Говорящие камни Анико

...например, нет нигде ни слова о его дружбе с Анной Неркаги, чья книга "Молчащий" - ну просто мощнейшая, если не гениальная.

Нет, я не претендую на биографа или библиографа и описанных мною литераторов, конечно, да и не успею уже, но верится, что появится у нас и книга "Говорящий Ямал" и, может быть, что то из этих заметок и туда попадёт.
http://stihi.ru/2025/01/17/8574

Ибо и сам не думал ни о чём таком, когда начинал эти беглые заметки, а вот слово за слово, и как-то сами по себе всплывают даже тяжелые камни, не только шуточные капустные обрезки. Да, если кто солил-квасил капусту, тот знает, что камень там всегда сверху должен быть. И этот эпизод получился из разговора с женой при обсуждении уже опубликованных в интернете эпизодов о яблочках ямальской яблоньки.

Супруга моя очень неприязненно относится к нынешнему информационному потоку, да, столько пустопорожней чуши выносят сиюминутные блогеры с миллионами прочтений ничего ни о чём. Но ведь аналогичное явление возникло и с появлением печатной машины, до того ведь рукописи были, а ещё ранее на досках вырезали, а самое начало - так вообще слово резали по камню - как трудозатраты на слово снизились, да? Отсюда и ценность снизилась. Так что нам - опять на камни перейти?

И тут я вспомнил, как почти 10 лет назад встретил в Тюменском университете нашу ямальскую писательницу на камнях - Анико. Её книга "Молчащий" у нас есть, можно сказать из вторых рук, Кукевич привёз нам с Котовым в конце 90-х пару экземпляров, только что вышедших. Как эта антиутопия вышла - просто удивляюсь, ведь описанное там Скопище, это по мне никакая не ужасная фантазия, а наши нефтяные огромные городища на теле тоненькой тундровой почвы.

И это не только опубликовано, но даже номинировано было на Нобелевскую премию, информацией о степени удачности попытки не располагаю, да и саму Анну это не особо интересовало. Она после написания гениальной фантасмагории даже не смогла жить в своей Лаборовой, пошла не то чтоб в кочевые, факторию личную создала в тундре и писать начала именно на камнях. Но лучше не пересказывать это, а её прямой речью передать. Я как раз тогда тоже бросил писать, прикрепился к аспирантуре Тюменского университета, в читальном зале научной библиотеки увидел объявление о встрече студентов с Неркаги, отчего не пойти?

Кукевич мне рассказывал, как он ездил к ней, что у неё тоже молодежный проект. Анна пошла ещё дальше моего и здесь, она набрала приёмных детей, построила церковь в тундре, да в общем это целый год можно рассказывать. Коротко о главном по тексту публикации о встрече со студентами 15 ноября 2015 года, я-то был без диктофона, но сейчас это и не обязательно, профессионалы всё пишут. Итак, говорит Анна:

- Когда-то я написала произведение очень сильным языком, но у меня было ощущение, что я рождаю очень нехорошее существо. Но с точки зрения литературы оно было просто отличное. Я жила тогда в маленьком писательском чуме, и в нем на маленьком писательском столе лежали две рукописи — «Белый ягель» и эта повесть. Вдруг начался страшный ветер и разметал все внутри моего чума. Когда ветер улегся, я увидела, что «Белый ягель» он не тронул — ни одна страница не улетела. А вот вторая рукопись улетела полностью. С тех пор я поняла, что мне нельзя писать произведения о нехороших вещах. Бог дал мне знать, сказав через ветер: «Нельзя!» И второе, что я усвоила, это то, что листы бумаги — ненадежный материал для писателя. И тогда я выбрала камни. Камни не улетят.

Но, конечно, славу-то Анико заработала именно на теме о нехороших вещах, что естественно и у нас, и во всём мире. Разумеется, я никаких реплик из зала об этом не подавал своей ровеснице, мы с Неркаги одногодки, одного болотного поля ягоды, а вот что молодёжь-то спросит, надо ли им это? Но, похоже, "Молчащего" дети не читали, или собрались больше тяготеющие к православию. Тогда по всем СМИ Тюменской области прошла информация, что всего за два месяца до описываемой мною нашей встречи, в сентябре 2015 года в ходе своей поездки по Ямалу «Землю надежды» Анны Неркаги посетил Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.

Анна тогда попросила Первосвятителя направить в ее общину священника для окормления. Вот об этом её и спрашивали, какова вообще её роль, на что Анико себя скромно заявила «маленьким работником Бога». И добавила как бы личное провозвестие: «Христос, когда придет второй раз, то вступит на мою землю — тундру. Он вступит на те земли, которые готовятся для Него сейчас».

Ну... это студентов-тюменцев как-то особо не привлекло, в кулуарных обсуждениях в буфетике-фуршетике одна девочка фыркнула: "И что, она так нас в тундру зовёт, что ли? Сама не добралась до больших городов, вот их и ненавидит." Тут уж я не удержался и пояснил, что моя ровесница Анна Павловна уже в 1975-м, ровно 40 лет назад работала в Тюменском Управлении культуры, и вполне могла бы с комфортом продолжить карьеру. Это получилось некстати, студенты умолкли и больше интересной информации от молодёжи я и не узнал.

А тут ещё подошли наши с кафедры общей и экономической социологии, позвали меня за столик научного сообщества. Мы поговорили о том, что кроме многофакторности мифологического, социального, исторического в ее художественном мире добавилась ещё и ось трансцендентного, как будто это могло что-нибудь добавить к тому, что она пишет. Интереснее высказалась доктор филологии Дворцова, что «Молчащий» — свидетельство особого духовного зрения Анны Неркаги, которой открывается не только «сама Тьма», но и Живой огонь, сияние неба, «лестница света», «невидимые блестящие крылья человека» и «нездешняя красота». На что я брякнул своей соседке по фуршетке:

- Ну, там скорее "Лестница в небо" Лед Зеппелин, чем Лестница Иакова! - чем восхитил, как оказалось, кандидата филологических наук, ФИО называть не буду, дама замужем, а мы в дальнейшем продолжили встречу в кафе у Фаины Раневской, было, как говорится, безумно интересно. Она оценила мои дарования и очень огорчилась, что я, несмотря на встречу с Евтушенко, ушёл из литературы.

Короче, этот вечер по теме Неркаги меня вернул в литературу, может и поздно, однако и сама Анна Павловна после "Молчащего" лет 15 не писала ничего. И я продолжил писать, пытаясь убеждать и себя в том, что надо о хорошем:

Пишу всё время о хорошем.
Так думаю, по крайней мере.
И воздаётся мне по вере -
Мой тихий пенсионный грошик.

Хожу всё время лишь в холщовом.
Когда не холодно, не сыро.
А сыро - носа из квартиры
Не покажу, мерси Хрущову!

Он маленьких хрущоб настроил,
Как раз, чтоб нам на век короткий.
А качество тогдашней водки -
На уровне страны героев!

Я не прошу Христа на царство,
Чтоб гнал торгующих из Храма.
Им это всё равно реклама,
Часть покупательного барства.

Я езжу в дорогом трамвае,
Что не сочтите за сатиру.
Мне Бог послал кусочек сыру.
Сыр плавленый. Я понимаю.

На мне возможно экономить.
И даже нужно. Я терплячий.
Я крепче самой старой клячи.
Спокойнее медведя в коме.

Но за страну переживаю.
Читаю смарт тревожным взглядом.
О чём-то говорить-то надо
Когда с друзьями выпиваю.

...о чём, бишь, я? Ах, да, зима.
Ея неодолима сила.
...вот что людей всегда косило -
Так это горе от ума,
С фантазией спасать Россию.
Хотя, вдруг, если б, нас спросили,
На роль Мессии пригласили,
Или Блаженного Василия -

Что б я сказал им всем хорошего?
...о манна с неба, снега крошево...

Да, сегодня Крещенье, снега крошево у нас в этот день весьма уместно. И к месту будет попытаться уточнить о Втором пришествии по Неркаги. Профессор Дворцова съездила к ней на Ямал через год, в научной библиотеке университета есть большое интервью, приведу фрагмент оттуда:

АННА НЕРКАГИ:

– Иисус Христос первым вернется по этой дороге, потому что смерть была им побеждена. Можно сказать, что только Иисус Христос умер, а мы с вами только пробуем умереть. У нас даже нет нормального опыта смерти. Иисус Христос первым умер такой смертью, какой бы и нам желательно умирать. Но мы на смерть не обращаем внимания или боимся ее, как черт боится ладана. Я сегодня пришла для того, чтобы сказать, как Иоанн Креститель говорил: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». У нас с вами нет времени уже совсем, человеческого времени осталось век или полвека, это очень мало.

Когда мы встречались с патриархом, я поняла свою правду. Полтора часа по протоколу длилась эта встреча. Когда мы взялись за руки, я почувствовала, что человеческое время ушло, его не стало. Полтора часа этого визита пролетели быстро, но мы успели сказать друг другу столько, сколько люди не говорят друг другу за всю жизнь. Одна из наших договоренностей в том, что я по утрам за него пла;чу, я по утрам смотрю передачу «Слово пастыря», и вижу, что он, говоря свои речи, хочет заплакать, но не может себе позволить такую роскошь – плакать на глазах у всех христиан. А я, сидя в далеком углу, смотрю на него и пла;чу. Я отошла от вашего вопроса... сбилась, ушла мысль.

(продолжение следует)  http://stihi.ru/2025/01/19/7481