Черная Книга, Глава I Стихи Безумия, гимн 4

Гимн 4

Однажды один кавист отработал тяжелую смену на выставке вин, представляя свой магазин, стараясь показать гостям сего мероприятия все цвета непрекращающегося  удовольствия. Слова лились из его рта как сладкий мёд, а вино в его руках из обычного бухла становилось манной небесной, что желали все. Время шло, люди сменяли друг друга и так день нашел свое окончание в темном матрасе облаков. Кавист был опустошён, но доволен собой - как никак его стенду было уделена большая часть внимания со стороны посетителей и по этому поводу он решил нажраться. Его выбор пал на красное и белое травянистые сербские вина, что целый день мозолили ему глаза с момента как он на эту выставку пришёл работать. Подойдя к стойке и перекинувшись парой слов с работниками этого стенда, он вкусил чистое блаженство красного вина с тёплыми оттенками вяленых ягод и можжевельника, потом утонув в луговом вкусе лимонграсса и одуванчиков белого образца. Дальше больше - были и травяные битеры, один классический, второй с вишневым вкусом; стакан за стаканом пошли в топку усталости, а следом кавист увидел дно русского Пино Нуара и ощутил горькую свежесть тёплого Проссеко. Когда он понял, что сознание начало размазывать, то решил откланяться и окончательно покинуть сей пленительное место, дабы Гипнос не убаюкал его своими речами о мягкости скамейки. Выйдя на площадь Пяти Вокзалов, алкогольные пары окончательно обволокли уставший ум, стремящийся к вожделенному дому, мягкой кровати, члены начали терять свою чувствительность, стала заметной неловкость походки, язык стало покалывать от блевотного спазма. Попытавшись взять себя в руки, кавист шёл медленно, все вокруг него стало ярким, люди превращались в линии, а мир стоял в глазах калейдоскопом, вызывающим мигрень. Все сплеталось и распадалось, картинка не имела конкретной целостности, моряк потерял свет своего маяка. Сознание прояснилось только тогда, когда в нос ударил запах немытого тела, стоящего перед кавистом и что-то ему объясняющего зычным, прокуренным голосом. Винный работник не помнил где он оказался и как наткнулся на этого человека, но было ясно, что он вёл общение с классическим бомжом. В наушниках играло «Многоточие-Щемит» и в некотором смысле данный гражданин был отличной иллюстрацией обратной ситуации от рассказанной в песне.
Когда слух стал улавливать обрывки грубых фраз, белый шум стал преобразовываться в на удивление осмысленные предложения:
-Люди нынче совсем оху*ли, ноют и жалуются, типа нет сыров этих ваших зарубежных, оливок-ху*вок, бормотухи этой вашей заморской. Обмякли как желе, сила духа пропала и потому у нас проблемы в государстве! - яростно объяснял бомж растерянному кависту. - Вот раньше то люди были крепче стали, не согнёшь! Одеколон пили за милую душу, может помнишь такой, «Огуречный» или «Тройной»? А, да ты ещё сопляк, по любому не застал. Меня кстати Валера зовут.
Растеряно пожав грязную мозолистую руку Валеры, кавист пробормотал:
-Секунду. Меня на мгновение вынесло из реальности, о чем мы говорим?
Валера лишь разочарованно покачал головой, тыкая желтым ногтем своего толстого пальца в грудь кависта:
-Об общественном вкусе! Ты мне заявил: «Да что ты понимаешь в алкогольном многообразии? В этом многогранном великолепии?» Вот я тебе и поясняю, что важна не ценность объекта вкуса, а массовое одобрение! Конечно же все ещё зависит от обстоятельств, но чаще всего людишки готовы хавать дерьмо, если соседу понравилось! Сам посуди - молоко без лактозы, соевое мясо, булки без глютена, бабы все как глисты в пачке, мужик мужика сношает. Раньше такого не было, что, у нас внезапно весь народ зачах? У каждого второго аллергия на какую нибудь ерунду? Нет, это все от зажратости, можно видите ли жрать всякую дрянь, чтобы на себя очередной ярлык навесить! В этом есть замысел тех, кто продаёт эту мишуру - тупые потребляют, умные навариваются на «изысках». Человек душой тянется к простому, натуральному и понятному, в этом его свобода! Истинная природа добытчика, недоступная мягкотелому городскому жителю. Посмотри на боярышник! Отличная вещь - дешёвая, натуральная и похмелья нет с утра! Можно выпить прям штук пять пузыриков и вообще лафа полная наступает! Вот вершина вкуса! Тот самый огонь Прометея! Могу дать тебе скляночку за 30 рубликов, как раз мне на папиросы хватит.
Взяв трясущимися руками заветную склянку и отдав десяточками Валере требуемую сумму, кавист отвинтил белую пластиковую пробочку и вкусил сей амброзии.
Вкусовые сосочки обожгло белым пламенем, желудок заколебался, принимать или отвергнуть попаданца, но мозг ощутил эйфорию. Кавист понял, что на самом деле Валера прав - люди долбо*бы, зажравшиеся свиньи, жизни не видавшие. Все стало простым и понятным, вкусы большинства - лишь извращение больного от скуки сознания, не знающего чем ещё можно себя занять. Жить надо проще и веселее, не думая о тяжком будущем, а фиксировать своё внимание на происходящем здесь и сейчас. Плакать когда больно, смеяться когда весело, любить когда есть кого и оставаться одному когда есть нужда. Завести семью, детей, кайфовать и наслаждаться. Умирать без страха и существовать как в последний раз. Страдания лишь сказки педиковатых нытиков, не хватившим силы просто быть честными с собой. Нахер толпу, нахер ценности большинства. Я есть и я жив прямо сейчас.

Весь этот нескончаемый поток мыслей охватил кависта, а затем он блеванул.

Ни мозгов, ни денег, ни совести, бандит ходит очень расстроенный,
Глаз один выжгли паяльником, пытки тогда были модными,
Тело - картина художника, ждущего на мосту Троицком,
Неудачно пером поработавший и на дно уйдя гостем непрошеным,
В чем смысл жизни отчаянной? Где будет место конечное?
Отбросы не просят о чаянии, только о будущем в тишине!
Где же братку из провинции кости сложить окончательно?
Предаться воспоминаниям о сделанном годами ранее?
О том как с Толяном «Стечкиным» угарно кошмарили коммерса,
Жену его жарко лохматили, детей мелких держа в заложниках,
Глядя как в момент рушится фундамент семейного сомна,
С пустотными зенками пырил он на захватчиков заработанного,
Или адский замес в девяносто четвёртом, где черт нас едва не лишил
Жизни дикой в момент через вход на тот свет, пацанов и меня на копье,
Пронося сквозь стрелу, в зарубе как звери крошили всех шилом за шиворот,
Чуваков из других банд, иных ОПГ, что несли на район беспредел,
Помню, клуб и распутных девиц в Жигуле, чуйку с молоком, водку Столичную,
Если memento мое не подводит, тогда закопали мы резвого
Журналиста из прессы, что гнал неприлично на важную шишку лоббистов,
Серьёзные люди не любят публичность, щегла стёрло с линии жизни.
Бывало и худшее время, как тот паяльник, что выжег мне глаз,
В гараже надышался я ржавчиной и бензин вызывал в легких спазм,
Ненавижу я плоскогубцы, ведь лишили меня всех ногтей на руке
И на память десерт из разбитых зубов, перемолотых рёбер, кровавых соплей.
Тут бандит понял все окончательно,
Честность в нем как баньши на кладбище,
Воскресая, кричит, оглушая слух,
Жертвы бледные тянут с собой за чеку
От гранаты, что в грубых руках лежит,
Ждёт когда же запал спровоцирует
Распад тела на кожу и мышцы,
На осколки костей и затмение
Разума, покой не нашедшего,
Нету места злодеям среди людей,
И в руках птицей жаркой шанс один,
Создать что-то без преступления.