Черная Книга Глава I Стихи Безумия, Гимн 3

Гимн 3

Студия «Апокалипсис» была известна в среде киноделов как плюс минус нишевая, категории B, по воле непонятых звёзд выпуская иногда небольшие жемчужины ограниченного проката с минимальным бюджетом. Ведь в этом деле как - никогда не угадаешь, где получится снять нетленку на века и сколько это будет стоить тоже неизвестно.
В это раз получилось так же - бюджет небольшой, режиссером выступает многообещающий, но не известный Оумен Бакланский, снявший короткометражку «Жестянка» про детей токсикоманов в локации загаженного до нельзя гаража-притона; финансированием этого проекта выступила «Ассоциация парапсихологов, экстрасенсов и целителей всея Руси». Глядя на весь этот винегрет, можно подумать, что какой нибудь божок из древних пантеонов, по типу Эриды или нашего Кащея, решили потрясти пылью вместо костей и развеять скуку таким нетривиальным образом, создав целую сеть событий, приводящую к неоднозначным, вносящим возмущение в нашу обыденность, событиям.
Было и ещё кое-что, ускользающее из заголовков жёлтой прессы с фанбойскими форумами - актерский состав. В основном это либо новички, денно и нощно мечтающие, что вот - это тот самый проект мечты, золотой билет в высшее общество иллюминатов 9-миллиметровой пленки и списанные в утиль ветераны жанра, на своей шкуре осознавшие, что большинство проектов в этой сфере - фантики для отмыва грязного баблеца, но за это хотя бы платят, а значит show must go one, работа есть работа. Среди этой стандартной рабочей массовки явно выделяются две персоны, так непохожие друг друга: молодое дарование Лёня «Дед» Карповый, юный красавчик с кучей поклонниц в пределах страны, играющий смазливых , но целеустремлённых неудачников, идущих к успеху в жанре «романтическая комедия/драма». Воротилы кинобизнеса пророчили ему большое будущее, ожидая как пираньи первого глобального успеха Лёни, чтобы начать закидывать бедолагу километрами контрактной макулатуры, ведь в этом деле не протянуть долго, если не иметь чуйку голодного хищника на такого рода добычу.
Второй же был андердогом кинотеатров, Машиах андеграундного артхауса и просто таинственным артистом, пришедшим из ниоткуда. Не имея ни опыта, ни знакомств, за исключением порно съёмок с участием настоящих сутенерш, задоминированных и униженных «Italian Stallion» данного персонажа,
он вырвался из задворок фильмов от непонятых до вполне медийных, растиражированных картин супергероики, где играл обаятельных злодеев и гениальных психопатов. Звали его Евгением Деп-Хирд. Крайняя работа: «Генерал Ком», фильм про жирного алкаша полицейского из Питсбурга, любящего фалафель и смузи «Балтика». Комедийный персонаж, вечно встревающий в неприятности, находясь на грани увольнения из POLICE, ведь несмотря на место действия, фильм старались богомерзко «американизировать», чтобы срубить бабла на западном прокате. По сюжету тот ловил злодея маньяка Холерного Хирурга, скрывавшегося под личиной фермера-филантропа Саши Неразумного. Жертвуя в детские дома питательные говяжие анусы, параллельно основав социальную сеть для садоводов «ВСемени», расчётливый убийца думал отвести от себя подозрения, но гениальный Генерал Ком и его напарник, дистрофик Нестор Дубок, раскрыли и победили злодея. Роль Неразумного так понравилась хомячкам, что те вознесли фигуру Евгения на вершину кинематографического Олимпа, народным желанием утвердив его будущее.
Но самое главное, что нравилось в актёре обычным людям - абсолютное инкогнито, информационный вакуум личной жизни Деп-Хирда. Он не ходил в премиум магазины, не козырял богатством и выглядел просто со шлейфом хладной отстранённости, но в этом был стиль и пипл схавал.

И вот, эти двое должны играть главные роли в фильме под названием «Пандемониум», сюжетная канва которого заключалась в споре монаха-педераста и Дьявола на фоне развивающегося Конца Света за души праведного белого населения. Когда начался первый день съёмок, площадка в ржавом ангаре напоминал работающий миксер, в чашу которого кинули гаечный ключ: свет был расставлен раза со второго; мейкап наложен, но у дублера Лёни началась аллергия, ведь в омолаживающем составе была креветочная пудра, пришлось звать реанимацию; декорации на своих местах стояли непрочно, нарушая все мыслимые и немыслимые правила ТБ; массовка нервно суетилась и в тысячный раз проходилась по тексту сценария; Лёня купался в свете обожания со стороны всего женского пола; режиссёр от нервов мастурбировал в личном туалете фоткой своего кумира, легендарного режиссера Сени Кубика, думая что это принесёт ему очередную статуэтку «ТопСтар» и лишь Евгений молча, с настороженностью наблюдал за этой вакханалией. Деп-Хирд чувствовал нездоровую херню во всем этом, нечто неуловимое, хтонический шлейф неизвестности, не сулящий ничего хорошего всей команде производства, как и зрителям, посмотревшим на тест-показе итоговый продукт, но кто он такой, чтобы сопротивляться? Единственное, что он явственно понимал на уровне интуиции: это будет главная и последняя роль в его карьере.
Все дни съёмок шли более менее гладко, за исключением некоторых мистических казусов и комичных моментов, связанных с бесспорной гениальностью сценария «Пандемониума». Сценаристом был русскоговорящий самурай Штакешка Курносавый, ответственный за сценарии фильмов таких как «Обесцвеченный», «Спайси нори», «Кацуо - Железная Женщина» и множество других неоднозначных, но несомненных хитов.
В иронично-блатной манере Штакешка-сан высмеивал христианство, гомосексуализм и современные острые темы, сплетая это с тюремной романтикой нашей необъятной Родины. Особенно это заметно в каверзных вопросах Дьявола к голубому пастору, наподобие «Кадилом в глаз или в алтарь раз?» или «Съешь ладан со стола или просфору из лона распутницы?», но особенно гомерически смешно становилось от вопроса «Поясни за сан». Хохотач был невообразимый. Продюсеры и некоторые шарлатаны из телевизора заехали посмотреть на ход работы над будущим убийцей британского «Монитор Пайки и Святого Гриля», унося истерическое завывание с собой на паучьих ножках Бэх и Меринов в чертоги Луны.
Из мистического произошло следующее: Евгений, прочитав сценарии, заперся в своей гримерке и выходил из неё исключительно только тогда, когда надо было отснять очередную сцену с его участием. Он не обедал вместе со всеми, ни с кем не общался, не справлял нужду при всех, аскеза изоляции висела над личным пространством Деп-Хирда. Особо болтливые шептались, что в редкие моменты, когда Евгений соизволял покинуть свой форт замкнутости, его могли заметить читающим отдельные реплики Дьявола в самой отдаленной части ангара. В тот момент, когда бледные губы источали злосчастные слова, глаза актера стекленели, будто погружаясь в транс из дивного микса переживании первозданного зла, где Евгений находил свою истину через сальные листы, запачканных пятнами кофе.
И вот наступил финальный день. Бакланский в шесть утра сидел на возвышений режиссерского кресла, оглядывая взором лендлорда свои угодья, застывших в моменте благословенной тишины. Команда только начала подтягиваться, сонно зевая, к обеденной зоне, чтобы съесть пару плетёнок и выпить чертовски хорошего кофе с вишневым пирогом для удовлетворительного начала дня. Оумен любил именно этот момент в своей работе - когда детали механизма собираются в единое целое и начинают своё движение, плавно подводя к логичному завершению всех задач, чтобы показать миру очередной вечносияющий осколок бесконечного тела Искусства. Все люди в этом деле никто, так пыль, кал под ногтями, горняки в сумрачных шахтах, ведь всему человечеству за всю свою историю до и после не удасться раскрыть до конца балдахин Тайны, за которой скрыты лавандовые поля и молочные реки удовлетворения прекрасным. Главное творение Бога сгинет в небытие, но тяге к созиданию с созерцанием суждено кроваво-красной кометой пронестись в нескончаемой космической бездне, оставляя свой яркий след.
Последняя сцена, самая по сути не важная, ведь весь смак картины был размазан по всей повествовательной линий, а концовка будет стандартным подведением итогов, сухим изложением приговора. Когда все восполнили свои первичные потребности, Бакланский скомандовал подготовить декорации и поставить последним выстрелом жирную точку в этой истории. Когда все было готово, Оумен поднял руку как австрийский художник, скомандовав:
«Свет! Камера! Мотор!»

Лёня, натянувший рясу францисканцев, вышел в центр освященного пятачка в пространстве, вокруг которого была лишь темнота. Это пространство символизировало Обнуление с последующим продолжением человеческой истории или же ее завершением. Карповый был доволен собой, он сделал свою работу профессионально, а значит после выхода фильма в прокат его ждал оглушительный успех: отпечатки рук и ног не в поликлинике с ментовкой, а на Улице Славы, деньги, свобода, самки высокого полета. Одна мысль об этом сладком акте самолюбования заставляло его черенок слегка выступать из ткани его рясы, благо та была достаточно объемной, чтобы зритель и коллеги восприняли это за очередную складку. Единственное, что не давало Лёне окончательно броситься в моральную дрочку самому себе, являлось поведение Евгения. За время съёмок он настолько вживался в роль, что по интонации вопросов и аргументов антагониста, можно было подумать что реплики, озвученные Евгением по сценарию, были сказаны не условному персонажу, а Лёне лично. Особенно пугало то, что Деп-Хирд явно получал садисткое удовольствие, вкладывая всю силу в любые телесные взаимодействия со своим протеже: точки, рывки, удары, пощечины. В актерской среде действует правило гуманности, поэтому на репетициях отрабатывали движения так, чтобы они выглядели натуралистично, но по сути были безвредными, но Евгений будто бы забыл об этом и вкладывался в каждый такой момент со всей души. Синяки, сечки, ушибы, ноющие кости - все это сопровождало Карпового, но он не подавал каких-либо признаков дискомфорта.
«Евгений - актёр уважаемый и опытный, если он так делал, значит с той стороны камеры все выглядело живо, а значит зритель будет верить персонажам» - так думал Лёня, но все это в совокупности вызывало у него смесь грусти и животного страха. Он в такие моменты забывал, что играет роль и все тело сигнализировало ему: «Беги, Дед, оно тебя сожрет!», но лишь профессиональная выдержка не давала не единому мускулу дернутся вне рамок роли.
И вот он стоял в центре света. Он слышал шумы электричества, пощёлкивание в камерах, шуршание, но самое главное - дыхание вне очерченного яркостью круга.
Стук и за ним ещё один. Ритмичный, чёткий. Так звучали подошвы дорогой обуви, чуялся солдатский шаг.
В окружность, сквозь липкие пальцы мрака, вошёл Евгений. Жужжание двигающейся пленки впервые совпало с сердцебиением Лёны, ведь Дип-Хирд
вышел не в том аутфите, выбранным целой группой стилистов и костюмеров, а в простой красной рубашке, заправленной в клетчатые штаны, а чёрный галстук и лакированные туфли подчеркивали некую инфернальность образа. Самое жуткое было в том, что Деп-Хирд вышел в маске из папье-маше, слепленной из страниц сценария. Огромные рожки и пустой взгляд показывали, что в кадр вошло настоящее чудовище. Вот тут то Лёня и не выдержал, пытаясь убежать от Евгения, но его парализовало на месте. Невидимые руки держали его крепко, не давая даже дышать.
Дьявол приблизился к монаху, одергивая его капюшон и заглядывая своим пустым взором в васильковые зрачки напуганного Карпового.
Дьявол: ТЫ ГОТОВ ПРИЗНАТЬ МОЮ ПРАВОТУ, СМЕРД?
Монах: Нет! В этом мире столько всего живого, чудесного, коль смеет твоя мерзкая длань посягать на Божественное ремесло?
Дьявол: Ты не согласен из-за страха смерти. Тогда давай сыграем в игру - если ты победишь, то Пандемониум на Земле не случится, но проиграешь и всему придёт конец.
Монах: …
Дьявол:

Давай сыграем мы в слова, обдумаем, как можно их,
Изобразить на костях тех, кому сейчас не до игры,
Тебе же важно очень быть в рамках систем, логичных схем,
Дабы в иллюзии прибыть о честности, о человек,
Ты от рождения без шанса, как и весь твой мерзкий вид,
Атавизм у вас в крови, но Бога вам не обвинить,
Это поруха ваших предков, совращенных вырожденцев,
Я лишь инструмент в оковах, ведь у вас был личный выбор,
Ну и как?
Вы стали ближе к Небесам?
Да черта с два!
Вы выбираете только сторону благ!
Я говорил Ему стереть вас навсегда!
Он дал повторно обезьянам жалкий шанс!

Очевиднейший итог!

Вместо раскаяния подумали, что под Его крылом,
Можно червей греха тупой иглой загнать под естество,
лоб свой ломая о ковер просить прошения и всё,
в местах из лжи, Господь о них не скажет «Это ведь мой Дом»,
Лоно бездуховное, высота всех куполов, понт из своей «крутости» из-за религиозности,
Внешняя напыщенность не скроет гной запущенный, Пост повод презрения, а по ночам обжорство,
Так ли Ему важно, стёр ты камнем кал, если срут все, так положено, чтобы не сдохнуть рано,
Вас ждёт всех конец и будут двое врат, встанете у Престола, Он будет вам судья!
И тогда Бог разберёт вас словно труп таксидермист,
Свиньи будут  больше святы, чем любой кто их не ест,
Вы не выкупили смысл, все запреты как барьер
Важно не молить прощенья, важно просто не грешить.
Войны, катаклизмы, голод, рабство, девочек то портят
Старики с большим карманом по родительскому слову,
На правительственном ложе демоны в крутых костюмах,
Рушат миллионы судеб, отправляя на убой их,
Беззаконие, киднэппинг, разлучают мать с дитём её,
Где-то в сыром подвале изъяли почку за Айфон,
Артисту платят лямы, а жертвам, потерявшим всё,
В потопе, что не ждали, говорят «Отстань! Давай потом!»,
Я мог бы до бесконечности перечислять список мерзостный, память людей короткая, что выгодно всем правителям, когда горные демоны твердят о человечности, но в их краях нету СПЧ, белый для них не человек.
Головы - ваши ступени,
Похоть - поршень мечтании,
Дети - гарантия выплат,
Ложь - оружие слабых,
Ненависть - неудержимость,
Беспредел - норма для тварей,
Тупость - корона и плаха,
Они осудят без права.
Я беру ружьё из Ада, судорожно жму крючок,
Повергая ваши туши испытанием огнём,
Чтобы получить не парясь, свою душу продают,
Славу, бабки, женщин, власть, чтобы… Скажи для чего?

Тебе нечего мне сказать?

И вот видя все это, Монах, разве не будешь согласен со мной,
Что пора мне, Люциферу, подняться, чтобы стать для вас палачом?
Ответь на вопрос мне честно, давай, долго ты не таи,
Если бы ты был Богом, то смог бы всех их простить?

Лёня, видя всю картину человеческой жестокости и непередаваемой мерзости людского бытия, большими пальцами с воплем выдавил со смачным хрустом свои глаза. Они лопнули как куриные яйца и белковая масса с малиновыми прожилками стекала по щекам словно мученические слёзы. Видения чистого страдания и голоса замученных не прекращались, потому Дед обхватил терновыми пальцами свою красивую шею, начиная выдавливать из себя кислород, хрипя и брызжа слюнями до тех пор, пока он не затих, черепом встретившись с холодным бетоном. Евгений, если его можно было так назвать, снял свою маску, обнажая свое порезанное лицо с отсутствующим взглядом к беспристрастной линзе кинокамеры, громко сказав:
«Вот теперь это достоверное кино о Дьяволе!» 
Он тотчас после этих тяжелых слов упал бездыханным. Нити обрезаны и больше эта марионетка злой, неизведанной доселе силы, не принесёт вреда никому. Зрители этого перфоманса в шоке. «Настоящий артист!» - крикнул Курносавый, выпуская себе кишки горизонтальным порезом, алый рассвет с помощью тупого канцелярского ножа. Большая часть массовки испуганно шептались, пока рабочий персонал раздевался догола, бормоча молитву на неизвестном языке. Взяв под руку что было, они единой волной смели это стадо жертвенных агнцев, оставляя после себя только кровь и смерть. Оумен Бакланский плакал чёрной смолой,  болезненно-страстно хлопая, ведь это тот самый финал, о котором он и не смел мечтать в своей карьере. Магнум Опус. 
Извне ангара небо укрылось непробиваемой мглой, неся в себе легионы гроз и кроваво-черных туч, а ветер, страдальчески стеная, нёсся адским табуном, сметая все на своём пути. Там, где должна была быть Луна, взошло испускающее свой мёртвый свет Черное Солнце, возвещая собой Начало Конца.

Иллюстрация моя.