Новый рассвет

21

– Помыться?

Бэннер, не мигая, смотрела, как Джейк идет к туалетному столику и возвращается с миской теплой воды и двумя мягкими салфетками. Он поставил умывальные принадлежности на столик у кровати. Присел на край постели. Его взгляд блуждал по ее лицу. Он протянул руку, тронул пальцем кончик дерзкого носика и улыбнулся.

– Я тебе не рассказывал, что на самом деле подумал о тебе после той ночи в конюшне?

Бэннер покачала головой. Дом наполняла тишина. Она слышала лишь дыхание Джейка, шорох одежды и завораживающую хрипотцу его голоса.

– Подумал: ну и чертовка! Мало кто сможет вот так прийти к мужчине и попросить о таком.

– Ты был поражен.

– Да, признаю. Для меня ты всегда была маленькой Бэннер, озорным сорванцом с растрепанными косичками и загорелыми коленками. Даже в день свадьбы я видел тебя такой.

Он коснулся середины ее подбородка и провел пальцем вниз, до основания шеи.

– Но той ночью я увидел тебя в новом свете. Ты была женщиной до мозга костей, Бэннер. И для меня ты навсегда останешься ею. Невыносимо было жить рядом с тобой и все время помнить ту ночь. Я раскаивался в том, что сделал. – Он горько усмехнулся. – Но я наслаждался, вспоминая ее, и тысячу раз мечтал, чтобы все случилось еще раз. – Джейк наклонился и поцеловал Бэннер. Поцелуй был нежным, но властным. Мягкими толчками языка он раздвинул ее губы. Затем поднял голову и посмотрел на нее. Ее глаза искрились.

– Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Я тебя искупаю.

– Ты хочешь, чтобы я сняла ночную рубашку?

– Нет, – ответил Джейк с нежной улыбкой. – Я хочу сам ее снять.

Он потянулся к рубашке, и сердце Бэннер подскочило чуть ли не до горла. Спереди рубашка от выреза до талии застегивалась на пуговицы. Он застегнул их, когда она была без сознания. Даже теперь она покраснела, подумав об этом.

Проворными пальцами Джейк расстегнул пуговицы, но не распахнул рубашку. Его пылающий взгляд впился в узкую полоску кожи, видневшуюся за застежкой, но он не коснулся ее. Вместо этого спросил:

– Можешь сесть так, чтобы тебе не было больно?

Бэннер приподнялась и села. Джейк опустился на уголок матраца сзади нее, как в тот день, когда расчесывал волосы. Положил руки ей на плечи и медленно, сантиметр за сантиметром, стянул рубашку. Бэннер вытащила руки из длинных рукавов, но придерживала перед грудью тонкий щит из кружевного батиста.

Джейк выпустил рубашку, и она соскользнула ниже талии, к нежным изгибам бедер. В свете ламп кожа блестела, как смазанная маслом, золотистая, мягкая. Джейк окунул салфетку в умывальную миску и отжал. Откинув волосы, он положил салфетку на плечо Бэннер и медленно, размеренными круговыми движениями вымыл его. Провел салфеткой по спине, во всю длину, до двух ямочек у основания позвоночника, потом обратно. Бэннер склонила голову набок, и волосы черным каскадом рассыпались по плечу.

– Тебе хорошо?

– Да.

Она застонала. Он надавил сильнее, массируя, прогоняя боль, накопившуюся за много дней неподвижного лежания в постели.

Потом промокнул кожу сухим полотенцем. Она снова стала сухой и глянцевитой. Сзади шея Бэннер казалась такой ранимой, что Джейк не мог устоять. Он наклонился и коснулся губами бархатистой кожи.

– Какая ты красивая, – прошептал он, поводя языком и губами по изящному уху.

Его губы блуждали по шее Бэннер, поднялись к щеке, отыскали рот. Она откинула голову к его плечу, он осторожно помог ей лечь. Теперь она лежала поперек постели, откинувшись назад, наполовину у него на коленях. Он жадно целовал ее, играя языком в медовых сотах ее рта. Поцелуй становился все горячее, он опустился на бок и положил ее на подушки. Она крепко вцепилась в складки ночной рубашки, прикрывавшие грудь, но пальцы сжимались не от страха или стыдливости, а от страсти.

Ей хотелось, чтобы он целовал ее без конца. Его поцелуи обжигали тело. Страсть пронизывала каждый нерв, растекалась сверху донизу, жалила, пылала, душила. Мир со всеми его сложностями исчез. Бэннер замкнулась в скорлупу восторга, где не существовало несчастий, где Джейк был повелителем и источником всех радостей.

Он снова окунул салфетку в чашку. Вымыл ей шею и верхнюю часть груди, не спускаясь ниже ночной рубашки, которую она по-прежнему прижимала к себе. Приподнял слабую руку и провел салфеткой по всей длине. Так же тщательно вымыл другую руку. Вымыл даже под мышками, чем немало раздосадовал Бэннер. Она стыдливо отвернулась.
– Все твое тело прекрасно, – прошептал Джейк. – Не надо стесняться.

Он снова вытер ее и поднес ее руку к губам. Поцеловал ладонь, каждый палец, потом обхватил губами мизинец и взял его в рот. Она удивилась. Он осторожно прикусил мягкую подушечку. Она никогда не подозревала, что кончики ее пальцев так чувствительны.

– Джейк! – встревоженно вскрикнула она.

От неожиданных ласк внизу живота вспыхнул пожар. Горячие потоки страсти хлынули в грудь, и соски напряглись. Бэннер никогда не догадывалась, что кончики ее пальцев связаны с той частью тела, что заливала сейчас теплая волна.

Джейк целовал запястье, его губы начали подниматься вверх по руке. У сгиба локтя он широко раскрыл рот, и Бэннер почувствовала влажные прикосновения языка. Джейк повернул ее руку так, чтобы легче было касаться губами внутренней поверхности. Он легонько вонзил зубы в мягкую, нежную плоть предплечья, и Бэннер застонала. Джейк прервал этот стон умопомрачительным поцелуем, который начался у губ и продолжился цепочкой жарких лобзаний по шее и груди. Потом он медленно развел ее руки в стороны. Приподнял ночную рубашку на груди, и прохладный ветерок освежил лихорадочно пылающее тело.

– Боже милостивый, Бэннер! Как ты прекрасна, – снова повторил Джейк.

Грудь, которую он видел лишь в лунном свете, озарялась теперь мерцанием лампы. Такая нежная. Белая, как молоко. Алая, как роза.

Он бережно поднял правую руку Бэннер и заложил ей за голову. Потом так же поднял левую. Руки обрамляли ее лицо. Она раскрыла беззащитные ладони, слегка согнув пальцы. Груди, желанные жертвы, оказались ничем не прикрыты.

И все-таки она не боялась.

Она тихо лежала, отдавая себя восторженному мужскому взгляду.

Джейк едва сумел отвести глаза. Он снова намочил салфетку. Осторожными движениями вымыл груди, впадинку между ними, бока. Другой салфеткой высушил кожу и, закончив работу, принялся восхищенно взирать на нее, как художник на лучшее творение своей жизни.

– Прямо не верится, что я здесь, вот так, с тобой. Так здорово. Все время кажется, что вот-вот кто-нибудь сюда вломится и отберет тебя у меня.

– Я никуда не уйду, Джейк.

– Мне никогда не было так хорошо с женщиной, так хорошо, как сейчас, Бэннер. Ласково и покойно. Я их брал, пользовался их телом, но не любил их. Я, наверное, не умею делать это так, как положено, с любовью. Пожалуй, слишком стар, чтобы научиться. Но я хочу попробовать. Позволь поучиться этому с тобой.

Любовь переполняла сердце Бэннер. На глазах выступили слезы глубокой нежности. Она действительно значит для Джейка больше, чем все шлюхи. Он не сказал, что любит ее. Но он говорил о любви, и миг желанного объяснения скоро настанет.

Он сжал ей грудь. Пышные округлости, воплощение женственности, наполнили его ладони.

– Бэннер, Бэннер.

Она видела, как шевелятся его губы, но из них не вылетало ни звука.

– Значит, я тебе нравлюсь? – застенчиво спросила она.

– Нравишься? – ласково рассмеялся он. – Да, ты мне нравишься.

Он снова опустил взгляд на ее груди. Его пальцы ласково касались их. Он дивился нежной мягкости кожи, готовности, с какой откликаются соски, превратившиеся под его пальцами в бархатные бусинки. Джейк опустил голову.

При первом же прикосновении его губ Бэннер едва не лишилась чувств. Она поняла, что рождена для этой минуты, для того, чтобы принести в дар Джейку этот восторг. И он принял ее дар. Из его уст доносились всхлипы жажды и удовлетворения, вздохи вожделения и блаженства, стоны желания и насыщения.

Голова Бэннер металась по подушке в такт круговым касаниям его пытливого языка. Мягкое пожатие его губ затрагивало самые женственные струны в ее сердце. Томление, пробуждаемое им, было сродни боли.

Она опустила руки и провела пальцами по его волосам, наслаждаясь их щекочущим прикосновением. Он пробуждал утонченнейшее блаженство. Впадина между ее ног таяла от желания, болела от страсти, пульсировала от наслаждения.

Она почувствовала, как дрожат его руки, и поняла, что он терзаем той же страстью, что и она.

– Я так долго ждал тебя, Бэннер. Много лет. Всю жизнь.

Джейк приподнялся и снова горячо припал к ее губам. Когда они бессильно раскрылись, он осыпал их поцелуями. Бэннер вопросительно посмотрела на него.

– Ты не собираешься…

– Нет. Ты еще слишком слаба, и я могу причинить тебе боль. – Она ощущала его мягкие губы. – Но я хотел бы всю ночь обнимать тебя.

– О да, – прошептала она.

Он встал с постели и погасил лампу. Она услышала шорох его одежды. Когда он лег рядом с ней под одеяло, она почувствовала его наготу.

– О боже, – простонал он. Вместо того чтобы одернуть рубашку, Бэннер ее сняла. Его нагота касалась ее наготы, он чувствовал шелковистость ее бедра. – Будь осторожна, – предупредил он, когда она вытянулась и прижалась к нему.

– Ты не можешь сделать мне больно, Джейк, – шепнула она, обвила рукой его шею и прижалась губами к жилке, яростно колотившейся у горла.

Он обнимал ее бережно, но рассудок его подвергался страшной угрозе.

– Бога ради, Бэннер, лежи смирно, – взмолился он.

Она уютно свернулась калачиком, пригрелась, и он услышал ее зевок.

– Спокойной ночи, Джейк, – полусонным голосом проворковала она.

– Спокойной ночи, милая.

Пока он размышлял, как чудесно держать ее в объятиях, свершилось еще одно чудо. Он заснул.

Джейк вскочил с постели и чертыхнулся, запутавшись длинными ногами в простынях. Он протопал по полу и выглянул в окно. Так и есть. По двору скакали всадники. Видимо, ночью дождь кончился. Сквозь облака сияло солнце.

Бэннер села, еще не до конца проснувшись. Простыня упала к ее талии. Она блистала наготой, как и сам Джейк, лихорадочно натягивавший штаны.

– Что там такое?

– Люди приехали. Переправились через реку. – Он взглянул на растрепанные волосы Бэннер, на розовые груди, теплые со сна. – Если они узнают, как мы провели ночь… – Джейк не закончил фразы и скользнул в рукава рубашки.

Затем схватил носки и сапоги, сгреб с постели одеяло и подушку, выскочил в гостиную и закрыл за собой дверь в спальню. Швырнул постельные принадлежности на диван и смял, словно только что поднялся.

Он подошел к двери как раз вовремя.

– Эй, есть тут кто-нибудь? – раздался голос Джима.

Изобразив широкий зевок, Джейк открыл дверь. Он лениво почесывал грудь, словно только что проснулся. Нет ничего необычного в том, что мужчину рано утром застали без сапог и в расстегнутой рубашке.

– Кричите потише, – хмуро предупредил он. Взглянув через плечо на закрытую дверь в спальню Бэннер, он дал трем ковбоям вдоволь наглядеться на разобранный диван. Потом вышел на крыльцо и закрыл за собой дверь. – Бэннер тяжело больна, – тихо сообщил он.– Больна? – первым проговорил Рэнди. Он, как и все остальные, лишился дара речи, увидев Джейка в доме Бэннер. Три пары глаз подозрительно уставились на него.

– Мне пришлось привезти из города доктора Хьюитта. У нее аппендикс чуть не прорвался. Доктор сделал операцию и вырезал его.

– Вот так черт, – в ужасе пробормотал Питер, оглядываясь на дом. – А ее родители и не знали?

– Чтобы им сообщить, пришлось бы искать, где переправиться через реку, а я боялся надолго оставлять ее одну. – Джейк покачал головой, взывая к сочувствию. – Ей было очень плохо, так худо, что и сказать нельзя. Я уж боялся, что мы ее потеряем.

Ковбои явно огорчились. Когда Джейк вышел из дома Бэннер, они было подумали недоброе, но, оказывается, если бы не его забота, она бы умерла.

– Мы можем что-нибудь для нее сделать? – озабоченно спросил Пит.

– Нет. Просто приведите все в порядок после дождя. Видали ли вы такой дождливый июнь? Я не припомню.

Джейк показал на невиданный разлив.

– Как вы переправились через реку?

– Сделали плот, сегодня ночью закончили. – Пит сплюнул табачную слюну в лужу. – Ничего особенного, но достаточно крепкий, чтобы выдержать человека и лошадь. Росс приедет попозже.

– Да? – Джейк старался говорить небрежно, но его сердце испуганно подскочило. – Ладно, пойду лучше посмотрю, как там Бэннер. Буду очень благодарен, если кто-нибудь покормит и оседлает для меня Бурана. Поедем осмотрим изгородь, не поломалась ли где-нибудь. – Он победно усмехнулся. – Знали бы вы, какое у нас стадо. Таких красивых коров и такого горячего быка вы в жизни не видали.

Рэнди гикнул.

– Где они?

– В городе. Завтра их пригоним. Подождем денек, пока земля подсохнет.

Получив указания, ковбои направились к конюшне. Джейк вернулся в дом и увидел Бэннер в дверях спальни. Ее волосы все еще были растрепаны, но она надела халат. Даже с припухшими со сна глазами она выглядела женственной и соблазнительной, и он пожалел, что ночью всего лишь держал ее в объятиях и тем понапрасну поставил под угрозу работу и жизнь.

– Как ты себя чувствуешь? – отрывисто спросил он. При всей своей привлекательности она казалась невинной, как дитя. И Джейк чувствовал себя омерзительным, как совратитель малолетних. Нет сомнения, что Росс скажет о нем именно это.

– Хорошо.

– Ты уверена? – Он решил судить здраво. Этой ночью он мог бы овладеть ею, но не овладел. Может быть, если бы он не удержался, его тело не подвергалось бы сейчас таким пыткам. Неуправляемое возбуждение заставило его разозлиться на нее, а еще больше – на себя.

– Да, уверена. Джейк, что случилось?

Бэннер упрямо не желала показывать, что на ее глаза вот-вот навернутся слезы. Она силилась сдержать их, и в горле защипало. Она ожидала, что утром Джейк будет таким же нежным и ласковым, как ночью. А он вместо этого сердито хмурится. Она слишком хорошо знала это замкнутое, жесткое выражение на его лице, и оно ее ужасало.

– Ничего не случилось. Сюда едет Росс. – Джейк взял сапоги. Бэннер молча смотрела, как он надевает носки, застегивает рубашку, заправляет ее, натягивает кожаный жилет, завязывает шейный платок.

– Папа? – высоким голосом спросила она.

– Да, папа. А теперь, бога ради, надень ночную рубашку и ложись в постель.

Если он хочет внушить Россу, что его дочь плохо себя чувствует, то она, черт возьми, и должна выглядеть больной!

Джейк прошагал в кухню и демонстративно загремел посудой, заваривая кофе и готовя для Бэннер овсянку на завтрак. Войдя к ней с подносом в руках, он заметил, что его бритвенные принадлежности до сих пор лежат на туалетном столике.

– Черт! – Он сгреб их одним движением и, вынеся в гостиную, швырнул на кучу своих личных вещей, надеясь убедить Росса, что они с Бэннер живут рядом, но порознь.

Пока он метался туда-сюда, Бэннер на него не взглянула. Овсянку она ела в угрюмом молчании. Несомненно, ей очень стыдно, она жалеет, что позвала его к себе в постель.

Убедившись, что в спальне не осталось никаких следов его пребывания, Джейк вышел в кухню. Там он и оставался до тех пор, пока не заметил, что к дому скачет Росс.

– Бэннер! – Его бас прогремел на весь дом, и Джейк припомнил, как в Ветхом завете трактуется понятие Божьей кары.

– Я здесь, папа, – услышал Джейк слабый ответ.

– До сих пор в постели, лежебока? – До Джейка донесся топот сапог Росса по гостиной.

Он оставался в кухне, потягивая кофе. Допив чашку, он поставил ее на сушилку и, набравшись храбрости, отправился в спальню.

– Я почти не помню, что было потом, – говорила Бэннер, когда он вошел.

Росс сидел в кресле у кровати, том самом, в котором в последнее время часто сиживал Джейк. Наклонившись вперед, он вглядывался в лицо дочери и держал ее за руки. Темные брови сурово хмурились.

– А потом я вспоминаю, – продолжала Бэннер, – что проснулась, и Джейк, – она вскинула глаза к двери, – сказал, что доктор сделал мне операцию, вырезал аппендикс. С тех пор он все время за мной ухаживает.

Росс проследил за взглядом Бэннер и, увидев Джейка, поднялся. Не дойдя пары шагов, он поднял руки. Джейку стоило больших усилий заставить себя не увернуться.

Но Росс всего лишь обнял Джейка за плечи и сердечно воскликнул:

– Спасибо!

Джейк пожал плечами.

– Рано благодарить, Росс. Возможно, я доставил тебе неприятности. Чертов шарлатан хотел оставить ее умирать, заявил, что считает, будто нельзя вторгаться в брюшную полость. Я прицелился в него из пистолета и сказал, что прикончу, если он не сделает операцию.

Губы Росса под щетинистыми усами сжались.

– Я бы поступил так же.

Джейк кивнул:

– Я так и думал.

– Мы давно пытаемся избавиться от Хьюитта. Есть новый врач…

– Да, но его не было в городе. Так что ничего другого не оставалось.

– Об этом не волнуйся. Если Хьюитт поднимет шум, я сам им займусь.

Росс повернулся к постели.

– Боже мой, принцесса, поверить не могу, что ты перенесла такое, и ни мамы, ни меня не было рядом. Когда Лидия все узнает, с ней случится истерика. Она хотела сегодня утром приехать проведать тебя. Но, как ты знаешь, она боится воды и не сможет переправиться через реку на плоту.

Ох уж этот Клэнси Рассел, сводный брат Лидии. Вот от кого у нее безумный страх перед водой. Когда она была маленькой девочкой, он столкнул ее в реку и не вытаскивал, пока она чуть не утонула. Росс двадцать лет жалел, что не он убил Рассела. Он надеялся до смерти успеть выяснить, кто же расквитался с Клэнси, и поблагодарить этого человека.

– Джейк обо мне очень хорошо заботился, – тихо продолжала Бэннер.

Росс повернулся к другу.

– Спасибо, дорогой. Ты спас Бэннер жизнь.

Джейк безразлично пожал плечами и оттолкнулся от дверного косяка.


– Росс, мы с тобой не первый год знакомы. Если благодарить друг друга за все оказанные услуги, то мы тут проторчим до вечера. У меня полно дел на ранчо.

Правильно рассудив, что о Бэннер есть кому позаботиться, он ушел, по дороге забрав из гостиной все свои ковбойские принадлежности: кожаные перчатки, кожаные штаны, шпоры и шляпу.

Бэннер слышала, как за ним захлопнулась парадная дверь. Перед уходом он даже не взглянул на нее, не помахал, не попрощался, ничего. Неужели он так рад, что скинул с себя обязанность заботиться о ней? Неужели все, что он говорил прошлой ночью, было ложью? Или появление Росса напомнило Джейку о женщине за рекой, о той, кого он любил по-настоящему? Бэннер больше не могла сдерживать слезы. Они выступили в уголках глаз, и отец это заметил.

Он присел на край кровати и обнял ее.

– Моя маленькая принцесса. Тебе все еще больно?

Боль терзала ее, но не та, о которой говорил Росс. Она уютно свернулась в его объятиях и зарылась носом в плечо.

– Со мной все хорошо, папа. Просто я ужасно рада, что вижу тебя. Я так по вам всем скучала. Расскажи, какие новости в Излучине.

Росс просидел с дочерью почти все утро, подавал одно, уносил другое, дом ходил ходуном. Бэннер злилась на его неуклюжесть. Из отца не вышло бы идеальной сиделки, но его старания были достойны всяческих похвал.

К полудню она задремала, и Росс уехал в Излучину. Когда Лидия и Ма узнали, что случилось, они принялись носиться по дому, как маленькие смерчи. Еще не кончился день, как Мику и Ли нагрузили снедью, наказав не уронить ее в реку на переправе.

Несмотря на страх перед водой, Лидия собралась тоже ехать к Бэннер, но Росс и Ма убедили ее, что плот не самое безопасное средство переправы и что хватит с них семейных катастроф, лучше уж ей остаться дома. Росс то и дело заверял ее, что Джейк ухаживает за их дочерью как нельзя лучше.

Увидев, что ребята благополучно переправились через реку, Росс повернул в Ларсен. Там он посоветовался с инженерами о сооружении нового моста, на сей раз со стальными опорами. Ему хотелось как можно скорее начать строительство.

Опасаясь, что, встретившись с доктором Хьюиттом лицом к лицу, он доведет до конца то, что начал Джейк, Росс оставил плату за лечение Бэннер в его почтовом ящике.

Когда в дверь спальни постучался Ли, Бэннер расчесывала волосы.

– Бэннер! – тихо позвал он.

Она сразу открыла, и он ввалился внутрь с такой силой, что чуть не упал.

– Я думал, ты больна и лежишь в постели, – проворчал он, когда сестра и Мика разразились хохотом.

– Конечно, лежу, точнее, лежала. Но мне лучше. Как здорово, что вы приехали.

– Неужели старый костоправ действительно тебя резал? – бестактно спросил Мика.

– Да. По крайней мере, так мне рассказал Джейк. В доказательство у меня есть шрам. Показать? – усмехнулась Бэннер.

Юноши приблизительно знали, где расположен аппендикс, и покраснели до корней волос. Бэннер снова рассмеялась.

– Разве тебе не нужно лежать в постели? – спросил Ли.

– Мне осточертела эта комната! – раздраженно крикнула она.

На ней был пеньюар из персикового шелка, входивший в ее приданое. Кружева цвета небеленого полотна окаймляли глубокий вырез спереди и манжеты широких рукавов. Она тщательно расчесала волосы, и они блестели, как вороново крыло, рядом с ними бледные щеки приобретали изысканный оттенок.

– Вряд ли тебе повредит, если ты немного посидишь на веранде, – предложил Мика. Он взглядом осведомился о мнении Ли, и тот в знак согласия коротко кивнул. – Мы можем перенести туда кресло-качалку из гостиной. Посидишь в тени, чтобы не было жарко.

У Бэннер загорелись глаза.

– Вот было бы чудесно.

Их готовность услужить вызывала благодарную улыбку, но вскоре начала тяготить. Бэннер теряла терпение.

– Да заберите же у меня это одеяло! – раздраженно воскликнула она и скинула плед, который Ли как раз пытался под нее подоткнуть. – У меня не ревматизм.

– Если мы вернемся и не расскажем Лидии и Ма, что обращались с тобой как с королевой, нам влетит по первое число, – оправдывался Ли, но под испепеляющим взглядом Бэннер вынужден был свернуть плед и повесить на перила веранды.

– Ваша забота получила должное признание. Я вам очень благодарна, – сказала она, заметно смягчаясь. – Простите, если капризничаю. Это все потому, что я так долго сижу взаперти. Надоело быть инвалидом.

– Понимаем, – сочувственно протянул Мика. Он никогда не видел человека, перенесшего хирургическую операцию, если не считать вырванных зубов и вырезанных пуль. И потому взирал на Бэннер с уважением.

– Спасибо, что привезли гостинцы. Понятия не имею, как я все это съем.

– Это и для Джейка.

– Да, для Джейка. – Ее сердце разрывалось, когда она вспоминала, с каким безразличием он смотрел на нее сегодня утром.

– Кстати, о гостинцах, скоро пора ужинать, – намекнул Ли.

– Пора, – улыбнулась Бэннер. – Мне было бы спокойнее, если бы вы успели засветло переправиться на знаменитом плоту, о котором я столько наслышана. Надеюсь, папа не слишком скоро построит новый мост и у меня будет возможность на нем поплавать!

Ребята со смехом ускакали. Теперь они могут сообщить всем в Излучине, что Бэннер, хоть и перенесла много мучений, осталась все той же задиристой девчонкой и мечтает переправиться через реку на плоту.

Когда во двор въехал Джейк с тремя работниками, Бэннер все еще сидела на веранде в кресле-качалке. Ковбои осадили лошадей у края веранды.

– Что ты тут делаешь? – без предисловий спросил Джейк.

– Дышу свежим воздухом, – огрызнулась Бэннер.

Джейка злило, что она сидит на виду у трех мужчин в пеньюаре, от которого самое суровое сердце превратится в размазню. Ее кожа мерцала в жарких лучах солнца, легкий ветерок шевелил волосы, она была такой соблазнительной и одновременно ранимой. Заходящее солнце окружало ее золотистым ореолом.

Мужчины заговорили с ней уважительно, поинтересовались, как она себя чувствует. Рэнди, который был посмелей, соскочил с седла и поднялся на веранду, держа в обтянутой перчаткой руке букет роз.

– Рад, что ты вышла, Бэннер. У этих роз хватило смелости распуститься сегодня после дождя. Я хотел попросить Джейка передать их тебе. Но теперь и сам могу их вручить.

Бэннер восторженно приняла цветы. Поднесла их к носу и с наслаждением понюхала.

– Спасибо, Рэнди. Они очень красивы. – Она одарила парня ослепительной улыбкой такой силы, что он спустился по ступенькам спиной вперед. Джейк стиснул зубы.

Бэннер прекрасно знает, что хороша, как картинка, потому и сидит тут, закутанная в кружева, залитая солнцем. Она нарочно так поступает, чтобы свести его с ума, играет с начала до конца, хрупкая и беспомощная на вид, как эти чертовы розы, которые он мог бы и сам догадаться для нее нарвать.– Завтра у нас тяжелый день. Встречаемся на заре. Поедем в Ларсен и пригоним стадо. – Управляющий отпускал работников. Они сразу это поняли. Приподняв шляпы, раскланялись с Бэннер и ускакали. Из-под их коней разлетались комья подсыхающей грязи.

Джейк спешился. Бэннер встала. Впервые за весь день они смотрели друг другу прямо в глаза.

– Как ты себя чувствуешь? – наконец спросил он.

– Лучше. Гораздо крепче.

– Шов не беспокоит?

Бэннер покачала головой и повернулась к двери.

– Накрою ужин, пока ты умоешься.

– Не нужно.

Она рассерженно обернулась.

– Наши матери прислали еды на целый полк. Мог бы и поесть. – Произнеся такое невежливое приглашение, она вошла и захлопнула за собой дверь.

Джейк привязал Бурана, умылся и спустя некоторое время вошел в кухню через заднюю дверь. Воздух в кухне загустел от враждебности. Когда он появился на пороге, Бэннер взглянула на него, но не сказала ни слова. Джейк яростно уставился на розы, которые она поставила в вазу на самом видном месте посреди стола.

В последнее время, готовя для нее ужин, он проводил в кухне так много времени, что чувствовал себя здесь как дома. Он подошел к плите и налил себе кофе. Прислонившись бедром к раковине, отхлебнул из чашки.

– Ливень не нанес серьезного ущерба, хотя в тенистых местах земля долго не просохнет.

– Вы пригоните стадо завтра?

– Да, но лошадей придется оставить в Излучине, пока не построят новый мост.

– Ладно. – Бэннер вздохнула. – Все равно я еще не могу ездить верхом.

– Насчет еды ты не соврала, – заметил Джейк. По кухне было расставлено несколько накрытых салфетками корзин.

– На ужин у нас жареные цыплята. Мика говорит, Ма ощипала их только сегодня утром. Кстати, она спрашивала о тебе. Я передала ей привет от тебя и велела Мике сказать, что с тобой все хорошо. – В ее глазах появился вопрос.

Джейк лишь кивнул и отпил кофе. Бэннер отвернулась и принялась накрывать на стол.

В корзинах лежали консервированные овощи и фрукты в банках, ветчина, горшок фасоли, огурцы и студень, несколько буханок хлеба, большой торт и пирожные в сахарной глазури, какие любила Бэннер. Она их уже попробовала, они таяли на языке, как масло. Такие умела печь только Ма. Но радость при виде яств, от которых слюнки текли, омрачалась замкнутостью Джейка.

Бэннер разглядывала его из-под ресниц. Он не снял кожаные штаны. Они ее раздражали. При ходьбе замша хлопала по ногам, но на узких бедрах они сидели, как влитые. Разрез обрамлял ширинку, подчеркивая ее выпуклость. Она снова вспомнила, как ночью он обнимал ее, и в животе все перевернулось.

Разозлившись на себя за то, что так живо помнила то, что Джейк явно забыл, она набросилась на него:

– Мог бы хотя бы снять кожаные штаны перед тем, как сесть за стол.

– Они тебе мешают?

Да, они ей мешали, но не в том смысле, какой он подразумевал.

– Ладно, останься в них. Мне все равно.

– Нет, нет, – резко отреагировал Джейк. Он повозился с застежкой и дернул за шнурки, скреплявшие штанины. – Не хочу беспокоить принцессу.

Он швырнул штаны на пол у задней двери и опустился в кресло у стола. Бэннер уперлась кулаками в бока и сердито на него смотрела.

– Почему ты ко мне так равнодушен? Неужели прошлая ночь ничего для тебя не значила? Разве эта неделя ничего между нами не изменила?

Джейк недоверчиво уставился на нее.

– Я? Да ты на меня утром даже не взглянула.

– Потому что ты на меня не взглянул. Ты злился и брюзжал. Вел себя, будто хотел, чтобы я исчезла.

– Погоди минуту, – сердито парировал он, – ты себя вела так, будто стыдилась, что лежала со мной в постели. Держу пари, ты считаешь, что запачкалась. Дескать, принцесса Излучины унизила себя тем, что спала рядом с наемным работником.

Ярость нахлынула на Бэннер, ее глаза засверкали.

– Ах ты!.. – Она топнула ногой. – Хватит меня бесить! Убила бы тебя за такую глупость. Я люблю тебя, Джейк Лэнгстон. Я люблю тебя.

Слезы заблестели у нее в глазах, как бриллианты. Она стояла, выпрямившись, все еще упираясь руками в бока, и дрожала всем телом. И оттого была еще красивее, чем всегда. Желание пронзило Джейка, как раскаленное копье.

Одним быстрым движением он протянул руки, взял ее за талию и притянул к себе. Сомкнул руки вокруг нее и положил голову ей на грудь.

– Правда, Бэннер? Любишь? – Его голос дрожал. Трепет исходил из глубин его души, прорываясь сквозь многолетнюю толщу разбитых иллюзий и отчаяния, безнадежности и горечи, самообвинений и раскаяния.

Бэннер склонилась, накрыв его волосами, и обхватила руками его голову.

– Да, да. Разве ты не видишь? Как ты мог не замечать?

Джейк поднял голову, его цепкие глаза требовали правды. Он видел, как истина мерцает в тигриной глубине ее глаз. Он обхватил ее затылок, запустил пальцы в волосы и притянул голову для поцелуя, опаляющего душу, крепкого, почти смертельного в своей страстности.

– Бэннер, Бэннер! – Джейк выпустил ее губы и уткнулся лицом ей в подбородок. Медленно скользя вниз, покрыл горячими и влажными поцелуями ее тело. Потом развязал пояс пеньюара и раздвинул шелковые полы. Под пеньюаром на Бэннер была сорочка. Тончайшая материя не скрывала ее очарования. Груди со смуглыми сосками подмигивали ему, бесстыдно предлагая себя, топорщились под тканью.

Он коснулся их, приняв позу благоговения, слишком, однако, исступленную, чтобы казаться почтительной. Он тыкался в Бэннер головой, как дитя, ищущее материнскую грудь. Ее тело откликнулось. Она изогнула спину, отдавая себя его трепещущим губам. Он зарывался в нее, слегка покусывая, целовал с необузданной страстью.

Она приподняла колено и прижала к его паху. Легонько потерла им, и Джейк едва удержался в кресле.

Трепещущим языком он коснулся соска. Теперь уже Бэннер пронзила молния. Она откинула голову, волосы рассыпались по спине, свободные и необузданные, как руки, что расстегивали перламутровые пуговки на сорочке.

Губы Джейка творили с Бэннер чудеса. Руки скользнули под пеньюар и обхватили ее ягодицы. Он притянул ее ближе, осторожно куснул талию. Потом, не прекращая ласк, поднялся с кресла и скинул с нее пеньюар, скользнувший на пол.

Наконец он поднял ее на руки и понес по полутемному дому в спальню, розовеющую в закатном солнце. Там осторожно положил на кровать, скинул рубашку и жилет и бросил их на пол. Стянул сапоги и пинком отшвырнул их. Расстегнул брюки, подошел, лег рядом.

Их губы слились в жарком поцелуе. Лаская ее, он приподнял подол сорочки. Под его ладонью оказалось гладкое бедро.

Бэннер перевернулась на спину, взяла руку Джейка и, проведя ею по животу, положила его ладонь на заветный треугольник.

– Господи, – прошептал он, зажмурившись. Ему горячо захотелось покаяться в небольшом грехе. – В то утро…– Да?

– Когда я проснулся…

– Знаю.

Его глаза открылись и залили ее голубым огнем.

– Ты знала? – Бэннер кивнула. – Клянусь, я не нарочно. Наверное, коснулся тебя во сне и… – Она остановила поток слов, прижав три пальца к его губам. – Почему ты ничего не сказала?

– Я думала, что вижу сон.

– Я тоже.

– А что бы произошло, если бы я не была больна и если бы ты знал, что я не сплю?

– Ты хочешь сказать, как сейчас?

– Да, как сейчас.

Его рука втиснулась между ее бедрами. Они раздвинулись. Его пальцы пришли в движение. Он искал и нащупывал, ласково и осторожно, пока не почувствовал влагу и теплоту. Бэннер прошептала его имя.

Он опустил голову и обхватил губами сосок. Его пальцы скользили в ней, такие же искусные, как его язык. Он ласкал ее, пока она не начала нетерпеливо вертеться, потирая ногами о его ноги. Он осторожно лег между ее бедер.

Ее глаза подернулись дымкой, но, почувствовав, как его плоть коснулась ее лепестков, она широко раскрыла глаза и вгляделась в него.

– Скажи, если будет больно.

Она кивнула.

Он проник в нее.

Ее веки опустились. Она не могла сдержать бурных чувств. Джейк наполнял ее, большой, крепкий, теплый, нежный. Двигался. Толкал. И шепотом говорил, что ей делать. Она слушалась и начала ощущать его еще сильнее. Ее руки, словно по собственной воле, скользнули ему под одежду, к его бедрам, ягодицам. Он ритмично двигался, гладкие мышцы перетекали под ее ладонями.

Джейк стиснул зубы, чтобы не достичь пика слишком быстро. Он всматривался в лицо Бэннер, восхищаясь написанным на нем экстазом. И простил себя за то, что овладел неопытной девственницей. Она была женщиной, его женщиной, разделяла его желание, откликалась, разжигала его. Он, помимо воли, почувствовал, что на него обрушивается оргазм. Глаза Бэннер широко распахнулись. На мгновение испугавшись, она прошептала его имя, и ее тело сжалось вокруг него. Он проник в нее еще глубже и достиг устья чрева.

– Да, да, да, – повторял он, чувствуя, как содрогается ее тело. Его собственное облегчение было долгим, жгучим и прекрасным.
22

– Ты обманщик. – Бэннер открыла глаза, темно-зеленые, озаренные золотыми искорками.

– Что такое? – рассмеялся Джейк.

– Ты говорил, что он у тебя не больше, чем у других мужчин.

– Неправда. Я сказал, что это не твое дело.

– Ты огромный, – шепнула она.

– А с кем ты меня сравниваешь? – ощетинился он.

Она заливисто рассмеялась, он поморщился. Он не мог себя заставить покинуть ее. Ему было так уютно в этом шелковистом убежище.

– Неудивительно, что женщины только о тебе и говорят.

Его лицо посерьезнело.

– До тебя у меня никогда не было женщины.

Голос Бэннер стал едва слышен.

– О том, как ты занимаешься любовью, рассказывают легенды.

Джейк нежно поцеловал ее.

– Сейчас я впервые в жизни занимался любовью.

Она со слезами на глазах коснулась его лица, губ.

– Во второй раз всегда бывает так?

– Так никогда не бывает, Бэннер. Никогда не было.

Он склонил голову, снова поцеловал ее и, невзирая на ее протестующий стон, вышел из нее и перекатился на бок. Их глаза встретились. Он коснулся пуговиц ее сорочки.

– Ты прекрасна, Бэннер Коулмэн.

– Ты тоже, Джейк Лэнгстон.

Он самоуничижительно покачал головой.

– Я старый, потрепанный, тощий, как воронье пугало. Бродяга в седле.

Бэннер нежно поцеловала его.

– Не для меня. Ты всегда был моим Ланселотом.

– А кто это? – Джейк изогнул светлую бровь.

Бэннер кончиком пальца проследила ее изгиб и тихо рассмеялась.

– Прочитай о нем когда-нибудь. Уверяю, ты останешься доволен сравнением.

Но ее улыбка погасла, взгляд стал хмурым. Ланселот любил жену короля. Будет ли Джейк после сегодняшней ночи любить Лидию? Она выкинула из головы эту мысль. Сегодня ничто не должно ее расстраивать. Джейк с ней, он любит ее, отвечает на ее любовь. Этого достаточно.

Она тронула его блестящие волосы.

– Не говори так о себе, а то я рассержусь.

– Как?

– Старый и потрепанный. Ты не такой. Ты очень красивый. А почему ты называешь себя бродягой в седле?

Джейк стеснительно посмотрел на Бэннер.

– Я о себе не слишком высокого мнения.

– Почему?

Он подвинулся, подложил руку под голову и уставился в потолок.

– Все это случилось много лет назад. В другой жизни. Ты не захочешь об этом слушать.

– Захочу.

Он повернул голову, поймал ее взгляд, полный любви, и вздохнул. Если он расскажет, Бэннер, наверное, станет думать о нем даже хуже, чем он сам – о себе, но лучше разрушить воображаемый образ сейчас, чем потом. Все эти годы он хранил свои тайны. Но сейчас почувствовал, что обязан рассказать обо всем, раз и навсегда снять с души тяжкий груз.

– Я в один и тот же день потерял невинность и брата. Люк был убит по моей вине.

Бэннер лежала тихо, не шевелясь. Джейк вгляделся в ее лицо, чтобы понять, как она относится к его рассказу. Она спокойно встретила его взгляд, и он продолжал:

– Присцилла положила на меня глаз с того дня, как обоз тронулся в путь. Мне было шестнадцать, и я был как мартовский кот.

Голосом, лишенным интонаций, Джейк рассказал, как тем летом Присцилла соблазнила его, довела до того, что он потерял голову от похоти.

– Однажды днем я подкупил Люка, чтобы он сделал за меня домашние дела, а сам удрал к ней. Когда я через несколько часов вернулся, Ма набросилась на меня, где нас с Люком носит. А потом в круг между фургонами вошел Мозес, он нес на руках тело брата. У него было перерезано горло.

По щеке Бэннер скатилась слезинка. Но она не произнесла ни слова. Джейк раскрылся перед ней, как никогда ни перед кем не раскрывался. Надо помалкивать. Ему отчаянно нужен человек, который его выслушает. Не осудит, не посочувствует. Просто выслушает.

– Все эти годы мне пришлось жить с камнем на душе. Если бы я не трахал Присциллу, брат, может быть, до сих пор был бы жив.

Джейк сел и обхватил колени руками.

– Я знаю, ты, да и все остальные, думаешь, что я жеребец из стада Присциллы. На самом деле я к ней не прикасаюсь. После того дня я спал с ней несколько раз, но с каждым разом все больше ненавидел себя.

Когда обоз распался, мы расстались, и я несколько лет ее не видел. Потом встретил в Форт-Уэрте, когда был там проездом. Я не удивился, когда узнал, что она работает в борделе. Она хотела начать с того же места, где мы с ней остановились. Но, глядя на нее, я видел только лицо Люка, бледное, мертвое, и его рубашку в кровавых пятнах.

Джейк встал с постели, подошел к туалетному столику и налил из кувшина стакан воды, мечтая, чтобы это было виски.

– Это еще не все. А ты должна услышать все. Я узнал, кто убил Люка.

Джейк умолк. Именно тогда между ним и Лидией возникла неразрывная связь. Убийцей Люка был ее сводный брат, ее насильник и мучитель. И он свел с ним счеты по всем статьям.– Я убил мерзавца, зарезал в переулке, и мне это доставило удовольствие. Мне было шестнадцать. Шестнадцать, – проговорил он сквозь стиснутые зубы и уронил голову.

Бэннер, забыв о недавней операции, соскочила с постели и встала рядом с ним. Почувствовав ее рядом, Джейк обернулся.

– Вот с таким человеком ты лежала в постели, – сказал он.

– И не жалею. Человек, которого ты убил, заслуживал смерти.

– А Люк?

– Ты не виноват! Ты не можешь за это отвечать. Это роковое стечение обстоятельств, совпадение. Ты не должен всю жизнь винить себя в этом.

Не должен? А разве он не винит себя почти двадцать лет? И все эти двадцать лет презирал женщин. За то, что Присцилла оказалась виновата в смерти Люка, он наказывал каждую встречную женщину.

До сегодняшнего вечера.

Но Бэннер не отшатнулась от него с отвращением, а смотрела с пониманием и любовью. С того рокового свидания с Присциллой Уоткинс Джейк чувствовал себя запачканным, а тело Бэннер очистило его.

– Были и другие, Бэннер. Двое. Люди, у них были имена и лица, а я их убил.

– Расскажи.

– Один убил моего друга. У него еще молоко на губах не обсохло, первый раз отгонял скот. Я взял его под крыло. Он мне напоминал Люка. А тот парень был скор на руку. Он сделал из мальчишки отбивную за то, что тот споткнулся и пролил кофе на его спальный мешок. У него, наверно, началось внутреннее кровотечение. Той же ночью он умер. Я схватился с убийцей. Дрался, как мне казалось, несколько часов. Наконец я… я сломал ему шею.

Бэннер положила руку Джейку на грудь.

– А другой?

– Другой был карточный игрок в Канзас-Сити, он надувал меня и многих других ковбоев. Заманивал сыграть в покер, давал раз-другой выиграть и обчищал дочиста. Я вызвал его на поединок. Он прицелился. Но я оказался быстрее.

Горькая усмешка скривила рот Джейка.

– Теперь ты знаешь всю жалкую и горестную жизнь Джейка Лэнгстона.

Бэннер порывисто обняла его и прижалась щекой к его груди.

– Эти люди наносили вред другим, Джейк. Ты не убийца.

Он взял ее за плечи и отстранил.

– Но разве ты не понимаешь? Я снова могу пойти на это, если сочту нужным.

– Этого я от тебя и жду. И отец тоже пойдет на это. Не знаю, убивал ли он кого-нибудь раньше, но знаю, что убил бы, если бы чувствовал, что это справедливо.

– А бывает ли убийство справедливым?

– Да, – тихо, но твердо ответила Бэннер. – Да, Джейк. Думаю, иногда бывает.

Он прижал ее к себе и зарылся лицом в ее волосы.

– Не знаю, правы ли мы, Бэннер, но спасибо тебе за эти слова.

– Я говорю так не потому, что думаю, что ты это хочешь услышать. По-моему, все люди способны на насилие, если их на это вызвать. Ты убивал, защищая семью и друзей.

– Я никогда не рассказывал этого Ма.

– Может быть, стоило бы рассказать. Она мудрая женщина, поверь. Она бы лучше меня знала, что сказать. – Бэннер обхватила ладонями лицо Джейка. – Но она любит тебя и будет любить всегда, что бы ты ни натворил. И я тоже.

Джейк откинул волосы с ее щеки.

– Рассказал тебе, и легче стало.

– Я рада. – Бэннер погладила его спину, ощущая под ладонями гладкую кожу и крепкие мышцы.

Он наклонился и, найдя ее губы, отблагодарил поцелуем. Он не знал, как получилось, что он смог рассказать Бэннер о том, чего не поверял никому. Он раскрыл перед ней душу, и слова, которые, как ему казалось, очень трудно было произнести, полились сами собой. Он почувствовал себя свободным, каким не был с того лета, когда потерял невинность. Этот маленький комочек женственности, что доверчиво прижался к нему, возвратил ему надежду.

– Ты ничего не ела на ужин.

Бэннер засмеялась.

– Ужин был прерван, не так ли?

– От меня ты жалоб не услышишь.

– От меня тоже, – успела сказать она, и ее губы оказались плененными еще одним поцелуем.

Освободившись, Бэннер сказала:

– Весьма признательна за твою галантность, но я знаю, что ты проголодался. И считаю позором дать пропасть всем этим вкусностям.

– Иди накрывай. – Джейк слегка шлепнул ее, выпроваживая из спальни.

– А есть еще какие-нибудь способы?

Бэннер стыдливо подняла глаза от стола с остатками ужина. Она облизала кончик пальца, собрала с тарелки крошки печенья и слизнула их.

Джейк наблюдал за ней с пылким восхищением. Его возбуждение нарастало. Она застегнула сорочку, но не захотела снова надевать пеньюар. За ужином он не раз обнаруживал, что проглотить кусок, глядя на нее, очень трудно.

– Какие-нибудь способы чего?

– Ты знаешь, о чем я.

Он усмехнулся.

– А ты как думаешь?

– Не знаю. – Бэннер дерзко откинула волосы с плеч. – Откуда мне знать? Ты мой единственный любовник.

Усмешка исчезла с лица Джейка.

Не сводя с Бэннер глаз, он большим пальцем погладил тыльную сторону ее ладони.

– Извини за ту первую ночь. Надо было быть с тобой понежнее. Я пытался, но… – Он безнадежно пожал плечами. – Ты налетела, как ураган.

Она склонилась вперед, любуясь игрой света и теней на его лице.

– А сейчас?

– И сейчас налетаешь, как ураган, – громко прошептал он.

Она встала с кресла и обошла вокруг стола. Он отодвинул кресло, чтобы ей хватило места сесть к нему на колени. Одной рукой Бэннер обвила плечи Джейка, другую запустила ему в волосы. Он обнял ее за талию, расстегнул сорочку и положил руку ей на грудь. Она еще пылала после недавней любви.

Они опять целовались, долго и расслабленно, наслаждаясь друг другом, насытившись любовью. Бэннер дернула Джейка за волосы на груди. Садясь к столу, он надел рубашку, но не застегнул пуговицы. Она раздвинула ткань, не желая, чтобы такая красота была скрыта от ее взора.

– Джейк!

– А? – Он разглядывал пышные груди Бэннер, кремово-гладкие, с тугими сосками.

– Я хочу, чтобы ты меня научил.

– Чему?

– Как… ну, ты понимаешь, как это делать.

Она провела рукой по его груди, коснулась медной пуговки соска. Он затаил дыхание.

– Бэннер, тебе нечему учиться.

– Не будь снисходительным. Мне важно знать, как удовлетворить тебя.

Джейку всегда представлялось, что Лидия – любящая жена и никогда не оставляет мужа неудовлетворенным. Росс ни разу не делился с Джейком тайнами супружеской постели, но все, кто знал его, видели, что этот мужчина счастлив. От Росса исходили здоровье и мужественность. Со дня женитьбы на Лидии он не искал общества других женщин. В этом Джейк мог поклясться.

Бэннер была дочерью людей, наслаждавшихся семейной жизнью. Но Джейк все-таки удивился ее пылу. Он никогда не встречал такого у шлюх, которые почти всегда изображали удовольствие. А другие женщины просто не знали, что способны на бурный экстаз.

– Я не хочу, чтобы ты пошел к другой искать то, чего не даю тебе я.

– Бэннер…

– Ты научишь меня, как тебя любить?Он коснулся ее волос, провел рукой от макушки до плеча. Предложение было чертовски заманчивым, но она еще не до конца поправилась после операции. Боже всемогущий, стоило ему вспомнить, как она извивалась под ним, выгибалась дугой… удивительно, как у нее не разошлись швы. О чем он только думал?

– Не сегодня. – Джейк спустил Бэннер с колен. Но, когда соблазнительно круглящееся бедро коснулось его ног, побороть искушение оказалось очень трудно. – Ты устала. Ложись спать, я помою посуду.

Бэннер вышла из кухни, опустив плечи – не от усталости, нет – от разочарования.

Через полчаса Джейк открыл дверь в спальню. Она еще не спала.

– Я думал, ты давно видишь сны.

– Я ждала тебя. – Ее обнаженные плечи белели рядом со стеганым покрывалом. Лампа едва горела. Под глазами от усталости залегли синие тени, но от этого взгляд их околдовывал еще сильнее.

Джейк почувствовал угрызения совести из-за того, что заставлял ее чрезмерно напрягать силы. В то же время в нем нарастало желание.

– Мы больше не можем спать вместе, Бэннер. Нас сегодня утром едва не застукали.

– А я бы с удовольствием рискнула.

Джейк непреклонно покачал головой.

– Но не я. Для твоего же блага, не для моего. Не хочу, чтобы твое имя трепали во флигеле.

– Ну хоть поцелуешь меня на ночь?

Он улыбнулся, на погруженном в тень лице сверкнули белые зубы.

– Обязательно.

Он сел на край кровати, матрац прогнулся под его весом. Сила тяжести, дополняя ее собственное стремление оказаться поближе к нему, притянула Бэннер к Джейку. Простыня съехала, и после крепкого поцелуя Джейку открылся дразнящий и манящий сосок.

– Нечестно играешь, Бэннер, – простонал он.

– Люблю нарушать правила.

Джейк опустил голову.

– Почему я никак не могу насытиться тобой?

Не колеблясь, он обхватил сосок губами и провел по нему языком. Одного касания оказалось мало. Он склонился к другой груди и долго, нежно ласкал ее. Бэннер задыхалась от страсти.

– Пожалуйста, Джейк. Разве мы мало друг друга ждали?

Он вгляделся в нее. Волосы рассыпались по молочно-белым плечам. Сквозь черные, как вороново крыло, пряди проглядывают груди, все еще влажно блестящие после его поцелуев. Зацелованные губы опухли и покраснели.

Он медленно поднялся и снял рубашку. Расстегнул брюки. Бэннер благоговейно взирала на его покрытую волосами грудь и мускулистые руки. Ни одной из женщин так не повезло: у нее самый красивый любовник на свете. Худой, ребра можно пересчитать, но мышцы на животе крепкие, рубчатые, как плитка шоколада. При малейшем движении на жилистых руках округлялись мускулы.

Джейк спустил брюки и слегка наклонился, чтобы снять их. Когда он выпрямился, у Бэннер перехватило дыхание. Ее влечение к его наготе было чисто плотским, ведь он так красив. Свет лампы покрывал позолотой бронзовую кожу и золотил светлые волосы на теле.

Взгляд Бэннер скользнул по груди, сужающейся там, где она переходила в плоский живот и узкие бедра. Бедра были длинными и стройными, икры – твердыми и круглыми, как яблоки. Она перевела взгляд на пах, туда, где волосы становились гуще и темнее, курчавясь вокруг внушительного члена.

Джейк наклонился и откинул простыни. Бэннер, как он и думал, была обнаженной. Он лег рядом, притянул ее ближе, обнял бережно, не забывая о перевязанном шве. Но поцелуй был таким же, как всегда: неистовым, не знающим границ, необузданным.

Он обхватил ладонями ее груди и ласкал их, сначала пальцами, потом языком. Губы проследили очертания ее ребер. Он целовал пупок, нежно вводя в него язык и слегка покусывая. Его губы с величайшей нежностью скользнули по повязке.

Джейка трясло как в лихорадке. Сердце неистово колотилось, его стук отдавался в ушах.

Пальцы Бэннер запутались в его волосах. То, что поначалу тревожило ее, теперь вызывало восторг, разливавшийся по телу, как река, вышедшая из берегов. Ощущать его губы на себе было непривычно, но ласки обещали только радость и невыразимый экстаз.

Джейк носом и подбородком уткнулся ей в живот. Снова поцеловал белый квадрат повязки, потом переместился к впадинке между бедрами и животом. Языком провел по неглубокой ложбинке.

Немного приподняв голову, он вгляделся в гнездышко темных шелковистых волос. Сначала их коснулось его дыхание, потом – губы, шепчущие ласковые слова.

Тяжело дыша, он поднял голову и посмотрел на Бэннер.

– Я никогда не делал этого раньше, но… – Невысказанный вопрос повис в воздухе.

– Не делал чего? – Ее голос был хрипловатым от желания.

Джейк опустился на колени у кровати. Придвинул ее к краю. Поцеловал вершину треугольника женственности. Бэннер выгнула спину и нетерпеливыми руками вцепилась в простыни.

Он медленно раздвинул ее бедра и перекинул себе через плечи. Повернув голову, прижался губами к их бархатистой внутренней стороне. Поцеловал еще раз. Нежным ласкам не было конца. Поцелуями, легкими и нежными, какими мать целует голову новорожденного младенца, он покрыл ее бедра по всей длине, от колена до паха.

Потом он разрешил себе попробовать ее на вкус. Он смаковал ее аромат, стараясь навеки запечатлеть его в памяти. Затем коснулся ее губами и осторожно пососал. Его язык, как отважный путешественник, погружался все дальше и дальше в сладкие глубины. Вынырнув обратно, он покрыл трепещущую плоть нежными лобзаниями, от которых Бэннер едва не лишилась чувств.

Блаженная бархатная бездна распахивалась все шире, притягивала. Шепча имя Джейка, Бэннер провалилась в нее, и мир взорвался сияющей вспышкой. Все ее существо сотряслось в порыве высшего наслаждения, какое дано познать человеку.

Джейк дал себе зарок, что сегодня больше не овладеет ею, но, когда ее руки приподнялись, ища его, у него не было сил сопротивляться. Он распростерся над ней и глубоко погрузился в ее тело.

– Попробуй, какая ты чудесная на вкус. – Он поцеловал Бэннер.

Ее бедра качались под толчками его тела, как на волнах. Его разрядка наступила быстро, как раз в тот момент, когда она снова достигла вершины. Джейк дрожал от нахлынувших чувств, его семя изливалось в нее. Они прижались друг к другу, как единственные оставшиеся в живых после жестокой бури.

Наконец он набрался сил, приподнялся и заглянул ей в лицо. Провел пальцами по теням, залегшим под глазами, но не почувствовал раскаяния. Слишком прекрасным был этот миг.

– Я не знала… – шепнула Бэннер.

– Я тоже.

Они нежно поцеловались. Джейк накрыл их обоих одеялом, и Бэннер свернулась калачиком возле него. Их тела так тесно соприкасались, словно само небо выточило их из одного куска.

Засыпая, она шевельнулась, и он услышал ее шепот:

– Я люблю тебя, Джейк.

Он долго лежал без сна, прислушиваясь к тихому шелесту ее дыхания, ощущая, как оно шевелит волосы у него на груди.По-иному решить было нельзя.

Завтра он ей скажет.

Глаза никак не хотели открываться. Бэннер мигнула, полусонным взглядом едва различила Джейка. В сером свете раннего утра спальня казалась погруженной в туман.

– Почему ты встал? – с трудом спросила она.

Он сидел на краю кровати полностью одетый для дневной работы и, накрутив прядь ее волос на палец, щекотал ей нос, чтобы разбудить.

– Работники сегодня приедут рано. Пригоним ваш скот домой, госпожа хозяйка. – Джейк слегка ткнул Бэннер в подбородок. – Не хотел уходить, не попрощавшись.

Она восхитительно надула губки.

– Как бы мне хотелось поехать с вами.

– В следующий раз. – Он наклонился, чтобы поцеловать ее в кончик носа, но поцелуй охватил и ее губы, кончик языка проник в рот. – Мне очень нравится просыпаться рядом с тобой, Бэннер.

– Мне тоже.

– Но так больше продолжаться не может. – Джейк встал с кровати и подошел к окну. По серому горизонту разливалось жемчужно-розовое сияние.

В сердце Бэннер раздался похоронный звон. Она скинула простыни, схватила халат, встала.

– Что ты хочешь сказать? – Она запахнула халат и вытащила волосы из-под воротника.

– Мы больше не можем спать вместе. Я слишком люблю тебя, чтобы так унижать. Кроме того, каждый раз, касаясь тебя, я обманываю Росса и Лидию. Они доверили тебя мне.

Сердце отчаянно заколотилось. Не может быть, чтобы Джейк прощался навсегда. Если это так, она умрет не сходя с места.

Он медленно отвернулся. Его пальцы беспокойно перебирали поля шляпы.

– Бэннер, я считаю… – Он замолчал и прочистил горло. Она подавила всхлип. – Я думаю, нам надо пожениться.

Она громко вздохнула от облегчения. Бросилась к нему, повисла на шее и осыпала его лицо поцелуями.

– О Джейк, Джейк! Я… о да, да!

– Ты этого хочешь?

– Господи боже, еще бы. Если бы ты не сделал мне предложения, я бы сама сделала его тебе. Я боялась, что ты хочешь сообщить мне, что уходишь.

Джейк улыбнулся, видя, как радостно согласилась Бэннер. Он уронил шляпу на пол и крепко обнял ее.

– Осторожно. У тебя разойдется шов.

– О Джейк, когда? Когда?

– Как можно скорее. – Он немного отодвинулся и вгляделся в ее лицо. Его улыбка вдруг стала напряженной. – Бэннер, у нас нет времени на пышную свадьбу. Я уже выправил лицензию. Я все оформил в тот день, когда ездил в город за продуктами. Ты не возражаешь, если мы просто найдем священника и обвенчаемся без шума, даже ничего заранее не говоря родителям?

– Нет, конечно, – в замешательстве ответила Бэннер. – Мне не нужны еще одни свадебные фанфары. Но почему нельзя говорить родителям? Почему ты говоришь, что у нас нет времени?

Джейк отстранил ее, но продолжал крепко держать за плечи.

– У тебя будет ребенок, Бэннер. – Она уставилась на него, слишком ошарашенная, чтобы ответить. – Ты носишь моего ребенка.

Ребенок! Ребенок Джейка!

– Это, конечно же, случилось в первую ночь в конюшне, – продолжал он. – Мне сказал доктор, когда осмотрел тебя. Это было одной из причин, почему он не хотел тебя оперировать. Боялся, что навредит ребенку.

У меня будет ребенок. Дитя, которое сотворили мы с Джейком.

Неимоверная радость нахлынула на Бэннер, искрясь и пенясь, как фонтан, бурля в крови, как лучшее шампанское.

Но потом смысл его слов оглушил ее, сразу перекрыв потоки счастья, растекавшиеся по телу. Она скинула с плеч его руки и повернулась спиной. Ее лицо из радостного стало пустым, потом сердитым, яростным. Не успел Джейк увернуться, как она влепила ему крепкую и весьма болезненную пощечину.

– Негодяй! Мне от тебя не нужны ни жалость, ни милостыня. Господи, как подумаю…

Она что-то невнятно бормотала. Оказывается, он занимался с ней любовью и предложил жениться только из жалости. Унижение было невыносимым.

– Жалость? Милостыня? Что ты мелешь? – вопрошал Джейк, потирая челюсть.

– Уйди отсюда и оставь меня в покое. Убирайся! – завизжала Бэннер. Джейк слишком часто в детстве видел ее вспышки раздражения и понял, что она не шутит. А когда он услышал, что во двор въехали всадники, явившиеся на работу, ему ничего другого и не оставалось.

– Поговорим позже.

– Иди к черту.

Он вышел из дома.

Бэннер проследовала за ним до двери в спальню и захлопнула ее с такой силой, что оконные стекла зазвенели. Потом она закрыла лицо руками и соскользнула по прохладной деревянной стене на пол. Ее тело сотрясалось в бурных рыданиях.

Со дня свадьбы она ни разу не испытывала такого унижения – даже более сильного, чем после случая в конюшне, чем когда-либо в жизни.

Она чувствовала себя раздавленной и несчастной.
Сандрап Браун