхозом. В избу-читальню переселились и посиделки, но рукоделие постепенно замирало. В избе-читальне собирался и стар, и мал. Ведь с организацией колхоза резко изменилась жизнь крестьян. У мужчин высвободился вечер: не надо теперь ухаживать за лошадью, чинить сбрую, ремонтировать инвентарь; отпали и прочие заботы по хозяйству. Все это от них ушло на колхозный двор, где за сотней лошадей ухаживали не сто хозяев, а три - четыре колхозных конюха. Ремонт сбруи делали специалисты днем, а не по вечерам, как это было раньше.
Однако не смогли еще освободить женщин от домашнего хозяйства. Они ухаживали за коровой, ов-цами, курами, стирали, пекли хлеб, готовили пищу и выполняли прочие работы по дому. Все же и машины выкраивали время сходить в читалку. Весной и летом в белые ночи (без освещения), а с ав-густа по март по вечерам при керосиновой лампе колхозники проводили свой досуг в читальне: чи-тали газеты и книги, играли в шашки и шахматы; молодежь ставила спектакли, коммунисты прово-дили беседы. С приобретением радиоприемника сюда стали приходить всей семьей, чтобы послу-шать весь мир. Часто играли гармонь, балалайка, гитара и после длительных дискуссий о целесооб-разности танцев начались и танцы. Хотя еще спор продолжался о том, имеет ли право комсомолец танцевать и приходить на танцы при галстуке. Активным посещение читальни было, когда привози-ли киноленты. Очень любили смотреть документальную кинохронику, где показаны успехи первой пятилетки и восторженно-радостные люди. Нас, молодых людей, они вдохновляли на труд, на борь-бу с серостью, которая еще имела место, на подвиги.
Вдохновение на труд, на учебу, веселый отдых у молодежи Ичкова было огромное. Лозунги, призы-вы партии - все воспринимали чистым сердцем, первую пятилетку считали своим кровным делом, колхоз - своей жизнью. Так было. В избе-читальне молодежь делала всё своими силами: выдавали книги, дежурили, выступили с самодеятельностью, выпускали стенгазету и т.п. Был заведующий читальней, он же сторож, уборщик помещений, отапливавший все помещения (8 печек- голландок). Дровами обеспечивал колхоз, керосином снабжал сельский совет. Руководил нами Андрей Антипин. Скажу подробнее о стенгазете.
Большую роль в жизни колхоза играла стенная газета, которую выпускала комсомольская ячейка под руководством партийца Антипина. Газету выпускали каждую неделю. Оформляли ее к обеду в вос-кресенье, к приходу основной массы колхозников в избу-читальню. В газете отражали и достижения, и больше всего недостатки в работе колхозников, главным образом, молодежи. Газета была помощником для колхозников. В ней было два раздела "Сам себе зоотехник" и "Сам себе агроном". В эти разделы писали заметки зоотехник Доня Каркавцзва, ветеринар Василий Иванович Падчин и агроном-самоучка Илья Григорьевич Абакумов. Заметки в этих разделах пользовались большим успехом у колхозников. Газета сообщала о всех происшествиях, таких как, кто несвоевременно вышел на работу, плохо выполнил ту или иную работу. Особенно бичевали выпивох, сквернословов и нарушителей общественного порядка. Об эффективности этой газеты приведу такой пример; в газете была помещена заметка о грубом отношении к лошади одного колхозника: он очень бил лошадь. Мы написали, указав имя и фамилию, не учли, что однофамильцев, "тёсок", в Ичкове много. И вот поздно вечером я шёл домой. Около церкви ко мне подошел здоровый детина, взял меня за грудки и здорово тряхнул, заявляя, что я его оклеветал. Мне долго пришлось ему доказывать, что заметка в газете не о нем. Разошлись с миром только после того, как я сказал, что завтра же будет указано в газете отчество нарушителя дисциплины.
На страницах газеты делились и опытом, и новостями, откровенно писали обо всем в жизни колхоза, о ходе соцсоревнования и о передовиках. Доставалось и членам правления, и бригадирам за все их промахи. Выступления в стенной газете обсуждали не только на заседании правления, но и на общем собрании, а некоторые заметки направляли в районную газету. Меры принимались незамедлительно, о чем писали в разделе: "Что сделано". Был еще раздел о важнейших событиях в колхозе.
"Стенновку" оформляли тщательно. За художественное оформление отвечал Григорий Иванович, а за грамотность - Мария Архиповна Абакумовы. Все заметки писали крупным шрифтом, чтобы могли читать пожилые люди. Старались излагать заметку кратко, ясно, конкретно. После случая со мной и "пострадавшим" в газете стали указывать имя отчество и фамилию того, кого критиковали.
Колхоз принес в жизнь крестьян очень большие перемены. В их жизни все было совершенно новым. Юноши - колхозная молодежь - как-то сразу повзрослели, стали проявлять самостоятельность в кол-хозных делах. Многие молодые люди стали учетчиками, звеньевыми и бригадирами. Стали строите-лями социализма в деревне, стали делать новую историю. К любви и ответственности за свою семью, за свой дом добавилась любовь и ответственность за свой колхоз. Эти чувства прививались незаметно: быстро и колхоз, его люди стали нам, молодежи, очень близкими. От своих отцов мы получили трудолюбие. С первых дней колхозной жизни мы вместе с родителями работали, делая то, что было посильно.
Но жизнь в стране развивалась невиданными темпами. В начале тридцатых годов в Северном Крае открылось много средних и высших учебных заведений, в которые сразу потребовалось много моло-дежи, окончившей семилетку. Пробудилась у молодых людей величайшая тяга к знаниям, унаследо-ванная от М.В.Ломоносова. Многие мои сверстники уехали из Ичкова учиться в Архангельск, Во-логду, Холмогоры, Пинегу и другие города, где в учебных заведениях пополнялись ряды студенче-ства. Уехал и мой брат Михаил в Пинегу, где поступил учиться в лесохимический техникум. Уход молодежи из Ичкова на первых порах не особенно отражался на состоянии дел в колхозе, так как колхозников было в избытке, и в каждом дома жили полнокровной жизнью. И всё же по-разному переносили великий перелом в жизни крестьян. Главное, молодежь стала уходить не только на учебу, но и на работу в города, где требовалась рабочая сила. Нас, работающих в колхозе, становилось всё меньше и меньше. Успокаивало то, что много подрастало детей, идущих нам на смену, Но не учитывали, что все они будут стремиться получить среднее и даже высшее образование.
Колхозное хозяйство крепло потому, что каждая колхозная семья стремилась создавать все для того, чтобы осенью больше получить на трудодень. Сохранялась заинтересованность в исходе затраченно-го труда. На развитие животноводства продолжалась ориентация колхоза. Не брезговали колхозники, мужчины и женщины и мы, молодые люди, колхозным, крестьянским трудом и навоз возили на поля, и пахали, и косили, сорняки пололи, за скотом ухаживали, хотя всем хотелось сесть за руль автомобиля или трактора, а о самолетах мы мечтали так, как сейчас думают о космических полетах.
В первые годы в колхозе не все шло гладко. Распределение доходов по трудодням в первые годы не больно радовало колхозников, особенно тех, которые работали на полевых работах, как говорится, не круглый год, в отличие от работающих в животноводстве. Однако ни голод, ни нужда в первые два года колхозной жизни не отвратили нас от колхоза. Была твердая уверенность в том, что колхоз окрепнет. Учет всего сделанного каждым колхозником был поставлен во главу угла, и о работе каж-дого колхозника было известно всем. Все знали, кто сколько трудодней заработал, и почему у неко-торых мало. Были и прогнозы, сколько натуры и денег получим осенью на каждый трудодень. Заслуга в этом принадлежала бухгалтеру Семену Копалину, счетоводам Филиппу Абакумову и Михаилу Вашукову, работавшим четко и оперативно. Бригадиры, зоотехники, ветврач, агроном, бухгалтер, счетоводы были весьма инициативными и чувствовали величайшую ответственность за порученное дело. Колхоз с первых лет своего существования имел прибыль, пусть небольшую, но все же прибыль. Он не был должником перед государством в те годы.
Сделаю еще небольшое отступление и расскажу об отвлеченном (от колхозного) труда, которым за-нимались немногие, то есть, те кому повезло в голодный 1932 год.
В начале тридцатых годов по Северной Двине осуществляли нолевой сплав леса, который проводился с ранней весны. Этот вид сплава был самым дешевым способом транспортировки круглого леса и приносил большие доходы лесозаготовительным предприятиям. Но происходило отравление и загрязнение Двины и, кроме того, много леса уносилось в Белое море. В 1936 году назвали этот способ сплава леса вредительством и прекратили его. Хотя и до того уже было заметно, что Северная Двина мелеет и нуждается в помощи человека, а происходило все наоборот: еще больше захламляли реку. Уже в то время на это не обращали внимания, а на молевом сплаве зарабатывали хлеб и небольшие деньги. Дело в том, что бревна, плывущие по реке, ветром и течением воды прибивало к берегу. Бревна обсыхали на берегу, а наша задача была не допустить их обсыхания, а если уже это произошло, то скатить кругляки в воду как можно дальше от берега, чтобы они плыли к запани.
Моей матери и, следовательно, мне десятник отвел участок берега длиною около километра и на этом участка берега не должно обсохнуть ни одно бревно. Мы с матерью два раза в день, и часто еще ночью ходили на реку и скатывали бревна на воду. Труд был тяжелый потому, что я еще был мал и слаб, а мать сильно болела. Однако мы один летний месяц тридцать второго года в порядке держали берег, а за труд ежедневно получали 600 грамм хлеба и рубль денег.
Ближе к осени я стал работать учетчиком молока и кормов на скотном дворе и телятнике с оплатой 0,8 трудодня. Мать ходила на полевые работы в колхоз.
ПЕРВЫЕ КОЛХОЗНЫЕ БРИГАДЫ, ПЕРВЫЕ ТРУЖЕНИКИ КОЛХОЗА
В первые же недели жизни колхоза были в Ичкове организованы бригады: животноводческая, две полеводческие и бригада лесорубов. Первым бригадиром животноводов был Михаил Афанасьевич Вашуков. Среднего роста, коренастый, всегда любезный и общительный человек сумел сплотить коллектив животноводов, вначале работавший на нескольких, плохо оборудованных скотных дворах. Не смотря на очень тяжелые условия, в зиму с тридцатого на тридцать первый год он со своим коллективом сохранил всех коров и молодняк, и не сильно снизились надои молока. Осенью тридцать первого коров перевели в новый скотный двор на 100 голов, построенный по проекту того времени, с большими дополнениями к проекту, данными колхозниками.
Большую роль в моей жизни сыграл Михаил Афанасьевич. Он научил меня вести учет молока, кор-мов и труда животноводов. Привил пунктуальность, своевременность в учете и особую аккурат-ность. Ежедневно в мою обязанность входило трижды принять молоко, надоенное каждой дояркой, с учетом и от какой коровы; сдать это молоко на маслозавод и чтобы сошлось: что принял, что сдал, определить жирность сданного молока, получить положенное количество обрата и сыворотки и до-ставить этот обрат и сыворотку в телятник. Учесть грубые корма, выдать сено на каждые десять ко-ров и сообщить полеводческой бригаде, сколько подвезти сена. Комбикорма раздавал сам бригадир.
Работу на скотном дворе начинали с четырех часов утра, и к этому времени должны быть учетчик и бригадир животноводов. Дойку коров начинали рано, чтобы к пяти часам утра все стадо выгнать на пастбище.
Дневную дойку проводили на пастбища, а вечернюю - в коровнике около 22 часов, чтобы коровы были подольше на пастбище, т.е. их до самой дойки пасли. Вот такая простая пара давала значитель-ное повышение надоя молока. Но работать дояркам было трудно, к тому же отсутствовала матери-альная заинтересованность. Все держалось на энтузиазме - надо стране. Уставала девушки, но радо-вались увеличению надоя молока, стремились быть победителями в соревновании с соседними фер-мами. Позже, после войны кроме энтузиазма стали практиковать и личную заинтересованность кол-хозников.
Летом работа шла нормально, а с наступлением холодов труд на ферме очень усложнялся из-за необ-ходимости носить воду в очень большом количестве, да и на работу в большие морозы ходить тоже трудно. Неудобств очень много.
Возникали большие трудности с укомплектованием бригады. С уходом Михаила Афанасьевича с должности бригадира на эту работу правление колхоза определило меня, хотя я еще и не был совер-шеннолетним, а ответственность возложили великую. На эту работу назначили меня поздней осе-нью, т.е. в трудное время работы фермы, хотя еще и не в самые трудные дни, но они уже отражались на всей работе. Работая учетчиком под руководством прекрасного наставника Михаила Афанасьеви-ча, я усвоил и стиль его работы как бригадира. Ведь я уже стал вторым бригадиром на ферме и обя-зан был использовать опыт первого, под руководством которого проработал более года.
Первые дни работы бригадиром животноводов омрачились тем, что ушли с работы три доярки и две телятницы. Председатель колхоза сказал кратко и предельно ясно: "Ты, бригадир, - за все в ответе. Иди, ищи доярок и телятниц, лучше всего среди молодых девушек". Поделился я своей заботой с ма-терью и получил превосходный совет: "Ты сходи к Якову Григорьевичу Абакумову (первому, как его называли за старшинство, а вторым был мой брат). У него дочери работящие, обязательные и трудодни им нужны, ведь Яков-то лесничий, а мать связана большой семьей. Только расскажи им всю правду о тяжелой работе, ничего не обещай и ни в чем не ври. Они гордые и любят, когда их уважают".
Да, так и все-то наши ичковские любят жить по правде. На работе на ферме действительно было очень трудно. Доярке надо было не только подоить десять коров, но и напоить их, корм раздать. Во-ду надо наносить с колодца, самим черпать воду из колодца, заливать в бочки, зимой согревать эту воду, а затем, зачерпнув ведром из чана, разнести к каждой буренке. Механизация отсутствовала полностью. Одно было облегчение: сено завозили на поветь и сбрасывали по трубе вниз, и доярки уже разносили по кормушкам. Физический труд был основной и очень тяжелый. Все это я рассказал матери двух дочерей, которые тут же были и все слышали.
Старшая - Лиза - сидела спокойно и внимательно слушала, а младшая - Саша - часто смеялась и вставляла разные колкости, за что получила неодобрительный взгляд матери. Елизавете Яковлевне было около девятнадцати лет, а Саше - семнадцать. Я знал, что эти девушки помогали матери во всем, были неизбалованными, любили труд и не пренебрегали работой с домашним скотом. В то же время обе закончили по шесть классов, веселые, любят петь и танцевать. Возражений на мое пред-ложение не последовало ни от девушек, ни от матери, но выяснилось, что Лиза любит коров, а Саша – телят, и с разрешения матери согласились работать: старшая - дояркой, другая - телятницей с утра следующего дня, т.е. завтра. Обрадованный таким успехом, я спросил, а кого бы еще пригласить в доярки, и они посоветовали молодую девушку Феклу Евдокимовну, сестру Дмитрия Евдокимовича, мужа моей сестры Ольги Григорьевны. Мы вместе с Лизой пошли к Феше и очень быстро договори-лись.
Ферма, вернее бригада, становилась молодежной, как и советовал председатель. На следующий день на работу Лиза пришла вместе с зоотехником Доней Каркавцевой и самоуверенно заявила, что она будет ухаживать за "рекордистками" - коровами, дающими более восьми тысяч литров молока за лактационный период. Зоотехник заверила, что будет помогать, и через год все эти коровы будут давать молока не меньше десяти тысяч литров каждая. Доярки тут же их назвали десятитысячницами, и с веселым настроением начался новый рабочий день. С первых же дней работы Елизавета Яковлевна показала, что у нее все в руках горит, боевая, ловкая, непрерывно улыбающаяся, она поднимала настроение у остальных доярок. Смех и песни слышались и при кормлении коров. С коровами была ласкова, с каждой разговаривала, величала по их кличкам, даже иногда ругала нас за какую-либо несуразную кличку, данную корове в обязательном порядке на ту букву алфавита, которая была установлена на год появления телки на свет. Условия труда на ферме были тяжелые: работали в одну смену с четырех часов утра до двадцати, а летом до двадцати двух часов вечера с перерывами по несколько часов между дойками, т.а. день был разорван тремя дойками. Не всегда были и выходные дни, а об отпусках и не помышляли. Уходя на работу в четыре часа утра, почти все не завтракали и работали до восьми утра, сильно уставая. Встал вопрос об организации завтрака и вечернего ужина после работы. Молока было много, но расходовать его не разрешалось. Тогда действовал суровый закон об охране социалистической собственности. Выход нашли с согласия, вернее разрешения, районного руководства стали готовить кофе, расходуя один-два литра молока в сутки на бригаду с оплатой за молоко по государственной цене. Все согласились. Это было большое достижение. Закупали кофе "Здоровье", а когда его не было в лавке, делали сами из ячменя и цикория. Сделали печку в приемной молока с вмазанным котлом на 15 литров и варили кофе, заливая, конечно, не два, а все пять литров молока, которое не учитывалось при его взвешивании от каждой коровы и не сказывалось на общем надое от ста коров.
По окончании утренней дойки коров мы все пили горячий кофе
досыта. Хлеб, шаньги или пироги, иногда сахар приносили доярки, каждая для себя, угощали друг друга тем или и смеха было очень много во время этого завтрака. Но что было отрадно, никогда не было склок и сплетен. Разговор был прямой, откровенный. Все, что о ком думали, говорили в глаза, без ехидства, доброжелательно.
Тяжелым, в общем-то, не женским, был труд животновода. Называлась дояркой, а это было, по сути, не главное. Надо было поить и кормить коров. В сорокоградусные морозы наносить из колодца воды для каждой буренки в достаточном количестве. Воды требовалось очень много. Для промывания вымени по пять литров на каждую корову, воду грели в котлах, создавая запас теплой воды на три дойки. Пользоваться холодной водой нельзя и вовсе не подмывать бурёнку тоже запрещено. Антисанитария - раз, стрессы животных - два. Молоко должно идти только высшим сортом, ведь вырабатывали из этого молока масло на экспорт, а также шла борьба за повышение надоев молока. Если доярка помоет вымя коровы холодной водой, то не досчитается до двадцати процентов молока, а то и вовсе заболеет животное.
Вода нужна не только для гигиены буренки, еще в большем количестве ее требуется, чтобы трижды напоить коров досыта согретой в чанах водой. Душевых на ферме тогда еще не было и даже мысли о них, но теплая вода нужна была для мытья рук, стирки полотенец, халатов, мытья помещений и т.п. Надо было облегчать труд доярок, но как?
Сердце у доярок болело за животных, за работу, за надои молока. Вот это было главным. Уставали они ужасно, а придя домой, занимались еще и домашней работой. Среди животноводов много еще было матерей, растивших по два и более ребенка. Как облегчить их труд, долго думали, а помог невероятно простой случаи.
В декабре 1933 г. рождественские морозы достигали 40°С. Чтобы как-то облегчить труд доярок, я помогал носить воду от колодца до приемной молока, а далее в помещение до чанов уже носили воду доярки, куда и сливали эту воду, чтобы согрелась и чтобы потом уже разносить согревшуюся воду к коровам из этих чанов. Черпали воду сторож Алексей Рудаков и возчик молока Василий Копалин. Дорожка от колодца до скотного двора покрылась льдом. Я как-то неловко повернулся и упал. Из ведер вода потекла по этой дорожке ко двору, а я катился на спине туда же. Это падение, сток воды и мое движение осенили меня. А нельзя ли воду из колодца пустить по водопроводным трубам самотеком. Колодец примерно на два-три метра выше пола скотного двора. Об этой мысли я промолчал. Под общий смех и шутки наполнили чаны водой. Пригодился мой маленький опыт водопроводчика при совместной работе с дядей Митей в Архангельске, да я же имел считавшееся солидным шестиклассное образование. Невероятными ухищрениями удалось установить, что столб воды в колодце выше чанов примерно на полтора-два метра. Измерил я длину от колодца до чанов, чтобы определить, сколько надо труб, муфт, тройников и угольников, а также кранов и обязательно один вентиль. Вот о фильтре не подумал, потом Дмитрий Евдокимович, давая фильтр, сказал: "А про лягушек ты забыл, чтобы стал делать, если бы они попали в трубу".
Написал письмо Дмтрию Евдокимовичу Пекишеву, в котором все описал, приложил чертеж, разме-ры, и попросил, не достанет ли он описанных при ремонте водопроводов труб дюймовых или на три четверти дюйма и соответствующую арматуру.
Если сможешь достать, то на первых пароходах (это, значит, в мае) я приеду и заберу. Тут же напи-сал, что об этом никто не знает, чтобы не засмеяли, а заплачу за трубы и краны сам. Ответ не заста-вил долго ждать. Дмитрий написал коротко: вода побежит в бочки, за трубами приезжай с первым пароходом. Слово он сдержал. Вместе с Ольгой Григорьевной перенесли мы заготовленные трубы с улицы Энгельса, дом 14 до пристани и погрузили на пароход. Уже привезя все это к скотному двору, я рассказал своему наставнику Антипину Дмитрию, работавшему сторожем на скотном дворе. Он был "питерским", прекрасным кровельщиком и слесарем. Взялся он за строительство водопровода с огоньком. Через неделю по уложенным в глубокую траншею трубам вода побежала. Свершилась первая механизация скотного двора. Доярки от колодца до бочек несли меня на руках, целовали, шутили, а я боялся одного, как бы не бросили в чан с водой.
Резко изменились условия труда доярок, на ферму охотнее пошла молодежь.
Об этом событии я докладывал на пленуме Северного краевого комитета ВКП(б), когда мне вручали книжку и большой красный бант с лентами, на которых золотыми буквами написано: "Сталинский ударник».
Селькор написал о водопроводе в "Крестьянскую газету". Получил я письмо из редакции этой газеты 21.10.34 года, где меня просили "... Расскажи подробно о механизации скотных дворов". Как устроен водопровод? На твоем опыте будут учиться другие колхозники. Через нашу газету будут знать миллионы колхозников, как комсомолец, Сталинский ударник, знатный колхозник борется за развитие животноводства и каким методом добивается успеха".
Моя мать, а затем моя жена сохранили эту реликвию - письмо из редакции, и я привожу его содер-жание, чтобы можно было понять, какое значение придавалось тогда в начале коллективизации ме-ханизации, чтобы облегчить труд колхозников.
Работать дояркам стало легче, сократились затраты времени на носку воды - около трех часов в сут-ки, вернее по часу после каждой дойки коров. Особо радовались девчата, так как вечером они стали уходить с работы на час раньше. Оставалась еще тяжелая работа: разносить ведрами воду к десяти коровам, обслуживаемым каждой дояркой. Вскоре, но уже без меня, наладили автопоилки, а также приспособления при раздаче кормов, чем значительно облегчили ручной труд доярок. Это была очень большая победа по облегчению физического труда на ферме. Прибавился энтузиазм у труже-ников фермы.
Следующим шагом, повышавшим уровень колхозного производства, было введение в строй дей-ствующих объектов колхоза - дизельэлектростанции.
Жизнь колхозников в Ичкове изменилась коренным образом. На первых порах ребятишки были "не-довольны", ведь до этого они ходили в кино бесплатно, по очереди крутив динамик, а теперь надо покупать билет. Но ничего, скоро и они поняли все преимущества принесенные колхозной электро-станцией.
Строители двора позаботились о доярках, построив просторов теплую зимой приемную молока, где можно было умыться, передаться, попить кофе, отдохнуть, побеседовать и песню спеть.
В обязанность сторожей входило к утренней дойке протопить печь в приемной, скипятить воду, а помещение для коров хорошо почистить и проветрить. С этими обязанностями успешно справлялись трудолюбивые пожилые люди Дмитрий Антипин и Алексей Рудаков.
Девушки с хорошим настроением принимались за дело, а после дойки и раздачи кормов животным садились за стол пить кофе. Правда, никакого особого культурного обслуживания доярок не было. Изредка читали газеты да регулярно проводили беседы ветврач Василий Иванович Падчин и зоотех-ник Домна Минична Каркавцева. Потом в приемной молока поставили репродуктор, "черную тарел-ку", хотя и не регулярно, но вещавшую о происходящем в стране и передававшую веселую музыку.
На окне приемной молока стоял любимый северянами цветок красная герань.
После работы - вечерней дойки - девушки быстро переодевались и бежали в свой маленький клуб, где после тяжелого трудового дня отплясывали под гармонь, пели веселые частушки, ощущая удо-влетворенность новой жизнью.
И все же начали разлетаться девушки по городам. В Ичкове стало мало ребят.
Продолжу рассказ о первых доярках колхоза "Новая жизнь". Примечательным было то, что доярки шли на работу опрятно одетыми и переодевались для работы в аккуратно сшитые специально для работы сарафаны и, как правило, "душегрейку" - безрукавную как жилет, под нее - кофточку, вес-ной и осенью – вязаную, а зимой - на меху. Сверху халат - белый для дойки, темно-синий - для раз-дачи кормов. На голове платок соответственно времени года. Всю одежду для работы на ферме шили сами, содержали ее в чистоте и выглядели красиво, опрятно. Обувь была разная, часто кожаные сапожки или ботинки для работы, сшитые колхозным умельцем, а зимой на работу шли в валенках и в приемной переобувались.
Главное всё же заключалось в том, что после закрепления до десяти коров за каждой дояркой эти де-вушки-доярки стали считать этих коров своими и относились к ним с любовью и лаской, как их ро-дители дома относились к лично принадлежащим коровам. Такое отношение к колхозному достоя-нию, как к своему личному, определило все последующие успехи и достижения колхоза.
Нашим девушкам-дояркам работа не была в тягость. Вставали спозаранок легко и на дойку бежали весело. Отношения доярок между собой были дружные, почти родственные. С работы уходили часто с песней. Возвращались некоторые девушки из Архангельска и даже из Ленинграда, стосковавшиеся по Ичкову, по красивым местам и добрым людям, и приходили работать на ферму.
В тридцатых годах, в первый год колхозной жизни взяли на себя трудное, новое дело молодые де-вушки Ичкова. И выстояли. Они были первыми строителями социализма, совестливыми, скромными, отвечавшими за порученное дело. Они чувствовали себя хозяйками на порученном участке работы.
Привязанность к Ичкову, к родному колхозу все же удержала многих девушек, которые вышли за-муж, стали иметь детей и до старости прожили здесь, работая в колхозе, находя и отдых в труде. У ичковлян считалось, что каждый человек должен всякую работу делать, а если не умеешь, то это стыдно. Годен ли для дела - так судили о молодом человеке.
Как сложилась их жизнь после первых пятилеток, в тяжелые военные годы работы в колхозе? Наде-юсь, найдутся люди, опишут жизнь этих героинь первых пятилеток. В заключение отмечу то, что в те годы шли колхозницы на поле и пожни, как правило, с песнями. На колхозном току, когда хлеб молотили, тоже пели. У доярок, как по расписанию, или, вернее, как по распорядку дня ежедневно были песни. Была веселая песня о труде в радости и тяжелая заунывная в горе. Песня была как бы показателем морального здоровья колхозников. Не было еще тогда жадности, стремления к наживе и накопительству у основной массы колхозников. Порядочность, скромность, взаимопомощь - вот ос-новные качества, которые ценились жителями Ичкова. Дома не замыкались на замок, а ставилась палка на перекрест, показывающая, что хозяев нет дома. Продукты своего хозяйства - молоко, яйца - друг другу давали, но не продавали. Дети видели в старших искренность, полную отдачу сил кол-хозному делу и сами стремились к тому же. Добропорядочность человека ценилась выше всего тра-диционно и начала утрачиваться значительно позже. Добрым словом животноводы всегда отмечали работу полеводческой бригады, своевременно, в полной мере обеспечивавшую коров и лошадей се-ном хорошего качества. На снимке показана полеводческая бригада Ичкова Верхнего.
Хорошо работала комсомольская ячейка. Часто проводились открытые комсомольские собрания, считавшиеся праздником молодежи. На этих собраниях от души высказывали все, что наболело и чего бы хотелось.
Как правило, на комсомольском собрании присутствовал партиец.
Партийная ячейка, председатель колхоза относились, к молодежи с доверием, величали нас труже-никами нового общества. Все это я
Рассказываю о людях, отпраздновавших 15-ю годовщину Октября.
ПЕРВЫЙ ЗООТЕХНИК КОЛХОЗА
Несколько добрых слов о работе зоотехника Каркавцевой Домне Миничне уже было сказано. Все же остановлюсь подробнее на её работе. В ознаменование четвертой годовщины организации колхоза (март 1934 года) состоялось общее собрание колхозников, после которого были выступления участ-ников самодеятельности. Собрание отличалось от прошлых таких сборов тем, что на нем, кроме ос-новного доклада председателя колхоза, подведшего итоги развития хозяйства за прошедшие годы, был еще доклад зоотехника о развитии животноводства и продаже молодняка по договорам. Кто она, эта Доня? После окончания зоотехникума в Холмогорах в колхоз "Новая жизнь" (тогда объединенный "Красный Север") на должность зоотехника приехала молодая русоволосая, среднего роста, веселая, жизнерадостная девушка.
Основное время рабочего дня была на скотных дворах. Приходила на работу, на ферму вместе с до-ярками. Установила нормы выдачи кормов каждой корове, наладила строжайший учет надоя молока также от каждой коровы и оформила все необходимые книги по селекционно-племенной работе. Главное заключалось в том, что в 1933-34 гг. в колхозе "Новая жизнь" Каркавцева и Короткова (не-давно прибывшая по окончании техникума) и животновод, содержавший племенных быков, Илья Григорьевич Абакумов наладили, а вернее, завершили селекционное дело первого этапа методами народной селекции. Была установлена родословная каждой коровы чуть ли не до пятого поколения. Зоотехник сделала заключение о том, что все коровы на ферме в Ичкове чистокровной холмогорской породы. Многими необходимыми данными о родословной коров обеспечил Илья Григорьевич, который добровольно, без оплаты вел селекционно-племенную работу ещё за много лет до организации колхоза. Он содержал пламенных быков, вел учет рождаемости телочек и бычков от каждой коровы, принадлежащей еще до колхоза крестьянам, строго следил, чтобы в стаде не появился посторонний бык-производитель и не нанес бы ущерба чистоте холмогорской породе скота. Вот эти представленные им материалы селекционно-племенной работы и все, что было сделано в этом вопросе на колхозных фермах, и позволили сделать заключение о чистоте породы коров. Бригады животноводов колхоза пунктуально выполняли все рекомендации зоотехников.
Удои молока возрастали ежегодно. В 1934 году стали получать по 4000 и более кг молока от каждой коровы в год, в последующем намечали выход на рубеж 5000 кг на фуражную корову в год. Следовательно, шла и намечалась дальнейшая работа по улучшению холмогорской породы скота.
В докладе Каркавцевой особенно отмечалась работа первых доярок колхоза. Тут же Доня сказала, что ожидается хорошая денежная оплата за трудодень благодаря повышению надоев молока и успешной сдаче масла на экспорт. В своем докладе она очень хвалила маслозавод, вырабатывавший масло на экспорт без единой претензии, и особенно знаменитого на весь район маслодела Андрея Афанасьевича Вашукова, разработавшего свою совершенную технологию выделки кисло-сладкого масла, которое отправлялось ни куда-нибудь, а в саму Америку. Похвалила и правление за то, что доярок обеспечили двумя халатами каждую; один, синий - для ухода за коровой и белый - для дойки. Гуртом, как лебедушки, доярки в белых халатах ходили на дневную дойку в вересник, куда пастухи к назначенному времени сгоняли коров.
Добрыми словами отзывалась она о тружениках-доярках Ичковской бригады животноводов, труд которых тогда был тяжел, дойка коров была ручная, молока коровы давали много. Доня ответила, что если Елизавета Яковлевна Вашукова взяла группу коров-рекордисток, от каждой коровы надаи-вала не менее 7-8 тысяч литров за лактационный период, то Екатерина Федоровна Рудакова взяла группу коров-первотелок, так называемую раздойную группу. Очень трудную работу возложили на себя эти две великие труженицы. Вообще-то у каждой доярки, как правило, были в группе первотел-ки, но не более двух из десяти закрепленных коров. О трудностях работы с первотелками знала каж-дая доярка, и поэтому все удивлялись решению Екатерины взять сразу группу в восемь голов. Ох, как трудно приучить этих молодых коровушек к порядку. Но Екатерине Федоровне хотелось раздо-ить этих коров до класса рекордисток. Подбор первотелок осуществила зоотехник Доня Каркавцева и во всех делах помогала этой знатной доярке, восхваляя ее труд, хотя удои были на первых порах не ахти какие.
Эти доярки, как и большинство работавших на ферме, были безотказны и исполнительны, но при подведении итогов соцсоревнований ни себе, ни кому спуска не давали, считая, что каждая исполняет свой долг в колхозе. Высказала Доня озабоченность и о том, что многие подруги девушек-доярок уехали в Архангельск, звали и колхозниц к себе в город. Еще и после окончания семилетки почти все девушки и ребята уехали из Ичкова учиться в техникумы и институты.
В конце доклада зоотехник призвала всех колхозников иметь в личном пользовании корову, как к этому призывал Северный краевой комитет партии большевиков. Она много внимания уделила тому, чтобы внушить колхозникам значение распространения (продажи) бычков этой породы скота по всему Союзу, а главное – в совхозы около крупных городов по контрактационным договорам. Рассказала, как заключать договоры на продажу бычков и тёлочек, как выращивать молодняк в соответствии с предъявляемыми требованиями. Дело заключалось в том, что если колхоз аккуратно выполнял обязательства по контрактации, то не всегда эти договоры выполнялись колхозниками, имевшими в личном пользовании коров холмогорской породы. Хотя и знали колхозники о своих коровах почти все, но слушали зоотехника с интересом. Холмогорка не капризна, к кормам не привередлива, к погоде терпелива. Улыбки вызвали у колхозников слова: "Добросовестная коровка недоедать будет, а молоко все равно даст". Как говорят наши доярки: "с тела сдаивает". Зоотехник рассказала, как проявит холмогорка свои лучшие качества, что должны делать доярки в колхозе и хозяйки дома. Разъясняла, что можно ждать от каждой коровы и ее потомства. На четвертом году существования колхоза обращалось серьезное внимание на то, чтобы высокопродуктивные животные не вырождались. Отбор продолжался непрерывно с целью повышения продуктивных и племенных качеств животных. Успех был. Продуктивность коров непрерывно росла. На каждую корову была заведена родословная от третьего ряда предков, что позволяло предвидеть то, что можно ждать от коровы и ее потомства. Но и эту информацию поправляли, если телочка не в мать пошла.
Предстояла самая трудная задача - обеспечить кормами каждую корову в положенном количестве. Похвалила Ичковскую бригаду животноводов (бригада состояла из 37 человек и обслуживала 263 головы крупного рогатого скота). По итогам социалистического соревнования в 1933 и 1934 годах бригада животноводов занимала в районе первое место по надою молока на фуражную корову и второе - по сохранению молодняка...
ПЕРВЫЙ ВЕТЕРИНАР КОЛХОЗА
Василий Иванович Падчин был первым ветеринарным врачом, обслуживавшим животноводческие фермы (МТФ) и лошадей трех колхозов: "Новая жизнь", "Красный Север" и "Большевик", а также коров, находящихся в личном пользовании колхозников всех деревень, входящих в эти колхозы, раскинувшихся на огромной площади, протяженностью более двадцати километров. Жил он в деревне Новолочек, примерно в центре этой площади. Телефонная связь была постоянной с двумя колхозами, расположенными на левом берегу реки, а с колхозом "Новая жизнь" телефонной связи не было. При необходимости из Ичкова надо было ехать в Копачево (за реку) и с почты или из сельсовета связаться с ветеринаром.
Василий Иванович был уважаемым и даже любимым человеком у преобладающего числа колхозни-ков всех трех артелей. Он был высокого роста, прекрасного телосложения, внешне исключительно опрятен. Но не в этом было главное его обаяние. Его глаза всегда светились добротой, при разговоре с любым человеком на лице была улыбка, располагающая собеседника к откровению. Голос ровный, спокойный, и все понимали, что он не способен произнести грубое слово или повысить голос на собеседника. Ясность мысли в разговоре покоряла и располагала на его сторону каждого, кто с ним говорил. Он уважал и старого, и малого и особо благоговел перед женщинами.
И это не все. Он как ветеринар "по-человечески" относился к заболевшему животному. Всегда не молча, а разговаривая с лошадью или коровой, внимательно ее осматривал и выяснял характер забо-левания. Коровы, и даже строптивые лошади вели себя так, как бы ожидая помощи, и своим поведе-нием помогали в установлении диагноза. Пожилая доярка оценила работу ветврача образно, заявив, что не всякий фельдшер так относится к людям, как Василий Иванович к животным.
Успехи его в работе высоко ценились, а добился он этого систематической работой с животноводами по предупреждению заболеваний и оказанию первой помощи заболевшему животному.
Нашу ферму он посещал планово три раза в месяц и в каждое своё прибытие на ферму после осмотра коров, лошадей и телят проводил занятия с работниками фермы по основам ветеринарии.
Занятия проводил интересно. Если была заболевшая корова, то вел всех нас к ней и рассказывал, от чего заболела и какую помощь надо оказывать. Это чаще всего было в тех случаях, когда у дойной коровы был продой - воспаление вымени. Научил всех доярок принимать теленка во время отела и тому, что надо делать впервые минуты и часы новорожденного.
Только благодаря его неустанной работы с животноводами по вопросам стойлового содержания крупного рогатого скота в коровниках на сто голов в течение первых пяти лет, да и в последующие годы, не было заболеваний и падежа коров и лошадей.
Систематическая работа животноводов под его руководством по профилактике дала положительные результаты и в последующие годы.
ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР КОЛХОЗНОГО МАСЛОДЕЛЬНО-СЫРОВАРВННОГО ЗАВОДА
Директор маслозавода Андрей Афанасьевич и я на совещание в сельсовет приехали на полчаса раньше, чем надо было. Пытались узнать, о чем будет идти речь на совещании, но никто не знал, говорили только о том, что сам секретарь райкома партии будет проводить совещание, значит оно важное.
Ровно в назначенное время в зал, где мы собрались, вошел секретарь райкома, поздоровался, с неко-торыми даже за руку, встал за стол и объявил о начале совещания. Речь свою он говорил без всяких бумаг и начал с выполнения пятилетки в стране, области и районе. Напомнил, что стране надо много станков, оборудования, а чтобы купить их за границей, нужна валюта. Валюту, сказал он, добывают ваши колхозники, заготовляя лес, который идет на экспорт. Колхоз "Новая жизнь" успешно выполняет план лесозаготовок. Перечислил многих колхозников, выполняющих полторы-две нормы, в числе их назвал моего брата Якова. Вторым видом валюты является пушнина. Опять перечислил, как добывают пушнину наши охотники, объявив, что впереди по добыче белки идут Степан Сидорович Распутин и Михаил Копалин. И вот теперь о третьем виде валюты, которую должны дать колхозы для покупки машин у капиталистов.
Американцы согласились закупать у нас большое количество сливочного масла по сносным ценам. Экспертам торговых фирм США были показаны образцы масла, изготовленные несколькими масло-заводами нашего района. Наивысшую оценку по качеству и оформлению получило масло, сделанное Андреем Афанасьевичем. Но и это масло, надо переделывать по технологии, которую они нам выдали. Суть в том, что нужно кисло-сладкое масло и цвета чуть розово-желтого. Краситель изготовляется из моркови. Масло необходимо расфасовывать по пуду в ящики, которые вам будут поставлены с завода из Архангельска. Пергаментная бумага тоже будет выдана, однако это все должно быть на строгом учете, и не разбазарено. Только на маслозаводе Андрея Афанасьевича будет изготовляться небольшое количество масла, расфасованного по фунту, которое пойдет на снабжение американского посольства и тоже за валюту. Вы уж, Андрей Афанасьевич, постарайтесь и это масло делать не только вкусным по их технологии, а и красивым в расфасовке с "коровушкой", как Вы делаете сейчас для ленинградцев. Вы проявляете не только мастерство, но и искусство в маслоделии и сыроварении.
Сыр, сделанный Вами, тоже получил высокую оценку и будет экспортироваться в Германию. Всем мастерам маслосыроделия, видимо, придется получиться у Андрея Афанасьевича, чтобы все масло, сделанное вами, пошло на экспорт.
Колхозам надо увеличить надои молока, а мастерам маслоделия изготовить масло по технологии США. Они будут принимать масло, оценивая его и по жирности, и по запаху, и по цвету и еще по многим показателям, которые, указаны в розданной вам инструкции.
Первую партию масла поручили изготовить лучшему мастеру района, как сказал секретарь райкома, Андрею Афанасьевичу Ващукову.
Тронутый такой похвалой и доверием, Андрей Афанасьевич прослезился. Пообещав сделать масло, как указано в инструкции, в которой технология изготовления масла мало отличалась от существу-ющей, Андрей Афанасьевич потребовал, чтобы на ферме соблюдали чистоту при доении коров и мытье бидонов, подойников и другой посуды, куда сливается молоко.
Травы нашего заливного луга придают нежный аромат и приятный вкус маслу. Сено с луга и поймы вкусное, питательное и ароматное, а вот что получается от силоса, это надо проверить. Молоко надо быстро доставлять на маслозавод, от этого тоже зависит качество масла.
Далее, на совещании перешли к рассмотрению вопросов повышения надоя молока. Было сказано, что по мере сдачи масла на экспорт будут выдавать колхозам жмых и комбикорма, чтобы улучшить кормление коров. Зоотехнику Доне Каркавцевой поручили разработать рацион для каждой дойной коровы, а учетчикам молока выдавать корма строго по весу, как определит зоотехник. Поручили провести надлежащую работу среди доярок и всех колхозников, сдающих молоко на маслозавод, чтобы выполнить план сдачи масла на экспорт.
После этого совещания Андрей Афанасьевич работал по 12-14 часов. Была наведена идеальная чи-стота на маслозаводе. Он ходил на скотные дворы и показывал, как мыть бидоны, подойники и даже вымя коров перед дойкой. Были выданы белые халаты для доярок и приемщика молока, полотенца, масло сливочное для смазывания рук при дойке и многое другое. Даже призвали сторожей к более внимательной работе - своевременной чистке стойла коров. Одновременно решались вопросы, как увеличить надои молока. Ветеринарный врач Падчин Василий Иванович провел занятия, как исключить заболевания коров во время их зимовки. Учетчик Григорий, как всегда проявляя комсомольскую активность, написал на материи лозунг, призывающий дать больше валюты государству. Повесили этот лозунг при входе в маслозавод.
Все колхозники включились в осуществление этого задания партии. Работа спорилась, жизнь преоб-разилась благодаря новому чувству ответственности: "Наша продукция идет в Америку". Вечером около маслосыродельного завода, как правило, собиралась молодежь. Здоровым ребятам, ухажива-ющим за девушками, работавшим на заводе, Андрей Афанасьевич разрешал крутить сепаратор, под-менять возлюбленных. Хотя условия для допуска к сепаратору были жесткие, например: одеть белый колпак на голову с хорошо подстриженными волосами, снять ботинки, намазанные кремом, и одеть тапочки, подготовленные на этот случай мастером, надеть белый халат, выстиранный и отутюженный девушками, работающими на заводе, и другие требования.
Вечерами с шутками, прибаутками и с песней шла работа на заводе. При штате всего в пять человек выпускали сотни килограмм масла и сыра. Андрей Афанасьевич сам принимал молоко, доставляемое с фермы и приносимое колхозником, сдававшим молоко в счет налога, а также и добровольно; вел учет, проверял жирность молока, а главное, сам лично делал и масло, и сыр, Только три женщины ему помогали и то больше физическую работу выполняли. Добровольно, без оплаты, помогали ему в работе и дочери Саша и Зина.
Надо сказать, что правая рука Андрея Афанасьевича была перебита осколком снаряда на войне и ко-сти срослись так, что она не прилегала к телу и выделялась вперед. Писать правой рукой он не мог, а вот носить, передвигать что-либо, даже крутить центрифугу и ручку сепаратора мог. Физически был крепкий, выносливый, всегда чисто и опрятно одетый, вежливый и со старым, и с малым. Он пользовался большим уважением у односельчан.
Честность его была такая, что молоко приносили на завод дети, он взвешивал, записывал и объявлял жирность молока, не вызывая ни у кого сомнения в правильности сказанного им. Дочери его были симпатичные, веселые, общительные и хорошо воспитанные по сравнению с другими сверстницами. В этом была большая заслуга их отца, который всю любовь большого сердца вкладывал в их воспитание и обучение.
В последующем этот маслодельно-сыроваренный заводик закрыли как мелкий. Этим сразу же оста-вили девушек без работы, и они уехали в город. Но еще хуже стало то, что и колхоз, и колхозников лишили обрата и сыворотки, а это повело к ухудшению выращивания телят. Деревня осталась без сыра и масла. Сепаратор купить запрещалось, да и дорого он стоил. Это один из первых ударов по колхозу, сказавшийся в последующем. Произошло нарушение главной структуры получения и пере-работки молока на месте, без дальних перевозок. Увеличились и потери молока, и порча его, а следо-вательно, снизились доходы колхоза. Не смог тогда Андрей Афанасьевич доказать, что упразднение маслозавода нанесет ощутимый вред колхозу.
АГРОНОМ-САМОУЧКА
Илья Григорьевич Абакумов до колхоза и после организации колхоза содержал быков-производителей холмогорской породы. До колхоза быки-производители принадлежали ему, а затем стали колхозной собственностью, но оставили их в скотном дворе, ранее построенном хозяином. О большой селекционной работе по выведению холмогорской породы скота было написано ранее. Еще Илья Григорьевич изучал агрономию и занимался выращиванием огурцов в придомном парнике и белокочанной капусты в открытом грунте, сажая рассаду, выращенную в парнике, расположенном на южной стороне дома у самой стены. Он вел образцовое подсобное хозяйство без эксплуатации чужого ручного труда.
Он выписывал журнал «Сам себе агроном», изучал все советы различных авторов и многое проверял на своем приусадебном участке.
В 1932-1933 годах он наладил выращивание капусты в колхозе на большой площади полей, распо-ложенных на юго-западном склоне.
Урожаи белокочанной капусты были очень хорошие. Колхозники стали получать капусту на трудод-ни до ста и более килограмм на семью. В домах колхозников рядом с бочками соленых грибов, мо-ченых ягод брусники и клюквы стояли бочки с квашеной капустой. Это было большое подспорье в питании колхозников, а главное, капуста была своеобразным лечебным средством, улучшившим ра-цион питания северян. Все были признательны и благодарны Илье Григорьевичу. Позднее в колхозе наладили и выращивание огурцов в закрытом грунте, но немного. Он был главным консультантом в полеводческих бригадах колхоза и к нему за советом обращались колхозники, выращивавшие овощи на своих приусадебных участках.
ПЕРВЫЙ КОЛХОЗНЫЙ КУЗНЕЦ
Кузница стояла на восточной окраине Быкова, метрах в трехстах от жилых домов. Около нее был станок, где подковывали лошадей. Место для кузницы выбрано такое, чтобы не мешать жителям. Все кузнечные работы летом проводились при раскрытых воротах, как говорили, на открытом воздухе. Кузнечные инструменты - добротные, современные по тому времени, закупленные не только в Архангельске, но и в Питере. Особенно гордились "музыкальной" наковальней, стоявшей на деревянной (лиственничной) колоде, закопанной в землю и хорошо утрамбованной. Славились гвоздильни для изготовления подковных гвоздей. Слева от входа в кузнице стоял горн на кирпичном постаменте. Топливом для горна служили древесный уголь и дрова. Кузнец пользовался всеобщим уважением у селян. В начале 30-х годов первым колхозным кузнецом был Михаил Кудрявин (старая фамилия Распутин), возвратившийся из Ленинграда на постоянное жительство в Ичково. Он не только подковывал лошадей и делал различные предметы для колхоза, но и кованые художественные изделия: декоративные решетки на окна, ограды на кладбище, навесы "вычурные" светильники, фонари и другие поделки. Соединения делал с применением заклепок и кузнечной сваркой. Отверстия в тонкой полосе пробивал пробойником, без нагрева, а в толстой - с нагревом. Это я наблюдал, когда помогал кузнецу: раздувал горн, подавал инструмент, материал и даже немного ковал.
Кузнец любил свое дело, по-хозяйски подходил к работе. В Ичкове (затем в колхозе) много было лошадей, а, следовательно, телег, саней, сох и борон и другого инвентаря, требовавших кузнечных дел. Например, деревянная телега имела много металлических деталей: оси, втулки, шины и другие. Ко всем этим деталям надо было приложить руку кузнеца. У Михаила Яковлевича было много раз-личных оправок, выколоток, шаблонов, которые облегчали его тяжелый груд. Многое он сам приду-мывал и делал для облегчения труда, ведь ему было за шестьдесят. И все же он ловко орудовал длинными щипцами и тяжелым молотом.
В заключение следует отметить, что возрастал достаток колхозников. Но понятие о полном достатке резко отличается от того, что мы имеем в восьмидесятых годах. Тогда, в начале тридцатых годов, полный достаток имели председатели колхоза и сельсовета, учителя, зоотехники, бухгалтеры и не-значительное число передовых колхозников. Что считалось полным достатком? Это швейная ма-шинка, велосипед, репродуктор или детекторный радиоприемник, этажерка с книгами до двух десятков, и уж совсем высокий достаток, когда был еще и патефон с большим количеством пластинок, кроме того, хороший костюм, пальто и пыжиковая шапка.
В годы первых пятилеток колхозная молодежь стремилась иметь велосипед, девушки - приобрести швейную машинку. Большая тяга была к приобретению книг. Это, видимо, унаследовано северянами от предков-книжников. Каждая молодая семья покупала этажерку. На ее верхней полке стояли будильник, зеркало и скромные туалетные принадлежности, а на остальных - книги. Если полки на этажерке были заполнены книгами, всех нас, молодых людей, охватывала хорошая, добрая зависть.
Будильник, наш спутник, просуществовал всю нашу жизнь и, видимо, еще долго будет своевременно поднимать людей на работу, большим украшением кухни в семье со средним достатком были ходики и как особая редкость - часы ходики с кукушкой. Все это я пишу о достатке людей, вышедших из бедняков и середняков. Тогда, как теперь, были и, вероятно, еще долго будут высокопоставленные особы, резко отличающиеся от основной массы материальным достатком, квартирами, домами с изысканной обстановкой в квартирах и прочими благами.
Главным в оценке людей была их добросовестность. А как одевались? Молодые люди стремились иметь хромовые сапоги, брюки галифе, кожаную куртку и кожаную кепку, а зимой пыжиковую шапку, в тридцать четвертом стали носить гимнастерки полувоенного образца, подпоясывались ремнем с портупеей. Эту одежду - гимнастерку носили и девушки. Примерно до тридцать третьего года не носили рубашку с галстуком, долго не разрешали носить галстук комсомольцам.
И все же главное богатство, основной достаток колхозника
заключался в хорошем доме, корове, нескольких овцах, курах и обязательно в семейной бане.
Несмотря на все трудности колхоз "Новая жизнь" окреп, поднял производство. Колхозники убеди-лись в силе социалистической формы хозяйства. Начался социальный и культурный прогресс в де-ревне. Теперь колхозник стал тружеником-коллективистом. Прекратились классовое расслоение и кулацкая эксплуатация в деревне. Крепла экономика колхоза, повысилась продуктивность животно-водства. Обращалось внимание на то, чтобы каждая колхозная семья имела приусадебный участок и корову, и мелкий скот.
В постановлении Краевого исполнительного комитета Советов РК и КД от 25 октября 1933 года сказано: "Сталинским ударникам оказывать первоочередную помощь в обзаведении собственными коровами и мелким скотом и оказывать помощь в приобретении кормов". Справедливость этого решения оправдывалась в течение десятков лет. Но вот очередной удар по колхозу был нанесен в I960 г., когда стали ликвидировать личный скот, сокращать приусадебный участок, нанося страшный урон колхозному крестьянству. Позднее начали вновь восстанавливать личное хозяйство, но это пошло с великим трудом.
Хотелось бы просить выходцев из Ичкова: "Наведывайтесь в родное гнездо, помогайте, чем можете отчему дому и салу родному. С сыновней любовью навещайте дом родной, с полной признательно-стью ему, своей малой Родине. Опишите, как складывались дела колхоза в годы Великой Отече-ственной войны и после нее".
Расскажу о моей учебе и работе в I935-I937 гг.
Северная краевая высшая коммунистическая сельскохозяйственная школа (СКВКСХШ)
С развитием индустриализации и коллективизации сельского хозяйства в начале тридцатых годов большое внимание уделялось партийно-политическому образованию кадров, их идейно-политической закалке. Для подготовки кадров для сельского хозяйства была создана Северная крае-вая высшая коммунистическая сельскохозяйственная школа (СКВКСХШ), которая была в г. Архан-гельске на Петроградском проспекте, д. 2. СКВКСХШ была с двух- и трехлетним сроком обучения. В этой школе давали очень хорошее партийно-политическое и специальное образование. Готовили партийных и комсомольских работников и организаторов сельскохозяйственного производства. На учебу направляли районные комитеты партии членов ВКП(б), комсомольцев и беспартийных, отли-чившихся на работе, с различных должностей - от бригадира, специалиста до секретарей крупных партийных организаций. Были достойные и беспартийные студенты с должностей председателей колхозов, сельсоветов и районных организаций.
За успехи, достигнутые в развитии животноводства, зоотехника Д. Каркавцеву и меня в декабре 1934 г. Холмогорский РК ВКП(б) направил на учебу в СКВКСХШ в город Архангельск, где мы и учились с января 1935 года по январь 1937 года (два календарных года). Были зачислены на двухгодичное отделение животноводческой секции. Мы были комсомольцами. Приема в партию ВКП(б) в эти годы не было.
Стипендия была очень высокая - 260 рублей в месяц. Это объяснялось тем, что на учебу направляли лиц в солидном возрасте, имеющих семью, которую нужно было студентам содержать. Жили мы в общежитии, по 4-6 человек в комнате. Питались в столовой, деньги за питание в которой удержива-лись в получку сразу на месяц, но хлеб покупали в магазине сами.
Очное обучение в этой школе давало хорошую возможность получить знания по специальности и по идейно-политическим вопросам. Преподавательский состав был высококвалифицированным. Исто-рический и диалектический материализм, политэкономию и историю Коммунистической партии большевиков изучали мы по первоисточникам. Требования были высокие. Правда, в самом начале обучения (в первом семестре) был один раз бригадный метод сдачи экзамена, который был сразу же осужден и отменен. Суть его заключалась в том, что за все учебное отделение экзамен сдавал один студент, выбранный самими же студентами группы. Например, мне поручили сдать экзамен по истории ВКП(б). Оценку получил "отлично". Эту оценку поставили всем студентам учебного отделения, хотя их преподаватель не спрашивал. По другому предмету экзамен за всю группу сдавал второй студент и т.д. по всем предметам, вынесенным на экзаменационную сессию.
Большое внимание уделялось изучению русского языка, литературы и математики в объеме средней школы. Поэтому по окончании школы наше образование считалось средним, приравненным к 10 классам средней школы.
Изучению предметов по специальности, особенно по животноводству, на нашем факультете отводи-лось первостепенное значение и максимальное количество времени. Знания давались самые совре-менные по тому времени. Можно показать на таком примере.
Я и особенно зоотехник Д. Каркавцева при поступлении в ВКСХШ о народной селекции знали многое. В колхозе "Новая жизнь" проводили селекционную работу по улучшению холмогорской породы скота около трех лет. Но вот что стало главным в нашем обучении в школе на факультете животноводства. С первого курса в 1935 году стали нам читать курс научной селекции. С этого момента мы усвоили, что генетика является теоретической основой селекции животных. Курс основ генетики, гибридизацию, выведениеновых пород животных читал любимый студентами старший преподаватель Шапошников.
Главное внимание в курсе лекций уделялось совершенствованию холмогорской породы скота, по-вышению ее продуктивности, невосприимчивости к болезням и к групповому содержанию коров на привязи в крупных фермах. Этот курс был построен на величайших достижениях русских и совет-ских ученых в области генетики к началу тридцатых годов.
После окончания ВКСХШ все ее выпускники, работавшие в животноводстве, стали активными спе-циалистами по внедрению научной селекции. Даже "средневековая инквизиция лысенковщины" не всех сбила с правильного научного пути.
Высшая коммунистическая сельскохозяйственная школа дала нам прекрасное марксистско-ленинское образование, хорошо подготовила нас как специалистов-организаторов сельскохозяй-ственного производства. Но эта школа дала нам очень мало правовых знаний, особенно во взаимоотношениях колхоза с МТС, с леспромхозом, с соседними колхозами, промкооперацией и другими организациями, а также и с отдельными лицами. Слабы были знания в вопросах сохранения социалистической собственности. Мы не могли правильно оформлять правовые документы и тому подобное. В районе роль юридических служб в обеспечении социалистической законности даже в 1937 году была еще низкой; чувствовалась у руководителей, тем более у тружеников села, правовая малограмотность, а порой и безграмотность. Это было в тридцатых годах, а позднее - в пятидесятых, когда наконец-то выяснилась нетерпимость этого положения, стали принимать соответствующие, правда робкие, меры по повышению юридического образования руководящего состава.
Все студенты школы имели партийные и комсомольские поручения и весьма серьезные. Когда я был студентом второго курса, мне поручили вести семинары и групповые упражнения по истории ВКП(б) со студентами медицинского института. Так я приобрел навыки преподавателя.
После окончания СК ВКСХШ выпускники направлялись, как правило, в распоряжение районного комитета партии, направлявшего на учебу в школу. Школа давала рекомендации, какого выпускника, на какой должности лучше использовать. В рекомендациях указывались должности председателей колхозов, директоров и заместителей директоров МТС, заведующих отделений в совхозах, а также использования на партийной и комсомольской работе в районном и областном звене.
Меня райком партии рекомендовал председателем колхоза "Большевик", Ракульского с/с. Холмогор-ского района. Колхозники на общем собрании проголосовали за меня. В конце января 1937 года я стал председателем колхоза.
Председатель колхоза "Большевик"
Работал я председателем колхоза "Большевик" всего восемь месяцев, в самый тяжелый (в политиче-ском отношении) 1937 год, с января по сентябрь. Гордиться мне нечем, но всё же расскажу о своей работе.
Сразу же, на этом первом собрании я столкнулся с расхождениями с тем, чему нас учили в сель-хозшколе, и с полным забвением, вернее пренебрежением, руководства района к требованиям кол-хозного устава. Четко проявилось новое: все председатели должны полагаться только на указания районного начальства. Председателю указывали, его и наказывали районные партийные руководители. Мне сразу четко сказали, что я как председатель колхоза обязан выполнить план лесозаготовок и сплава во чтобы то ни стало, что я не имею права подвести район, не важно, как там был дан этот план и как это сказывается на делах колхоза. Коллективный разум правления и общего собрания колхозников не только ущемлялся, но просто во внимание не принимался. В жизни крестьян веками сложился определенный расклад и очередность всех работ. Нехорош преждевременный сев так же, как и запоздалый. И вот ворвалось в жизнь колхозов нетерпение. Стали погонять разные уполномоченные, запугивать колхозных руководителей, а сами в делах крестьянских мало чего понимали. Труд крестьянский стал терять свою прелесть.
Колхозник как крестьянин стал неволен распоряжаться собой, и общее собрание колхозников все реже стало собираться. Идею коллективного труда и социалистических отношений портили и опош-ляли различные неучи. Все делать стали по команде сверху.
Техника и квалифицированные кадры были в МТС, которая обрабатывала колхозную землю за нату-ральную плату, установленную сверху. Колхозами стали командовать. Если в начала тридцатых го-дов еще могли колхозники уходить в город, то к середине тридцатых колхозники не имели паспортов и не могли свободно перемещаться. Труд в колхозе принял разновидность принудительного труда. Деревня постепенно раскрестьянивалась. Беда в колхоз приходила с приездом уполномоченного из района или края (области), который командовал как военачальник, не допуская возражений. Началась подмена сознательности силой приказа. Колхозное производство медленно шло вниз! Я, председатель колхоза, с первого дня превращался не в хозяина колхоза, а в уполномоченного райкома, хотя и был только комсомольцем. Приёма в партию до 1938 года не было. Опытные председатели как могли, сопротивлялись, хитрили и были в итоге правы. Партийная ячейка при Ракульском сельсовете еще в начале года сопротивлялась нововведениям во взаимоотношениях с райкомом, но давление на секретаря ячейки означало, что всё зависит от указаний сверху. Все стало крутиться вокруг выполнения сегодняшних задач, началась текучка, происходило отождествление: председатель - это колхоз, т.е. нарушалась та демократия, на основе которой создавались колхозы. При организации колхоза и в Уставе было ясно сказано, что хозяин колхоза это - общее собрание колхозников. В этом суть, позволившая организовать колхозы. В 1937 году резко стали нарушать этот уставной принцип. Лозунг «Дело прежде всего состоит в том, кто стоит во главе колхоза и кто руководит им» был доведен в исполнении до такого положения, что колхозное собрание да и заседание правления колхоза были преданы забвению, с их решением райком на считался. Все это привело к плохим последствиям, хотя, в принципе, этот лозунг справедлив и сегодня при правильном его понимании.
Колхоз в январе не выполнил план лесозаготовок. Задание имело оборонное значение. Ежедневно от меня требовали одно: выполнить план лесозаготовок, и заготовленный лес сплавить весной по Обокше в запань на С.Двине. В ВКСХШ я получил воспитание беспрекословно выполнять решения партии и уже знал, чем может обернуться невыполнение этого плана. Я отдал все силы, знания и не-окрепшие организаторские способности, чтобы любой ценой выполнить план лесозаготовок и спла-ва. Дела колхоза по остальным вопросам поручил своему заместителю, ранее работавшему председа-телем этого колхоза, Павлу Черемухину. Ведь он не был освобожденным заместителем и не мог, ко-нечно, все охватить. Это была моя ошибка. Надо было поручить ему ответственность за лесозаготов-ки, а самому руководить колхозными делами. Дело прошлое, теперь можно об этом и сказать. План лесозаготовок и сплава выполнили. Была похвала и премия; ордер на покупку грузового автомобиля для колхоза.
Посевная прошла сравнительно хорошо, но животноводство хромало на обе ноги, да еще беда слу-чилась: пал племенной жеребец, которого держали в нашем колхозе для трех колхозов. Виновника в гибели пламенного производителя предали суду. Это было чрезвычайное происшествие, омрачившее всю мою работу председателем в то тяжелое время. Случилось и второе ЧП, арестовали председателя сельского совета Payшину за то, что когда-то она разделяла точку зрения троцкистов.
На меня, как на её заместителя возложили эту работу, председателя сельсовета. Я стал обладателем двух круглых печатей и двойной ответственностью за все происходящее и в колхозе и во всех дерев-нях Сельского Совета. Это была уже ошибка районных работников. Нельзя же было на двадцатилет-него парня возлагать сразу два такие ответственности. Но работа шла.
Посевную закончили успешно. Даже провели очень интересный эксперимент, о котором кратко по-ведаю. Бригадир Beликодворской полеводческой бригады на своём приусадебном участка произво-дил вспашку под ячмень сохой, хотя можно было плугом; засевал участок вручную и убедительно доказывал, что под яровые (ячмень и овёс) вспашку почвы плугом производить не следует и заделы-вать семена в почву на 4-5 см (сеялкой) нельзя, так как резко снижается урожай.
В 1937 году весной в колхозе, на поле Beликодворской бригады, опасаясь попасть в немилость, в тайне от районного агронома, на небольшом участке рядом с основным полем решили проверить правоту утверждений бригадира на опытном участке: в хорошо разрыхленную сохой и бороной поч-ву сеялкой семена ячменя заделали на глубину до двух сантиметров (не больше).
И вот результат наших наблюдений. В равных условиях на опытном участке семена проросли быст-рее, дружнее и гуще, а ведь количество семян высевалось одинаковое. Урожай зерна был значитель-но выше на опытном участка по сравнению с основным таким же полем, но вспаханным плугом, и семена были заделаны на 4 см, как тогда гласила инструкция. Не знаю, как было дальше с результа-тами этого опыта, но для меня было ясно то, что на сегодня под яровые надо рыхлить землю и сеять на набольшую глубину, что значительно повысит урожай. Видимо, оправдывается и поговорка: "Сей овёс в грязь, будешь князь".
Опыта с посевом яровой и озимой ржи в разрыхленную, а не вспаханную плугом землю и с заделы-ванием семян на меньшую глубину, чем по инструкции, при мне не произвели. Тогда считали, что хорошо бы рыхлить землю дисковой бороной и ею же сеять.
Колхоз подготовился к уборочной в основном хорошо. Все планы, задания, различные налоги и по-ставки колхозом и колхозниками выполнялись. Жили мы в этом году в каком-то не объяснимом страхе. И вот я допускаю уже личную непоправимую ошибку. 18 августа у меня день рождения. Ве-чером я пригласил гостей к себе в комнату, находившуюся рядом с комнатой правления колхоза, от-метить моё 21-летие. В составе приглашённых были члены правления, зав. МТФ и продавец сельма-га, т.е. сельская "знать". Мы выпили, пели революционные песни, играли в карты "подкидного дура-ка" и вели разговор на различные темы. Информатор на следующий день сообщил о состоявшейся у меня "пьянке", карточной игре и плохих разговорах. Якобы я окружил себя родственниками и поку-шаюсь на колхозный строй. Вот так обернулось дело.
Меня вызвали в райисполком и райком партии. Я все рассказал, как было, заявил, что о родственни-ках не знаю и убедительно попросил снять с меня бронь от призыва в армию, заверив руководителей района, что Павел Черемухин, который был до меня председателем, справится с работой. Вот тогда секретарь райкома мне и сказал: "Не в пьянке дело, а в том, что ты сказал, что арестовывают старых большевиков-ленинцев ни за что, ни про что. Ведь ты закончил комвуз, а разобраться, что к чему не можешь. Мы уже решили, чтобы тебя призвали в армию, может быть, там поумнеешь и болтать при открытых дверях будешь меньше". На следующие сутки я получил повестку в военкомат. 1-го октяб-ря я был призван в ряды РККА.
Так закончилась моя работа в сельском хозяйстве. В последующем я стал профессиональным воен-ным.
Свидетельство о публикации №125012002984