Черная Книга, глава I Стихи Безумия, гимн 2

Гимн 2

В одной далёкой церкви из страны ужастиков про кровососов, некий священник не самого высокого сана задался одним необычным для этой службы вопросом: Какого цвета Ад?
Казалось бы, ответ очевиден, но как может быть очевидным то, что никто не видел, а в Библии не написано? Зудящая скрипка внушённого размышления не давала покоя пастору ни во время молитвы, ни на трапезе, ни в пылу монастырской повседневности. Тогда священник решил найти ответ на поставленный вопрос. Старшие монахи в один голос утверждали: Красный! Геенна огненная!
Чахлые поэты в кабаках спорили, но пришли к общему решению: Синий! В Божественной Комедии Девятый Круг был из льда!
Одурманенные философы, падшие художники и прожженые нигилисты говорили в один голос: Чёрный! Если Ад существует, то это Небытие, а значит кроме темноты там быть ничего не может!
Услышав все ответы и где-то в глубине своего любопытного существа поняв, что все они неправильные, священнослужитель решил сам отправиться туда и получить ответ. Выбрав самый простой и наименее затратный способ транспортировки по ту сторону бытия, т.е. самоубийство, он выбрал самую крепкую веревку и толстый столб, предварительно все освятив, ведь пастор не убегал от проблем или не страдал от мучительной боли существования. Он шёл по пути деянии Господне - познания и просвещения! Покончив со всеми формальностями, он одел грубую петлю на свою нежную шею и сиганул вниз. Время замедлилось от притока адреналина и последняя мысль этого отважного безумца перед выключением сознания через громкий перелом шейных позвонков была такая:
«Если Ад является противоположностью жизни, а значит противоположностью нашего мира, то там цвета нет.»

Я лежу в рыхлом снегу, вьюга плетет температур
Упадок хлопьями к утру и пенопласт риза пятном
На пустыре больших дорог, в автомобиле едет друг
Всей молодёжи, что живет в клубе от ночи по утру,
Моя апатия сильна, снимает комнату внутри
Протертых желто-белых стен моих загаженных телес,
Соль разъедает мою суть, ее разносит грузовик
И из ковша на белизну бросал ее таджикский Гринч,
Чувство родства с Самаэлем, меня сбросили с небес,
Голова солнцем кипела, оставляю огня след,
Был использован кондомом, повертели на елде,
Бросив на потеху тлеть в плавленном чувстве вины.
Так за что вы меня опрокинули, братцы?
Разве я не был рядом в плохие моменты?
Я был с вами, когда вам сломали все пальцы
Когда девка рога ставит в тайне с соседом,
Разве не утешал я, когда умирал кто-то близкий?
Когда в мужской оболочке рыдал избитый старик?
Когда папы и мамы с любовью лишали наследства,
Прогонял свинец мыслей, тащивших тело к петле,
От невзгод до потрясении оболочка  стоит
На страже внешнего мира, фантомов больной головы,
Я не плакал и не кричал, ничего взамен не просил,
Почему отдавая всю сущность, я все время остаюсь то один?

И даже сейчас.

Вода, черней любой ночи, несёт на себе стадо цветных конфетти,
Тут бензиновый почерк чёткий, там вперемешку осколки пьяных надежд,
Кости и пластик смешаны в массу, неэкологический гиппогриф,
И я, лежу под холодной вуалью той нефти, уносимый течением тьмы,
От меня ничего не осталось, кожу как плату сняли в пути,
Голая суть на рельсах в туннель, выхода из которого нет,
Невесомость в моменте застигну, после чувствуя тяжесть всех стен,
Я войду в жидкую неизвестность, растворяясь в кислотной среде.
Может вы задались вопросом, кто ведёт сей кошмарный рассказ?
Может социопат недоносок? Нет, все проще, друзья.
У меня много имен и прозвищ: Агония, Рак, Недоношенность, Яд
Зови меня сигаретой, я рождён гореть за тебя.