Майская каравелла

Она надевала память,
как дама шляпку,
качнув Зазеркалье
майскою каравеллой.
Июль ей оставил
только медовый камень,
и ласковый трепет на шее:
«Белла…»

А после лета сразу
настали вьюги,
ломились без стука,
рвали из горла рифмы.
Она обметала у входа
чилигой угги
и о весне
ни слова не говорила.

Лет сто прошло
и ещё два сезона сверху,
ломким букетом стал
сухостой из веток.
Она убрала с комода
его портреты
и запретила имя
его озорному эху.

За так раздала прохожим
плоды аниса,
и зной загорелой улыбкой
слегка пригубив,
для чашечки чая
в саду нарвала мелиссы –
в траве у забора
под старым тенистым дубом.

На тонком листе бумаги
совсем истончилось имя,
которое кистью писал
престарелый рикша.
Вот так и стали два
воробья ничьими…
никто никого
теперь от добра не ищет.

Крылья запутав
в шёлковый плен халата,
она не летает,
клетку обжив отныне,
и наполняя ладони
шампунем мятным,
с души смывает рыбок
своей гордыни.