Счастливый Венок Сонетов

1.

Всё меньше читаю, всё больше пишу1,
Гоняю слова по дисплею,
Нет, я не спешу к своему рубежу,
Но всё же с годами взрослею,

Беседу всегда предпочту галдежу,
О сделанном не сожалею,
В политике – ноль и о ней не сужу,
Вовек не надену ливрею2.

Сменил дальний север на Ближний Восток,
Чужим стал когда-то родной городок, –
Под разными мы небесами.

Ладьёю плывёт над Ашдодом луна, –
Что делать, такие пришли времена:
всё реже встречаюсь с друзьями.

2.

Всё реже встречаюсь с друзьями,
Но если встречаемся – здесь или там, –
Нет места сумятицам и суетам,
Сидим и болтаем часами.

О чём? Ни о чём. Предаёмся мечтам,
Омоем ушедших слезами,
Припомним, что кто-то смотал в Амстердам,
А кто-то страдает глазами.

Потом помолчим, каждый тихо вздохнёт,
Мол, жаль, что пропал общий друг-обормот,
Но ладно, бывает, мол, зла не держу…

Темнеет, устали, пора по домам,
Я тоже мечтаю дать отдых ногам, –
Всё меньше гуляю, всё больше лежу.

3.

Всё меньше гуляю, всё больше лежу,
Хоть знаю, что счастье не в этом,
И хватит мне на уши вешать лапшу,
Что счастье – быть просто поэтом.

О нет, я совета у вас не прошу
И вам не наскучу советом,
Я знаю: прекрасней фигур Лиссажу3
Стихи, что зовутся сонетом.

В сонете всего лишь четырнадцать строк, –
И восемь столетий4, и в горле комок,
И в мыслях не штиль, а цунами.

И пишется вслед за сонетом сонет,
И день на исходе, и снова рассвет…
Не тянет в круиз на Майами.

4.

Не тянет в круиз на Майами,
Да что там Майами – вообще никуда,
Сидел бы, играл со словами,
Мне в тягость уже кутерьма-маета…

А помню, как прежде мы сами –
Гостиниц, машин, поездов череда,
Я молод, здоров, и жена молода –
Кружили по миру кругами.

Потом возвращались на кру;ги своя5 –
В Ашдод, так любимые нами края,
Где все мы свои, а не просто в гостях.

Мы прожили здесь тридцать лет, не грустя
О городе П. на Онеге, хотя
Глаза плохо видят, и слабость в ногах…

5.

Глаза плохо видят, и слабость в ногах,
Но это отнюдь не причина,
Чтоб лёг я на дно6 или просто зачах, –
На бронзе бесценна пати;на.

Конечно, нуждаюсь подчас во врачах –
И в помощи дочки и сына,
Но рад: мы с женою в надёжных руках,
А возраст – не горе-кручина.

Я счастлив, что жизнь удалась, что живу
В прекрасной стране – не во снах, наяву,
В Израиль нельзя не влюбиться!

И, право, пустяк, что слезятся глаза,
Болит временами не та железа
И ломит порой поясницу…

6.

…и ломит порой поясницу –
Да так, что приходится лечь и лежать,
Стонать, вспоминая какую-то мать,
И думать, что всё это снится.

Но глянешь в окошко, а там благодать,
Зима, но какая-то птица
Поёт о весне райским птицам под стать,
И каждый со мной согласится,

Что хвори хворать – ремесло не для нас,
Уж лучше, поверьте, взлететь на Парнас,
Где музы живут, и поэты в стихах

Поют, как душисто цветёт резеда,
Журчит Геликон7… В том краю никогда
Не скажет никто обо мне: «Впопыхах…»

7.

Не скажет никто обо мне: «Впопыхах…», –
А может, и скажет, так что же?
Пускай говорят, что дела мои швах,
Что жизнь моя движется лёжа, –

Нет, я не отвечу ни ох и ни ах,
А всё, потому что, похоже,
Приятнее было мечтать о грехах,
Чем в жизни грешить, только позже.

Конечно, грешил я – в недетских мечтах
О разных доступных уму пустяках,
Но притчей не стал во языцех.

Внушали мне: «Счастье – синица в руках», –
Но кто-то вдруг скажет: «Журавль в небесах», –
А скажет – плетёт небылицу.

8.

«…а скажет – плетёт небылицу, –
Поведала как-то шутливо жена,
Меня провожая в столицу, –
Без спешки придёшь на вокзал дотемна,

Хотя рановато садиться,
Посадка ещё через час, а ты на
Перроне, спокоен, как сам сатана, –
И первым узришь проводницу».
 
Промчались года, пронеслись времена,
Прощай, город П., здесь иная страна,
Здесь год напролёт зеленеет трава,

Зимой красным цветом пустыня цветёт,
И звёзды над морем кружа;т хоровод
Здесь осенью не опадает листва.

9.

Здесь осенью не опадает листва
И нет никогда листопада,
Но осень, как прежде, полна волшебства,
Живёт в моём сердце отрада8.

И что мне Нева или, скажем, Москва, –
Я знаю: туда нет возврата,
Там чуждо мне всё, только память жива –
И та на любовь скуповата…

Я был там чужим, потому что еврей –
Неважно, ты мудр иль шинели серей,
Позорным клеймом в паспортине графа…

Полжизни прожив в этой мерзости там,
Пишу – и тем самым плачу по счетам,
Ложатся в сонетные строки слова.

10.

Ложатся в сонетные строки слова,
И так может длиться часами,
Я ранняя пташка, отнюдь не сова,
И веки слипаются сами,

Лишь десять часы отыграют едва,
Наполнится мир чудесами,
Из строчек сонета сплетётся строфа,
И мир переполнится снами…

Я сплю, но мозг работает натужно,
Ему неважно, что спина недужна, –
Рождается к утру готовый стих,

И остаётся передать его дисплею,
Потом гулять по местному «Бродвею»,
И день по-осеннему робок и тих.

11.

И день по-осеннему робок тих,
Пока не завоют сирены,
И нету дождей, как в Канаде, косых9,
И тянется жизнь постепенно –

Без лишних кавычек, тире, запятых,
И до;ма знакомые стены, –
Которых не сыщешь родней, каждый штрих
И каждый порог здесь священны.

Я полюбил тебя, моя страна,
Хоть в ней не прекращается война,
И что ни день, нас «радуют» сюрпризом.

И радостно, что здесь моя семья,
И наконец с годами понял я,
Какое счастье спать под кипарисом…

12.

Какое счастье спать под кипарисом, –
Но в будущем, а ныне, а пока
Бродить по ординатам и абсциссам,
И наплевать, что шаг нетвёрд слегка.

Я не подвержен взбалмошным капризам
И не взрываюсь из-за пустяка,
Что делать, стал с годами белобрысым,
Но не смотрю на ближних свысока.

Из дней недели мне милей среда,
По мелочам не спорю никогда,
А если спорю, склонен к компромиссам.

Нет, я не стар, хоть мне немало лет,
И самый мой изысканный сонет
Останется навеки недописан10…

13.

Останется навеки недописан
Рассказ о нашей жизни, о семье,
О детстве под карельским небом сизым,
И о коммунистическом вранье, –

Им был насквозь наш утлый быт пронизан,
Когда в обносках, хламе и рванье
Сидели на студенческой скамье
И ели мёрзлый хек с дроблёным рисом…

Да, было так. И всё же, всё же, всё же
Мы были и бодрее, и моложе,
Обидчикам могли давать под дых.

Март был пропитан запахом сирени –
Об этом и о нашем поколенье
Последний мой исповедальный стих.

14.

Последний мой исповедальный стих
Пишу – и не найду отдохновенья,
Шум города давно уже затих,
Но всё ещё в душе моей сомненье:

Уменья хватит, – хватит ли терпенья,
Чтоб мой Венок достиг высот мирских,
Чтоб не было в нём рифм и слов пустых,
Чтоб не гореть мне в огненной геенне –

От робости, смятенья и стыда,
Что крыльев Бог мне не; дал, господа,
Что вновь мне не хватает куражу…

Читатель, не ходи за мною по пятам,
Всё так как есть, ведь по моим годам
Всё меньше читаю, всё больше пишу…

15. МАГИСТРАЛ

Всё меньше читаю, всё больше пишу,
Всё реже встречаюсь с друзьями,
Всё меньше гуляю, всё больше лежу,
Не тянет в круиз на Майами.

Глаза плохо видят, и слабость в ногах,
И ломит порой поясницу,
Не скажет никто обо мне: «Впопыхах…», –
А скажет – плетёт небылицу.

Здесь осенью не опадает листва,
Ложатся в сонетные строки слова,
И день по-осеннему робок и тих.

Какое счастье спать под кипарисом, –
Останется навеки недописан
Последний мой исповедальный стих…

ПРИМЕЧАНИЯ

1) Аллюзия на строку «И всё меньше читаешь,
всё больше пишешь» из стихотворения
«Конец Фауста – это как Симеон…» Василия
Бетаки (1930 – 2013).

2) Аллюзия на песню «Предостережение»
(1964?) Александра Галича (1918 – 1977).

3) Фигуры Лиссажу – траектории, прочерчиваемые
точкой, совершающей одновременно два гармонических колебания в двух взаимно перпендикулярных направлениях. Впервые изучены французским учёным Жюлем Антуаном Лиссажу (1822 – 1880). До сих пор помню, как меня поразила красота выписываемых на экране осциллографа фигур Лиссажу, когда мы изучали их в университете.

4) История сонета насчитывает более восьми веков. Считается, что изобретателем сонетной формы стиха является Джакомо да Лентини (ок. 1210 – ок. 1260), один из самых ранних поэтов Италии, стоявший во главе Сицилианского кружка поэтов
при дворе императора Фридриха II.

5) Из русск.-церк.-слав. И;;детъ къ ю;;г; и; ;;бхо;дитъ къ с;;вер;, ;;бхо;дитъ ;;;крестъ, и;;детъ д;;хъ и; на кр;;ги сво;; ;;браща;етс; д;;хъ. // «Библия Еккл. 1:6». Смысл выражения: всё повторяется; всё обычно когда-то вновь начинается с самого начала.

6) Аллюзия на фильм «Залечь на дно в Брюгге» (2007, сценарист и режиссёр Мартин Макдона, р. 1970), чёрной кинокомедии, построенной на двойственностях, в частности, молодость-старость, на том, что Брюгге (единственный в Бельгии город,
не пострадавший от бомбардировок во время войны и сохранивший средневековую архитектуру) стар и красив, но бесполезен, а любование им лишено всякого разумного смысла, ибо он провинциален и скучен, и т.д.

7) Напомню начальные строки стихотворения «Когда б я на Парнасе жил. Песня» Роберта Бёрнса (1759 – 1796) в переводе Юрия Князева (1939 – 2020):

Когда б я на Парнасе жил,
Из Геликона воду пил…

8) Нелишней, как мне кажется, отсылка к песне «Живёт моя отрада», считающейся русской народной песней, но имеющей, тем не менее, вполне конкретных авторов. Основой для текста послужило стихотворение С. Ф. Рыскина (1860 – 1895) "Удалец" (1882), много позже литературно обработанного поэтом Сергеем Клычковым
(1889 – 1937), расстрелянным в1937 году. Музыка к песне является обработкой известным в те времена цыганским гитаристом и композитором Михаилом Шишкиным (1851 - 1916) мелодии старинной таборной песни. Романс "Живёт моя отрада" исполняли Варя Панина, Лидия Русланова, Клавдия Шульженко, Вадим Козин,
позже Ольга Воронец и многие другие.

9) Аллюзия на песню Александра Городницкого (р. 1933) «Над Канадой» (1963).

10) Заключительная строка стихотворного триптиха «Три зимних этюда» Василия Бетаки (1930 – 2013).

06-18.01.2025