Подъездом метался, совершенно непроходимым...

Подъездом метался, совершенно непроходимым двором,
Каждая ветка сирени расплакалась вдруг.
И было непонятно - стоны слышны под случайно незакрытым окном,
Или это был обычный, ничем не осуждаемый испуг.
Мои кроссовки раздавили все лежащие окурки,
Я не то, чтобы хотел чистоты, просто, сегодня исправляюсь,
Может быть, даже, после кровавого поединка в жмурки,
Никто не увидит, как я, подметая с пола мозги, заново собираюсь.
Только слышны скамейки, на которые нельзя пробиться,
Улица ждала, улица тряслась от возбуждения перед мартом.
Те, кто хотели позволить ей удовлетвориться,
Стали щекотать стены, оправдывая их нужность стрит-артом.
Я тоже художник, просто, часто меня закрашивают на первых полосах газеты,
Теряют доступ к сайтам, будто это совершенно нецензурно.
А мне больше не надо - докурю последние смятые сигареты,
И буду просвещать планету, не то, чтобы абсолютно полезным, но всё культурно.
Кто-то приехал, видны неместные номера у гостиниц,
Значит, это кто-то важный, или просто заблудившийся по пути.
Отчуждённый ли? Или каких организаций любимец?
Ему нужно ждать? Или к завтрашнему утру уйти?
Голос в микрофоне думал, что всё время ему отдам,
Слушая, как какой-нибудь из ночей я познаю решётчатый мир.
Только, он не Пушкин, и даже не Мандельштам,
Не хочу, чтоб стал для нас опаснее острых секир.
Пусть сегодняшний век выспится, проблюётся,
А на утро мы будем жить под небом без единого страшного известья.
Обещаю - моя голова больше ни на один звук не повернётся,
Уйду дотаптывать траву на своём старинном поместье.