к подспорью с продолжением, заключительное

Иван Александрович Аксенов
Из творческого наследия

Том 2. Теория, критика, поэзия, проза
*Профессионалы

... Однако, где мы это, господа? На баррикаде или у попа в столовой? Христос с Богородицей и Миколой Святым Угодником так и сыпятся, так и бегают по ухабистым и разухабистым стихам певцов революционного чайного домика 1-го разряда.

«Кушайте, милостивцы – сливости с пенкой».

Это революция.


*реэволюция

от попирания - ног вытирание
о гл'отки расшатанные, разобранные, да о языки сгл'оченные, ковровыми дорожками, пыльными,
истаптывать,
в кровь,
до основания,
без шершавости

N.B. как низок "стих"(глагол?, тогда опрометчивость вопроса к существимому существительному, сокращенному - стих(стихо/атворение, как всё великое, от большего, чем "разумение"), сло(стро)гается, складывается в достаточно понятное, - неприятное, не лице(у) приятное, так, "для галочки", в процессе брожения мысли хождения выстроенную в единство извилины, сваленную))

его ступени, писак незнающих как ввысь "уйти", что на "трезвоне" лишь в чаепитии "престиж"


... Они не только приняли мир, но даже стали считать нехорошим делом его неприятие. Больше того, это неприятие становилось им совершенно непонятным, отрицание быта, проповеданное символистами, тоже не могло находить у них сочувствия. Конечно, быт комедий Островского был для них не нужен: но это ведь была только история, недостаточно далекая, чтоб стать курьезной: нечто вроде неприятного воспоминания.


*уступчивость, не

загляденье, - мерно вышагивать во всеузрение улиц главных в прозрении "жития небесного" - выставочности шинели шеренг гробов струганых, самодельных, "освежёванных", так сказать, "к праздничку"

ох, "благодетели державия", вот, носите, "рязочки"


"Благородный металл"

... Он знал этот дом. В свое время он разделял сочувствие архитектору, получившему премию за этот фасад и удовлетворенно прочел латинскую легенду, протянувшую вдоль первоэтажного фриза, извещение прохожим, что Гаврила такой то «фецит» здание в таком то римском году. Он помнил и самого Гаврилу, молодого богача-армянина, застрелившегося в этом самом палаццо, ради опоздания телефонного звонка от возлюбленной, которую соединили на две минуты после установленного астрономического срока, помнил и то, как застрелилась эта возлюбленная, узнав о роковом последствии шалостей коммутатора, в ту минуту, когда ее рысак, серый в яблоках грудью, прорывал контрольную нитку на ристалище, унаследованном Москвою непосредственно от Византии.


*la fatalit;

бывают роковые лица, внешность разную собою меря и нося, не по своей конечно воле, желании, скорей всего, природа с наследственностью награждает, кого в рожденьи, кого и после смерти обволакивая в нить, протянутую шелкопрядом, сквозь целый алфавит, геометричности фигур количеств разных, несл'оженностью уравнений, формул, постулатов, догм, приходят даже и не дважды, таких запомнишь не в веках, в губах тысячелетий пальцев, эпохами разведенных, разорванных, разомкнутых в изломе кем то рук, приходят чтобы не остаться, в поисках таких же, роковых

бывает роковой любовь, не аксиомой, - постоянством

бывают злые шутки, а судьбы ли? жизни протекания событий в каждый раз, на каждый исключенный день, неделю, месяц, существует иннопрописанный таких событий календарь?!

бывает роковой любовь и это постоянством!


... Не объясняя себе причины жеста, он снял перчатку, чтобы позвонить и тут вспомнил, что квартира давно не его, что ему не к кому идти, да и незачем. Рука его опустилась на перила, змейка золотого кольца сухо ударилась о дерево поручня и, на мгновенье, на верхней площадке стало тихо. Стало тихо, настолько что сначала он слышал только часы, неуклонно отсчитывавшие шаги наступления смерти, сквозь карман жилета, расположенный против сердца.


*застылость намеренностью

так произвольно раствориться в неудержимости событий где-то, и особенно в когда..., невольно улыбнуться встречным, серо-мутным лицам, не от желания увидеть - истереть, размыть в туман, осадки, что нежеланностью сквозят, причистив к высшей масти общее число, что "выпить" довелось сгущаясь в красках, напрасно, всё теперь наружу, вся, так сказать "погода на лицо"

так долог и извилист оказывается билет в знакомое когда-то, когда всё что имеешь, носишь на себе, в себе, и только, и воспоминания, что согревают или жгут, ведь память будоражит, память ищет путь, память ищет место, куда же всё же повернуть, в отсутствии угла, что острым в тупость заводил, - развёрнутым и настежь; где же тот угол, за который повернуть, чтобы наткнуться и не разойтись, так смочь, чтобы созвучно и без капли фальши в звуке?


... В глазах прохожего не было ни подозрения, ни неудовольствия, ни враждебности, ни любопытства, ни подчеркнутого равнодушия и тем не менее тот, кто принял его взгляд готов был бы отдать половину оставшейся ему жизни за что-либо подобное тому, что он в них не увидал, потому что увиденное было тем, что он до сих пор не понимал и чего понимать не хотел ценой всей своей жизни.


*исключения

насербавшись впритык взглядами добавки не прося впивались гнусно далее, и в странность забредя момента неотысканий глубины подло шарилось, выворачивая, вытряхивая с ног на голову, обухом роня падая, растекаясь лбом о пустошь ненасытную, что порою впитает жаде(и)бно прокричав жалобно уши забив окриком - "жухлые россказни", как же, а ненаглядные


... Теперь он шел уже по улице, твердо упираясь в тротуар и помахивая рукой, свободной от потерянной перчатки. Шаг его был ровен и размерен, как на параде, но голова опущена. Последнее могло происходить и от сосредоточенности рассуждения: времени у него оставалось немного, но вытекало также и из других обстоятельств. Он не хотел пока смотреть на город, обманувший его ожидания, он не хотел видеть людей, которые не переставали быть ему чуждыми, дома, которые притворялись ему знакомыми, вывески, остававшиеся ему непонятными, всю ту печать отчуждения и собственной им ненужности, которую надлежало сорвать, сбросить и закинуть, как тот камень в реке или плевок беспризорника в продавленную урну.


*осевитость

перебиралось давление пяточным прелестной вертикальностью с отсутствием на наличие шарфия пропитанного флером парфюмного обычностью поверх шинели цвета угольно, теснотою плечевой соприкасательно обволоченым укладывавшимся; не в то утро морозово-снежное, воротом по уши вмурованный в пальтишное, скрываясь от изморози врезающейся подкожными иглами;

перебиралось вдоль схваченной языком морозным асфальтной дорожки протянутой уличной, вдавливалось, и маневрировалось в скользскости не только погодной, массовость человечин сорвалась и перемещалась скоплением по маршрутам проложенно выбранным с целью ленточным финишем, тянулось морозью ледяннящей, проезженной двумя, в скольжении попеременно выставленных направляющих;

спешилось не на свидание, на проводы в путь длинный, конечный без остановок по требованию, в "далее некуда, "сходите, конечная", утрировано с долей самоиронии, но так как то понятнее без прелюдии, в лоб, так сказать, отчаянно.

потерянных да прорванных или от холода мокрого затверделых уйма помнится, чьи одиночные разно уединенные неизвестно где обрели "упокоились" или обречённые в искание бега постороннего в отыщи-догони поиски провериться случайностью в совпадения сбудется, парность восстановится в прохожем небезразличии взглядом окидывая ближайшее расстояния и намного, намного далее, где геометричность не преломляет (угла) обозрение

не сезонное, кожа кожею "поглощается" напяливая утепляется

от холода горят, казалось бы набухши и пальцы рук, пустые шума уши, иссушает губ причин ответность онемелостью дыша

казалось сложность фраз мелькала пред глазами, замысловатость перебиранья насслоивших поверх кож на буквенности повествования от нехватки ясно изъяснятся, нехватка четко громко говорить, намудренно, подумают, какая тут загадка, - огромный груз на "кости улеглись", да понимайте как хотите, в трактат озвучен рукописный словесностью какой дышу в глубинах далеко внутри, или поверх, оказывается то всё равно, не видя направления в коим идёт и в чем и с кем "несёт" отложенное провидение


... Чемодана в комнате не было – первое, что он в ней заметил, следующим наблюдением была перемена в обстановке. Собственно говоря, настоящих изменений комната не претерпела. Все в ней осталось в том же количестве, как было в час первого посещения. Скрипач Баллесгриериевского Бетховена по прежнему в рамке красного дерева поворачивал спину Острову Мертвых в зеленом дубе, но это были, кажется, единственные два предмета, сохранившие неприкосновенность. Все остальные вещи, хотя и старались казаться не потревоженными, имели вид, чуждый прошлому своему расположению, общий распорядок которого они тщились воспроизвести. Как будто в этом им содействовала рука человека не знавшего привычек квартиры и восстановившего нарушенную кем-то планировку, без точного понимания назначения того или иного поворота мебели. Все было почти на своем месте, ошибка для каждого предмета составляла не больше вершка, если не части его, то сумма ошибок слагалась в новый ансамбль, вносивший тревожную неупорядоченность и ощущение нежилого существования комнаты.


*микро, макро и тд.

когда возведённая в абсолют педантичность рассказывает, нет, повествует не о владении и принадлежности к кому то именитому, а совместности соотношения равных долей взаимностей прибывания в одном установленном не порядке, хотя в этом наглядное, мировоззрении, совместной жизни каждого предметного с основой их создавшей для продолжения вдоха делания вещью, предметности в циркуляции взаимосуществования малого в великом, ровно как и наоборот, создавая цикличность жизнедеятельности с заложенной "функцией жития-служения"

каждое установленное нарушенное сравни процессам космогонии - взрывоопасное