Дениз Левертов. Немые

Все эти стоны, что мужчины
издают,
столкнувшись с женщиной
на улице,
или на лестнице метро,

чтобы сказать ей, что женщина
она
и плоть их это знает.

всё это вроде песни, достаточно
уродливой,
услышанной от птицы с рваным
языком,

но созданным для музыки?

А может это приглушённый
рёв глухонемых,
закрытых в здании, чьё
пространство неторопливо
заполняет дым?

Возможно то, а также
и другое.

Мужчины эти часто кажутся,
будто их стоны всё,
на что они способны,
но женщина на это невзирая,
знает, что это дань признания,
и если не хватило бы ей
грации,
то сторонились бы они её,

так что всё это не только
чтоб сказать, что она тёплая
дыра.

То слово из печальной речи,
оно разнится с примитивной,
не нашей речью,
болезнью заражённой речью,
впадающей в замшелость.

Она желает с отвращением
сбросить дань,
но не способна.

И эта дань все так же
у неё жужжит в ушах,
меняет темп её ходьбы,
и обьясняют это плакаты
прорванные в гулких
коридорах,

дрожит, скрежещет при
приближеньи поезда.
А пульс её угрюмо
учащается,

но тут машины замедляют
ход
и резко тормозят, пока она

все переводит:
"Проходит жизнь за жизнью
без поэзии,
без привлекательности,
без любви.


The Mutes

Those groans men use
passing a woman on the street
or on the steps of the subway

to tell her she is a female
and their flesh knows it,

are they a sort of tune,
an ugly enough song, sung
by a bird with a slit tongue

but meant for music?

Or are they the muffled roaring
of deafmutes trapped in a building that is
slowly filling with smoke?
Perhaps both.

Such men most often
look as if groan were all they could do,
yet a woman, in spite of herself,

knows it's a tribute:
if she were lacking all grace
they'd pass her in silence:

so it's not only to say she's
a warm hole. It's a word

in grief -language, nothing to do with
primitive, not an ur-language,
language stricken, sickened, cast down

in decrepitude. She wants to
throw the tribute away, dis-
busted, and can't

it goes on buzzing in her ear,
it changes the pace of her walk,
the torn posters in echoing corridors

spell it out,MIT
quakes and gnashes as the train comes in.
Her pulse sullenly

had picked up speed,
but the cars slow down and
jar to a stop while her understanding

keeps on translating:
"Life after life after life goes by

without poetry,
without seem lines,
without love."