Коллекционер

20,21
Джули с порога бросилась подруге на шею.

– О боже, Лайла!

Она отпустила ее ровно настолько, чтобы заглянуть в лицо:

– Она напала на тебя!

– Не совсем.

– У нее был нож. О боже! Она ранила тебя! Ты истекала кровью.

– Да нет же…
Лайла сжала щеки Джули ладонями и посмотрела в глаза:

– Она меня поцарапала, а Люк обработал ранку и заклеил. И я сбила ее с ног. Только все немного в другом порядке…

– Должно быть, она следила за тобой от самой галереи.

– Не знаю. Думаю, она маячила где-то поблизости в надежде, что ей повезет. И ей повезло, пока я не усадила ее на задницу. Но поскольку она испортила мне хорошую белую блузку, счет в ее пользу.

– Бывает, – констатировала Джули. – Думаю, тебе нужно несколько недель пожить у родителей. Аляска слишком далека для нее.

– Ни в коем случае. Мы с Ашем сможем объяснить, в чем дело, после…

Она осеклась, услышав новый звонок.

– Копы, – объявил Аш, взглянув на монитор.

– Мы поговорим.

Лайла сжала руку Джули. Аш пошел к двери.

– Доверься мне.

Вошли Файн и Уотерстон и наскоро, бесстрастно оглядели собравшихся. Но тут Файн заметила на блузке у Лайлы кровь.

– Вы ранены?

– Слегка. Хотите кофе или что-то похолоднее? Я бы выпила чего-нибудь похолоднее.

– Да, разумеется.

Люк сделал движение в сторону кухни.

– Момент!

– Давайте сядем.

Стараясь не задеть ранку, Аш осторожно обнял Лайлу за талию:

– Лайле нужно сесть.

– Ничего страшного, – слабо возразила она. – Но лучше и правда сесть.

Поскольку он продолжал ее обнимать, они уселись рядом впритирку. Детективы сели напротив.

– Почему бы вам не рассказать нам, что случилось? – начала Файн.

– Аш сегодня хотел поработать над картиной, и по пути сюда я зашла в галерею повидаться с Джули, – с готовностью стала объяснять Лайла.

Она немного успокоилась и рассказала все возможно подробно – и про каблуки напавшей на нее азиатки, и про ее красоту, и про то, как в дело вмешался пес – выскочил, как чертик из табакерки, чем напугал преступницу. И она предъявила полицейским Эрл Грея. Файн потрясенно открыла рот. Но обветренное лицо Уотерстона расплылось в улыбке:

– Черт возьми, в жизни не слышал ничего подобного!

– Если б не он… Не знаю, чем бы все это закончилось. А так я сбила ее с ног и побежала, а когда включился мой мозг, свернула к пекарне Люка. Вот, собственно, все.

Она с улыбкой подняла глаза на Люка, как раз вносившего в комнату высокие стаканы чая со льдом.

– И вот мы здесь. У нее длинные волосы, до лопаток. Рост примерно пять футов восемь дюймов, если без каблуков, и у нее нет акцента. Немного не те интонации, но английский у нее хороший. Зеленые глаза, профессия – убийца. Делает она это ради денег и удовольствия. Но вы знаете все это, – заключила Лайла. – Знаете, кто она.

– Ее зовут Джей Маддок. Мать китаянка, отец – англичанин, он умер.

Файн помедлила, словно размышляя, стоит ли говорить, но все же сказала:

– Ее разыскивают в нескольких странах. Убийства и воровство – ее специальности. Три года назад она заманила в ловушку двух полицейских сотрудников и убила обоих. С тех пор совершила еще несколько преступлений. Сведений о ней немного, но все следователи, занимавшиеся ее делами, согласны, что она хитра, безжалостна и не остановится, пока не достигнет цели.

– Я бы согласилась со всем этим. Но хитрость не всегда означает здравомыслие.

Лайла снова вспомнила эти светло-зеленые глаза.

– Самовлюбленная социопатка.

– Всякий, кто может убить двух тренированных агентов, должен иметь какую-то уверенность в себе.

– У нее было время составить план, – включился в диалог Аш. – И речь идет о ее собственном выживании. Плюс необходимость действовать против двух людей, которых она, возможно, уважала, насколько ей позволяла ее извращенная этика.

Лайла кивнула. Он понял. Он точно понял, что она думает. Что чувствует.

– С Лайлой она промахнулась. Не ожидала такого.

– Не рассчитывайте на повторение счастливой случайности, – вставил Уотерстон. – Сегодня вам повезло.

– Я и не рассчитываю на то, что кто-то может совершить одну и ту же ошибку дважды. Даже я, – добавила Лайла с улыбкой.

– В таком случае отдайте нам Фаберже и позвольте сделать объявление. Избавитесь от него, и у нее не будет причин преследовать кого-то из вас.

– Знаете, это неправда, – покачала головой Лайла. – Мы – свободные концы, которые она должна связать. Более того, я оскорбила ее сегодня, и она не позволит мне ускользнуть. Если мы отдадим вам яйцо, ей остается только покончить с нами.

Уотерстон подался вперед, и его тон и манеры преисполнились такого терпения, какое, по мнению Лайлы, он обычно проявлял по отношению к своим детям-подросткам.

– Лайла, мы – Фэ-бэ-эр, Интерпол – можем защитить вас. Это большая сила.

– Думаю, что можете и защитите. Пока. Но рано или поздно встанет вопрос о деньгах и человеческих ресурсах – люди понадобятся на других заданиях. Она может позволить себе ждать. Сколько лет она была киллером?

– Лет с семнадцати. Возможно, с шестнадцати.

– Почти половину жизни.

– Примерно.

– У вас есть подробности о ней. Информация, – сказал Аш. – Но вы не знаете, кому она служит сейчас.

– Пока нет. Мы работаем над этим, много хороших людей работают над этим, – деловито ответила Файн. – Мы найдем того, кто ей платит.

– Даже если найдете, даже если доберетесь до него, это ее не остановит.

– Еще одна причина, по которой вам нужна защита.

– Мы с Лайлой уезжаем на несколько дней. Вам тоже следовало бы, – вздохнул он. – Мы потолкуем об этом.

– Куда? – вскинулась Файн.

– В Италию. Мы ненадолго покинем Нью-Йорк. Если поймаете ее, пока нас нет, проблема решена. Я хочу, чтобы Лайла была в безопасности, детективы. Хочу вернуть прежнюю жизнь и хочу, чтобы особу, ответственную за смерти Оливера и Винни, поймали и посадили за решетку. Ничего этого не будет, пока не остановят Джей Маддок.

– Нам нужна ваша контактная информация в Италии: когда летите, когда собираетесь вернуться.

– Я все сообщу, – согласился Аш.

– Мы не собираемся затруднять вашу работу, – кивнула Лайла.

– Может быть, и нет, но уж точно ее не облегчаете, – бросила Файн.

После ухода детективов Лайла долго размышляла об услышанном.

– Что нам теперь делать? Удрать и скрываться, пока они не найдут ее и не упрячут, что вот уже десять лет никому не удавалось? Не мы начали это. Не мы на это напрашивались. Я выглянула в окно. Ты распечатал письмо от брата.

– Если бы можно было скрыться и решить этим вопрос, я бы сделал все, чтобы заставить тебя скрываться. Но…Аш запер дверь, вернулся и снова сел рядом с Лайлой.

– Ты была права, сказав, что она может и захочет убить… предварительно выждав. Если сейчас она заляжет на дно, невозможно сказать, когда и где вынырнет снова. Итак, Италия?

– Италия, – согласилась Лайла и взглянула на Люка и Джули.

– Вы сможете поехать?

– Не знаю, смогу ли взять отпуск прямо сейчас. Правда, очень хотелось бы, – вздохнула Джули. – Но не знаю, что мы будем там делать.

– Помогать нам. Нас будет четверо, вместо двоих, – горячо подхватил Аш. – И после сегодняшнего дня я не хочу, чтобы Лайла ходила куда-то одна. Если ты можешь защитить себя, – добавил он, чтобы предупредить ее возможные возражения, – это не означает, что тебе обязательно придется это делать.

– Безопасность… Что может ее обеспечить? – вслух размышлял Люк, но, поймав взгляд Аша и прочитав послание «нужна помощь», слегка кивнул.

– Да, я могу поехать. Джули?

– Можно преобразовать это в деловую поездку, – сообразила она. – Посетить галереи, посмотреть на уличных художников. Поговорю с владельцами. И поскольку только сейчас завершила две большие продажи, думаю, владельцы согласятся.

– Прекрасно. Я позабочусь об остальном.

Лайла повернулась к Ашу:

– И что это должно означать?

– Нужно добраться туда. Где-то остановиться, оглядеться. Я обо всем позабочусь.

– Почему ты?

Он положил руку ей на плечо.

– Мой брат.

Лайла решила, что трудно спорить с простотой и искренностью этого заявления, и переплела свои пальцы с его.

– О’кей, но это я нашла Антонию Бастоне. Я позабочусь об этом.

– Что означает…

– Когда мы доберемся туда, остановимся где-нибудь, оглядимся, будет неплохо получить право входа на виллу Бастоне. Вот об этом я и позабочусь.

– Держу пари, так и будет.

– Можешь быть уверен.

– Итак, снимаемся с якоря? Мне нужно вернуться в пекарню, если только я вам не нужен, – сказал Люк.

– Нет, пока не нужен, теперь я сам за ней послежу.

Аш погладил Лайлу по голове и встал.

– Спасибо. За все.

– Я бы сказал «обращайтесь в любое время», но очень бы не хотелось снова врачевать раны твоей леди.

– Ты прекрасно справился.

Лайла поднялась, подошла и обняла его.

– Если мне когда-нибудь понадобятся уверенные, спокойные руки, чтобы врачевать раны, я буду знать, куда пойти.

– Держись подальше от психованных баб с ножиками.

Он чмокнул ее в щеку, обменялся еще одним безмолвным посланием с Ашем, поверх ее головы.

– Я отвезу тебя, – сказал Люк Джули. – И приеду за тобой, когда закончишь работу.

Она встала, наклонила голову.

– Ты мой телохранитель?

– Пожалуй, что так.

– И мне это по душе.

Она подошла к Лайле, снова обняла ее.

– Береги себя.

– Обещаю.

– И делай что-то, в чем тебе нет равных. Много вещей с собой не бери, все купим в Италии.

Она обернулась к Ашу и тоже обняла его.

– Пригляди за ней, хочет она этого или нет.

– Уже приглядываю.

По пути к двери она снова обернулась и ткнула пальцем в Лайлу.

– Позвоню позже.

Лайла подождала, пока Аш снова запрет дверь.

– Я не так уж беспечна.

– Нет. Тенденция рисковать необязательно считается беспечностью. А тенденция заботиться о деталях необязательно называется желанием постоянно контролировать ситуацию.

– Хм-мм… так может казаться тому, кто привык заботиться о своих деталях.

– Возможно, но для кого-то стремление рисковать, зная, что кто-то готов рисковать вместе с ним, может показаться беспечностью.

– Небольшая дилемма…

– Да, но у нас есть и большая.

Он подошел, осторожно положил ладонь на ее пораненный бок.

– Прямо сейчас мои приоритеты заключаются в том, чтобы этого никогда больше не случилось. А для этого есть всего один способ: упрятать Джей Маддок за решетку.

– И возможность для этого находится в Италии.

– В этом весь план. Знай я, что это случится, что тебя ранят, я бы никогда не подошел к тебе в полицейском участке. Но я бы думал о тебе. Потому что даже при всем, что происходит, ты постоянно в моей голове. С первого взгляда.

– Знай я, что это случится, все равно подошла бы к тебе.

– Но ты не беспечна!

– Некоторые вещи стоят риска. Не знаю, что должно случиться в следующей главе, Аш, поэтому буду продолжать идти вперед, пока не обнаружу.

– Я тоже.

Он думал о ней. Только о ней.

– Меняю Бруклин на Италию. Позволь мне позаботиться о деталях, и я раздобуду все контакты и связи в Бостоне. А остальное будем принимать по мере поступления.

– Превосходно. Готова позировать мне?

– Поэтому я здесь. Остальное было отклонением от маршрута.

– Тогда начнем.

Она подошла к дивану, подняла песика.

– Он идет со мной.

– После того что произошло сегодня, не стану спорить.

Он выбросил из головы все проблемы, пока рисовал. Она видела это. Он был целиком сосредоточен на работе. Очередной мазок, наклон головы, решительно расставленные ноги. В какой-то момент он сунул кисть в зубы, взял другую и стал смешивать краски на палитре.

Она хотела спросить, откуда он знает, какую кисть взять, какой оттенок добавить. Это заученная техника, или все идет от интуиции? Просто глубинное знание?

Но она подумала, что, когда человек выглядит таким целеустремленным, когда всматривается в нее, словно видит каждую тайну, которую она хранит, хранила или будет хранить, молчание служит им хорошую службу.

И он едва обмолвился словом, пока гремела музыка, и его рука летала над холстом или целилась в рисунок, поправляя очередную деталь.

Пока что этот зеленый лазер его глаз целиком сосредоточился на холсте. Она подумала, что он забыл о ее присутствии. Всего лишь образ, который нужно создать. Всего лишь цвета, текстура, форма.

Потом он снова устремил на нее взгляд и смотрел, смотрел, так, что она готова была поклясться, что дыхание просто покинуло ее тело. Один жаркий, пульсирующий момент, прежде чем он снова уставился на холст.

Эмоционально он словно летит с русских горок. Ей пришлось напомнить себе, что она любит быструю, буйную езду, но человек, способный, не произнося ни слова, не касаясь ее, лишить способности дышать, обладает грозной силой. Знал ли он, что делает с ней? Как колотится ее сердце в груди? Как натянуты нервы?
Теперь они стали любовниками, и секс ей всегда нравился. Но эмоциональный водоворот был новым, пьянящим и немного лишал равновесия.

Когда ее руки стали дрожать, проснулся Эрл Грей и с лаем подбежал к ней.

– Не смей! – рявкнул он, когда она попыталась опустить руки.

– Аш, каждая моя рука весит тонну, а собака просит, чтобы ее вывели.

– Продержись еще минуту. Всего минуту.

Пес подвывал, руки тряслись. Его кисть наносила медленные длинные мазки.

– О’кей. Ладно.

Отступив, он сузил глаза и, сведя брови, стал рассматривать результат работы.

Лайла подхватила песика, потерла плечи – они нестерпимо ныли.

– Можно посмотреть?

– Твой портрет.

Пожав плечами, он подошел к рабочему столу и стал вытирать кисти.

Он сумел поймать очертания ее тела. Длинное развевающееся платье. Кокетливые извивы нижней юбки. Она видела штрихи там, где будут ее руки, ее лицо, но пока еще ничего определенного не проступало. Только линии, углы, обнаженная нога, пальцы едва касаются земли.

– Эта женщина может быть кем угодно.

– Только тобой.

– Цыганка без головы.

– Дойдем и до головы.

Он частично успел прописать фон: оранжевые с золотом костры, клубы дыма, кусочек усеянного звездами неба. Для этого она ему не нужна.

– Почему ты еще не написал лица?

– Твоего лица, – поправил он. – Потому что это самое важное. Линии тела, цвета, изгиб рук – все это важно. Все о чем-то говорит. Но твое лицо скажет все.

– Что именно?

– Мы узнаем. Можешь переодеваться и взять какую-нибудь блузку из гардеробной. Я выведу пса. Мне нужно кое-что сделать, потом поедем к тебе. Я останусь на ночь.

– Вот так и останешься?

Легкое раздражение пробежало по ее лицу.

– Мы уже прошли эту точку, Лайла. Если хочешь отступить, попроси меня спать в одной из гостевых спален. Я этого не сделаю, я соблазню тебя, но попросить можешь.

Поскольку она не могла решить, возбуждает ли его деловой тон или раздражает, она промолчала и направилась в гардеробную.

Перебрала варианты, остановилась на зеленом топе. И стала рассматривать свое лицо.

О чем оно говорит ему? Ждал ли он ее появления в своей жизни? Жаль, что пока он не написал ее лица, иначе она бы знала, что он видит, когда смотрит на нее.

Как она может успокоиться, принять все, что с ней происходит, не найдя ответов?

Она сняла яркий макияж, гадая, зачем брала на себя столько труда, если лицо оставалось белым пятном? Возможно, у него была своя причина, по которой она должна быть полностью в образе.

Соблазнение? Нет, она не хочет, чтобы ее соблазняли. Это предполагало неравновесие сил, что-то вроде необходимости отдаваться против воли. Но он был прав. Они перешли эту границу, и оба знали, что она хочет, чтобы он оставался с ней. Был с ней.

Да, все это позирование выбивало ее из колеи. Но лучше не обращать на это внимания. Поскольку есть слишком много более важных вещей, выбивающих ее из колеи.

Кровь на испорченной блузке служила суровым напоминанием. Изучая пятно, она снова и снова перебирала в памяти подробности нападения. Нужно признать, что стоило держаться настороже, уделять больше внимания окружающему. И тогда ее бы не застали врасплох. И блузка не была бы испорчена. И повязки на боку не было бы. Она могла бы исправить это, и исправит. И все же она чувствовала, что выиграла эту маленькую битву.

Эта зеленоглазая киллерша Джей только и получила, что несколько капель ее крови.

Она свернула блузку, чтобы сунуть ее подальше с глаз – в сумку. Лучше выбросить ее в мусор в доме клиента, чем в доме Аша. Если он наткнется на это напоминание, то удвоит усилия по ее защите.

Она сунула блузку в сумку, и ее рука наткнулась на телефон – оставалось лишь наскоро его проверить.

Через пять минут она слетела вниз, как раз когда Аш привел песика.

– Антония прислала сообщение! Я правильно закинула удочку! Она говорила с отцом, с тем, кто встречался с Мирандой Суонсон. Это имя сработало, плюс у нее есть подруга, которая читала мою книгу. Повезло.

– Что сказал отец?

– Хочет больше узнать о том, чем я занимаюсь, чего ищу. Я ответила, что на следующей неделе буду с друзьями во Флоренции, и спросила, возможно ли увидеться с ним, – время и место встречи выбирает он. Потом я как бы невзначай обмолвилась об Арчере, потому что деньги разговаривают с деньгами. Верно?

– Да, вероятно, деньги более охотно выслушают деньги.

– То же самое.

Довольная собой, она выудила из сумки мячик и подкатила к песику, давая ему немного за ним погоняться.

– Я отправляюсь вместе с тобой и еще с двумя друзьями в поездку с целью сбора материала. Думаю, дверь приоткрылась немного шире.

– Может быть. Бастоне должны знать, чем владеют. Миранда Суонсон могла быть наивной и ни о чем не подозревать, но не верю, чтобы человек вроде Бастоне не знал, что у него имеется редкий шедевр, который стоит целого состояния.

Поскольку Эрл Грей притащил мячик и уронил у его ног, явно надеясь на продолжение, Аш пнул игрушку. Эрл Грей азартно кинулся за добычей.

– Если яйцо все еще у него, – добавил Аш.

– Если… черт, да они могли его продать! Об этом я не подумала.

– Так или иначе, семейный бизнес – виноградники, оливковые рощи – дают миллионы дохода в год, а он – главный владелец и управляет всей собственностью. Нельзя получить и сохранить такое положение, будучи человеком наивным. Если яйцо у него, с чего вдруг он будет рассказывать нам? Покажет его?

– Смотрю, во время прогулки с собакой тебя обуревали весьма пессимистические мысли.

Он снова пнул мячик.

– Я считаю их реалистичными.

– Мы уже вставили носок туфли в дверную щель. Нужно посмотреть, что будет дальше.

– В таком случае вот что мы собираемся делать, учитывая реалистичные ожидания: позволь мне сунуть кое-что в сумку, а потом мы вернемся к тебе.

Он подошел к ней, сжал лицо ладонями.

– С реалистичными ожиданиями, – повторил он.

– Состоящими из…

Он легонько коснулся ее губами. На мгновение. И прижался крепко и быстро, не оставляя ей выбора.

– Между нами есть что-то…

– Что-то такое, что возникло, когда мы встретились. И это требует нашего внимания.

– Столько всего происходит…

– И это часть возникшего между нами. Эта дверь открыта, Лайла. И я войду в нее. И беру тебя с собой.

– Не желаю, чтобы меня куда-то брали.

– Тогда догоняй меня. Подожди. Я скоро.

Она смотрела, как он поднимается по лестнице. Каждый дюйм ее тела вибрировал от поцелуев, от слов, от прямого решительного взгляда…

– Во что я, спрашивается, впуталась? – привычно пробормотала она, на этот раз песику. – И уж если я не могу понять, ты на этот раз точно мне не поможешь.

Она взяла поводок-шлейку и, сунув в сумку, уткнулась глазами в свернутую в комок блузку. Пора быть более осмотрительной, напомнила она себе.

Она не возражала против обходного маршрута – почему нет, пусть это будет что-то вроде сафари.

Они вышли с черного хода, доехали на метро до центра, где он потащил ее в «Сакс», чтобы купить новую блузку, потом взяли курс на восток, в Центральный парк, чтобы поймать такси.

– Эта блузка стоит вдвое больше того, что я заплатила за прежнюю, – пробурчала она, отпирая квартиру. Эрл Грей, вне себя от радости, с порога помчался к резиновой косточке-пищалке. – Не можешь же ты постоянно покупать мне одежду вместо испорченной!

– Я пока что ничего тебе не покупал.

– А красное платье? Забыл?

– Гардероб, необходимый для картины. Реквизит, если угодно. Хочешь пива?

– Нет. И ты купил мне блузку.

– Ты шла ко мне, – напомнил он. – Если бы я шел к тебе, ты купила бы мне рубашку. Собираешься поработать?

– Может быть… да, – спохватилась она. – Часа два, не меньше.

– Тогда я беру это наверх и отдам все распоряжения относительно поездки.

– Я шла к тебе из-за картины.

– Верно, и теперь я здесь, так что можешь работать.

Он провел рукой по ее волосам, дернул за концы.

– Все выискиваешь беду, Лайла, там, где ее нет.

– Почему же мне кажется, что я в беде?

– Хороший вопрос. Я буду на третьем этаже, если понадоблюсь.

А вдруг она захочет побыть на третьем этаже, мрачно размышляла она, а он об этом не подумал. Ее рабочее место – на первом. Но что, если у нее взыграет такой вот творческий каприз, и она пожелает работать на террасе?

Каприз не взыграет… но мог бы.

Все это говорило о возможности… нет, больше, чем возможности, того, что она идиотка. Хуже того – стервозная идиотка. Но она, похоже, не может остановиться.

Он поймал ее. Связал по рукам и ногам, так аккуратно, так искусно, что она не видела, как возводятся стены. Стены заставляли ее задыхаться, поэтому у нее и не было постоянного жилья, ни своего, ни съемного. Это все упрощало, делало более упорядоченным. И в конце концов – более практичным, учитывая ее образ жизни.

Она поняла, что он изменил все. И теперь она стоит на совершенно новой почве. Но вместо того чтобы наслаждаться, постоянно проверяет, насколько тверда эта почва.

Идиотка, пробормотала она, вынимая из сумки испорченную блузку. Бросила в мусорное ведро на кухне, которое она потом вынесет. Сделала кувшин холодной лимонной воды, поставила возле ноутбука.

Ее собственный мир слишком усложнен, но она может с головой нырнуть в другой. И остаться в нем.

Лайла нашла чудесное местечко, где слова и образы потекли потоком. Она потеряла счет времени, переходя от мучительной потери к стальной решимости и поискам способа мести. Закончила она подготовкой Кейли к последней битве в романе. И выпускным экзаменам.

Откинувшись на спинку стула, Лайла прижала пальцы к уставшим глазам, расправила затекшие плечи, потянулась.

И тут заметила Аша – он сидел с рисовальным блокнотом в руках, пес свернулся клубочком у его ног.

– Я не слышала, как ты спустился.

– Ты не закончила.

Она пригладила волосы, которые связала и подняла наверх.

– Ты рисовал меня?

– И сейчас рисую, – лениво сообщил он. – Ты совсем иначе выглядишь, когда работаешь. Напряженной. Сосредоточенной. То почти рыдаешь, то злишься. Я мог бы сделать целые серии рисунков на эту тему.

Он продолжал рисовать.

– Ну вот, теперь ты смутилась… Жаль. Я могу подняться наверх, пока ты не закончишь.

– Нет, на сегодняшний день – все. Все задуманное должно отлежаться в сознании.

Она встала и подошла к нему.

– Можно посмотреть?

Взяв у него блокнот, она стала перелистывать страницы и увидела себя. Ссутулившейся, очень плохая осанка, она, дернувшись, выпрямилась. Волосы только что не стоят дыбом, лицо отражает все настроения, все повороты сюжета.

– Боже!

Она потянулась, чтобы вытащить из волос заколку, но он поймал ее руку.

– Не нужно! Зачем ты это делаешь? Это же ты, за работой, захвачена тем, что у тебя в голове, а потом все это переносишь на страницу.

– Я выгляжу немного спятившей.

– Нет, сосредоточенной.

Не выпуская блокнота, он тянул ее за руку, пока она не сдалась и не села ему на колени.

– Может быть, и то, и другое.

Она позволила себе рассмеяться, когда набрела на рисунок, где ее голова была откинута. А глаза закрыты.

– Можно назвать это «Спящая за работой».

– Нет. «Игра воображения». Что ты написала?

– О, много! Настоящий прилив вдохновения. Кейли повзрослела. Слишком быстро. Отчаяние и боль навсегда разлучили ее с юношеской незрелостью. Мне немного жаль, но это должно было произойти. Она потеряла близкого человека, зная, что это сделали ее же собратья, убили того, кого она любила, только для того, чтобы наказать ее…

Она перелистнула страницу в блокноте – и увидела свою Кейли: в облике волка, в густом лесу.

Красивая дикой красотой, с мускулистым, грациозным телом, человеческие глаза полны скорби. Над голыми деревьями восходит полная луна.

– Именно такой я ее вижу. Как ты узнал?

– Я же говорил, что читал книгу.

– Да, но… это она. Молодая, изящная, разрывающаяся между двумя ипостасями. Я впервые увидела ее… глазами. Раньше она была только у меня в голове.

– Я оправлю его в рамку для тебя, чтобы ты могла видеть ее, когда захочешь.

Она положила голову ему на плечо.

– Ты нарисовал мне ее… причем поразительно достоверно. А она очень важный для меня человек. Это такая форма обольщения?

– Нет.

Он провел пальцем по ее боку.

– Но я покажу тебе, что такое обольщение.

– Не раньше, чем я прогуляю собаку.

– Почему бы нам не прогулять собаку, пойти поужинать, а потом вернуться, и я тебя соблазню?

– Новые планы, – вспомнила Лайла, – предназначены для того, чтобы их осуществлять. По крайней мере попробовать.

– Договорились. Но поскольку теперь я прекрасно сознаю, как выгляжу, сначала мне нужно десять минут.

– Мы подождем.

Она метнулась наверх, а он снова взял в руки блокнот и карандаш. И стал рисовать ее по памяти: обнаженную, на смятых простынях, смеющуюся.

Да, он подождет.

Часть III
Богатство потерять – ничего не потерять.

Честь потерять – много потерять.

Храбрость потерять – все потерять.

Старая немецкая пословица 21
В жизни Лайла руководствовалась списками. Слова на бумаге, по ее мнению, становились реальностью. Если она запишет их, значит, заставит осуществиться. Список намного упростит поездку в Италию, благодаря ему она убористо сложит вещи и не упустит ни одного из всех необходимых перед полетом шагов.

Охваченная предвкушением чего-то нового, она составила список вещей и принялась нагромождать на постели в гостевой комнате целые горы. Одна гора отправится с ней, другая – к Джули, а третья пойдет на пожертвования. Облегчит ее груз и оставит место для результатов похода по магазинам, на который ее точно уговорит Джули.

– Звонил Киринов, – сообщил Аш, входя. – Вот только что. Он приедет.

– Сейчас?

– Скоро. У него появилась какая-то информация. Что ты делаешь? Мы уезжаем только через три дня.

– Это планирование. Стадия предупаковки. Поскольку я не еду в Бруклин, есть вещи, которые нет нужды брать с собой. Плюс мой гардероб требует некоторого обновления. И кроме того, мне нужно место, чтобы сложить вещи, которые я беру с собой.

Она подняла надежный набор инструментов «Лезермен», который по привычке носила в сумочке.

– Вроде этой. И дорожные свечи. Еще зажигалку, нож для разрезания коробок, дальше – мои…

– Я понял, – прервал он ее. – Все это ну просто позарез необходимо. Но в чем вопрос? Ведь нет никаких ограничений на подобные вещи в частном…

– Частном – чём? Самолете?

Она уронила «Лезермен».

– Мы летим в Италию частным самолетом?

– Нет смысла иметь самолет и не пользоваться им.

– Ты… у тебя есть свой самолет?

– У семьи. Даже два. Нам разрешено летать определенное количество раз в год, если полетное время уже не занято другими. Я же говорил, что позабочусь о деталях.

– Ничего себе, детали…

Она почувствовала настоятельную потребность сесть.

– У тебя проблемы с провозом всего этого инструментария и свечей?

– Нет. И лететь частным самолетом – это здорово! Просто немного выводит из равновесия.

Он сел рядом.

– Все началось с моего прадеда, сына валлийского шахтера, который хотел лучшей доли для своих детей. Его старший сын преуспел, приехав в Нью-Йорк. Некоторые из нас проматывали состояние, некоторые – приумножали. И если ты собираешься придавать значение тому, что сказал отец, я рассержусь.

– Я привыкла сама за себя платить. И частные самолеты мне не по карману.

– Хочешь, чтобы я купил билеты на коммерческий самолет?

– Нет.

Теперь она улыбалась.

– Я не полная неврастеничка. Просто говорю, что не нуждаюсь в частных самолетах. Я буду искренне наслаждаться полетом, но не хочу, чтобы ты думал, будто я воспринимаю это как должное.

– Трудно подумать так, глядя на твое лицо – оно у тебя такое, будто мы собираемся плыть на плоту.

– Ошибаешься. Иначе мое лицо приняло бы зеленоватый оттенок. Но я могу пересмотреть свою стратегию сборов. И приготовить ужин…

– Это было бы неплохо.

– …для Киринова.

– Не думаю, что в этом есть надобность. Он приедет после какой-то встречи, но ненадолго, ему надо заехать за женой – их ждут на семейном торжестве. Можешь объяснить ему, насколько мы продвинулись с Бастоне.

– Тогда все-таки ужин. – Она задумчиво посмотрела на горы одежды. – И мне нужно кое-что переоценить.

– Самое время, – кивнул он и поднял грянувшую рингтоном трубку.

– Отец. Я поговорю с ним внизу. Па, – бросил он на ходу, удаляясь.

Она осталась на месте. Ненавидела чувствовать себя виноватой! Но именно это ощущение вызывал в ней Спенс Арчер.

Забудь, приказала она себе и начала новый список.

Пока она меняла свою дорожную стратегию, Аш, глядя в окно на Нью-Йорк, разговаривал с братом Эстебаном. Одно из преимуществ большой семьи – связи почти во всех кругах.

– Я ценю твои усилия. Да, я так и думал. Не знаю, насколько далеко зашел Оливер. Слишком далеко. Нет, ты прав, возможно, я не смог бы его остановить. Да, я буду осторожен.

Он взглянул на лестницу, подумал о Лайле. Теперь у него есть множество причин быть осторожным.

– Ты очень помог мне. Я дам тебе знать, что из этого выйдет. Буду на связи.

Зазвонил домофон.

– Да, я обещаю. Позже.

Он сунул телефон в карман и поднял трубку домофона, чтобы впустить Киринова.

И задумался. Куда это все их заведет? Он не мог знать, но ветер наконец дул ему в спину.

Аш открыл дверь.

– Алекси. Рад вас видеть.

– Аш, я только что получила…

Лайла, начав сбегать по лестнице, остановилась.

– Алекси! Здравствуйте!

– Надеюсь, не помешал.

– Ни в коем случае. Принесу вам что-нибудь выпить.

– Пожалуйста, не беспокойтесь. Меня ждет жена.

– Давайте сядем, – предложил Аш.

– Мы не могли поговорить на похоронах Винни, – начал Киринов.

– Да, день был тяжелый.

– Пришло столько ваших родственников. Хорошо в тяжелые времена иметь рядом семью, – тихо вздохнул он. – У меня есть кое-какая информация.

Он полез в рюкзак и достал конверт в оберточной бумаге.

– Я тут набросал заметки, но хотел сказать, что говорил с несколькими коллегами, лучше разбирающимися в Фаберже и временах последних русских царей. Слухи циркулируют постоянно. Возможно, одно из утерянных яиц сейчас в Германии. Вполне разумная версия. Нацисты могли конфисковать его вместе с другими сокровищами. В Польше. На Украине. В Австрии. Но ничего достоверного.

– Одно яйцо в Нью-Йорке, – заметила Лайла, – одно в Италии, или будем надеяться, что в Италии.

– Да. Аштон сказал, что вы туда летите. Есть множество коллекций, публичных и частных. О некоторых нам вообще ничего не известно. Но в моих заметках есть несколько имен. Предположительных. Одно особенно выделяется.Он подался вперед. Руки свободно висели между колен.

– Есть такой человек, Бэзил Вазин, который называет себя сыном великой княгини Анастасии, дочери Николая и Александры. Это было задолго до того, как точно доказали, что Анастасия была казнена вместе со всей семьей. После расстрела многие годы ходила легенда, что ей удалось сбежать.

– Да, был даже фильм, – вспомнила Лайла. – С Ингрид Бергман.

– Анна Андерсон, – подтвердил Киринов, – была самой известной самозванкой, но не единственной. Вазин тоже заявлял, что он сын Анастасии, и многие хотели этому верить. Он был очень красив, очень обаятелен и достаточно убедителен, чтобы жениться на богатой наследнице, Анне Марии Хафф, дальней родственнице королевы английской. Она начала собирать русское искусство ради мужа, как дань его семье. Среди экспонатов был и Фаберже. Ее заветным желанием было собрать потерянные Императорские яйца, но она так и не смогла сделать это, по крайней мере законным путем.

– Думаете, она могла приобрести хотя бы одно яйцо? – спросил Аш.

– Не могу сказать. Судя по всему, они жили роскошно, имели открытый дом, очень часто использовали ее королевское происхождение и его претензии на таковое.

– Тогда, если бы они приобрели хоть одно, наверняка бы известили всех.

– Да, но кто может сказать наверняка? У них был сын. Единственный ребенок, унаследовавший их собственность и деньги. Их коллекцию. И, судя по моим расследованиям, страсть к приобретению – и его сильно интересовали утерянные шедевры Фаберже.

– Но он должен знать, что претензии его отца на имя Романовых необоснованны. Я тоже провел кое-какие расследования, – заметил Аш. – Ее останки нашли, сделали анализ ДНК.

– Люди верят тому, во что хотят верить, – пробормотала Лайла. – Какой сын захочет верить тому, что его отец – лжец и обманщик? Там было много путаницы. И много причин, по которым женщинам хотелось выдавать себя именно за Анастасию или ее потомков. Новое русское правительство пыталось заключить мирный договор с Германией и заявляло, что девушки были переведены в безопасное место.

– Да-да, – закивал Киринов. – Для того чтобы скрыть жестокие убийства безоружных женщин и детей.

– Слухи пустили, чтобы скрыть убийства, потому что многие были уверены, что Анастасия выжила, но потом нашли могилу, – добавил Аш. – Однако наука не для всех что-то значит.

Нет, не для всех.

Он подумал об Оливере.

– Да, некоторые верят в то, чему хотят верить, – слегка улыбнулся Алекси. – И не придают значения науке или истории.

– Когда русские точно доказали, что она была казнена вместе с семьей? – спросила Лайла.

– В две тысячи седьмом году. Нашли вторую могилу, и ученые доказали, что останки принадлежали Анастасии и ее младшему брату. Жестокость, – добавил Алекси. – Даже после смерти. И все для того, чтобы отделить детей от семьи. Попытаться скрыть убийство.

– Значит, сын уже взрослый человек. Как это унизительно или постыдно, а возможно, и то, и другое – знать, что история твоей семьи, твоя родословная – все ложь.

– Но он продолжает на этом настаивать.

Алекси постучал указательным пальцем по конверту.

– Как видите, очень многие предпочитают верить, что эти открытия и документы были фальсифицированы. Сказка о том, что она выжила, – куда романтичнее.

– И их смерть была жестокой. Бесчеловечной, – вздохнула Лайла. – Думаете, он… этот Вазин, тот, для кого Оливер приобрел яйцо?

– Есть и другие вероятности. Вся информация в моих заметках. Француженка, в жилах которой действительно течет кровь Романовой, и американец, по слухам, открыто скупающий краденые предметы искусства. Но этот Николас Романов Вазин, я все время мысленно возвращаюсь к нему. У него множество международных интересов: финансы, промышленность, но он слывет затворником. Имеет дома в Люксембурге, Праге, Франции, Нью-Йорке.

– Нью-Йорке?

Киринов кивнул.

– Норт Шор, Лонг-Айленд. Он редко принимает гостей и занимается бизнесом на расстоянии: телефоны, имейлы, видеоконференции. Говорят, он страдает мизофобией – боязнью микробов.

– Не желает замарать рук, – пробормотал Аш. – Все сходится. Нанимает кого-то, чтобы этот кто-то выполнял за него грязную работу.

– Я записал имена и изложил все, что сумел раздобыть, но это лишь шепоток или слухи. Жаль, что не смог раздобыть больше.

– Вы дали нам имена и направление поисков. Имена, которые мы можем упомянуть Бастоне, когда с ним встретимся.

– Что мы обязательно сделаем, – кивнула Лайла. – В четверг днем. Антония связалась со мной, перед тем как я спустилась сюда. Ее отец согласился поговорить с нами. Он сообщит нам детали встречи, но мы приглашены на виллу Бастоне в следующий четверг.

– В два часа, – закончил Аш. – Мой брат Эстебан занимался этим делом. Я попросил его подтолкнуть Бастоне.

– Прекрасно!

– Следующий пункт на карте, – покачал головой Киринов. – Вы будете держать меня в курсе? Жаль, что не могу полететь с вами, но семья и бизнес удерживают меня в Нью-Йорке следующие несколько недель. Кстати, о семье – мне пора вас покинуть.

Он поднялся.

– Удачи вам.

Он пожал руку Ашу, немного покраснел, когда Лайла обняла его у двери. Она вернулась, потирая руки.

– Давай погуглим насчет этого Николаса Романова Вазина. У нас, конечно, есть заметки Алекси, но не мешает еще порыться.

– У меня есть источник получше Гугла. Мой отец.

– О!

Деньги – к деньгам! Она уже говорила это себе.

– Прекрасная мысль. Постарайся сделать это, а я, как обещала, займусь ужином. Полагаю, нам нужно проверить еще две версии. Может быть, он их тоже знает.

– Или о них. Я не забыл, что он должен извиниться перед тобой, Лайла.

– Это стоит не во главе списка приоритетов, так что не стоит пока волноваться.

– Зато стоит во главе моего списка.

Он вошел в кухню, опередив ее. Налил два бокала вина.

– За кухарку! – провозгласил он, подав ей бокал. – Ухожу с твоей дороги.

Оставшись одна, она взглянула на бокал. Пожала плечами. Сделала глоток. Его отец может сообщить что-то новое. И это главное. Неважно, что она изобрела причину не появляться на похоронах Винни, и оба знали почему. Пока неважно, что думает о ней его отец.

– Позже. Кто знает, что будет иметь значение позже?

Прямо сейчас нужно сообразить, что готовить.

Он дал ей почти час.

– Пахнет здорово. Что это? – спросил он, когда снова появился на кухне.

– Трудно сказать. Это не креветки и не паста лингуини, но имеет элементы того и другого. Назовем это крелини. Я уже в Италии. Что бы там ни было, это почти готово.
Она подала свое блюдо на больших плоских тарелках, с кусочками розмаринового хлеба. Аш купил его в пекарне Люка. Ко всему этому полагалось честно заработанное вино.

Она попробовала. Кивнула. Как раз! Достаточно чеснока, и приятный запах лимона.

– Неплохо.

– Гораздо лучше! Это здорово!

– Вообще в стряпне у меня больше успехов, чем неудач, но зато неудачи монументальны.

– Тебе стоило бы записать рецепт.

– Это лишает вкус свежей спонтанности.

Она подцепила креветку, навертела на вилку лапшу.

– Так отец чем-то помог?

– Он знает Вазина, встречался с ним почти десять лет назад. По словам отца, тот казался не особенно общительным, но не был тогда отшельником, каким стал за последние годы. Он не женат и не был женат. Никто не знает, были ли у него женщины… или мужчины. Даже тогда он отказывался пожимать руки, хотя они встретились на мероприятии очень высокого уровня, где присутствовали несколько глав государства. Он привез с собой помощника, который весь вечер наливал ему воду из особой бутылки. Отец говорит, Вазин тщеславен, педантичен, эксцентрик без капли обаяния и физически весьма привлекателен.

– Высокий красивый брюнет. Я наспех погуглила, нашла фото восьмидесятых и девяностых. Гламур киношной звезды.

– Одно время он занимался кино. Финансировал несколько фильмов и собирался финансировать ремейк «Анастасии». Сценарий был написан, начался кастинг. Но тут пришло известие об анализе ДНК, и было объявлено, что Анастасия погибла вместе со всей семьей. Проект не состоялся.

– Огромное разочарование, полагаю.

– Примерно в это время он ушел из кинобизнеса, как утверждает отец. И то мероприятие, где они встретились, было одним из последних, на которое он принял приглашение. С тех пор он и стал настоящим затворником. И постепенно стал заниматься бизнесом удаленно. Как и сказал Киринов.

– Иметь такое богатство и не использовать его, чтобы повидать мир, новые места, наслаждаться ими. Встречаться с людьми?

Она рассеянно накрутила на вилку новую порцию лапши.

– Должно быть, у него серьезная фобия.

– Но это не делает его менее безжалостным бизнесменом. Его обвиняли в корпоративном шпионаже. Но орда его адвокатов сумела погасить пожар или раздать взятки. Его специальность – враждебные захваты.

– Похоже, он настоящий принц.

– Он так считает.

– Ха!

Она со смехом наколола на вилку креветку.

– Однажды он открыл доступ к своей коллекции, для газет, но и это заглохло.

Значит, он отрекся от общества, собирает предметы искусства, правит своей империей с помощью новых технологий. И все потому, что богат.

– Так богат, что никто точно не знает насколько. Есть кое-что еще, заставляющее меня, как и Алекси, подозревать Вазина.

– Что же?

– Мой отец знает о двух случаях, когда его конкуренты трагически погибали. В середине девяностых годов какой-то репортер, по слухам, работал над книгой об отце Вазина, который до сих пор жив. Но когда его послали освещать теракт в Оклахома-сити, он пропал. Больше о нем никто не слышал. Тело не найдено.

– Ты узнал об этом от отца?

– Он провел свое расследование, думая о том, что случилось с Оливером. Он не знает, чего я ищу…

– Ты так и не сказал ему? О яйце? Аш…

– Нет, не сказал. Он достаточно умен, чтобы понять, что мой интерес к Вазину как-то связан с гибелью Оливера. Он и без того сильно встревожен за меня, чтобы объяснять ему подробности.

– Сообщив подробности, ты дал бы ему какие-то ответы. Но не мне читать тебе лекции… я сказала родителям, что беру небольшой отпуск.

– Возможно, это к лучшему.

– Это я твердила себе, но все же чувствую себя виноватой. А ты нет.

– Ни в малейшей степени, – беспечно ответил он. – Что же до двух других имен, которые дал Алекси, отец не знает женщину, но довольно хорошо знает американца. Похоже, Джек Питерсон – человек, который не задумается, чтобы купить краденые товары, жульничать в карты или продать информацию. Он считает все это игрой. На убийство, особенно сына знакомых, такой не пойдет. Отец считает, Питерсон любит играть, любит выигрывать, но также имеет мужество проигрывать, сохраняя лицо.

– Не того типа человек, чтобы нанимать убийц.

– Да, мне тоже так кажется.

– Значит, пока сосредоточимся на Николасе Романове Вазине. Что, по-твоему, случится, когда мы упомянем это имя при Бастоне?

– Узнаем. Ты уже разобралась с вещами?

– Да, все под контролем.

– Прекрасно. Почему бы нам не убрать посуду? И нужно вывести пса. А потом я хочу сделать с тебя еще пару набросков.

Пытаясь продлить момент и оттянуть мытье посуды и прогулку с собакой, она взяла бокал с вином.

– Ты уже начал картину.

– Это другой проект. Я подумываю написать новые – для выставки будущей зимой.

Он поднялся и собрал тарелки.

– Хочу написать с тебя еще не меньше двух картин, и особенно ту, фею в беседке.

– О! Изумруды. Как сверкающая фея Динь-Динь из «Питера Пэна»?

– Определенно не как Динь-Динь. Скорее Титания, пробуждающаяся после дневного сна. И обнаженная.

– Что?! Нет.

Она рассмеялась абсурдности этой идеи, но потом вспомнила, что говорила «нет», впервые услышав и о цыганке.

– Нет, – повторила она. – Нет.

– Мы еще поговорим об этом. Пойдем прогуляем песика. Я куплю тебе мороженое.

– Ты не подкупишь меня мороженым. Я не скину одежду.

– Я знаю, как сделать так, чтобы скинула.

Он схватил ее, прижал спиной к холодильнику. Губы завладели ее губами. Руки скользили, брали, поддразнивали.

– Я не буду позировать голой. И не стану висеть голой в галерее Джули.

– Это искусство, Лайла. Не порно.

– Я знаю разницу. Но моя наго… та, – с трудом выговорила она, когда его большой палец задел ее сосок.

– У тебя совершенное тело. Стройное. Почти хрупкое. Но не слабое. Я сделаю несколько набросков. Если не понравится, я их разорву.

– Ты их разорвешь.

Он снова поцеловал ее.

– Я позволю тебе их разорвать. Но сначала мне нужно коснуться тебя. Заняться любовью. Потом нарисовать тебя, пока твои веки еще тяжелы. А губы мягки. Если не увидишь, как ты совершенна, как могущественна, как волшебна, ты разорвешь их. Вполне справедливо.

– Я… да. Я…

– Хорошо.

Он снова долго целовал ее, потом отстранился.– Пойду за собакой.

Лайла как в полусне подошла к чуланчику за поводком. Остановилась.

Она перешла от твердого «нет» к полному согласию. Как это случилось?

– Но ты же сначала отказалась, – напомнил он, беря поводок.

– Для художника ты слишком хорошо умеешь торговаться.

– Кровь Арчеров.

Он пристегнул поводок и поставил Эрл Грея на пол.

– Пойдем гулять, – сказал он и ухмыльнулся, когда песик принялся танцевать.

Поскольку места хватало, Лайла поделила все, что хотела взять, на два чемодана. Так у нее всегда будет возможность для нового. И хотя она намеревалась отвезти часть вещей к Джули, Аш взял их к себе, а заодно и те, которые она собиралась пожертвовать.

Он обо всем позаботится.

Нужно признать, что так ей легче, спокойнее, но она не могла определить, когда начала привыкать к фразе «я позабочусь об этом».

Плюс она сдалась и позировала голой. Ей было стыдно, не по себе, пока он не показал ей первый набросок.

Боже, она выглядела прекрасной волшебницей. И хотя фея, которой она стала, была обнажена, но ее поза, крылья, пририсованные им, добавляли достаточно скромности, чтобы ее чувство неловкости притупилось.

Изумруды стали блестками росы в ее волосах, сияющих листьях в беседке.

Нагота лишь предполагалась… но она не была уверена, что скажет на это подполковник, если когда-нибудь увидит работу.

Она не разорвала рисунки. Не смогла.

– Он знал это, – сказала она Эрл Грею, заканчивая расставлять приветственный букет для клиентов. – Он знал, как получить желаемое. Не могу понять, что испытываю ко всему этому. Хотя следует восхититься, не так ли?

Она присела на корточки над собакой, наблюдая, как пес обхватил лапами маленького игрушечного котенка – ее прощальный подарок.

– Мне действительно будет не хватать тебя, мой карликовый герой!

Когда зажужжал звонок, она подошла к двери, посмотрела в глазок и открыла Ашу.

– Мог бы просто позвонить по телефону.

– А вдруг я хотел попрощаться с Эрл Греем? Увидимся, приятель! Готова?

Ее два чемодана, ноутбук, сумочка стояли у двери.

– Оставайся и будь хорошим мальчиком, – велела она собаке. – Они скоро будут дома.

Лайла в последний раз огляделась – все в порядке, – взяла сумочку и чемодан.

– По пути я заехал за Люком и Джули. Так что можем ехать прямо в аэропорт. Паспорт захватила? Прости, – добавил он, перехватив ее взгляд. – Привычка. Когда-нибудь путешествовала по Европе с шестью братьями и сестрами, трое из которых девочки-подростки?

– Не могу сказать, что испытала нечто подобное.

– Поверь, эта поездка пройдет куда легче, даже учитывая ее основную цель.

Он провел ладонью по ее волосам, наклонился, поцеловал ее – как раз в тот момент, когда лифт пополз вниз.

Он всегда делает что-то подобное. Все практично, организованно. Он обо всем позаботится… но стоит ему коснуться ее или взглянуть, и она забывает о практичности и организованности.

Она приподнялась на носочки, притянула его голову к себе. Поцеловала в ответ.

– Спасибо.

– За что?

– Во-первых, за то, что забрал к себе мои вещи и увез обноски. Я не поблагодарила тебя.

– Настойчиво твердила, что мне ни к чему брать на себя такой труд.

– Но сейчас я благодарю тебя. А еще спасибо за поездку. Какова бы ни была главная цель. Я лечу в Италию! Прекрасную страну. Лечу с лучшей подругой и ее парнем, который мне очень нравится. И лечу с тобой. Так что спасибо.

– А я лечу с лучшим другом, его леди – и с тобой. Так что и тебе спасибо.

– И еще одно спасибо, на этот раз авансом. Спасибо за то, что не запрезираешь меня, когда мы сядем в твой самолет и я не сдержу визга. Там будут ручки управления и кнопки для разных приборов. И мне захочется поговорить с пилотами. Может, они позволят мне посидеть немного в кабине? А вдруг ты будешь недоволен таким поведением?

– Лайла!

Он повел ее к двери.

– Я возил девочек-подростков по Европе. Меня ничто не может смутить.

– Это хорошо. Счастливого нам пути.

Она взяла его за руку, и они вместе вышли на улицу.

Сандра Браун