Новый рассвет

23, 24

Грейди Шелдон поправился. Ребра уже не врезались во внутренности при каждом вдохе или движении. Расшатанные зубы укрепились в деснах. Синяки на лице, сменив все оттенки пурпурного, превратились теперь в желтые пятна, различимые только при ярком свете.

Телесные раны заживали. Но ненависть источала гной, как открытая рана.

Чертов ковбой.

Мало того, что Росс Коулмэн перед всем городом угрожал убить его. Так теперь еще эта малявка Бэннер Коулмэн предпочла ему, Грейди Шелдону, какого-то бродягу – просто немыслимо! Лэнгстон ее на много лет старше. И у него ни гроша в кармане. Это не только невообразимо, но и непростительно.

Много дней выжидал Шелдон в гостиничном номере, залечивая раны и лелея ненависть. Первые – по необходимости. Вторую – потому, что она стала средоточием его жизни. И то и другое взывало к отмщению, так что Грейди Шелдон поклялся отомстить, даже если это будет последним, что ему суждено совершить.

Он замучил горничных. Когда они стучали в дверь, спрашивая, не нужно ли ему что-нибудь, он рычал на них, как зверь из пещеры. Он питался одним виски – сначала пил для того, чтобы заглушить боль, потом – из лени. Он не мылся, не брился, только смаковал свою ненависть к Джейку Лэнгстону и всем Коулмэнам.

В этот день он очнулся от пьяного сна, разбитый тяжким похмельем. Болело все – от корней волос до мизинцев на ногах. Выбравшись из намокших от пота простыней, Шелдон потребовал ванну в номер и принялся возвращать себе человеческий облик.

Он побрился в первый раз за две недели, и щеки порозовели. Отдал в прачечную клетчатый костюм, и его вернули отглаженным и вычищенным. У мальчишки-негритенка на углу он начистил ботинки. Котелок лихо сидел на голове.

Войдя в «Райские кущи», он снова ощутил уверенность в себе. На него навалилась полоса невезения, не имевшая себе равных в истории. Когда-нибудь она кончится.

При мысли о виски Грейди содрогнулся и заказал у бармена пива. Оглядывая толпу в прокуренных гостиных и игорных залах публичного дома, он не заметил, как бармен подал знак одному из вышибал, и тот быстро направился в комнаты хозяйки.Присцилла откликнулась на вызов и вошла в бар, не выказывая обычной наигранной скуки. Ей не терпелось услышать рассказ о похождениях Грейди Шелдона. Уже несколько недель его никто не видел. Она отправила письмо в Ларсен, но не получила ответа. Новости, которые она хотела ему сообщить, не терпели отлагательства. Увидев, что он сидит, прислонившись к стойке, и потягивает пенистое пиво, она поспешила к нему.

– Грейди! – Хлопок веером по руке. – Гадкий мальчишка! Где ты пропадал? Мне до смерти хотелось с тобой увидеться.

Шелдон смерил Присциллу взглядом. Оказывается, она по нему скучает! Его сердце раздулось от гордости. Самая сладострастная и ненасытная шлюха изнемогает от похоти, думая о нем.

– У меня были неприятности. – На мгновение карие глаза затуманились от воспоминания об ударах тяжелых кулаков Джейка и окончательном отказе Бэннер. Да, здорово же над ним посмеялись.

Почувствовав подавленное настроение Шелдона, Присцилла успокаивающе положила руку ему на локоть и прижалась к его груди.

– Надеюсь, теперь все кончилось.

Нежные слова были как бальзам на израненную душу.

– Еще нет. – Он лениво улыбнулся. – Но в твоих силах заставить меня забыть о бедах, не так ли?

Она кокетливо перевела взгляд на его губы.

– Несомненно. Я по тебе соскучилась.

В какой-то мере это была правда. В последнее время Присцилле явно не хватало мужского общества. Даб Эбернези, очевидно, сердит и потому ее сторонится. С того дня, как она подошла к нему на улице, он не появлялся в «Райских кущах».

У Присциллы не было мужчины с тех пор, как… как Джейк отверг ее. В мыслях она кляла его последними словами, но стоило вспомнить о его длинных сильных ногах, широко расставленных над ванной, и тело вспыхивало от неутоленного желания.

Она изогнула шею и взглянула на Грейди пылкими глазами. Ее пальцы проникли под его пиджак и жилет и легонько царапнули рубашку.

– Пойдем. Сегодня ты будешь самым счастливым человеком. – Присцилла облизала губы. – Я дам тебе счастье – и не одним способом.

Она повела его в личные апартаменты. В дверях что-то тихо сказала вышибале. Грейди вошел первым и, едва Присцилла закрыла дверь, обернулся к ней. Она упала в его объятия.

– Ох, какая ты красивая, – с напряжением вымолвил Грейди, когда долгий поцелуй перешел во влажное касание губ.

Присцилла лихорадочно соображала.

– Если я помогу тебе, Грейди, ты сделаешь кое-что для меня?

– Что именно? – заплетающимся языком спросил он.

– О, я еще не придумала. Но сделаешь?

– Конечно. – Когда ее язык вот так ласкал его губы, он был согласен на что угодно. – Услуга за услугу.

– Я так и знала, что ты это скажешь.

Присцилла была в переливчато-синем атласе. Низкий вырез не скрывал пышных грудей. Руки Грейди блуждали по молочно-белым холмам, за ними следовали его губы.

– Черт! – В дверь кто-то постучал, и ему пришлось оторваться от такого увлекательного занятия.

Присцилла погладила его по щеке.

– Пришел человек, очень важный для нас обоих. Поверь. Что бы я ни сказала, подыгрывай. – Она опустила руку на раздувшуюся ширинку. – Потом мы о нем позаботимся.

В ее шепоте таились такие соблазнительные обещания, что у Грейди не хватило сил возразить. Присцилла выскользнула из его объятий и подошла к двери.

На пороге стояла одна из шлюх, и Шелдон немного удивился. Он не мог вообразить, что женщина с опухшим лицом и жидкими прямыми волосами может представлять для него какой-то интерес, а тем более иметь значение.

Но Присцилла взяла проститутку за руку и, введя в комнату, закрыла за ней дверь. Затем усадила ее в одно из нелепых высоких кресел вокруг чайного столика. Гостья тут же отдала должное графину с виски. Она налила себе щедрую порцию и поднесла к губам, подозрительно поглядывая на Грейди поверх бокала.

– Пастилка, это мистер Грейди Шелдон, сыщик, о котором я тебе говорила.

Грейди недоуменно взглянул на Присциллу, но та была хладнокровна, как огурец. Она села напротив Пастилки и жестом предложила кресло Грейди.

– Не желаете выпить, мистер Шелдон?

Усевшись, Грейди забыл свои благие намерения и выдавил:

– Да, пожалуйста.

– Я его здесь уже видела. Я думала, он один из ваших, – пробормотала Пастилка. В последнее время мадам обращалась с ней гораздо лучше. У нее было вдоволь виски. Если ей не хотелось выходить к клиентам, она могла остаться у себя наверху. В знак признательности за годы самоотверженной службы Присцилла даже выдала ей новое платье, которое она сегодня и надела.

Пастилке хотелось бы принимать эти знаки внимания с открытой душой. Но она хорошо знала жизнь и понимала, что все на свете имеет свою цену. Что замышляет Присцилла, знакомя ее с этим типом? По мнению Пастилки, он ничуть не походил на сыщика. Чересчур нервный и бледный. Может быть, Присцилла хочет взвалить на нее вину за какое-то сфабрикованное преступление и тем самым покончить с ней? Но прежде умасливает, чтобы зажарить?

– Мистер Шелдон – один из моих почетных клиентов, – вкрадчиво сказала Присцилла. – Но сегодня он здесь по делам. Как тебе известно, «Райские кущи» и Квартал красных фонарей в целом притягивают криминальный элемент. Мистер Шелдон часто сочетает работу с удовольствием, тем более что у него такая напряженная служба.

– А какая у него служба? – Пастилка взяла графин и плеснула себе еще виски.

– Выслеживать преступников, разумеется.

Присцилла видела, что в затуманенных глазах Пастилки, разглядывающих Грейди, растет подозрительность, и усилила натиск.

– Ты помнишь, что рассказывала мне о Россе Коулмэне? Мистер Шелдон хотел бы услышать эту историю.

– Зачем ему?

– Он хочет знать, стоит ли ему ее расследовать. Не годится, чтобы награда пропала.

– Награда? – Пастилка впервые проявила некоторый интерес. Даже бокал застыл на полдороге между столом и пересохшими губами.

– Как вы сказали, Грейди, каков размер награды? – невинно спросила Присцилла.

– Э, гм, пятьсот долларов, – на ходу сочинил Шелдон.

– Мне казалось, речь шла о тысяче.

– О да, да, тысяча. – Грейди понятия не имел, для чего Присцилла это затеяла, но раз дело касается Коулмэнов, оно касается и его. И если мадам представила его сыщиком, значит, оно не сулит Россу Коулмэну ничего хорошего. Он навострил уши не хуже Пастилки. Конечно, он с радостью заплатит немалый куш за то, что расскажет старая шлюха.

– Вы заплатите мне тысячу долларов, если я расскажу вам о Россе Коулмэне? – взвизгнула Пастилка и прижала руки к груди. – Господи. Почему?

– Это может оказаться очень важным, – уклончиво ответила Присцилла.

Вспыхнувший было энтузиазм Пастилки сразу улетучился. Ее собеседники были похожи на двух хищных птиц, готовых ринуться на нее.– Не хочу никому причинять неприятностей.

– И допустишь, чтобы преступник остался безнаказанным?

Грейди резко повернул голову и уставился на Присциллу. Коулмэн – преступник? Боже всемогущий!

Он прочистил горло и попытался говорить солидно:

– Если вы владеете информацией, жизненно важной для поимки разыскиваемого преступника, и скрываете ее, то можете быть признаны соучастником преступления.

Присцилла посмотрела на него с уважением и исподтишка одобрительно улыбнулась.

– Просто я не хочу никому причинять неприятностей, – дрожащим голосом повторила Пастилка. Ее взгляд омрачился. Она вспомнила двух милых мальчиков, которые даже в порыве похотливой страсти выказывали ей уважение. И Джейк всегда был с ней очень добр.

Но она мечтала провести остаток своих дней в «Райских кущах». Между ними и голодной смертью лежали ночлежки и лачуги на задворках платных конюшен. Она не хотела кончить жизнь девкой из ночлежки. В «Райских кущах» у нее, по крайней мере, есть крыша над головой, постель и время от времени бутылка виски.

Она была проституткой почти всю жизнь. Можно продать себя и еще раз.

– Так что вы хотите узнать?

Присцилла успокаивающе положила руку на плечо Пастилки.

– Просто расскажи мистеру Шелдону то же самое, что рассказывала мне.

Пастилка опять вгляделась в Грейди. Он придал лицу самое грозное выражение, хоть ему и хотелось ликующе улыбаться. Обещание Присциллы оказалось не пустым. Она давала ему в руки оружие, которое поможет ему поставить Коулмэнов на колени.

– Я работала в тихом железнодорожном городке в Арканзасе, – тихим голосом начала Пастилка. – Во времена Реконструкции.

– В восемьсот семьдесят втором, – подсказала Присцилла, вспомнив, в каком году она с родителями переехала из Теннесси в Техас. Год ее освобождения.

Пастилка кивнула.

– Я работала у мадам по имени Ларю. Это не настоящее имя. Она была…

– Рассказывай только о Россе Коулмэне, – предупредила Присцилла, стараясь не выдать нетерпения. – Когда ты впервые его встретила?

– Ну, в общем, наш фургон сломался сразу за городом. Обоз встал лагерем у ручья. Нам на помощь прислали человека. Он вытащил нас из рытвины и поскакал с нами обратно в город. Мы все не прочь были бы его заполучить, ведь он был такой приятный мужчина. Но он ни одну из нас не взял. А потом нас расхватали железнодорожники. Похотливые, как стая мартовских котов. Больше я его не видела.

Грейди вопросительно посмотрел на Присциллу. Визит в публичный дом не был преступлением. Иначе все мужское население оказалось бы за решеткой. Присцилла благодушно улыбалась.

– Продолжай, Пастилка, – сказала она.

Пастилка подкрепилась еще одним глотком виски.

– Мы уже было забыли Росса Коулмэна, как вдруг приехал сыщик и стал его разыскивать. Человек от Пинкертона. Не помню, как его звали, но с ним был тесть Коулмэна.

– Отец Лидии? – спросил Грейди.

Присцилла покачала головой.

– Нет. Наверное, отец первой жены Росса.

– Матери Ли, – догадался Грейди. – Почему они искали Коулмэна?

Пастилка бесстыдно почесала руку.

– Убили одну из наших шлюх. Никто не знал, кто убил. Мистер Коулмэн не мог, его той ночью там не было.

– Все равно не понимаю, – сказал Грейди, озадаченно качая головой.

– Они сообщили странную вещь: на самом деле Коулмэна звали вовсе не Коулмэн.

– Не Коулмэн? – Грейди выпрямился в кресле и облокотился на стол.

– Да. По-моему, его звали Кларк. Сонни Кларк. Из банды братьев Джеймс. Представляете, как мы, девочки, обрадовались, когда узнали, что своими глазами видели бандита из шайки Джеймсов. О них в те дни молва кругом шла. Эта сучка Ларю состояние сколотила, трезвоня, что он был у нее. Конечно, когда его убили, она…

– Убили?

– Вот тут начинается самое интересное, – проворковала Присцилла. – Пастилка, расскажи ему то, что рассказывала мне.

– Чуть позже, через месяц или два, мадам Ларю получила письмо от того пинкертоновского сыщика. Он писал, что Сонни Кларк погиб в перестрелке. Мы решили, что это очень грустно, застрелить такого красивого мужчину, с такой красивой женой…

Она снова отпила из стакана.

– Я об этом много лет не вспоминала. Потом меня наняла Присцилла. И, когда мы разговорились, я узнала, что она была в том самом обозе. Я удивилась, когда она сказала, что Коулмэны живут в Восточном Техасе. – Пастилка пожала плечами. – Но это меня не касается. Я только раз в тот день видела его и жену. Если бы вокруг его имени не подняли такую шумиху, я бы и не вспомнила.

Грейди Шелдон сидел не шелохнувшись. Он пытался переварить информацию, услышанную от Пастилки, и извлечь из нее какую-то логику. Росс Коулмэн – бандит из шайки братьев Джеймс? Грабитель? Убийца? Все эти годы живет под вымышленным именем?

Ему хотелось вопить от радости, упасть на пол и кататься. Но он принял серьезный вид и обратился к Пастилке:

– Хотите что-нибудь добавить?

– Нет.

– Вы нам очень помогли, мисс?..

– Долтон, – чопорно провозгласила Пастилка.

– Завтра вы получите награду.

– Спасибо, дорогая, – добавила Присцилла, поднимаясь и всем своим видом показывая, что интервью окончено. Она провела гостью к двери. – Ты устало выглядишь. Понимаю, тебе было очень трудно. Не хочешь ли отдохнуть у себя в комнате?

– Мне бы выпить.

– Я скажу мальчикам, чтобы принесли тебе бутылку.

Закрыв дверь, Присцилла медленно повернулась к гостю. Ее улыбка была по-кошачьи хитрой и недоброй.

– Ну как?

Грейди быстро прошел по комнате, обнял ее, приподнял и закружил в безумном танце.

– Королева, за такие сведения я укутаю тебя в меха и осыплю алмазами!

Присцилла засмеялась.

– Я прошу всего лишь долю в твоей лесопильной фирме. По-моему, у твоих идей большое будущее. У меня есть кое-какие сбережения. И я могла бы внести неплохую сумму наличными для финансирования наших начинаний.

Грейди перестал вальсировать и медленно опустил Присциллу на пол. Он никогда не думал заводить партнера. И тем более никогда не думал входить в партнерство с самой что ни на есть распоследней шлюхой. Но позже он все уладит. А сейчас ему хотелось отпраздновать.

– Я дам тебе все, что захочешь, Присцилла. Ты сделала меня счастливейшим из смертных. – Его улыбка исчезла. – А что, если пьяная девка всего лишь рассказывает сказки, чтобы привлечь внимание?

В рассказе Пастилки все сходилось. Его всегда интересовало, почему у Коулмэнов нет никаких родственников. Росс был не похож на простого человека. Грейди легко мог представить его бандитом, который сначала стреляет, а потом спрашивает. И все-таки не стоит предпринимать решительных действий без проверки.

– Все подтверждено документально, – уверила его Присцилла. Она принялась рассказывать, что ей удалось выяснить, и глаза Шелдона разгорались все ярче. – Шериф мой друг. Он проверил списки преступников, числящихся в розыске, но они относятся к не очень давнему времени. Я попросила его телеграфировать в Мемфис. Бандит по имени Сонни Кларк действительно существовал.Во времена Джеймса он был всего лишь беспутным мальчишкой. Затем исчез и был признан погибшим в 1869 году. Через три года его имя снова всплыло, и сыщики опять принялись его разыскивать, уже под именем Росса Коулмэна. Сообщили, что его убил детектив из агентства Пинкертона по имени Мэйджорс.

– Значит, в восемьсот семьдесят втором.

– Год совпадает с рассказом Пастилки.

Грейди расхаживал по комнате, сосредоточенно ударяя кулаком по ладони.

– Все равно в ее рассказе зияют прорехи в километр шириной. Почему агент Пинкертона сообщил о смерти Коулмэна и навсегда закрыл дело?

Присцилла предусмотрела и это. Ей ни к чему, если слюнтяй Шелдон струсит и все испортит. Он должен сделать за нее всю грязную работу: отомстить Джейку за то, что тот ею пренебрег, и расквитаться с этой черноволосой кошкой, в которую он мнит себя влюбленным.

– Кто знает? – воскликнула она. – Кому до этого будет дело, когда ты с ним разделаешься. Представь себе, – говорила она, распаляя воображение Шелдона. – Все, кто смеялся над тобой за то, что тебе пришлось жениться на дочери самогонщика, начнут тебя уважать, относиться со страхом и благоговением. Ты призовешь к ответу бандита из шайки Джеймсов. Ты станешь знаменитым. – Присцилла приблизилась, глаза ее сияли. – У меня дыхание перехватывает, когда я просто стою рядом с тобой.

Шелдон прижался к ней губами. Секс, власть и жажда мести волной прокатились по его телу и воспламенили чресла. Он отнес ее в спальню и чуть не разорвал атласное платье. Она раздевала его с не меньшим неистовством.

Когда их жадные нагие тела слились, Присцилла прошептала:

– Грейди, дорогой, теперь ты знаешь, что должен делать?

Он вошел в ее податливое тело, отчаянно дергаясь.

– Да. Завтра я еду в Ларсен.

Она запустила руку ему в волосы и потянула так сильно, что у него на глазах выступили слезы. Затем впилась зубами в мясистое плечо, и оба закричали: разрядка сплавила их в горниле ненависти.

Ма Лэнгстон это совсем не нравилось. Ни капли. Что-то тут неладно. Она это чувствовала, как животное чувствует смену времен года.

Она постучалась в парадную дверь Бэннер на следующее утро после того, как стадо перегнали на ранчо. Она настояла, чтобы ее переправили через реку на плоту, и всю дорогу до дома шла пешком.

Ловко снимая Бэннер швы парой маникюрных ножниц, Ма то негодовала, то сочувствовала. Она осмотрела разрез и заявила, что он заживает неплохо, если принять во внимание, что операцию делал костоправ Хьюитт.

Бэннер прильнула к ее внушительной груди и отчаянно разрыдалась. Ма похлопала ее по спине и решила, что девочка все еще переживает из-за операции. Они выпили чаю и поболтали. Когда Ма начала собираться в обратный путь, Бэннер уже успокоилась.

Ма тревожилась, чувствуя, что девушку терзает что-то другое, но не могла понять что. Скучает по матери? Не поэтому ли плачет?

Но по дороге к реке, шагая рядом с провожавшим ее Джейком, она уверилась, что верно первое впечатление: тут дело не в тоске по дому.

– Ма, почему бы тебе не поехать дальше на Буране? – предложил Джейк, спешиваясь.

– Вот еще! У меня ноги не слабее его. Благодарю, я лучше пешком.

– Как себя чувствует Бэннер? – Джейк приспосабливался к неторопливому шагу матери, ведя Бурана под уздцы.

– Ты разве сам не знаешь?

– Этой ночью я ее не видел. А утром мне было некогда позавтракать.

– Довольно сносно. Шов заживает хорошо. Немного не в духе. – Ма прикрыла глаза рукой и вгляделась в сына. – Что-то ты тоже зачах. И надулся, как лягушка. Что с тобой стряслось?

Сигара хрустнула у Джейка в зубах.

– Ничего.

– У тебя живот болит?

– Нет.

– Сходишь с ума по кому-то?

– Нет.

Ма снова фыркнула, давая понять, что не верит.

Они дошли до реки. Джейк помог ей взобраться на плот. Перед тем как взять в руки шест и оттолкнуться, Ма сказала:

– Береги девочку, слышишь?

– Она сама может за себя постоять, – вполголоса пробормотал он.

– Нет, не может, – сурово ответила Ма, прикидывая, не староват ли ее сын для хорошей порки. – Она еще не окрепла и не может о себе позаботиться. Она слаба душой и телом. Сегодня утром глаза выплакала.

Джейк перебирал поводья Бурана, стараясь не встречаться с матерью глазами.

– Она что-нибудь говорила?

– А должна?

Он пожал плечами, настораживаясь: его мать все насквозь видит.

Ма погрузила шест в воду, нащупала илистое дно и всей тяжестью оттолкнулась. Все-таки что-то тут неладно. И связано это с ними обоими. Она голову на отсечение могла бы дать.

Но, что бы тут ни крылось, они явно не настроены об этом говорить. Лучше оставить их в покое – пусть сами разбираются. Напоследок она дала Джейку лишь одно указание:

– Следи, чтобы девочка не слишком много работала.

* * *
Вряд ли кто из родных обрадовался, увидев, как Бэннер поднимает таз мокрого белья и развешивает его на веревке. Но на следующее утро после визита Ма она решила, что стирка больше не может ждать ни дня. Белья накопилась целая гора. Кроме того, работа отвлекала от горьких мыслей.

Ей не хотелось об этом думать.

Но ни о чем другом она думать не могла.

Джейк ее не любит. Он ее жалеет. Вся его нежность, ласка, заботливость, рвущие душу поцелуи вызваны жалостью, а не страстью.

Ох, убила бы его!

Что ей теперь делать?

Бэннер знала, как люди относятся к девушкам, которые начали «вести семейную жизнь» до свадьбы. Их уже не побивают камнями на улицах, но репутация их погибла безвозвратно. Почти всегда отец ребенка остается неизвестным, ему все сходит с рук, а весь позор достается девушке. Семье приходится выдумывать поездку в Европу или больных родственников на Востоке, чтобы оправдать ее исчезновение. Но все знают, что она уехала, чтобы родить незаконного ребенка. Часто ни девушка, ни ребенок не возвращаются в родные места.

Родители никогда ее не простят. Бэннер была уверена в их любви и не боялась изгнания. Как бы она их ни опозорила, они ее не выгонят. Но они будут навеки разочарованы. Неужели она им мало боли принесла одной любовной катастрофой? Смогут ли они выдержать еще другую?

А сможет ли сама она?

Должна. Даже если хочется умереть, нужно жить ради ребенка. Бэннер поставила таз под веревку и провела рукой по животу. Страшно и чудесно было думать о том, что она носит в себе дитя. Дитя Джейка.

По щеке скатилась слезинка, и Бэннер фыркнула. Он об этом думает не больше, чем о ней. Ребенок будет для него такой же обузой, как и она. Он стал ее управляющим не потому, что так захотел. Он остался из чувства ответственности за то, что произошло в конюшне. Он считал, что обязан этим искупить вину перед ее родителями за то, что испортил их дочь. Выплатить таким образом вознаграждение за ее девственность.Но ей не нужна жалость подобного ничтожества! Кто такой Джейк Лэнгстон, чтобы жалеть ее?

С ним для нее все вокруг рухнуло. Ее даже не радует стадо курчавых рыжих герефордширок, пасущихся на огороженном пастбище. Когда коров гнали мимо дома, она махала рукой и радостно кричала, стоя у парадной двери, но делала это только ради работников. Для Джейка у нее нашелся лишь ледяной взгляд, полный презрения. Он понял намек. После их ссоры он ни разу не ел с ней вместе. Даже не приближался к дому.

Джейк, Джейк, Джейк.

Почему она не может не думать о нем? Почему не может забыть сладость его ласк, нежный голос, прикосновение его рук, вкус его губ? У нее совсем нет гордости. Тело взывало к нему, а ум изгонял. Почему она такая дура – любит мужчину, которого должна презирать?

Бэннер согнулась и взяла из таза нижнюю юбку. Слишком быстро распрямилась, потянув нежную кожу вокруг шва, и поморщилась от боли. Повесила юбку, да так и осталась стоять, держа руки на веревке, отдыхая, глубоко дыша, чтобы отогнать усталость. Если ей поддашься, она повиснет тяжким грузом и вгонит в неподвижность.

Разумеется, Бэннер обратила внимание, что месячные прекратились. Но приписала это переживаниям из-за свадьбы, усталости после переезда на собственное ранчо и трудностям налаживания хозяйства. Ей и в голову не пришло, что она носит ребенка Джейка.

Но беременность, словно чтобы доказать, что с ней нельзя не считаться, уже начала проявлять себя. Затрудненное дыхание и бессильная усталость были не послеоперационным осложнением или результатом применения эфира. Иногда накатывали волны головокружения.

Как сейчас…24

– Что это?

Трое мужчин, надрезавших корове ухо, чтобы пометить ее, выпрямились. Они застыли на месте, а корова тем временем выпуталась из веревок. Рэнди первым произнес вслух вопрос, возникший у всех.

– Похоже на три пистолетных выстрела, – предположил Пит.

– Так оно и есть. – Джейк помчался к Бурану, привязанному за изгородью, и пролез под колючей проволокой. Заметив, что остальные следуют за ним, он приказал: – Оставайтесь здесь. Выстрелы доносятся от дома. Если Джим или я через пять минут не вернемся, пусть один из вас переправится через реку и позовет всадников из Излучины, а другой подкрадется к дому и посмотрит, что там происходит.

Он вскочил в седло и пришпорил жеребца. Тот помчался галопом. Всего несколько минут назад Джейк послал Джима в сарай за клещами. Может быть, парень выстрелами звал на помощь? Не случилось ли чего-нибудь с Бэннер?

Эта мысль гремела в мозгу под топот копыт. Ворвавшись во двор, Джейк увидел, что случилось именно то, чего он боялся. Ковбой склонился над телом, распростертым под бельевой веревкой. Не успел Буран остановиться, как Джейк уже соскочил с него и побежал по двору.

– Что случилось?

– Не знаю. Вот вышел из сарая и увидел, что она лежит здесь. Ей, видать, очень худо. Я пальнул в воздух, чтобы ты быстрей приехал.

– И правильно сделал. – Джейк испытал облегчение оттого, что выстрелы оказались лишь сигналом. Он опустился на колени, кожаные штаны натянулись. – Бэннер! – Он положил руку ей под голову и осторожно приподнял. – Принеси воды. – Джим поспешил к колодцу.

Джейка поразило, какая Бэннер бледная. Под ресницами залегли темные фиолетовые тени. Он вспомнил предостережение матери. Ей нельзя делать никакой тяжелой работы. Какого черта она надумала заняться стиркой?

Вернулся Джим с ведром холодной колодезной воды. Джейк опустил в нее руки и побрызгал Бэннер в лицо. Ее веки затрепетали, она тихо застонала. Он брызнул еще. На этот раз она поднесла руку к лицу и тыльной стороной смахнула капли.

– Приходит в себя, – обрадовался Джим.

Бэннер с трудом открыла глаза. Прищурилась от яркого солнца, светившего ей в лицо.

– Что случилось?

Железный обруч ужаса, сковавший сердце Джейка, ослабил свою хватку.

– С ней все в порядке, – сказал он Джиму. – Наверное, просто упала в обморок. Скачи обратно и предупреди ребят, пока они всю округу на ноги не подняли.

Джим уехал. Джейк подхватил Бэннер одной рукой под колени, другой – под спину и поднял.

– Я могу идти сама.

– Ты не можешь даже ползти.

– Отпусти.

– Нет.

– Мне уже хорошо.

– Заткнись! – рявкнул Джейк.

– Не смей со мной так разговаривать.

– Я разговариваю с тобой, черт возьми, так, как хочу.

Дойдя до веранды, он опустил Бэннер в кресло-качалку, оставленную здесь специально для нее, и, не теряя времени, сразу приступил к делу.

– Какого черта ты торчишь на солнце и вообще затеяла стирку?

– Мне нужна чистая одежда.

– Могла бы подождать меня, я бы постирал вечером.

– Нет. Я тебя ни о чем не попрошу.

– Почему?

– Потому что не хочу быть тебе ничем обязанной. Мне не нужна твоя жалость! Я сама могу о себе позаботиться.

– А о ранчо? А о ребенке?

Бэннер вздернула подбородок.

– Если понадобится.

Джейк выругался про себя и повелительно наставил на нее палец.

– А теперь выслушай меня, милая барышня, и выслушай хорошенько. Ты испорченная девчонка. Упрямая, как осел. Своевольная. Дерзкая. И гордая. Но в этом споре, Бэннер, тебе не выиграть. Мы поженимся. Сегодня ты потеряла сознание. Это может случиться снова. Работники начнут судачить, и тебе недолго удастся отговариваться операцией. – Он перевел дыхание. – Очень скоро кто-нибудь все вычислит. А когда у тебя начнет появляться живот? Что ты будешь делать?

У Бэннер задрожали губы.

– Что-нибудь придумаю, – храбро заявила она.

– Не надо ничего придумывать. Потому что к тому времени мы поженимся. – В его глазах вспыхнул властный огонь. – И в качестве твоего мужа я никому не позволю произнести о тебе хоть одно дурное слово.

Джейк выпрямился во весь рост и сурово добавил:

– А теперь пойди и надень платье, в котором хочешь выйти замуж, потому что мы едем в город. Сегодня же. Это мое последнее слово. И вот что, – он снова погрозил пальцем, – если ты еще когда-нибудь дашь мне пощечину, то жестоко поплатишься.

– Джейк, ты меня любишь?

Нежный вопрос сразу сбил с него спесь. Поза стала более расслабленной, глаза потеплели. Жесткие складки вокруг рта разгладились. Он опустился перед креслом-качалкой на одно колено, взял Бэннер за руку, забыв, что не снял кожаных рабочих перчаток, и покачал головой, ласково посмеиваясь:

– Если бы я тебя не любил, стал бы я терпеть твои выкрутасы?

Она попыталась сдержать улыбку, но не сумела.

– Если бы я давала согласие, судя только по тому, в какой манере мне делали предложение, то вышла бы за Грейди. В нем гораздо больше романтики и лести. – Она протянула руку и сняла с Джейка шляпу. Провела пальцами по волосам, белым, как лунный свет. – Он дарил мне цветы и конфеты, твердил, какая я красивая. Говорил, что Бог, посылая меня на землю, похитил с неба одного из ангелов.– Этот болван говорил такое?

Джейк был настроен скептически.

– Смысл был таков.

Джейк вгляделся в лицо Бэннер. Зажав зубами средний палец, стянул перчатку и провел рукой по бледной щеке. Его голос дрожал от сдерживаемых чувств:

– Знаешь, я тоже считаю, что ты красивая. Я такой женщины не заслуживаю. Мне нравится быть с тобой в постели. Впервые в моей жизни это для меня что-то значит. Мне хотелось бы каждую ночь ложиться и просыпаться рядом с тобой. Я хочу увидеть, как ты кормишь моего ребенка.

Джейк склонился и поцеловал Бэннер в грудь, сначала нежно, потом все настойчивее. Наконец он опустил голову, уткнулся лицом ей в колени.

– Когда док мне сказал, я едва смог поверить. Я так волновался, так боялся потерять тебя, что не было сил думать о ребенке. Но позже, когда ты спала, а я сидел рядом и думал о нем, внутри у меня стало так тепло и сладко, что я едва не расплакался. Никогда бы не поверил, что у меня может быть ребенок. Если будет мальчик, надеюсь, он окажется похож на Люка. А если девочка… своими руками убью негодяя, который сделает с ней то же, что я с тобой. – Он поцеловал Бэннер в живот, поднял глаза и взглянул ей в лицо. – Я не очень-то гожусь в мужья, милая ты моя. Мне нечего тебе предложить. Но я все силы положу на то, чтобы это ранчо процветало для нас и нашего ребенка. И если на таких условиях ты согласна пригреть бродягу, еще до заката ты станешь миссис Джейкоб Лэнгстон.

Слова Джейка были поэмой. Они звучали в ушах Бэннер как сладчайшая любовная песня. Она с радостью вышла бы за него, и поскорее, пока он не передумал, но гордость не позволяла.

– Ты женишься на мне не только из-за ребенка? Я не хочу, чтобы зимними вечерами ты сидел со мной у камина с видом мученика и страдал, что не можешь пойти покутить с друзьями-ковбоями.

– Покажи мне мужчину в здравом уме, который предпочел бы кутить с друзьями-ковбоями, а не лечь в постель с Бэннер Коулмэн. – Его шутка разгладила морщинку между ее бровей, и он ответил серьезно: – Нет, Бэннер. Это не из-за ребенка.

Потом наклонил голову, стесняясь своих чувств.

– Правду сказать, я рад, что могу использовать ребенка как предлог для свадьбы. Я давно подумывал, как бы нам пожениться, но это казалось невозможным.

Бэннер соскользнула с кресла и встала рядом с ним на колени.

– Джейк, я так тебя люблю.

Они поцеловались, сначала тихонько, словно проверяя, крепко ли перемирие. Потом страсть, поселившаяся в них навсегда, ставшая частью их души, жаром сплавила их губы.

Наконец Джейк отстранился.

– Пойди сделай все, что положено невесте перед свадьбой. – Он улыбнулся. – Я скажу парням, что мы едем в город.

– Сколько у меня времени?

– Полчаса.

Бэннер поспешила в дом, чтобы помыться и переодеться. Расчесывая волосы, она вдруг поняла, что Джейк так по-настоящему и не объяснился ей в любви.

…– Куда мы едем?

– Сидите смирно, миссис Лэнгстон. Хочу вам кое-что показать. – Они ехали в повозке.

Правил Джейк. Они возвращались на ранчо другой дорогой.

– Сюрприз?

– Считай это свадебным подарком.

– Один у меня уже есть. – Бэннер гордо подняла левую руку, на которую Джейк во время церемонии бракосочетания надел тонкое золотое колечко. – Когда ты его купил?

– В тот же день, как выправил лицензию.

– Значит, ты был уверен, что я соглашусь.

– Надеялся, – возразил он и запечатлел на полураскрытых губах жены нежный поцелуй. Почувствовав теплое влажное прикосновение ее языка, он застонал. – У тебя совсем нет стыда?

– Когда дело касается тебя, то нет. – С минуту Бэннер разглядывала пейзаж. – Наверное, я не лучше Ванды Бернс.

Джейк обернулся.

– Я тебя выпорю, если будешь себя с ней сравнивать!

– Но это так. У нее был ребенок от мужчины, за которым она не была замужем. И у меня тоже. Так в чем разница?

– Разница огромная! – воскликнул он. – У тебя был только один мужчина. Это главное.

Боевой дух Бэннер улетучился. День был чудесным, она была счастлива и совсем не хотела спорить. Она прижалась к руке Джейка и положила голову ему на плечо.

– Да, у меня был только один мужчина. И я, наверное, уже любила тебя, когда той ночью пришла в конюшню. Иначе я бы ни за что так не поступила.

– Рад, что вовремя оказался на месте, – шепнул Джейк ей на ухо и поцеловал.

Через несколько минут он остановил лошадь перед воротами, сделанными из двух толстых стволов деревьев, соединенных вверху брусом. Ворота стояли поперек дороги, ведущей к дому. В город они ехали другим путем, так что раньше Бэннер их не видела.

– Что это?

– Тот самый сюрприз.

Бэннер хотела соскочить с повозки с обычным проворством, но Джейк осторожно поднял ее на руки и поставил на землю.

– Ты должна беречь себя, милая. – Загорелая рука, коснувшаяся живота, привела ее в трепет. Джейк нежно поцеловал ее в губы, лаская место, где таилось дитя. Потом провел через ворота. По телу Бэннер все еще пробегал жар мимолетной ласки. Джейк развернул ее так, чтобы она взглянула на ворота сзади.

– Ох! – Бэннер прижала ладони к губам. На глазах выступили слезы. На деревянном брусе были выжжены слова: РАНЧО «СЛИВОВЫЙ РУЧЕЙ». – Так ты передумал?

– Нет. – Джейк с сожалением покачал головой. – Я по-прежнему считаю, что это ужасно глупое название для скотоводческого ранчо.

– Тогда почему? Для чего ты столько возился?

Он положил руки ей на плечи и повернул к себе лицом.

– Мне хотелось сделать что-нибудь, чтобы порадовать тебя, чтобы ты улыбнулась, а не заплакала. Я принес тебе столько несчастий, пусть ненамеренно, но все-таки. И мне захотелось хоть раз в жизни тебя обрадовать.

Бэннер упала в объятия Джейка. Если бы он не был таким сильным, он бы опрокинулся на спину. Он обнял ее и властно прижал к себе. Зарывшись лицом в ее шею, вдохнул аромат ее духов. Они пахли жасмином и солнцем. Объятие было долгим. Потом Джейк высвободился.

– Хочешь, пообедаем на свежем воздухе? Жена священника собрала нам целую корзину.

Бэннер радостно кивнула. Джейк отвел лошадь на лужайку и поставил повозку под деревом. Достал из-под сиденья корзину.

– Как тебе удалось ее подкупить, что она нам столько наготовила? – поинтересовалась Бэннер.

Джейк благоразумно подыскал священника из деревенской церкви подальше от Ларсена. Если бы он отправился к настоятелю той церкви, прихожанами которой были Коулмэны, слух распространился бы с быстротой лесного пожара, и Росс с Лидией узнали бы новость задолго до того, как Джейк был бы готов им о ней сообщить. К счастью, пастор не узнал ни его, ни Бэннер и был рад обвенчать их.

Его толстушка жена играла на органе, а дочь, старая дева, выступила свидетельницей. На прощание жена вручила Джейку корзину и пожелала долгой и счастливой жизни.– Я ее не подкупал. Наверное, я ей просто понравился, – горделиво сказал он. У пекановой рощицы он приметил полянку, заросшую густым летним клевером. В воздухе пахло жимолостью и сосной. Дул легкий южный ветерок, в тени раскидистых ветвей стояла приятная прохлада.

– Ты о жене или о дочери? – поддразнила Бэннер. – Она с тебя воловьих глаз не сводила.

– Я не заметил. Смотрел только на тебя.

Джейк опустился на клевер и посадил Бэннер рядом. Не дав опомниться, опрокинул ее на спину и коснулся горячими губами. Его язык обжег ее губы. Он стал легонько поглаживать ей грудь.

Бэннер шевельнулась под ним, полная нетерпеливого желания. Но он сел, и она, всхлипнув, взмолилась:

– Ну иди же сюда.

– Если мы ляжем прямо тут, в клевере, ты помнешь свое нарядное платье.

Она недовольно вздохнула, но позволила усадить себя. Потом сдернула шляпу и отбросила ее.

– Я не боюсь за платье.

Джейк щелкнул ее по носу.

– Значит, ты еще не очень повзрослела. Я хорошо помню, что на каждом твоем платье или не хватало пуговицы, или зияла дыра, или отвисал подол.

Бэннер засмеялась, вытаскивая из волос шпильки. Тяжелый узел рассыпался по спине темным водопадом кудрей.

– Ма зашивала мне их чуть ли не каждый день, но с твоей стороны неблагородно об этом напоминать.

С любовью собранная корзина оказалась полным-полнехонька: там лежали куски копченой ветчины, буханка разогретого в печи хлеба, банка сливового варенья, пирожные со свежими персиками, такие рассыпчатые, что крошки прилипали к пальцам.

Облизывая пальцы, Джейк сказал:

– Ты похожа на лютик.

На Бэннер было желтое платье того же нежного оттенка, что и цветок.

– Спасибо, муженек.

Как ей могло прийти в голову, что она любит Грейди или кого угодно еще, если на свете есть Джейк? Такой высокий, длинноногий, весь из одних мускулов. Он ходил развинченной походкой, качая бедрами, как все ковбои, но под кажущейся вялостью дремала сила, при мысли о которой Бэннер трепетала от нетерпения.

Из-под бровей, почти белых от природы и к тому же выгоревших на солнце, сверкали глаза, такие синие, что, погружаясь в них, она стонала от сладкой боли. Ей нравилась каждая морщинка на его лице, нравилась сила его характера, даже его упрямство.

Бэннер томно вздохнула.

– Устала? – Она покачала головой. – Хочешь домой?

– Рановато.

Джейк улыбнулся и прислонился к стволу дерева.

– Приляг. – Он положил ее голову к себе на колени. Стояло лето. Было тепло, но не жарко. После вкусного обеда они пребывали в блаженной сытости. В зарослях жимолости гудели пчелы. Ветерок ласково шелестел в листве. По небу лениво проплывали облака, белые и легкие, как пух.

Двое влюбленных расслабились в истоме, но близость друг друга не давала уснуть. Густые волосы Бэннер шелковым покрывалом рассыпались по коленям Джейка. С каждым тихим вздохом ее грудь поднималась и опадала. Джейк восхищенно водил пальцем по ее лицу.

– Пора возвращаться домой и приниматься за работу, но мне лень, – признался он.

– Я всерьез подумываю о том, чтобы уволить тебя.

Джейк улыбнулся и прошептал:

– Ты великолепна, Бэннер Коулмэн. – И наклонился, чтобы поцеловать ее.

Прежде чем отдать ему свои губы, она поправила:

– Бэннер Лэнгстон.

Джейк целовал Бэннер, дав волю страсти, его язык метался у нее во рту. Она обхватила его за шею и, притянув к себе его голову, выгнулась ему навстречу.

Джейк расстегнул несколько пуговиц ее корсажа и обнажил сосок, глянувший на него, как сердцевина восхитительного цветка, окруженный тонким батистом, кружевами и атласными лентами.

– Нежная, нежная девочка. – Он ласкал сосок кончиками пальцев, потом губами. Потом языком. Горячо, влюбленно, влажно.

Бэннер всхлипывала от животного наслаждения, голова ее металась из стороны в сторону.

Вдруг Джейк откинулся и прижался спиной к стволу дерева. Протестующе застонав, Бэннер уткнулась лицом в его пах и только тут поняла, как велики его мучения и что их вызывает.

– Джейк! – Ее голос дрожал. Она призывно коснулась ширинки брюк.

Он громко дышал, стиснув зубы.

– Через минуту я буду в порядке, только…

– Только что?

– Бэннер, – прихрипел он, – убери голову с моих коленей.

– Почему?

– При каждом твоем движении… о боже… я чувствую твое дыхание. Это не помогает делу, милая.

Она с минуту глядела на его исстрадавшееся лицо, потом опустила глаза на то, что находилось прямо перед нею. Она колебалась всего одно мгновение, потом нежно поцеловала мужскую плоть.

– Ох…

Джейк запустил руки ей в волосы и всеми десятью пальцами крепко обхватил ей голову. Он не отталкивал ее и не притягивал к себе. Просто смотрел, как человек, не знающий, что делать, мучимый пыткой, но испытывающий экстаз. Его неровное дыхание вырывалось сквозь стиснутые зубы. Он крепко зажмурился.

Бэннер снова приблизила губы. На этот раз они замешкались. Подождали мгновение и задвигались.

Из уст Джейка вырывались нечленораздельные звуки, наконец он выкрикнул ее имя. С каждым движением ее губ он повторял его снова и снова.

Руки Бэннер тоже двигались легко и быстро, как крылья бабочки. Застежки, пуговицы, ткань не могли их удержать. Само небо услышало стон, который издал Джейк, когда ощутил на своем теле ее дыхание, прикосновение ее нежных-нежных губ, робкого языка.

– Бэннер, Бэннер.

Имя ее звучало сладчайшей песней, а ласки были так нежны, что хотелось умереть, ибо в жизни ему никогда уже не испытать такого наслаждения.

Джейк вытащил одну руку из волос Бэннер и провел по ее шее, коснулся груди. Пробравшись сквозь нижние юбки, нашел над подвязками колено, гладкое бедро, кружевной край панталон. Его рука блуждала на ощупь, сражаясь с завязками и пуговицами, пока не коснулась тела, нежного, как теплый атлас.

Гнездо темных волос пленило его ласкающие пальцы столь же надежно, как сама Бэннер пленила его сердце. Под его ласками она источала влагу, отвечая движениями, простыми и древними, как сама вечность.

Ее губы уносили его на небеса. Но человек недолго может выдерживать такое блаженство. Сердце и чресла Джейка заполыхали огнем. Когда терпеть не стало мочи, он перевернулся и, накрыв ее своим телом, одним быстрым движением проник в сладкую глубину.

Они неотрывно глядели друг другу в глаза. Он долгими, медленными толчками проникал глубоко в нее, возвращался обратно, снова погружался.

Никогда доселе их любовь не была столь всепоглощающей. Ее тело откликалось на каждое его движение. Их словно качало в огромной колыбели. Когда подошел срок, колыбель перевернулась и выбросила их в неведомую сверкающую вселенную. Они плыли и парили в небесах, их сердца пели. Счастье казалось бесконечным. Потом они плавно выскользнули в реальный мир.Они пробудились в объятиях друг друга. Их тела были такие потные, что одежда прилипла.

Джейк обессиленно приподнял голову, оторвавшись от плеча Бэннер. По ее лицу пробегал переменчивый рисунок света и тени, падающей от листьев, которые шевелил ветерок. Она приоткрыла глаза. Солнечные лучики мерцали в зелено-золотых глазах.

Все еще охваченный ее телом, он прошептал:

– Ты моя женщина, Бэннер. Ты, и больше никто.

Она слабо улыбнулась и дрожащими пальцами коснулась губ, прошептавших эти слова. Любовь прокатилась по ее телу, как река золотого вина.

Но неугомонным чертенком засвербила мысль: распространяется ли эта клятва на ее мать?

С немалым трудом им удалось привести в порядок одежду. Бэннер старательно вычесывала из волос сучки и листья. Но от зеленых пятен на желтом платье избавиться было нельзя. Она помогла Джейку убрать остатки пикника и рука об руку прошла с ним к коляске, где мирно паслась лошадь. Джейк подождал, пока они отъедут, и сказал:

– Думаю, мы должны сообщить твоим родителям. – С этими словами он повернул голову, чтобы оценить ее реакцию.

– Я бы с удовольствием. Мне на весь мир хочется кричать об этом.

Сам Джейк был настроен не так оптимистично.

– Им это может не очень понравиться. Мы должны осторожно подготовить их, может быть, сначала просто поставить в известность, что поженились, а о ребенке рассказать в другой раз.

– Они любят тебя, Джейк. Любят с тех пор, как вы познакомились.

– Но не в качестве зятя. Особенно меня беспокоит, как воспримет это Росс, – мрачно подытожил Джейк.

Бэннер ободряюще улыбнулась.

– Я сумею убедить папу, если он заупрямится. – Она положила руку ему на бедро. – Какая разница, одобрят они или нет. Ты мой муж, и ничто этого не изменит.

Ее оптимизм был заразителен. К тому времени, как они загрузили повозку на самодельный плот и начали переправляться через реку, Джейк уже совершенно осознал, что ему больше не нужно скрывать свои чувства к Бэннер. Он мог коснуться ее, когда захочет, и не оглядываться через плечо. Она его жена, и ему не терпелось сообщить об этом всему свету.

Он помог ей подняться на берег и, обняв за талию, повел во двор. Дойдя до ворот, ласково поцеловал в губы.

– У меня волосы очень растрепаны? – спросила она.

Он вынул цветок клевера из непокорных кудрей.

– Нет.

– Обманщик. Как ты думаешь, они догадаются, чем мы занимались по дороге из города?

Он коснулся губами ее уха.

– А тебя это волнует?

– Нет. – Она тихонько рассмеялась. Он крепко прижал ее к себе.

– Что здесь происходит? – загремел голос Росса.

Джейк и Бэннер с виноватым видом отскочили в стороны. Росс сидел на веранде и курил трубку, которую Бэннер привезла ему из Форт-Уэрта, когда увидел, что они идут по тропинке. Обрадовавшись, что дочь и старый друг приехали как раз к ужину, он поспешил навстречу. Но, не успев поздороваться, заметил их обмен нежностями.

Глаза Росса упустили влюбленное выражение на их лицах. Они разглядели лишь то, что дочь в объятиях мужчины, не имевшего никакого права ее трогать. Кровь Росса мгновенно вскипела, он вклинился между Джейком и Бэннер, как бог войны.

– Убери от нее руки.

– Папа, ты разговариваешь с Джейком!

– Черт возьми, я знаю, с кем разговариваю!

– Росс… – начал Джейк.

– Бэннер, иди в дом! – приказал Росс. Он намеревался начистить физиономию Буббе Лэнгстону и не хотел, чтобы дочь это видела.

– Не пойду. И прекрати на меня так смотреть. Я не ребенок, папа, и…

– Ты мой ребенок! – проревел он. – И я никому не позволю лапать тебя, как подзаборную девку!

– Хватит, Росс! – сурово оборвал Джейк. – Успокойся, я все объясню.

– Не нужно ничего объяснять! Я сам все видел.

– Мы поженились, – тихо объявил Джейк. – Сегодня днем я женился на Бэннер.

Росс угрожающе шагнул вперед, но, услышав такое, застыл на месте так внезапно, что даже покачнулся.

– Поженились? – Его взгляд перебегал с Джейка на Бэннер и обратно. Грудь тяжело вздымалась. Он бросил трубку в пыль и сжал кулаки. – Ты ей в отцы годишься.

– Но я ее муж. Пойдем в дом и…

– У тебя небось была веская причина на ней жениться, – прорычал Росс. – Я прекрасно знаю, как ты относишься к женщинам. Как к игрушке для своего дятла.

– Папа, перестань! – крикнула Бэннер.

Несколько ковбоев услышали крики и вышли из флигеля посмотреть, из-за чего суматоха. Бэннер оглянулась, и ее щеки вспыхнули.

– Заводить жену не в твоих манерах, Бубба. Лишь одно могло заставить тебя жениться, и, ей-богу, лучше бы ты этого не делал. Ты ее?.. Ты с ней?.. Мерзавец, значит, так оно и есть! – Росс рванулся к Джейку. – Тебе велели за ней ухаживать, а ты, подлец…

Он резко развернулся и с глухим стуком ударил друга в челюсть. Бэннер завизжала и отскочила, а Джейк, шатаясь, отлетел и врезался в изгородь.

– Что происходит? – По ступенькам веранды, подняв юбки чуть ли не до колен, сбегала Лидия. Следом спешила Ма с кухонным полотенцем в руках. Ли и Мика подскочили к Бэннер и оттащили в сторону.

Не успел Джейк оправиться от первого удара, как кулак Росса снова уложил его в пыль. Он встал на колени и потряс головой, чтобы прийти в себя. Боль пронизывала все тело, но он возблагодарил Бога, что у Росса при себе не оказалось пистолета. Тогда он наверняка был бы уже мертв. И хорошо, подумалось ему, что после пикника с Бэннер он не надел свою кобуру. В любую минуту он мог потерять голову.

– Росс, я не хочу с тобой драться, но если ты ударишь меня еще раз…

Джейк не успел договорить. Мощный удар кулака снова обрушился ему на голову. Он уклонился, и кулак лишь слегка зацепил губу.

Он не мог больше сдерживаться и, пылая мщением, ринулся на Росса. Они покатились по земле, замелькали руки, кулаки, ноги, колени. Кровь и пот смешивались с пылью под их дерущимися телами.

Все стояли, онемев от испуга, и смотрели на борьбу друзей. Лидия заламывала руки. Из глаз Бэннер лились слезы. Лицо Мики было перекошено от боли. Он интуитивно догадывался, из-за чего драка. Ма сжала губы, она тоже поняла, в чем дело. Ли не верил своим глазам.

Внимание всех было так поглощено дракой, что никто не заметил, как подъехал всадник и осадил коня у самых ворот. Он изумился, увидев такое зрелище. Но улыбнулся. Через несколько секунд этот поединок не будет иметь никакого смысла. Он приблизился, никем не замечаемый, и громко окликнул:

– Сонни Кларк!

Росс вскинул голову. Как в дурмане, обвел взглядом столпившихся вокруг людей. Остановил взгляд на Лидии. Все двигалось перед его глазами медленно, как во сне. Он увидел, как зрачки жены недоверчиво расширились, краска схлынула с лица, как она подняла глаза и в ужасе уставилась куда-то через его плечо. Увидел, как ее губы прошептали слово «нет».
Росс вскочил на ноги и пригнулся. Разворачиваясь в ту сторону, куда смотрела Лидия, он инстинктивно потянулся за кобурой с пистолетом и хлопнул себя по пустому бедру. Он едва успел заметить, как верховой поднял к плечу винтовку.

Прогремел выстрел.

Лидия и Бэннер завизжали.

Кое-кто из работников нырнул на землю, прикрывая голову.

Другие потянулись за оружием.

Джейк единственный среагировал, не задумываясь. Он ринулся к Мике. Сбив с ног не ожидавшего нападения парня, он выхватил его пистолет из кобуры, дважды перекатился по земле и встал на одно колено.

Меткости его учил Росс Коулмэн. Он всадил пулю точно между глаз Грейди Шелдона.

Сандра Браун