Посланница Небесного Огня

Цикл "Рассказы из детства".


Димка Котов был хулиган.
Мать его, Галина, работала почтальоном. С утра до вечера разносила она по посёлку газеты, письма, телеграммы. А вечером ещё, после дискотек, мыла полы в клубе. Домой приходила смертельно уставшая, ужинала, чем бог послал, и без сил валилась на скрипучую старенькую тахту.  Узенькую, обшарпанную.  И сама Галина была худенькая , как снулая  селёдочка, тихая,  измученная женщина.
Бабушка моя,  при встрече с ней,  всегда разговаривала ласково, поглаживала её по плечу, будто прося и уговаривая потерпеть ещё немножко. И как я потом узнала, в большинстве своём,  так и было. Галина жаловалась бабушке на непутёвого сына, на скучную работу, постоянную усталость, несчастливую женскую судьбу.
Бабушка увещевала её, что пройдёт ещё пара лет, и Димка, шалопай этакий, вдруг превратится в серьёзного и ответственного   человека, пойдёт работать, начнёт зарплату приносить, и матери уже не придётся  бить ноги по переулкам да дальним улицам.
Тусклые глаза Галины тогда оживали, становились вдруг серо-синими, как глубокие озёра, и уставшая женщина  начинала часто-часто кивать головой, то и дело сжимая бабушкину руку.
Мне эти встречи-разговоры были тягостны.
Хоть я была ещё невеликих годов, но каким-то чутьём понимала, что не выйдет из Димки  путного человека,  и ответственности в нём не предвидится.
Как-то я поделилась с бабушкой своими мыслями.
Бабушка склонила голову набок, пожевала губами, размышляя, и морщинистое лицо её стало печальным:
- Ан пусть верит в сына-то, - подумав, молвила она, - я ей ещё вот молитовку дам. Сильная, слышь-ко, молитовка, особливо, когда мать читает. Глядишь, и поумнеет маленько Митька-то. Глядишь, поумнеет...
Я, конечно же, выразила сомнение в таком исходе дела.
- А ты молчи, Наташка. Не сбивай меня с панталыку. Я, может, тоже молюсь за неё, за Галину-то... Хто б знал, как будет.

Отца у Димки не было. Когда ещё от горшка два вершка был, лет пяти, не больше, задавил отца грузовик при выгрузке рудничного шлака.
С тех пор и рос Димка на улице, как репей у забора. Правда, был ещё дед, материн отец, но он был уже старый.
В Димке он души не чаял. Копил-копил пенсию, и на пятнаднадцатилетие внука справил  тому мопед. Очень Галина ругала отца за такой опрометчивый подарок. И так Димка, как говорят, беса мыкал, а теперь и вовсе гонять начал по всему посёлку на своём драндулете. Совсем неуправляемым стал.
-  Ничего, ничего, - успокаивал дед свою дочь,  - пущай маленько погоняет. А то начнёт работать, женится, детей народит, и вспомнить будет нечего.
В общем,  рос Димка этаким оболтусом и бездельником.
В истории , что со мной приключилась, он ещё сыграет свою роль.
В то лето мы с бабушкой жили на даче, в Белоусовке. Недалеко от нашего города есть такой рабочий посёлок. Вот родители как-то и купили на его окраине небольшую дачку.
Ох и полюбила я этот низенький саманный домик, звонкую берёзу у крыльца,  и над  двориком - высокий  раскидистый клён!
Окна домика выходили на клумбу, где сладко пахли ирисы ,  розовели султаны флоксов, жужали пчёлы, собирая нектар и пыльцу.
Мне было там раздолье! Каждый день я открывала для себя что-то новое. Через двор шла муравьиная тропка, и часто, присев на маленький стульчик рядом, я наблюдала за их таинственной жизнью. Дарила им жирных мух, гусениц и слизней, что находила в капусте.  Словом, муравьи мои не голодали.
В углу палисадника росла черёмуха. Ягоды были крупные и не червивые. К тому же, на неё можно было легко забраться. И тогда я представляла себя на корабле, что несётся по бурным волнам зелёного моря. А ещё это был прекрасный наблюдательный пост. Сидя на удобной развилке ствола, я видела, как  слева,  в соседнем дворе,  кот Мурзик  охотится на незадачливого петуха, а крикливая бабка Ефросинья Рыльская, за щелястым забором,  костерит за что-то своего мужа -  деда  Трофимыча. 
Во дворе справа,  сосед Иван, здоровый, белокурый и кудрявый мужик, опёршись на стену сарая, смолит беломорину и  плачет по недавно  умершей жене Кате, хрупкой кареглазой красавице.
За домом располагались мои личные грядки!
То, что на них росло, было весьма разношёрстно: под руководством бабушки, конечно, я посадила там и анютины глазки, и тюльпаны, и даже небольшой куст пионов. Меж грядок зеленел  укропчик,  выглядывала из земли молодая морковка.
Вдоль забора осыпалась рано созревшая малина, я подбирала иногда эти ягоды, и сдув пыль, отправляла в рот. Для меня земля была чистой, и не грозила мне никакими неприятностями. Также с грядки я пробовала и клубнику, и смородину -  ела их, прямо с куста... Прежде чем положить на язык сладкий крыжовник, глядела через ягоду на солнце. И тогда, как через мутное зеленоватое стекло, были видны его мелкие желеобразные косточки. Не случалось со мной тогда никаких неожиданностей...
В тот день я проснулась рано. Быстренько переделала все назначенные бабушкой дела, положила в карман хлебную корку, круто посыпанную солью, выпила колодезной воды "про запас", положила в другой карман свёрнутую матерчатую сумку, да и была такова. Чтобы бабушка не остановила меня укоризненным окликом, пришлось прыгнуть с заборчика в крапиву, что росла позади огорода пышной поляной.
Дело в том, что ещё с вечера мне пришло в голову  сходить по грибы.
Грибная охота - одно из любимейших моих увлечений и по сей день. Мама моя выросла на Урале, а это грибное место, и благодаря маминым рассказам, я неплохо разбиралась в свинушках и волнушках уже лет с восьми.
Но там, где находилась  наша дачка, леса никакого не было. Нужно было пройти дорогу вдоль двух  широких  полей, перейти вброд ручей, и только тогда достигнешь первой лесопосадки.  За ней ещё небольшое польцо,-  и там уже лесополоса погуще, потемнее, настоящая чащоба. Вот туда-то я и направила свои неугомонные стопы!
Если бы бабушка узнала, что я задумала, она не только бы меня не пустила, но ещё бы от души отходила той самой крапивой, и  отцу бы пожаловалась.  Поэтому, уходя, я знала, что проказничаю, но жажда приключений перевесила разумные доводы.
Весело шла я по просёлку меж двух полей, насвистывая что-то и пританцовывая на ходу. Мимо проехал на лошади  совхозный сторож, дядя  Кузьмич, подозрительно посмотрев на меня. Но я шла по дороге, посевов розового эспарцета на полях не мяла, и он, прищёлкнув  кнутом, молча  подался дальше.
Вот и Буровышка! Так на нашей улице называли островок нераспаханной и не засаженной ничем земли, где когда-то действительно, велись геологические изыскания. В этом месте из земли выходили скалы, а почвенный покров был весь изрыт и искалечен. Но время взяло своё, и  непроходимый кустарник покрыл скалистые  участки, душистые полевые цветы: ломонос, таволга, да кипрей захватили остальное пространство. Они колыхались на летнем ветру, теряя лепестки, манили своим ароматом.
Я не отказала себе в удовольствии сплести венок, поискать немного созревшей земляники, полюбоваться юркими ящерками, то и дело с любопытством снующими возле меня,  меж камнями.
А потом, нанизав землянику на несколько колосков,   поспешила дальше.  Торопилась неспроста: ещё утром, выскочив из домика, я заметила, что на траве нет росы. Верный признак, что погода скоро испортится. Вот и сейчас, уходя с Буровышки, прыгая по скалкам, я заметила, что солнце, доселе ясное, позакрылось серебристой пеленой. И пелена эта становится всё гуще и плотнее.
Когда же достигла я первой лесопосадки, стало уже пасмурно, и солнце, даже бледное и мутное, не просвечивало сквозь облака.
Но коли пришла в такую даль за грибами, то отступать некуда!
Найдя длинную палку с  рогулькой на конце, развернув сумку,  прошлась немного, раздвигая кусты бузины и боярышника. Вот семейка опят, похожих друг на друга, как близнецы, вот подосиновик с рыжей шляпкой, вот сыроежка, - с малиновой, но ломкая, староватая уже, - её я брать не буду.
Дно сумки уже было прикрыто грибами, когда я решила перейти в следующую лесопосадку. Там меня ждали всё те же крепкие опята, несколько круглых белых дождевиков, - когда они стареют, то становятся коричневыми, неотличимыми от земли и дёрна. А если их затронуть, то в воздух выбрасывается тёмное облачко созревших спор, - тогда их называют "дедушкин табак", и в пищу, конечно, они уже не годны.
Передвигаясь так от одного гриба к другому, я вдруг заметила, что различаю их с трудом - стало почти темно. Вторая лесопосадка и так была густая, засаженная  кустами калины и  косматыми вязами, но ведь не могла же так быстро наступить ночь!
Выйдя на опушку, я поняла причину темноты: небо хмурилось тяжёлыми грозовыми тучами, и по-хорошему, надо  было уже заканчивать с грибами и отбывать восвояси.
Но я, чтоб соблюсти фасон, еще нашла три-четыре волнушки, и только тогда, взвешивая в руках потяжелевшую сумку, выползла на свет божий.
А вот света-то как раз не было!   Пока пересекла маленькое поле, перебралась через ручей и внешнюю лесопосадку, да вышла на просёлочную дорогу, стало совсем темно. На щёку мне упала капля дождя. "Представляю, как сейчас волнуется бабушка! - озабоченно подумала я, - ох и задаст же она мне хорошую взбучку!"
И потопала я по дороге со всей скоростью, на которую была способна. Меня совсем не радовала перспектива промокнуть до нитки, но полная сумка грибов грела мне душу. Эх, как хотелось жареной картошечки с грибами! А я, оказывается, здорово проголодалась, пока ползала от одного гриба к другому!
У меня же есть горбушка хлеба!  Она всё ещё лежала в кармане, и теперь я похвалила себя за предусмотрительность.  Жуя на ходу, я уже веселее зашагала по пыльной дороге.
До дома оставалось километра четыре.
Небо давило всё тяжелее, обещая сильную грозу, но дождь  не начинался. В воздухе чувствовалось  заметное напряжение.  Полевые пичуги, которые до этого перекликались в траве, уже смолкли, и только тишина звенела в ушах. Странное безветрие охватило поля - каждая травинка, каждый стебель эспарцета, обычно шептавшиеся друг с другом на  ветру, сейчас застыли в безмолвии. Впервые мне стало неуютно и страшновато одной. Хорошо, что дорога была видна! Я торопилась изо всех сил, робко надеясь успеть домой до ливня. То, что он будет знатный, уже не было сомнений.
Послышалось  глухое ворчание грома. И вдруг, где-то вдалеке я увидела двигающийся в мою сторону  огонёк, круглый и  желтоватый.  Он, чуть кренясь то в одну сторону, то в другую, как-то не уверено, и медленно, двигался туда, где  я пылила ногами.
" Да это же Димка Котов на своём мопеде!" - вдруг осенило меня. Наверно, бабушка разыскивает меня везде, вот и упросила его съездить на полевую дорогу, - знает, что я люблю на Буровышке бывать. Просто отлично! Попрошу, чтоб Димка довёз меня побыстрее". Я понимала, что мне не удастся избежать нагоняя от бабушки, но пришлось уж смириться с этим.
Я ещё ускорила шаг. Только бы Димка не развернулся и не поехал назад, добравшись до Буровышки, и  увидев, что меня на ней нет! А мне до неё было ещё идти и идти!  Не выдержав, я даже промчалась бегом какое-то расстояние. Но запереживав, что от грибов в сумке ничего не останется , затормозила и пошла потише. Огонёк всё  приближался, но была в нём какая-то неправильность... Что-то ощутимо беспокоило меня... Вот оно! Точно! Вокруг тишина, но я почему-то не слышу звука мопеда. А Димкин мопед трещал ещё как! Бывало, ночью подъедет к своему дому, так перебудит пол-улицы, и утром деды да бабки моют Димке кости, высказывая своё недовольство матери его, Галине. А что ей оставалось делать? Она  хмурила брови, кивала, и обещала разобраться с беспутным сыном.
Так вот огонёк фары двигался, а шума мотора было почему-то не слыхать.  Мало того, я поняла, что огонёк перемещается вовсе не по дороге, а в стороне от неё! Это, выходит, Димка едет по полю?! Но ведь по высоким кустам ехать трудно! Зачем?!
Всё ближе и ближе приближались мы друг к другу - я и непонятный источник света, и вот настал момент, когда я увидела в восьми шагах от себя  яркий светло-жёлтый  шар, величиною с небольшой детский мяч.  Поверхность шара сияла, играла радугой, переливалась, а иногда по ней шли волны, и тогда будто лопалась какая-то верхняя плёнка, открывая на секунду чрезвычайно жаркий внутренний свет. Шар тихонько жужжал, как улей в душный день,  за ним тянулся тонкий-претонкий, длинный, искрящийся хвостик.
Наконец, мы поравнялись с ним. Я стояла на дороге, шар висел, чуть покачиваясь, над полем, иногда испуская искры, как желтоватые слёзы, -  мы словно смотрели друг другу в лицо. Хвостик втянулся в полость шара, но то и дело возникал, при малейшем движении.
 Меня кинуло в пот. Шаровая молния! Ведь это же она! Мой папа был физик. Он много, часто и интересно рассказывал мне о разных физических явлениях, к тому же, я рано выучилась читать, и та же "Энциклопедия чудес" была одной из моих самых любимых книг.
А из книг следовало, что встреча с этим явлением бывает крайне опасна. Нельзя убегать, махать руками, пытаться поймать шаровую молнию  - поток воздуха привлечёт её к человеку. И тогда может случиться страшное - она взорвётся!
Пришлось  замереть, затаив дыхание. Появилось ощущение, что я смотрю на что-то живое, которое также приглядывается и изучает меня, что эта молния - гостья из неведомого  Огненного мира.
Шар повисел в воздухе ещё несколько мгновений, словно размышляя стоит ли со мной связываться, и медленно, с шипением  проплыл дальше, мимо меня. Высокие стебли эспарцета он огибал, и действительно, производил впечатление разумного существа. Я стояла ни жива, ни мертва, боясь пошевелиться, ожидая, когда он скроется с  глаз.
Шаровая молния, словно поняв, что по дороге двигаться вольготнее, чем над травой, вылетела на дорогу, и неспешно двинулась туда, откуда я не так давно пришла. Дорога перед ней шла немного в горку, и к тому же поворачивала. Через пару минут, шар  в последний раз  мелькнул над  тёмными кустами эспарцета, повернул и пропал из вида. Несколько мгновений я ещё ошарашенно таращилась в темноту, когда вдруг сорвалась с места, и побежала за поворот, куда улетела молния. Захотелось еще раз, теперь  хоть  издали, увидеть это необычное редкое явление!  Не думая ни о  какой опасности, я взлетела на горку, повернула... и...  не увидела ничего, кроме сиреневого мрака. Шаровая молния изчезла, будто её и не было. Ушла в землю? Рассыпалась на груду мелких звенящих искр? Но предгрозовая даль только глухо ворчала на мои предположения.
 А Димка Котов всё-таки нашёл меня, когда я уже свернула с полевой дороги на поселковую улицу.
- Вот ты где! Ох и достанется тебе сейчас от бабушки! На Буровышке, поди, была?
- Нет, за грибами ходила в лесопосадки. А ты откуда знаешь, что достанется?
Димка аж присвистнул:
- Это ж в такую даль! И не страшно тебе одной было? Да я вот проезжал мимо твоего дома, и слышал, как  бабушка тебя звала . Давай хоть довезу по дружбе до калитки.
И он в мгновение ока домчал меня на  мопеде до нашего забора.
Бабушка, услышав мой голос, открыла калитку. Одна рука её была спрятана за спиной. Но я уже углядела, зажатый в ней здоровенный пук крапивы.  Димка его тоже увидел.
-  Ну это... поехал я, в общем... домой мне надо, - заегозил он, - это...  поросят кормить, пока дождя нет. Матери обещал.  Ну это... пока, значит...Бывайте.
И круто развернувшись, затарахтев своим мопедом, он умчался вверх по улице.
-  Чего стоишь? - прищурилась бабушка, - заходи скорей. Я уж и горяченького тебе приготовила, ага... - притворно-ласково позвала она. Я почуяла опасность.
- Бабушка, миленькая, я больше не буду никуда убегать. Прости, что я ушла и не сказалась.
" А горяченького бы поесть  сейчас не мешало", - мелькнула тоскливая мысль, и я осторожно протиснулась в калитку.
 -  А и будет тебе горяченькое-то! А будет! - закричала  бабушка,и подскочив,  вдруг начала хлестать меня крапивой по голым ногам,
-  Будет! Будет! Отец вот с матерью приедут в субботу, ещё всыпят! Чтоб не убегала без спроса!
Схватив одной рукой меня за подол платьишка, другой - обжигала меня ударами хлёсткой крапивы, приговаривая:
-  Вот и горяченькое тебе! Вот и горяченькое! Ну? Как? Нравится?!
Наконец, я каким-то образом вырвалась.
-  Ба-а-абушка, - чуть не плача промычала я, - не надо! Я же вот, гляди, грибов принесла! Свежих! Хотела пожа-а-рить их с картошкой!
И я выставила перед собой сумку с грибами.
В этот миг грозовое небо, которому надоело слушать препирательства, ворчать и супиться, осветила страшной силы молния, мощный раскат грома заглушил наши с бабушкой крики. Сразу же хлынул ливень такой силы, что мы промокли насквозь мгновенно. Бабушка отшвырнула пучок крапивы и подтолкнула меня к дому. А сама зачем-то заторопилась  к небольшому столу, стоявшему под клёном у нас во дворе.
Через  пять минут я уже, вытертая и переодевшаяся в сухую тёплую рубашку, сидела за столом. Ноги, вплоть до ступней горели, саднили и неприятно покалывали.  Бабушка вытерев полотенцем мокрые седые волосы, заколов гребешок, завозилась было в сенях, и вдруг, неожиданно повернувшись, поставила передо мной целый большой ковш с малиной! Ух!
Я аж рот раскрыла! И какой же голодной я была! Алые бархатные ягоды горели яхонтами в тускловатом свете лампочки.
А бабушка, чуть улыбаясь, наливая мне тёплого молока,
сказала задумчиво:
- Митька-то Котов, слышь... ездил, искал тебя. Я даже и не просила,  а он искал. Вишь как! Добрый он, значить. Будет с него толк, значить. Скажу потом Галине, похвалю его.
И высыпав на старенькое полотенце грибы из сумки, покачала головой:
- Трухи много, но на жарёху хватит. Молодец, Наташка. Не зря сходила. Прощаю.