А. С. Пушкин В начале жизни in English

В начале жизни школу помню я;
Там нас, детей беспечных, было много;
Неровная и резвая семья;

Смиренная, одетая убого,
Но видом величавая жена
Над школою надзор хранила строго.

Толпою нашею окружена,
Приятным, сладким голосом, бывало,
С младенцами беседует она.

Ее чела я помню покрывало
И очи светлые, как небеса,
Но я вникал в ее беседы мало.

Меня смущала строгая краса
Ее чела, спокойных уст и взоров,
И полные святыни словеса.

Дичась ее советов и укоров,
Я про себя превратно толковал
Понятный смысл правдивых разговоров.

И часто я украдкой убегал
В великолепный мрак чужого сада,
Под свод искусственный порфирных скал.

Там нежила меня теней прохлада;
Я предавал мечтам свой юный ум,
И праздномыслить было мне отрада.

Любил я светлых вод и листьев шум,
И белые в тени дерев кумиры,
И в ликах их печать недвижных дум.

Всё — мраморные циркули и лиры,
Мечи и свитки в мраморных руках,
На главах лавры, на плечах порфиры —

Все наводило сладкий некий страх
Мне на сердце; и слезы вдохновенья,
При виде их, рождались на глазах.

Другие два чудесные творенья
Влекли меня волшебною красой:
То были двух бесов изображенья.

Один (Дельфийский идол) лик младой —
Был гневен, полон гордости ужасной,
И весь дышал он силой неземной.

Другой женообразный, сладострастный,
Сомнительный и лживый идеал —
Волшебный демон — лживый, по прекрасный,

Пред ними сам себя я забывал;
В груди младое сердце билось — холод
Бежал по мне и кудри подымал.

Безвестных наслаждений темный голод
Меня терзал. Уныние и лень
Меня сковали — тщетно был я молод.

Средь отроков я молча целый день
Бродил угрюмый — всё кумиры сада
На душу мне свою бросали тень.

1830 г.

***

I do recall the school at my life's start;
There were many kids carefree, we and the rest;
A family, unequal, frisky, shut;

Being pretty humble, quite shabbily dressed,
The wife, but the majestic-looking one,
Had kept watching over the school with strict zest.

Surrounded by kids, as by rays of sun,
Happened sometimes, with a voice, pleasant and sweet,
She talked to each kid, like to her son,

I do remember her head's covering neat,
And her kind eyes, so bright as if the skies,
As well as her talks, which I did not much heed.

Abashed me her beauty strict and brow nice,
Her glances and lips, that did with calmness say,
Her wordings, that were full of holy prize,

Shying from her advice, reproaches away,
I misinterpreted to me the old
And clear meaning of truthful talks to convey.

I ran away oft stealthily, too bold,
Into the gorgeous dark of else's garden,
Under the porphyry rocks' artful vault.

There the shades' coolness caressed me and heartened;
And I indulged my youthful mind in dreams,
A joy was to think with idleness hardened.

I loved the rustle of leaves and clear streams,
And the white idols in the shadows of trees,
Their motionless thoughts' seal in faces' beams.

With marble compasses and lyres — all of these,
With swords and scrolls are in their marble hands,
On their heads are bays, on shoulders — porphyries,

All brought a kind of fear with some sweet sense -
Onto my heart; the tears of inspiration
Were born in my eyes at sight of them hence.

The other 2, each one a nice creation,
Attracted me much, as their beauty stunned:
They were 2 demons in stone demonstration.

Odin (Delphic Idol), his face was young —
And angry, he was full of terrible pride,
He was breathing by force, unearthly done.

Other, salacious, effeminate by sight,
Dubious, lying ideal had been —
Magic demon — false, but beautifully bright.

I forgot myself before each of twin;
A young heart was beating in my chest, the cold —
Lifted my curls and ran over my skin.

Dark hunger of the pleasures, unknown and bold,
Tormented me. Both laziness and gloom 
Fettered me — in vain was I too young, not old.

I roamed silently all day midst youths’ boom,
The sullen one — all idols of the garden
Threw their shade on my soul, when did it bloom.

11-16 January, 2025