Чудо для Мороза

       Кто из русских обывателей не ругал «Почту России»? Кто не исходил терпением и потом в душной во всех смыслах этого слова очереди? Кто мысленно, а то и, срываясь, вслух, сквозь зубы не торопил оператора, тыкающего пальцем в клавиатуру, чтобы ввести данные клиента в квитанцию? Кто не изводился ожиданием посылки, видя её несколько дней в приложении намертво застрявшей в пункте периферийной сортировки? Кто не проходил девять кругов ада в поисках её, канувшей в лету? Кто же причиной этих мучений несчастных обывателей? По устоявшемуся мнению, беда у них одна – бестолковый сотрудник «Почты России».
       К числу этих «недоумков» три года назад принадлежал и я. После срочной службы помыкавшийся по компаниям-однодневкам с сомнительной репутацией, «серой» зарплатой в конвертах, сдавшись на уговоры жены (читай между строк: бывалой тёщи) имея нужную в этом деле категорию и какой-никакой водительский стаж, поздней осенью я устроился водителем «Почты России», в чьи обязанности входили перевозка корреспонденции и грузов на специальном авто в регионы и заполнение сопроводительных документов.
       За несколько дней до Нового года мне выпало ехать в Великий Устюг – вести фуру с письмами детворы области в главную резиденцию Деда Мороза. Маршрут мне, новичку в почтовом деле, был незнаком, но, воодушевлённый миссией волшебника, каким я себе казался, вооружившийся картой и навигатором, получив путевой лист, я отправился в путь.
       По моим расчётам, путь по заснеженной трассе должен был занять шесть с лишним часов. Я добрался до места за десять минут до закрытия особого почтового отделения. Две девушки в красных свитерах со снежным орнаментом, снисходительные к моей непунктуальности, согласились задержаться, и я лихо выгрузил из кузова на пол отпертого склада увесистые мешки.
       – Осталось подписать документы, – улыбнулась одна из девушек, довольная моей оперативностью. – Канцелярия уже на замке, так что идите в главный терем, к Морозу.
       – К Дедушке Морозу? – уточнил я, надеясь произвести впечатление остряка.
       Девицы, разочарованные плоской шуткой, обменялись красноречивыми взглядами.
       – К Илье Алексеевичу Морозу, – с ноткой одолжения в голосе всё же пояснила мне одна. – У него право подписи. Он и ведомости почтово-грузовые оформит, и печать поставит.
       По еловой аллее, расчищенной от снега, я в два счёта добрался до терема с серебристыми звёздами на шпилях. В окнах левого крыла дома горел свет.
       Поднявшись на крыльцо, я постучал в дверь. К моему удивлению, та почти сразу открылась, и на пороге появилась девушка. По-детски непосредственное, неестественное для молодёжи лицо, заплетённые белокурые, без следов краски волосы выдавали в ней вчерашнюю школьницу из глубинки. Стройная фигурка одета в вязаный брючный костюм нежно-голубого цвета с белыми оленями в пурге снежинок на груди, бесспорно, из разряда handmade (ни в одном ТЦ среди уймы брендов такого точно не найти).
       Даже без намёка на кокетство, словно не замечая, какое впечатление произвела, девушка вопросительно смотрела на меня.
       – Мне бы Илью Алексеевича, – выговорил я наконец виновато: стало неловко, что стоит она на мёрзлом порожке в текстильных тапочках на босу ногу. – Я привёз семь мешков писем из Вологды, необходимо ведомости подписать.
       – Входите, – понимающе кивнув, девушка пропустила меня в дом.
       Шагнувший следом за ней на узорчатый пол гостиной, я поймал себя на мысли, что он похож на колотые льдины, режущие тёмную воду. В центре комнаты возвышалась ёлка в несколько метров высотой, рядом – величественный трон с бирюзовыми виньетками.
       – Кто там, Ариша? – донеслось из дальней комнаты, и в гостиную вошёл мужчина за тридцать в трикотажном костюме цвета мокрого асфальта. – Чем обязан? – обратился он ко мне, поправляя пояс на пиджаке с запахом.
       – Это водитель областного почтамта, – ответила вместо меня девушка. – Опоздал с оформлением груза. Повезло, что вы сегодня задержались.
       – Понятно, – с какой-то особой теплотой улыбнулся ей мужчина в ответ на объяснение. – Что ж, идёмте в кабинет, – повёл он рукой в сторону полутёмного коридора, из которого появился. – Подпишем ведомости, а после устроим вас на ночлег в одном из теремов гостиницы, благо, массовый заезд только через два-три дня начнётся.
       Вдвоём мы прошли в отделанный деревом кабинет с витражным окном. Сразу бросились в глаза висящие на стене над дубовым столом электронные часы с обратным отсчётом времени, показывающие, сколько дней, часов, минут, секунд остаётся до Нового года. Справа от стола в резных рамах – герб Деда Мороза и оригинальная карта его путешествий.
       Среди этого волшебства на столе появилась обычная ручка. Хозяин кабинета размашисто подписал мои ведомости и вынул из кожаного футляра печать.
       – Ариша! – недовольный бледным оттиском на первом листе, позвал он оставшуюся в гостиной девушку. – Принеси, пожалуйста, штемпельную краску. Работники канцелярии её сегодня брали.
       Через несколько минут вошла девушка, молча подала Морозу баночку чернил и удалилась, точно чувствуя себя здесь лишней.
       – Ваша помощница – настоящая Снегурочка, – заметил я возившемуся с механизмом печати хозяину терема.
       – А её так и прозвали, – откликнулся тот, не поднимая головы, капая краской на подушку печати. – В детском доме, где она воспитывалась с десяти лет, – хмуро посмотрел он наконец на меня. – Семьёй возвращались с отдыха на море. Разбились на шоссе. Родители и младший братишка погибли, а она выкарабкалась. Казалось, выжила, а сердце ледышкой стало. Людей и теперь сторонится, больше молчит. В двух семьях, что брали её под опеку, ни к кому не привязалась, не прикипела душой, в детдоме, куда её определили, ни с кем не сдружилась. Вот и живёт одна на белом свете Снегурочкой. Я с неделю назад, как раз в День Святого Николая, в тот детдом по случаю попал, – продолжал Мороз, оставляя чернильные оттиски на ведомостях. – Увидал Арину на утреннике. Мне показалось, да и она сама чувствовала себя нелепой среди галдящей малышни. Слово за слово за чаем с заведующей, – окончив с формальностями и уложив печать в футляр, но заметив мой живой интерес к его истории, Мороз решил всё же рассказать её до конца, – и та проговорилась, что Арине уже два месяца как исполнилось восемнадцать, но в списки на предоставление жилья её до сих пор не включили. Органы опеки и попечительства пеняют на администрацию, а та, в свою очередь, на них, – Мороз поморщился, но от открытого возмущения произволом чиновников удержался. – Вот и мыкается девчонка здесь. Не положено ей после достижения совершеннолетия оставаться в детском доме, а и идти некуда. Крепко засела тогда в душе эта Снегурочка, – отрешённым взглядом Мороз смотрел сквозь меня. – Пока ехал назад, занозой колола сердце. Весь следующий день мыслями был рядом с нею. Только шесть вечера пропикало, в чём был, поехал служебной машиной обратно в детдом. Заведующая после говорила мне, что впервые увидела взгляд Снегурочки воскресшим: не смогла та сдержать своего замешательства, ошеломлённая предложением приютить её у меня в доме, не могла, боялась до конца поверить, что кому-то есть до неё дело, – горько усмехнулся Мороз. – Не сразу, но согласие Арина дала, – потеплел его взгляд. – И живёт без каких бы то ни было обязательств в моей квартире в Устюге да считает своим долгом помогать мне здесь за моё бесхитростное покровительство ей. А у меня и в мыслях не было не то что требовать, ждать её благодарности, – скромно усмехнулся Мороз. – Спустя эти несколько дней сам не понимаю, как и жил без неё всё это время, – спрятав взгляд, произнёс он совсем личное.
       Спохватившись, что разоткровенничался с незнакомым человеком, смутившись от своего простодушия, Мороз снова посмотрел на меня, без слов извиняясь за сказанное, что не должно было стать достоянием посторонних, с безмолвной просьбой не распространяться об услышанном.
       Я поспешил унять его волнение и так же молча кивнул. Мороз благодарно улыбнулся.
       – Нам пора, – уже раскрепощённо произнёс он, бросив взгляд на часы. – Возвращайтесь в гостиную. Арина напоит вас чаем, пока я соберусь. Устроим вас на ночлег и наконец домой: день не из лёгких выдался, слишком много сегодня моей новоявленной Снегурочке гостей принять пришлось, ей нужно как следует отдохнуть.
Чтобы не задерживать Мороза и, в самом деле, заметно уставшую Снегурочку, я спешно выпил любезно поданный ею облепиховый чай (жаль, не осталось времени узнать его рецепт), запахнул куртку, сунул под мышку папку.
       Они появились в гостиной вдвоём уже одетые. На Арине – бесспорно, новая, с иголочки, голубоватая дублёнка с молочным мехом на манжетах и капюшоне. Я улыбнулся украдкой её сходству с внучкой зимнего чародея.
       На подмёрзшей к ночи лестнице Мороз заботливо подхватил девушку под локоть, шёпотом напомнил, что она не надела рукавички, поправил на озябших пальцах варежки, с видимым удовольствием удержав её руки в своих ладонях. Я заметил, что её смущали даже настолько деликатные знаки мужского внимания. Очевидно, её спутнику были понятны причины этой застенчивости. Она же и за короткий срок их знакомства, бесспорно, успела оценить по достоинству его чуткость и такт, возможно, даже понять, какое более сильное чувство стоит за ними.   
       Только усадив девушку в оставленную на служебной парковке машину, Мороз отвёл меня в терем гостиничного комплекса. Исполнительный администратор кивнула в ответ на его распоряжение. Мы тепло попрощались.

       Через год с середины декабря я выпрашивал наряд в Великий Устюг: уж очень хотелось снова повидать Мороза и Снегурочку, узнать, как сложилось их житьё-бытьё. Однако командировки туда в моём графике так и не оказалось. Я был отправлен в рейс на обычную почту Великого Устюга только после новогодних торжеств, накануне Крещения.
       Справившись с незначительной после праздников корреспонденции, я не удержался на обратном пути свернуть в резиденцию.
       Оставив машину на парковке, почему-то не увидев там служебного авто Мороза, я зашагал по аллее к его терему. Трижды (с каждым разом громче и настойчивее) постучал. С досадной мыслью, что тех, ради кого специально сюда ехал, нет на месте, я уже готов был идти восвояси, как дверь всё же отворилась. На меня, живо повернувшегося на звук, с порога смотрел Мороз, в том же стильном домашнем костюме, но несвежем и мятом, ссутулившийся, осунувшийся, небритый, с припухшими веками и тёмными кругами под глазами.
       – Здравствуйте, Илья Алексеевич, – растерявшийся от увиденного, не сразу выдавил я. – Помните меня? Я был у вас с детскими письмами больше года назад. Ваша Снегурочка угощала меня удивительным облепиховым чаем.
       – Снегурочка, – пробормотал Мороз. – Проходите, –машинально отступил он назад, пропустив меня в гостиную, рассеянный, молча повёл рукой влево, пригласив следовать за ним.
       – В канцелярии сейчас никого, – ни к кому конкретно не обращаясь, тихо проговорил он.
       Мы вошли в просторную квадратную комнату. Снова жестом Мороз предложил устраиваться на резном стуле у массивного стола, сам сел в кресло напротив.
       – Облепиховый чай здесь готовить больше некому, – нехотя заговорил он первым. – Есть только это, – достал из незаметного в углу сундука начатую бутылку коньяка.
       – Я за рулём, – шокированный происходящим, только и нашёл я, что сказать.
       – Как угодно, – пожал плечами безразличный к моему отказу Мороз и, вынув из ящика стола обосновавшийся там, похоже, давно стакан, плеснул в него коньяк и одним махом выпил.
       – Значит, вы знакомы с моей Снегурочкой? – поднял он воспалённый взгляд. – Хотя какого чёрта моей?! Это я, дурак, с чего-то решил, что она сможет стать моей! – раздражённо выкрикивал злой за что-то на себя Мороз. – А что я мог дать ей? Свою бескорыстную заботу, свою холостяцкую квартиру, свои чувства? Да на кой я ей сдался со всем этим хламом, когда другой обещает прорву поклонников её открывшегося вдруг таланта, головокружительную карьеру и баснословные деньги?! – выпалил он наболевшее терпеливому слушателю, наверное, первому с того не раз проклятого Морозом дня, как роковое происшествие перевернуло с ног на голову всю его прежнюю жизнь.
       Стакан наполнился новой порцией коньяка. Багровый собеседник угрюмо смотрел на него.
       – Правильно сделала, что сбежала, – криво усмехнулся он. – Слабак! – рявкнув на себя, с остервенением отшвырнул стакан. – Я вас вспомнил, – Мороз поднял на меня тяжёлый взгляд. – Вишь, ещё не спился, – то ли мне, то ли самому себе заметил он с ухмылкой. – Не знаю, почему именно вам сказал как на духу тогда всё об Арине, – и теперь не находил Мороз объяснения своей откровенности. – Да и сейчас, – размышлял он вслух с гримасой обречённости: посвящать ли слушателя поневоле в его личную трагедию, – стоит ли?
       Я пожал плечами: его право, его дело.
       Мороз убрал назад в сундук бутылку, смахнул рукавом расплескавшийся по столу коньяк, поднял стакан, помолчал, видимо, ещё сомневаясь в своём намерении.
       – Тогда, год назад я был по-настоящему счастлив, – всё же заговорил он снова. – Кажется, пафосно, – кивнул головой на предсказуемый упрёк слушателя, – но по-другому сказать не могу. Увидел Арину в детдоме, одинокую, бесприютную, неприкаянную, подумал: вот она, необыкновенная, одна на миллион, настоящая, для которой не имеют значения статус, бизнес и банковские счета мужа, деньги любовника на её содержание, вечеринки для VIP, которой и нужно-то всего лишь, чтоб её позвали в свою жизнь, согрели душу и, ничего не требуя взамен, просто любили. Может, за непроницаемой маской Снегурочки, за которой та укрылась от боли, всего, как есть, я тогда не разглядел? – показалось, не первый раз задавался Мороз вопросом. – И наступил на те же грабли. Несколько лет назад я был женат, – с усмешкой ответил он на мой вопросительный взгляд, – на очень эффектной женщине. Поначалу хвастал ею перед приятелями. Жили мы в трёшке в спальном районе Москвы. Я служил в театре, снимался время от времени в сериалах. Карьера, гонорары и быт меня во всём удовлетворяли, только не мою жену, у которой через полгода после свадьбы вошло в привычку перечислять обиженным голосом, чего недоставало ей для полного счастья: модных шмоток, гаджетов, авто не хуже, чем у новой крутой подруги, вечеринок со звёздами, приглашений на реалити-шоу. Я для неё оказался лузером, на которого она зря потратила время, многообещающей ставкой в казино, которая не сыграла. Мы развелись быстро: детей не было, совместного имущества для раздела в суде тоже. Неожиданно и, должен сказать, кстати некий чиновник, один из давних поклонников, предложил мне открывшуюся вакансию главного Деда Мороза страны. Я согласился не раздумывая. Оставил трёшку в Москве бывшей жене и с лёгким сердцем уехал в новую жизнь, – говоривший охотно, он смолк. – Потом в ней появилась Ариша, – выдавил чуть слышно. – В детском доме, услышав её «да», я гнал от себя мысль, что она согласилась только от безысходности её положения, – он нервно мотнул головой, пытаясь избавиться от воскресших сомнений, – а здесь решил, что не имею права так думать. Застенчивая, неприхотливая, ни разу и виду не подав, что что-то не по ней, Арина, на удивление, умело вела хозяйство, смущаясь резонными предложениями купить ей действительно нужную обновку, вязала спицами, однажды озвучив своё желание, рабочий день проводила в резиденции, возилась с приезжавшей детворой и согласилась попробовать себя в роли Снегурочки на время заболевшей в разгар сезона сотрудницы. Я убедил себя, что Арине по душе здесь и рядом со мной, и в годовщину нашей встречи решился сделать ей предложение. Но только для меня чуда у Святого Николая не нашлось, – он закашлялся, поперхнувшись воспоминанием. – За два дня до знаковой даты в резиденции проездом оказался известный продюсер Шоумян, – осипшим голосом заговорил Мороз снова. – Как потом выяснилось, был он с приятелями в национальном парке на плато Маньпупунёр у Сыктывкара. Вернуться в столицу самолётом не смог: нелётная погода. Приятели отправили его в Москву на внедорожнике. Лучшим местом ночёвки показалась ему Вотчина. Заняв Государев терем, продюсер от нечего делать оплатил индивидуальную экскурсию. Первой встретила его в тереме Арина.
       Прервавший рассказ Мороз, угрюмо глядя перед собой, собирался с духом перейти к главному – к развязке истории.
       – Она была в сшитом к началу этого сезона костюме, – нехотя заговорив, вспоминал он. – Ей к лицу голубой атлас, –заметил невзначай с безотчётной улыбкой. – Арина провела гостя по всем комнатам, и они вернулись вместе в гостиную для обозначенного в прайсе чаепития с хозяином Вотчины. Тогда-то вип клиента, – едко усмехнулся Мороз, – увидел и я. Арина приготовила свой особенный облепиховый чай. Да только по всему было видно, что гостю угощение и компания бутафорского Деда Мороза ни к чему. Интересна ему была Снегурочка, которую, игнорируя меня, третьего лишнего, он завалил комплиментами её шарму и явному таланту актрисы с большим будущим (уж кому, как не ему, это было видно).  Шоумян с запалом рассказывал ей о его последних проектах, о засветившихся в них звёздах, о связях, о шансе на миллион, который выпадает каждому, кто ищет его покровительства и принимает его выгодное предложение. Мне бы догадаться, к чему был затеян этот разговор, – и теперь досадовал Мороз. – А меня жрала ревность! Я еле сдерживался, видя, как Арина впечатлена выпендрёжем гостя. А он всё подливал масла в огонь и под занавес пригласил её в ресторан. Её взгляд в ту минуту, – Мороз зажмурился, закрыл рукой лицо, запустил пальцы в волосы. – Она молча ждала моего разрешения. Я имел право сказать «нет»? Кто я ей? – спросил, глядя сквозь меня. – На том мы и порешили. Арина быстро переоделась и поехала с новоявленным кавалером в Устюг. Я отправился домой, впервые за этот год один. Вернулась она к полуночи. Я, понятно, не спал. Какой, к чёрту, сон?! Мы сидели на кухне за ещё утром общим столом, не глядя друга на друга. Она заговорила первой. Я плохо понимал, что говорила, – пара морщин перечеркнула лоб. – Кажется, что благодарна мне за всё, что я для неё сделал, что-то про то, что такие, как я, люди – редкость. А потом сказала главное, – Мороз трудно глотнул, – она вернулась попрощаться, так как утром едет с Шоумяном в Москву, где благодаря её данным, замеченному им таланту и, главное, содействию авторитетного продюсера, она скоро, с его слов, станет звездой нового перспективного столичного шоу.
       – Это же развод!  – не сдержался я. –  Она не понимала,что за этим стоит? Не поверю. Детдомовские больше любого из нас о жизни знают. Вы-то почему не остановили её?
       – Думаете, не пытался? – раздражённо ответил задетый упрёком Мороз. – Один её аргумент оказался похлеще всех моих доводов: она больше не может оставаться приживалкой в чужом доме и хочет доказать прежде всего себе, что чего-то стоит, и стать для этого столичной звездой – лучший способ.
       – Почему вы не сказали ей всего? – не унимался я. – Не объяснились с ней в ту же ночь?
       – Понял, что этого ей не нужно, – оглох его голос. – Она всё уже решила. Скажи я о своём желании, может, она осталась бы. Сделала бы одолжение из благодарности. Но этого не нужно мне, – категорично отрезал Мороз. – Каждый сделал свой выбор. Арина уехала за новой собой, и у меня новая женская компания – бутылка, – едко усмехнулся он. – За ещё один срыв экскурсии в Вотчине генеральный обещал на днях гнать в три шеи. Так вот, – опустошённый, выдохнул Мороз. – Жалеете, что приехали? Столько вывалил на вас. Не стоило оно того, – махнул он рукой.
       Я вежливо пробормотал что-то положенное в подобных случаях, почему-то вспомнил про попутчика в вагоне поезда, которому запросто можно поплакаться в жилетку, брякнул, что рано или поздно всё уладится, и, пожав унылому Морозу руку, отправился обратно в Вологду.   

       В последних числах февраля я грузил почту в филиале на городской окраине. Чертыхнулся с угловатым мешком на скользкой ступеньке и машинально кивнул кому-то, вежливо придержавшему дверь. Пропустив меня, фигурка в голубой дублёнке скрылась внутри.
       – Арина?! – бросив мешок на пороге, рванул я за ней и, тронув за локоть, повернул к себе ошарашенную девушку.
       Освободив руку, напуганная, та инстинктивно шагнула в сторону и вопросительно смотрела на меня.
       – Я ведь не ошибся? Вы Арина, – сбивчиво говорил я. – Снегурочка из Вотчины.
       На последней фразе девушка жалко улыбнулась.
       – Вы обознались, – выговорила она и пошла к выходу с одним, вероятно, желанием – избавиться от меня.
       – Нет, – возразил я вслед. – Год назад вы угощали меня там удивительным облепиховым чаем.
       Она обернулась.
       – Возможно, – выдавила не сразу и вышла на улицу.
       Я догнал её у моей машины.
       – Вы проездом из Москвы? – сорвался с языка вопрос.
       Она вздрогнула, прикусив губу, настороженно глядела, угадывая, что ещё и каким образом мне о ней известно.
       – Я с месяц назад вернулась в Вологду, – нехотя всё же ответила она. – Совсем. Устроилась аниматором в молодой компании. С девочкой-коллегой сняли в складчину квартиру.
       – Как же звёздное шоу в столице? – снова дёрнул меня чёрт за язык.
       Её лицо стало бесцветной маской, взгляд застыл.
       – Кто вы такой, чтоб требовать у меня отчёта? – нервно выпалила она, подкошенная моей фразой, оперлась ладонью на бампер.
       – Простите, – смешался я: правда, перегнул палку. – Не хотел вас обидеть.
       – Сильней, чем это сделал мой крутой благодетель, у вас не выйдет, – искривила её губы язвительная усмешка.
       – Мороз знает, что вы в Вологде? – всё-таки осмелился я спросить.
       – Нет. Как скажу? – опустив глаза, точно сама с собой говорила она. – Его тогда не слышала. Очертя голову бросила всё, уехала. Куда? В шоу? За успехом? За славой? В Москве только настоящую цену всего этого узнала, когда выставили счёт, – Арина брезгливо поморщилась. – Не по тебе контракт, особенно подразумеваемое между строк – шоу продолжается без тебя, – подняла она красноречивый взгляд. – Нужна я ему после этого? – столько времени она безуспешно искала ответ на самый важный вопрос. – У Ильи, – смутившаяся, назвала Арина Мороза по имени, – через неделю день рождения. Вот хотела подарок отправить, – вынула она из кармана свёрток с ладонь, – чтоб ни имени моего, ни обратного адреса. Теперь и не знаю, решусь ли.
       – Не надо почтой, – запротестовал я. –  Поезжайте сами в Вотчину. Дороже подарка не придумать. Настоящее чудо, которое он так ждал всё это время.
       «Застанет ли?» – осёкшись, подумал я, вспомнив фразу Мороза об ультиматуме генерального директора.
       Ей чудо для Мороза было по плечу. Арина задумчиво молчала.