перец чили

И спустя кучу лет мы встречаемся в аэропорту. Она смотрит на меня глазами, полными слёз от избытка нахлынувших чувств. Я давно не видел её такой эмоциональной. Я давно не видел её.

– Господи, как же давно я тебя не видела. Ты так изменился! – Восклицает она, рассматривая меня с любопытством и недоверием. Она не верит своим глазам. – Что, не обнимешь меня даже? Столько не виделись.
– Слушай, я не люблю физический контакт, – пожимаю плечами я, глядя в пол.
– Ты? – задорно смеётся она, не веря уже собственным ушам. – Быть такого не может. Раньше ты отлипнуть от меня не мог.
– Ключевое слово тут – "раньше". На самом деле я никогда не любил физический контакт. Ты бы это знала, если бы была кем угодно другим. Но раньше у тебя был особый статус. Сама понимаешь, – заключаю я, поднимаю взгляд с пола и начинаю смотреть прямо на неё.
– Понятно, – с некоторым огорчением выдаёт она. Но тут же собирается с мыслями и переводит тему. – Где тут можно поесть? Я так проголодалась. Хотя бы еду ты любить не перестал?
– Нет, – улыбаюсь я. – Сейчас что-нибудь придумаю. Решу вопрос.
– Не сомневалась. Ты всегда умел. Ну, решать вопросы. Рада, что это осталось, – улыбается она в ответ.

Я веду её в ближайший ресторан. Официант услужливо предлагает нам свободные места, и мы садимся напротив друг друга. Она заказывает жареную курицу с перцем чили и красное вино. Я заказываю сырную тарелку и виски с колой.

– До сих пор не пьёшь вино? – смеётся она. – Так и знала, что выберешь виски.
– Я много лет не пил виски. Но решил не нарушать традицию, – ухмыляюсь я и замолкаю.

Мы сидим пару минут в тишине, ожидая заказа, после чего я выдаю:
– Кстати, удивлён твоим выбором.
– Ты сейчас про что? – Она нервно оглядывается вокруг, и я вижу, что у неё начинают дрожать пальцы на левой руке.
– Про курицу. – Хохочу я, чтобы разрядить обстановку. – Ты же не любишь острое.
– Я? – удивлённо вопрошает она, заглядывая мне прямо в глаза.
– Нет, Лиля Брик. – Я заливаюсь смехом и не могу остановиться. – Помнишь, как ты говорила мне, что рядом с той острой дрянью, которую я поглощаю, даже стоять рядом невозможно – глаза слезятся и желудок болит?

На минуту снова воцаряется тишина, которую нарушает официант, принёсший еду и напитки.
 
– Я выкобенивалась, –  произносит она, прежде чем приступить к еде. – На самом деле я всегда любила острое. Просто не могла его потреблять в таких количествах, в каких это делал ты. Меня тошнило потом.
– Бывает, – пожимаю плечами я и начинаю пить виски. – А что ж заказала сегодня? Не боишься последствий?
– Да я чего-то устала бояться, – говорит она и залпом выпивает бокал вина. – Вот знаешь, есть же другой перец. Болгарский, например. И его можно есть каждый день. Он обычный. Сладкий даже иногда. От него ничего не заболит. И когда ешь этот болгарский перец, другие люди смотрят на тебя и думают, что ты за здоровьем следишь, а не что ты больная на голову. Вот.

Мы сидим ещё минуту в тишине. Она подзывает официанта и заказывает второй бокал вина. Я допиваю виски и понимаю, что мне уже хватит.

– Слушай, ты же знаешь, что мне всегда было безразлично, что обо мне подумают другие люди, – произношу я, глядя прямо ей в глаза, и ставлю пустой бокал на стол.
– Я знаю. – Она смотрит на меня. У неё очень серьёзный и слегка грустный взгляд. – А ещё... Когда ешь перец чили каждый день, начинает тошнить. Эмоции переполняют, и от них страшно становится. Так много ощущений. И тогда обещаешь себе, что больше никогда. Клянёшься, что станешь нормальной; что будешь идти тем путём, который выбрала задолго до того, как впервые попробовала перец чили.
– Так и ела бы свой болгарский перец. Зачем же себя мучить? Ты вроде неплохо с этим справляешься в последнее время, – ухмыляюсь я, всё ещё поддерживая зрительный контакт.
– Да, это так, – она отводит взгляд и снова начинает оглядываться вокруг. – Но, знаешь, иногда ешь этот злосчастный болгарский перец и думаешь о том, как же тебе надоело одно и то же из раза в раз. Нет, ты не подумай. Всё хорошо, спокойно. Нормально. Всё так, как должно быть. Как у людей.
– Ну так и в чём проблема тогда? – я неосторожно взмахиваю руками, и пустой бокал с виски падает на пол.

Тут же подбегает официант и уверяет меня в том, что ничего страшного не произошло, что они сейчас всё уберут.
 
– Ты как всегда, – гогочет она. – С тобой не соскучишься. Не можешь ты не создавать проблем, да?
– О своих проблемах я в курсе. А с тобой что не так? В чём всё-таки твоя проблема? – агрессивно выдаю я и намеренно размахиваю руками ещё раз. Но в этот раз ничего не падает.
– Да в том, что... – она произосит это так, будто ей внезапно перестало хватать воздуха, – я люблю ****ский перец чили. С ним чувствуешь себя живой. Как бы больно ни было. Как бы тяжело ни было. Люди смотрят на тебя так, словно у тебя проблемы с психикой. А тебе настолько сильно хочется перца чили, что хоть ложись и помирай. И ни один болгарский перец не может подарить тех же ощущений, которые даёт перец чили. Понимаешь?!
– Пытаюсь, – печально смеюсь я. – Я уже почти эксперт в разгадывании загадок.
– И что делать? – спрашивает она, и я вижу отчаянье на её лице.
– А что можно сделать с тем, что перец чили закончился? Уже ничего. – Я оглядываюсь вокруг и понимаю, что больше не хочу здесь быть.
– Нет, – начинает хохотать она, но через мгновение её лицо вновь становится серьёзным. – Перец чили никогда не заканчивается. Его всегда поставляют. Просто, видимо, уже не для меня.
– Видимо, – выдыхаю я и принимаю окончательное решение. – Слушай, мне пора идти. Ты же знаешь, как до отеля доехать? За счёт не парься, я сейчас официанта найду и оплачу всё. Хорошего тебе отдыха в городе.

Я договариваю предложение и поднимаюсь из-за стола. Она хватает меня за руку и, еле дыша, шепчет:
– А я этого боялась. Я никогда не говорила, но это был один из самых больших моих страхов. Ну, что чили перестанут поставлять. Мне даже казалось, что никогда не перестанут. Что я просто возьму передышку, но потом смогу вернуться и снова испытать все эти сумасшедшие ощущения.

Я смотрю на неё со снисходительной нежностью и шепчу в ответ:
– Да они поставляют, но существуют же лимиты. И ты данный тебе лимит превысила. Не грусти. Найдёшь себе ещё перец чили, если болгарский окончательно надоест.
– Такой сорт больше не найду, – тяжело вздыхает она и замолкает.

Я обнимаю её так, как обнимают самого близкого человека, с которым раз и навсегда расходятся пути и которому тебе больше нечего сказать.

Объятья длятся минуты две. После чего я бережно отстраняюсь, зову официанта, оплачиваю счёт, хватаю куртку, рюкзак и с самой искренней улыбкой напоследок говорю: "Болгарскому перцу привет".

Она улыбается в ответ. Она знает, что мы больше никогда не увидимся. 

Я выхожу из здания аэропорта. Я свободен. И я жив. Я всегда был таким живым.

Перец чили. Да уж. Следующая поставка могла бы быть грандиозной. Остроты накопилось дай бог.

"Я, обсмеянный у сегодняшнего племени, как длинный скабрезный анекдот, вижу идущего через горы времени, которого не видит никто".

"Уже ничего простить нельзя. Я выжег души, где нежность растили. Это труднее, чем взять тысячу тысяч Бастилий!"

"Уже сумасшествие. Ничего не будет. Ночь придёт, перекусит и съест. Видите – небо опять иудит пригоршнью обрызганных предательством звёзд?"

(с) Владимир Владимирович Маяковский.