Оказалась вечность несуразно временной

На пороге лето.
Седы
одуванчики.
Топчут траву (или душу?)
дачники:
пришлые тоска да ужас.

Лето обещало
счастье
с пыла с жару.
– Верила напрасно:
лишь пришло оно, и тут же
в топкой лжи увязло.
А потом
оказалось, чтО
середь лета стужа
счастье мое выморозила.
Середь лета зерна плевел вызрели.
– Или это истин зерна?
– Зерна горьких истин,
безупречно чистых…
но таких зазорных!

Рок меня вытаскивает с корнем
из родного сада.
Быть свободной от былой себя на кой мне?
– Порешил рок: надо!
– Не могу.
– Лгу:
не хочу
быть иной ни полностью, ни чуть-чуть.
– Пересадки бережной не желаю
даже и на лужок в Элизии.
Мне его махаонов дороже слизни:
я так близко знакома с ними,
что умею каждого звать по имени.
Умирать надо там, где вокруг свои… --
слаще, ежели соловьи.
Но согласна и на ворону:
должен кто-то знакомый каркать
когда горе – захожее, постороннее –
счастье мое хоронит.
Одуванчику не место в райском парке.
Лучше сорняком иссохнувшим
сгинуть там, где намедни – в мае –
одуванчиком, ясным солнышком,
веря в себя, цвела я…

…Ах, не зря ли
одуванчикам седины ранние угрозой?
Стерва-вера лето у меня украла.
Заманила
всем, что было мило.
– Обманула.
Золотые рыбки мои – грезы –
так паскудно снулые!
– Надышались безнадегой жабры.
А восход – надежд обетованная держава –
не златой, не розовый,
а ржавый…

Лето было дивным. Лето было шалым.
Лето было сладкой вечности прелюдией.
Лето оплошало.
Оказалась вечность несуразно временной.
Оказалась вечность бренной
аномально.
Оказалась вечность извращенно малой.

Что на Божьем свете:
лето? осень?
– Нет от Бога вести.
Умирают розы.
Извратились в иней утренние росы.
Одуванчик, Елена, где ты?
…Только в памяти-надоеде.
– Что ж, сие и есть
весть.