Сказ про жарену воду

Жили, однажды, баба да мужик.  Миром жили, ладили да не тужили.  Мужик, всё чащше по добыче и ликвидации снеди работал, а баба портниха была.  Рукодельна портниха-то была, а уж затейна-то какА… Всем окрест сёлам да городам портЫ шила.
      Бывало, у мужака прохудятся порты, баба от увидит и, не снимая мерок, лучше прежних сошьёт - в кружево да лампасы с золочёной тесьмой. Медведь ли на охоте или от щука на рыбалке порвёт мужака-то с рубахою вместе, так она, не снимая с мужа рубахи, и его, и рубаху заштопат и новы рукнава пришьёт, но всё ж на штанины всё боле похожие. ЗатЕйна была. Конь у них, да и остальна скотина всяка в штанах ходила. Куры … яйца с собой так и носили в портАх. Да что там… - на избу портЫ льняны пошила. Через карманты окна вывела, в одну штанину - дверь, в другу - трубу печну. Зимой тепло долгО было в избе. Лишь раз в день штаны топкой дымили.   
       Выдалась, как-то раз зима люта, снежна. Надомны портЫ жуки без злого умыслу изъели - лён от любили, дык и изъели. В те времена водки, коньяков от, да другой горячности ишо не было. Пили воду, меда да квасы и всё чащше холОдны - кровь в те времена от работы, любви да радости кипела, по той причине от перегрева её остужать надобно было.
        А тут, толи от обиды на жуков-то, толи так просто - от затейности своей, запросила баба у мужака жареной воды. Мужик-то в делах кухОнных был как ёж в тубаретках, всё больше у бабы в ногах путался да мешался, но всё ж в сердце у него беспокойство ответственно поселилось – сколя баба меня штопала?  …портЫ в лампас золочёнай… – ну как тут не ублажить? Стал жарить воду на сковороде, долго жарил, да и задремал. Подгорела. Пришлось выбросить. Стал скрытно в котле варить, да баба узрела. – Не хочу, говорит, воды варёной. - Ступай от хоть куды, но предоставь мне воды жареной. Мужик в ответ: – Куды ж, говорит, в зиму-то по сугробам скакати? Весны б мне обождать. Баба всё на своём стоит: – Не имею я, говорит, такой привычки повторяться! и так жаааалобно, как глянет на мужака-то…
        Делать неча, собрался мужик в путь неведомай за водой жареной. Присели «на дорожку», обнялись, на прошшанье баба обмеряла мужака по спине аршином для скорости, да и побрёл он. Идёт мужик, усами да мыслями шавОлит. Долго шёл, говорил, - дней от двести. Про ночи умолчал – спал, наверное.  Дошёл до северно-южной границы, дале за границей снег закончился, жарко стало, солнечно. Скинул мужик тулупчик, повесил на куст у границы зимней сушиться да греться и побрёл ишшо южнее. Идёт, от тепла и благости плечи развёл, усы нестрижены по ветру знамёнами развеват, лампасами золочёнами поблёскиват – издаля видать – генерал, не меньше!  Идёт и идёт да всё горЯчнее и жарче ему, уж весь почти на пот вышел, как вот ведь – забор каменной да надпись на воротах: «Вавилонъ». 
        Мужик и дома ишшо догадывал, что окладных дел мастер Вавила на стороне подробатыват, а тут сразу в голове его всё по местам и разставилось.  Вошёл мужик в ворота, так и сжалось в груди его от жалости к нахтюрморту увиденному - кони стоят горбаты; избы тряпичны, да соломенны; мужаки сидят кругами в тех избах без тубареток – прям на земле; в руках у них чашки ополовИнены, да всё без ручек; головы у них от тяжёлых мыслей о тугой судьбине тряпкамы замотаны; у баб лица занавескамы завешаны – толи штоб не болтали много, толи кривизну какУ скрывают; речек да огородов нет – песок один. Ужасть да ужасть, вот и всё. В центре же села того башня была каменна, вся из лестниц да окошек до самого высокого неба. Обошёл мужик село то «Вавилово» - не видать Вавилы, кликал Вавилу из башни от корней её до неба – не вышел Вавила. Мужик камушок в окошко башни было кинул, вернулся камушок в мужака – знать не добросил. «Не до меня видать Вавиле, иль можть стеснятца - что сторонний приработок его обнаружился…» - подумал мужик. Карабкаться по лестницам нАверх было жарко, либо ни к чему, либо как всегда - лень. Словом, мужик на послед устало оглядел село это, да так и остолбенел - в кажной избе ихней посерединке стоит домик золочЁнай, дымит, мужаки пОтом обливаются воду в этих домиках жарят и по очереди кланяются домику тому – из него воду жарену берут. Не выдержал мужик жалости своей к их тёмному идолопоклонству, пошёл, пытался образумить – не разумеют. Мужик давай спасать природных собратьев своих от безразсудных мучений их – поотбирал от домики-то золочёны, оставил икону Спаса, да побежал домой на Север – рассказать-показать селу - чем на стороне Вавила подробатыват.
         На границе Юга и Севера тулупчик впопыхах забыл, да и так жарко ему было от дымящих домиков тех золочЁнах. Бежит мужик к избе, домиками дымит, за ним снег стАиват. Прибежал к бабе, жаром пышет, сразу к колодцу с ледяной водой – пил часа три кряду, у колодца аж края обгорели. Жона тем часом по затейной смышлёности своей сразу нашла назначение домикам золочёнам - нажарила воды. Травам сушёным, сахару да мужненым сапогам нашла применение, потребила жареной воды,  разрумянилась, стала глазами да душой ласкова,  и справила мужу портЫ краше прежних – охапку на пять лет вперёд.
        С той поры от и повелось – хошь задобрить хозяйку – принЕсь ей домик для жарки воды.          
(Так вот на Руси и стали быть самовары, токма звать их так стали уже гораздо позже).