Вспомнилось

Иду, в пути о многом забываю. Храню лишь мелочь по дороге к раю, не зная даже, что предложит путь. Услышу и пойму иль просто отгадаю гаражу заблудившихся слогов, в чьей паутине столько слов и снов и тех, кто к неразгаданным вернулись.... Ресниц дрожанье и тепло руки, и соль слезы счастливой разминулись друг с другом. Тонкий прочный шелк, единой нитью прочертив границы (тот шифр мог быть текст нас нескольких страницах, но не случилось - память, их прости!) обрёк движению томной неги тело - во что не верят, то и отзвенело, что значит, начинается рассказ. О жизни и судьбе и, может, вдруг о Вас. Ведь Вы мне встретитесь. Найдя в словах свое - заветный жест иль вещее желанье, прикосновение, признание иль только нежность, что всегда зовёт, Вы, может, дрогнет, и чудный краткий миг спасет для вечного дыхаанья Вашу душу. Нет-нет, Вы остаетесь жить. Безвременье Вам не нарушит стремления, ограненного, судьбой. Дорога вьется дальше, под рукой не посох-клюка, а кувшин с вином. В глотке улыбка, после тоста дом, чей кров приветлив путнику и стол уставлен снедью, что прибавит сил, когда найдется тот, кто попросил. Найдется - кто? И как того назвать?
Усталый Рим... В одеждах, не стесняющих движений, послушный женами, послушник своей цели, как старец, мудр, наивен, как дитя, доверчив с другом, для врага угроза... Где Боже правый? Ведь все это я - как кокон шелка, как стихи и проза. Мои ресницы и ладонь, и влажный взгляд, молчанье, длившееся столько дней подряд, мечтания о Вас, но тонкий шелк чернил по наготе листов бумажных не приукрасил и не скрыл ни умных с глупыми, ни трусов, ни отважных.
Улыбками искрящийся Париж... Худышки без заученных движений, любовный клекот и Амур-голыш и сказка циркового представления. Как рассчитать - линейку, карандаш! - гармонию в чертах лица прекрасных? Как выразить себя, как рассказать о сказке сердца и мечте напрасной?
Лишь штрих финальный может быть аккорд, как точка и как знак звучания цвета - нестрогое прощание Завета: простит кто дерзок, любит тот, кто горд.
И город встречи скрыт за кипой дней. Пока в них ни штрих, ни буковки чернильной, ни ношеных одежд и ни забот посильных: нет медальона с ним и нет алмаза с ней.
Их встреча этой повести предлог, рассказа тайна, их судеб окраска, и день, и ночь, и многоточие сказки, и для шарады потаённый слог.