Глава 17

Готфриду с теплом

— Ну, московский князь, покнумил! — воровато оглянувшись, царь Иван повернулся к двери, сообщение, что «нам» с боярами темнить, давайте всветлую, «кнумить» значило рассекать по царским палатам (или по улицам) с палашом на боку или с ножом «конебовода», не совсем здоровая тема. Запросто могут загрести опричники, которые такую хрень чуят за версту, хотя таким, которые его носят, похеру чужое мнение: 

— Этот злоебучий Малюта и его злоебучий царь, ебись он конём, уебки, сука! Наверное, оба ещё любят нырять в пилотку своим крепостным фрейлинам, а, может, и мужчинам. — Потом станут шмыгать огромным носом. — Козлы-фашисты. — Он прав, с точки зрения порядочных русских арестантов Скуратов и вправду был «козлом», да ещё каким. Покруче, чем те, кто выносили в Москве квартиру коллекционера старинного антиквариата старика Магидса, Степа на дело не приехал. А потом и наказывать дальнобойщика. Отправьте эту идею в печку мозга, пусть доходит.

— Заебца! — царь Грозный ужасно выглядел, краше в гроб кладут, всю ночь зависал с Малютой. Пока ехали,  Студент вёл машину, воображение поэта рисовало перед ним эти сцены.

Господи, как Студент любил советские рестораны, нет ничего лучше на свете, чем добрый, любимый советский ресторан! С нечистыми на руку и часто некомпетентными поварами, готовили по-домашнему, хапугами обслугой, норовящими вас серьёзно облимонить, официантками распутного поведения в коротких юбках без нижнего белья и ансамблем живой музыки «Датые песняры». Кто был в теме, автора поддержит, когда в центре Москвы в «Праге» в духовке на кухне разогревали по просьбе клиента хачапури из соседней кулинарии дешевле на три цены, выдавая за только что вылепленное, его передавали из кухни, а потом клали на поднос руками, ручками, а не специальными щипцами, как положено по ГОСТу, весило оно тоже меньше, хорошо, что не плевали. Негры в Америке плюют в гамбургер белым клиентам, прежде, чем подать его им на стол с кока-колой.

«Молодёжный» находился в отдельном крыле одноименной гостиницы на Дмитровском шоссе, 55° северной широты, 37°восточной долготы, если быть точными, вообще-то назывался он просто «Ресторан», довольно большой зал на 400 мест с танцплощадкой, с улицы туда не пускали. Он был не так далеко от Бутырской тюрьмы, и прежде чем отправиться на блатную хату, «кукушечку» или «малину» в пользующийся печальной славой соседний район Марфино из самого известного в Москве изолятора, степенные господа-арестанты с богатой биографией любили посидеть там за рюмкой, другой хорошего коньяка, а то и позвать из корпусов для компании ночных бабочек. Кроме того в нем постоянно кутили «криминальные бультерьеры», парни из Подмосковья, Лобни, Долгопрудного, Дмитрова, Воскресенска, Красногорска и прочее, оказавшиеся в столице «по работе», топившие страх перед неизвестностью своей нелегкой жизни в водке и крепленом вине, а также в сиянии интересных светильников в форме поставленных круглой стороной вверх мусульманских полумесяцев, какие бывают на 10-й лунный день, освещавших ребристый навесной потолок, отбрасывавший в пустоту странные тени, которые потом сразу исчезали, вдруг их тут в Москве жестко примет милиция, остальное тени не волновало, про Комитет государственной безопасности они только слышали. В общем, место было в принципе уголовное, но с хорошим стандартом, не «три вокзала», самих жестких московских копов внутри вообще не было, заноси хоть «стингеры» для своих! Стоящие рядом панельные двенадцатиэтажки зазывно манили гостей города внутрь наивными огнями уютных кухонь, район считался достаточно престижным, разве только шумным, треугольный лобок между двумя шоссе, длинными и большими. Первоначальным названием этой гостиницы было святое в поэзии слово «весна», официальным стало «гостиница «Молодежная», потому, что здесь жили представители зарубежных молодежных организаций во время Летних Олимпийских игр 1980-го года, для чего она, собственно, и строилась.

Таня, напоминавшая во всем японскую актрису Комаки Курихару, только довольную, белую и не умирающую от рака, часто ходила туда с Петей, Студент там вообще ни разу не был, только в самой гостинице, вполне ирландский трилистник из 24-х этажных зданий, жилых 18, объединенных покрашенным в белый цвет стилобатом, нижней части здания, корпуса в голубой, с видом на Останкинскую башню.

— Зловещим знаменем скреплённые лоскуты
  Кожи высоко над Останкино плещутся,
  Бог с нами, и все мёртвые тоже,
  На щеках в инее покаяние поколений
  В крови по горло,  черепах по колено!

Во время того самого путча в них отсиживались боевики, русские и чеченцы, в вестибюле на стене было выложено из разноцветной мозаики огромное панно на тему всемирной дружбы, под которым стояли ящики с патронами... И то один раз, когда помогал заселиться туда подруге своей матери, был совсем молодым, тринадцатилетним, заходил в вагон метро, считал, с кем из женщин он бы теоретически «мог», мелькнула мысль задержаться под каким-то предлогом в ее номере надолго, но взрослая его выпроводила.

— Поезжай! — От винта... Ступай, разве может женщина отказать мужчине, если он помог ей занести вещи в комнату, оказывается, да, это был один из самых жестоких уроков в его жизни, первое динамо. Поезжай… Воспоминания вызывали у него только тоску и сплин, тем не менее, он поехал, повёз туда Таню и Наталью, по дороге успокаиваясь, раз в нем жил Валери Жискар де Стен, человек тогда в политическом мире не случайный, подойдёт и им, заехали они с Красностуденческого проезда. Вошли за «красненькую Катю», 10 рублей, швейцар, он же вышибала был ему не известным.

— Много дал, — сказала Таня, — можно было за три. — Старкова поморщилась, шайзе, дошёл бы до Москвы Гитлер, в золоте бы ходили, флахматухен, она была из белоказачек, отца расстреляли уроды типа Шолохова, пачками выводили за околицу к тихому Дону и лосс, раух… На закуску взяли три салата «Полет», шпроты в масле, хiба ж без шпрот, и севрюгу горячего копчения с уксусом, хороший уксус Таня любила больше жизни, пережигает и огнЕвит.

— Пьяным водить умеешь?  — спросила Таня. — Мы хотим налимониться! Нет, лучше не пей совсем. А то разобьешь меня в лепёшку, как дочку Фарида Сейфуль-Мулюкова… — Золотая молодежь. Далее две бутылки водки, чёрной икры, на Руси всегда ее едят, если пьянка, две ростбифа с гарниром, Таня отказалась, одну солянку драгоценному водителю, три мороженого и три кофе. Пока ели, обсуждали какую-то ерунду вроде чуть ли не Аллы Пугачевой, на концерте которой в Останкино Студент был, когда учился в школе, допили, доели, послушали Джо Дассена из больших, разбитых колонок, потом пришла его очередь.

— А спорим, — он подозвал официанта, — мы отсюда уйдём, не заплатив? — Студент картинно скомкал в кулаке счёт так, чтобы все видели, спецом забыковал, он так делал, козырной финал «завтрака на траве» для обычной «крыши».

— Как это? — удивился  официант.

— По-любому! Мы сейчас, — Студент показал ему пальцами правой руки цифру «3», — встанем и уйдём, мы покушали! Просто встанем и уйдём, но ты не волнуйся, потом я тебе деньги привезу. — Сюда он больше не собирался, сами приезжайте, Новогиреево, улица Саянская, подвал напротив прудов, спросите Кота. — Обязательно отдадим, но сейчас платить не будем! Сам пойми, — он перешёл на доверительный тон, как будто его не слышат, — я же не могу тебе при женщинах заплатить, какой я тогда мужчина? Я, сам знаешь, и ты бы не заплатил! — Официант попятился назад, как краб на песке, общепит и честь мундира.

— Фантастиш, — восхитилась Студентом Старкова, ее острое треугольное лицо раскраснелось, смотрите, какой, и тут же поддержала. — Почему мы вообще должны кому-то платить? Мы журфак!! Надо, чтобы нам платили, натюрлих!!! А вы знаете, — вдруг спросила она трезвым голосом, — что количество официальных браков в нашей стране в прошлом году драматически упало? Никто не хочет  жениться, а детей — делают!! Это все, что мы умеем, делать детей!!! — Она развела в стороны руками, все, что мы умеем, кто-то зааплодировал:

— Молодой, а каких телок отхватил! — Наталья стремительно обернулась к говорящему, скрутившись по часовой.

— Мы кто угодно, девки, лярвы, шмары, бигсы, фифы, ранетки, содержанки, но не телки, понял, ты, баран, — потом раскрутилась, сжатая пружина немецкого часового механизма, низкий голос ей ответил:

— Манька Аблигация, я был при Пичуге! — Российском старике Паруте, боссе мафии в Украине и на северах. Таня встала и схватила официанта за грудки, она была уже красиво пьяна, ох, она бы его и поимела, личный порнораб.

— Сука,  сука, сука, халдей! Украшаете всякие витрины, заманиваете?! Чтобы мы тут тратили деньги!!! Почему мы должны платить за еду, а? У меня отец погиб на войне за общее. Карл Маркс как сказал?! Жильё и еда должны быть все общими, каждому по потребностям!!! — И женщины. — Ты понял, бес-! Плат-!! Но!!! — Она стала брызгать слюной и шипеть. — Фарисей! И вообще, вы знаете, как трудно их зарабатывать, эти деньги?! Ты сам хоть что-то заработал честно??? Обвешиваете, обслуживаете! В Москве купить можно все!! А продать трудно!!! А Бога продали вы, евреи, вы все тут евреи.

— Я… кого продал… — лепетал официант, — я… крещёный… папа был йеврей… админи… сейчас администратор тоже йеврей… Чтобы были деньги… работать… надо.

— Пусть пила работает, — сказал Студент. — Железная.

— Лошади невинны, — сказала Старкова, — какой министратор? — Ставропольская закурила сигарету и стала поразительно похожа на любительницу абсента с картин импрессионистов, перчатки, чулки, ночь в ожидании казни. — В каком смысле «мини»? Минипидор?? — Она бы с удовольствием вставила ему. Слова «страпон» тогда в словаре московской контркультуры ещё не было, пользовались бильярдным киём, который иногда ломался в заднем проходе испытуемого, проворачивали.

— Почему, — не унималась Татьяна, — я должна платить за еду вашу, сальную такую? Это дерьмо!! Говно готовите, мяса нет, один жир!!! Ты знаешь, кто у меня муж? А?! Прикажу, вас всех за ноги подвесит!!! Вам всем так дадут на Арбате… Просраться, на всю жизнь запомните.

— Прекратите нас пугать, — сказал подошедший администратор с прожелтью жира в лопающейся от сала коже, весь блестящий, и бабочка, — я сам много лет сидел. Заплатите (за счёт), и милости прошу, или гулеваньте дальше, не портите всем вечер! — Вся тяжесть заряженного «тт» Студента сзади у него за спиной под свитером, чёрная нитка с золотом, V-образный английский воротник, особая мода, пуловер то ли начинающего, то ли регулярно выходящего за границу в неслучайные рейсы матерого моряка, морского волка, иногда привозят обратно средних размеров обезьяну, стонет весь район, сильно давила ему на психику, и без того ослабленную от любви. Видно было, на себя администратор тратит очень много денег, а потом, кем сидел, может, в клубе, сильвестр столовой, он решил зайти с бубнов.

— Вы под кем стоите? Уважаемый!

— Что значит, под кем? — Настоящий тормоз, официант не понял, совсем не знал, что к чему в натуре, Студент попросил его принести пива, тот позвал женщину-бармена, толстую тетеньку кавказского вида с усиками под носом, то ли грузинку или армянку, то ли из цыган, она пришла с двумя искрящимися пивными кружками по литру, внутри осторожно шипел настоящий «Праздрой» из Пильзеня, отличное импортное, мертвого поднимет.

— Не лезь, — одернул ее администратор, — отнеси назад, не с тобой разговор! — Она ушла. — Не стоим, а ходим, и не под кем, а с кем движемся, ходят все под Богом! — Падло продуманный, наверное, читал в зоне «Тору» и «Танах», может быть, даже и «Майн кампф», Студент знал, что метрдотель скажет дальше.

— Я смотрю, молодой человек, вы не понимаете? — От дверей к через зал к ним торопливо шёл тот самый крепкий малый высокого роста, помогая себе руками при ходьбе, руля ими в воздухе, втянув шею в плечи, не накачанный, а габаритный с круглой спиной и переломанным носом, такие, если начинают, бьют противнику один за одним, чтобы тот уже точно не смог подняться, не считают.

— Вы с какой целью интересуетесь? — спросил он Студента.

Те, кто стояли под гимн исчезнувшей страны на помостках международных стадионов с флагами, быстро поняли, кто первый, голод не тётка, свинья не съест, деньги это спорт, на дверях во всех более или менее прикормленных продуктовых точках стояли несгибаемые атлеты, еженедельно получавшие премию за волю к победе в зеленом эквиваленте, узнав сумму которого бывшие коллеги и даже тренер становились с ними искренне и предельно вежливы, у них всегда так, кто сильнее!

Выигравшим денежные спарринги оказывало внимание и столичное руководство, сначала Гавриил Попов, Гаврюша, потом Лужа, великий и ужасный, творческих самоповторов у которых не наблюдалось, если надо, выходите из игры на ходу. Остановка была только для усатых мужчин с наколкой на левом плече в виде летучей мыши на фоне земного шара «Аквариум ГРУ», это братство заходило к мэрам без очереди, которую в виде потока трассирующих пуль вполне могли с собой принести, вторыми были «афганцы», для которых Афганистан никогда не заканчивался, выходили из дома на улицы на войну. Инцидент начал заинтересовывать посетителей, которые стали вставать из-за своих столов и обступать широким кругом болельщиков говорящих, в эту минут в зал внезапно вошли ореховские Макс и Хохол, реальные бандиты, их тут точно Студент встретить не ожидал! Максим пнул стеклянную дверь так, что она протяжно затрепетала.

— Построили!  — Они сидели в баре наверху, услышав женские голоса, пришли посмотреть, что за шум, а драки нет, Таню знали мельком, их преступнофронтовой товарищ Двоечник, фамилия Чернаков, так его называли за то, что играл под номером «2» в хоккей в подростковой сборной страны вместе с Павлом Бурэ, все звёзды, расскажите о ваших спортивных достижениях, просили его, отвечал, сейчас приеду и расскажу, остался в молчаливом одиночестве допивать свой молочный коктейль, зовите, если будет война, два слова об Ореховской ОПГ.

Пресловутый Сергей «Сильвестр», тракторист из Новгорода, потом преподаватель тогда элитарного каратэ, был в ней совсем не самым главным, те же, запомните имена, Витоха, Сказка, Медведь или армянские бригады, Гера Обезьяна по преступному рейтингу стояли на тех улицах гораздо популярнее. Сергею Тимофееву удалось привлечь к себе легионеров, создав эскадроны смерти с собачьими головами, к богатству и власти он шёл буквально по эскалатору метро, наполненного свежими трупами, эдакий Иван Грозный, в остальном рядовой бригадир, такой же, как все, не хуже и не лучше, почему с ним рядом было так много? Включая сотрудников некоторых спецслужб и внутренних органов?? Неразрешимая загадка, занозой сидящая в сознании любого писателя??? Отнюдь нет! Много обещал:

— Те, кто дойдут до конца, будут жить как боги! — Сам не долетел, сбили на бреющем собственные те самые «ребята», которые хотели расти, так же когда-то погиб и гораздо более умный Кеннеди. Плюс месть одного известного бейсболиста за жену Мэрилин Монро, и так в ужасных приютах в детстве хлебнула.

Вышибала на мгновение повернул голову, чтобы оглянуться, этого было достаточно Студенту. Боясь, что кто-нибудь из работников ресторана ударит его так, что он упадёт на спину, повредив себе пистолет и позвоночник, последнее заживёт, а вот «тт», расслаблено встряхнув головой, он отмороженной кошкой прыгнул на брутального швейцара, чем и отличался, после тренировок на асфальте мог загореться больше. Подхалим халдей ринулся за ним, пытаясь удержать, потеряв свои показные еврейское воспитание и любезность, успел отвесить пинка Студенту, попав прямо в копчик и придав ему ускорение, «плётка», так на криминальном сленге называют пистолет, выпала из-за свитера Студента на пол, проскрежетав по до блеска надраенному паркету ресторана почти под ноги ореховским, которые отступили в стороны, скажите, пожалуйста, мы слышали, у вас сногсшибательный ресторан, настолько, что закачаешься, и впечатал в дормена «Молодежной». Все произошло.

— А ты подлец, — спокойно сказала Таня официанту. Студенту удалось сбить охранника с ног, но тот умело откатился и снова встал в борцовскую стойку, потом вдруг повернулся к нему спиной и стремглав выбежал на улицу, Студент оглянулся, в направлении швейцара от бара по ступенькам спускался нестройный хор ореховских (пацанов), которых разборка разбудила. Они решили вломить фарисеям и всем тем, кто пьёт рабочую кровь, эксплуататорам и банкирам, классово им совсем не близким. Вы же брали деньги и обещали конечный?

— В принципе вы правы, — сказал управляющему Хохол, — за стол надо платить, но по существу вы глубоко ошибались, смотря кому, нам нет, — волына на полу убедила и сидельцев. Еда и жильё для «синих» должны быть бесплатны, сиськи, как договоришься, лучше тоже, конечно, тоже по любви, а то ещё заявление. Где только она, эта обещанная товарищем Сталиным любовь и ее всепобеждающая сила? Найти бы, на лесоповале ее никто не встретил.

— И мы тоже не будем платить, — сказал кто-то из толпы, — хотите, вызывайте милицию! — Наступил катарсис.

— Правильно, — сказал другой, — платить мы не будем, платить, за счёт заведения.

— На тебе аппарат, — сказал Хохол, нагибаясь удивительно легко для человека такой комплекции, большой хищник, поднимая «тт» и рукояткой подавая его Студенту. Пройдёт не так много времени, и его забьют насмерть охраннники одного казино под надуманным предлогом, не хотел отдавать проигранное, было специально, так надо, клановые войны. Хохол приказал официанту, заставил выпить залпом стакан водки из той бутылки, которая стояла на столе, он был грозен и хорош собой.

— Пей до дна! — Официант показал пустой стакан. — Потом сам плати, — он имел в виду счёт. За все надо платить, бесплатных пирожных не бывает, как тут, так и там надо жить, и наоборот, иначе жизнь вас ничему не научила. Этот бы выдержал 25! К ним подошёл Макс, а за ним Двоечник, Человек, совершенно безразличный к чужому мнению, но не горю, слава, почести, богатство его не волновали, хвала и хула, в нем абсолютно отсутствовало любое лицемерие и притворство, когда его убили, в активе имел всего 1 миллион, смешные в масштабах Системы деньги, у Сильвестра на выходе после отсидки и то было больше.

— Вот и рассчитаешься! — Потом он повернулся к народу в ресторане. — Чего раскисли? Ешьте! Сначала закон Божий, потом Людской.

— Как Петя? — спросил Хохол. — Это кто? — Он показал жестом на Таню и Старкову.

— Нормально, Петины!

— Ну ладно… Думал, может, какие коридорные… Привет ему и Цыгану.

— А где Буратино? — Студент знал Бурыча довольно неплохо, познакомились на овощной базе в Коломенском, той самой.

— Буратинит, — сказал Бабенко, Хохол, Буратино был в бригаде Диспетчера, — на Красногвардейской, ну мы погнали! — Таня не спеша собрала со стола в свою сумку фрукты, бананы, апельсины, куски ананасов тогда стоили прилично. Администратор быстро испарился, он для всякого разный, хэппи-энд, бывает и открытый конец, положат кого надо на животик и произведут одну известную операцию над телом, братву продал, кукарекай.

— Туалетную бумагу ещё возьми, — захихикала пьяненькая Старкова. — Ауфвидерзеен, камрад! — Студент с Таней еле вывели ее на улицу, посадили в такси до киноцентра.

— Черт, счёт забыла, — Таня дернулась в направлении белого фундамента.

— Какой? — спросил Студент.

— За ресторан Георгию.

— Зачем? — Студент не понял.

— Ты не знаешь грузин, начнут потом, твоя устроила в «Молодёжном», нас тут каждая собака знает… У них тот мужчина, кто заплатил в лицо. — Студент ответил:

— Понятно. Может быть, всё-таки разведёшься?

— Они не разводятся, наш брак навсегда, есть такое слово, — светлые волосы Тани импозантно рассыпались по воротнику дорогой кожаной куртки, под ней замшевый пиджак. Так броско на памяти Студента одевалась только одна его любовь, Марианна Стеганцова из молдавского города Бельцы, с которой, так же, как с Леной Зайцевой, одной из сестёр он познакомился весной 1982-го года в санатории для детей с физическими отклонениями им. Шумской в Подмосковье, потом она уехала. Осетин Сослан Тебилов, который тоже был сильно в неё влюблён, долго горестно вздыхал:

— Когда увижу ее? Сейчас лягу, прикажу себе умереть и умру.

— Почему удары не отрабатываешь? — накинулся на него Кирилл Чертановский. — Киоку!! Шинкай!!! — Воистину.

— И что мне теперь делать, — Студент посмотрел на неё виновато, так, что ей стало его жалко. И себя, она сделала над собой усилие, промолчала. Знала точно сердцем, вместе им быть не суждено.

— Давай сейчас к нам на факультет, а, вести сможешь? — Голова у Студента несколько кружилась. — Заодно поставим тебе оценку за экзамен, который ты сегодня пропустил, по политэкономии, только это, — она бросила взгляд на его ремень, — отдай мне? Вдруг остановят, Петя всегда мне отдаёт. — Студент вынул из пистолета обойму, передал ей его рукояткой. — И это, — Таня положила «тт» в сумочку, поманила Студента пальчиком, он подставил ей щёку, поцеловала. — Поехали!

Не стоило подставлять вторую, они почти не останавливаясь, проскакивали на красный, постовой засвистел, Ленинградское шоссе перешло в Тверскую, которая в глазах Студента немного раздваивалась, под поворот напротив Исторического музея у «Интуриста» завернули направо мимо «Националя», по тротуарам вверх-вниз по своим вполне законным и безопасным делам шли счастливые люди-муравьи, которые в рабочее время днём по ресторанам не ходят, и которых в положенное ждали заслуженное внимание и забота внуков и детей на законно заработанной пенсии в прогнивших кармически судьбах-коробках, вот где настоящий фашизм, бюргеры, доживут ли до 30-ти, из спортсменов в качалках не знал никто и знать не хотел, зачем, главное, красиво, мертвым солдатам подкрепление не нужно.

— Семь братьев сидят вокруг одного столбика, выними оттуда одного, весь дом распадётся, что такое? — Народная армянская загадка. Чеснок! Зубчики вокруг стебля-центра, достань один, раскроется вся головка. Сила кавказских ОПГ была в полном единстве. Истреблены будут все, иншалла, кто обременён золотом и серебром, и последний станет первым, о, великий Пророк, а первый — последним. На что они были способны?

Ихь шпрехе дас ихь ляут нихьт рихтихь аус, абер эс ист дер вихьтихь цу мир им рихьтихь цу шпрехен! «Вне зависимости от того, верите вы в будущую жизнь или нет,  она определенно существует. Нет конца эволюции материально го мира. Например, если вы решите стереть с лица земли какой-то материальный предмет, вы будете крошить его и толочь, пока  он не станет совершенно невидимым, но, до каких бы мельчайших частиц вы его ни разбили, частицы все равно будут существовать. Вы не можете полностью уничтожить их. В отношении материальных частиц научные концепции со впадают с буддийскими представлениями. Например, закон сохранения массы и энергии утверждает, что невозможно заново  создать ни одну материальную частицу и точно так же невозможно полностью уничтожить что-либо в материальном мире. А в  буддизме говорится, что сознание так же неуничтожимо, как и  грубая материя. Смерть не означает полного угасания ума, это лишь отделение сознания от тела. Наше тело подобно дому, а ум подобен  жильцу этого дома грубого тела в тонкой энергетической оболочке, разрушь её, уйдёт Свет. Многие знали, Петя сейчас на качелях и хотели ему помочь. Толкнуть посильнее.

Когда Студент засыпал у себя дома, добравшись на такси после факультета, в полудрёме увидел, два корпуса гостиницы, почему-то два, а не три, превратились в огромные прямоугольные медовые соты такой же высоты темно-коричневого цвета под воздействием красного света, заливавшего всю картину, подсознательно Студент знал, этот цвет бесцветный, испускала его хрустальная жемчужина, под влиянием огромного красного цветка, на котором она покоилась, стала красной, а гостиничный комплекс и Студент на ней, Татьяны во сне не было. Это утвердило его в мысли, рано или поздно им придётся расстаться надолго, может быть, навсегда, физически или духовно, он не понял.

Конец семнадцатой главы