Ах, Одесса!

Ах, Одесса – приемная мать!..               
Поначалу терпел как изгнанье.               
Лишь к прощанью стал понимать               
Все жемчужное очарованье.

Но по Банковой тосковал,   
Проклиная Хрущева реформы.      
Предкам – должность. А мне - завал.      
Словно щепке в пучине шторма.

Упиралась улица в театр -   
Светоч оперы и балета.      
Но народ, пусть меня простят,         
За прекрасным пер в оперетту.

Поначалу рвались на пляж.
Соблазнялись «пшонкой вороной».
Наезжавший пермский племяш.
Жег в деберц* по всему Ланжерону*.

Правда, вскоре угас этот раж.   
Море – рядом. Стремишься не очень.
И племяш перекрыл аффинаж*.
Знаешь прикуп? По курсу – Сочи!

Словом, море шумело вдали.
Ведь песок не мягче дивана,
Душ недаром изобрели –
Одесситы плещутся в ваннах.

Всплыл должок – выводить Снежка,
Приблудившегося из сугробов.   
И в Одессе хватает снежка,   
Злобных гицелей* и юдофобов.

И в Одессу приходит зима.
Ветер с моря насквозь пробирает.   
От мороза не сходишь с ума.      
Не Сибирь, но тоску навевает.

На бульваре пустом полумрак.   
От вестей - помутнение в кубе.
Опозорил страну Пастернак,   
А Батисту свергают на Кубе -

Выдает репродуктор в порту   
Так, что Пушкин с Дюком в отпаде.   
Одиночество, горечь во рту.   
Меркнет свет фонарей в снегопаде.
               
За рекорды в надоях и плавках
Гонит диктор свою лабуду,   
За растрату в торговом Главке…
Я по грязному снегу бреду
               
С Дерибасовской до Жуковской.   
Местечковый модерн облезлый.
Стиль не киевский-не московский.   
Да и сам я тут… Бесполезный.

Ведь не местный. Приблуда. Чужак.
Пятый «Б» бурлит остракизмом.   
Разорвали к чертям пиджак,   
А у завуча вставили клизму.

Мол, вторгаться в наш коллектив
Не позволим с чужим уставом.      
Приструним, если слишком строптив.
И родителей взяться заставим.

Поубавилось в классе врагов,
Но словесность боднула проклятьем –   
Второгодник лютый Барков*.
И, клянусь, Карамазовы-братья!

Их малина – полуподвал
По дороге от школы к дому.   
Будто кто-то сигнал подавал –   
Перехватывали по любому.

И стеной вставали втроем.
Не слова – телогрейки пугали.   
Быковали, стращали: «Убьем!»   
Распоследнюю мелочь сшибали.

Целый месяц, помню, терпел,
От стыда за трусость, сгорая.
Но однажды рассвирепел:
«Захвачу врасплох - покараю!»

Говорите: «мамкин сынок?»
Босячня! Идёте вы лесом!
Прогулял к уроку звонок,   
Но Баркова «взял на Одессу»*

Так, что хилый утырок слег.
Карамазову в челюсть въехал.
Сбил с катушек. Но Бог уберег -
Самосвал чуть-чуть не доехал.

Листопадом прижухла шпана.   
Заприметив, с поляны бежали,
Как цыплята от горсти пшена.
Одноклассницы зауважали.

Дворовая в жмурки игра   
Прорастала новым рефлексом
Накатила волной пора         
Озабоченности сексом.

Не пришлось искать далеко -
Резко в душу соседка запала.   
И любовь занялась легко,
Словно хворост сухой от запала.

На Приморском учился курить
Признаюсь, не всегда сигареты.
И стишата пытался творить,
Познавая жизни секреты.

Уж не вспомню, чего городил,
Истребляя тетрадки в клетку.   
Хоть нетленку не породил,   
Но любимую тронул метко.

«Очень хочется? Расхохочешься.
«Хочется – лишь пустые мечты».   
 Нет, мне хочется! Очень хочется,
Чтоб захотела так же и ты!»

(Вспомнишь, иной раз, былое и…
Вздрогнешь. Хочется ткнуться лбом в дробовик.
Все мы летим, ослепленные мглою.   
Предполагая, что жизнь – черновик.)

Я – на пятом, она – на шестом.
На балкон пожаркой взобрался.   
Приоткрыто. Хороший симптом!   
Я прилечь уж к любимой собрался.

Но неужто так жутко храпит,
Моя милая зайка, Наташа?
Чуть коснулся и словно включился рапид.
Над постелью взвилась…  Мамаша!

Свет врубила. Совсем я пропал!
Но она не вопила, не била.         
"Ты какого?.. Да как ты в квартиру попал?!»
И на выход сопроводила.

Пронесло. Ни к чему Совнархозу скандал,
Мелюзги пересуды и сплетни.   
И папаша смеялся: «Ну, ты и нахал!»
Что ж… Визит тот был не последний.

И уже завелись друзья…
Музыканты, евреи, урки.   
Хоть, бывало, брезговал я
Эстафетой по кругу окурка.

В заморочки их не вникал,
Но бодягу* любил послушать -   
В королевствах кривых зеркал
Лучшей оптикой служат уши.

А источником истин – слух
Не искать же в газетах правду   
Среди планов, побед, заслуг…
Хоть бы кто сказал: «Да не прав  ты!»

Дойче Велле, The Voice, Би-би-си…
Будто всходит на Западе солнце.   
Но уж так повелось на Руси…         
Забугорное – свет в оконце!

Пробивалось. Глуши-не глуши.      
Без вопросов всплывали  ответы.   
Что столицам, что Богом, забытым в глуши.
Ибо тьма – лишь отсутствие света.
      
На меня он обрушился и воссиял.
Не обрывками фраз – Ниагарой.   
Мой наив, что как бездна зиял.
Мчал к нему с дерзновеньем Икара
            
С той поры, как стал заезжать   
Родич тайный ветви отцовской.
Не хватило бы силы меня удержать –
Ни святительской, ни бесовской. 

Он на Банковой не бывал.
Даже имени прежде не слышал -   
С покаянием в «Правде» подвал.               
Был Главой, но в дамки не вышел.

Лицеист, офицер,  эмигрант,
Младорос, дипломат Патриарха -               
Элегантный, изысканный гранд.      
Монархист, но, увы, без монарха.

Возвратившись, нас отыскал.   
Из Москвы примчавшись  в Одессу.   
Кухня. Каперсы*. Волчий оскал…   
Не готовил, а правил мессу.

Стейки жарил, муссы взбивал, 
Открывая мне створки мира –      
Штаты, Индию, Царственный бал,               
Resistance*, крушенье кумиров.

Шли с авоськами в «Гастроном» 
Продавать пустые бутылки…               
«…Прорывались в порт напролом, 
Пули в воздухе чуя затылком.»

И утер затылок платком,
Отдуваясь. (был полдень жарок).   
«Не уйти от гестапо тайком,      
Если бонус - сто тысяч рейхсмарок…»

С немчурой мы давно разошлись.
После Глайвица* вооружились…»       
В "Пункт приема» со звоном вошли –   
Алкаши вокруг всполошились.

Он и ткнул калеке трояк.
«Так бутылки столько не стоят!»
«По углам, зато, не стоят!      
С математикой вижу – верняк.   
По истории не было б троек!»

С потолка вентилятор жужжал,
Овощное амбре навевая.
Он бутылку «Абрау»* держал,
Словно давний сон вспоминая.

Однорукий портвейн прикупил,
Со слезой умиления глянул,   
Как бы духом святым окропил.   
И зачем-то «Разлуку» грянул.

Наши сетки раздулись в шары, 
Бедный кролик едва умещался.
Ветчина, осетрина, сыры   
Будто пир на весь мир намечался.               

          (Не окончено)

* Деберц – карточная игра, распространённая в криминальной среде.

* Ланжерон - городской пляж в Одессе.

* Аффинаж - процесс отделения драгметаллов от примесей с целью получения конечного продукта высокой пробы.

* Гицель — (идиш) лицо, занимающееся в городах отловом кошек и собак, живодер.

* Взять на Одессу – коварный удар головой в нос недруга.

* Барков Иван Семенович (1732 — 1768, Санкт-Петербург) - русский поэт. Автор эротических, «срамных од». Ученик Михаила Ломоносова,

* Каперсы — съедобные плоды кустарника каперсника колючего (Capparis spinosa). Растет в Средиземноморье и некоторых частях Азии. Придают блюдам остроту и необычный вкус, ценятся в средиземноморской кухне. Каперсы добавляют к мясу, рыбе, соусам и салатам, но не целиком, а в растертом или мелко нарезанном виде.
 
* La Resistance  - Французское Сопротивление. Объединение групп, боровшихся с  нацистской оккупацией и коллаборационистским режимом  Виши во время Второй мировой войны. Ячейки сопротивления представляли собой небольшие группы вооруженных мужчин и женщин (в сельской местности их называли маки), которые вели партизанскую войну и издавали подпольные газеты.
                *Глайвиц - Глайвицкая провокация  или операция «Консервы» ( Aktion Konserve) — инсценировка нападения Польши на немецкую радиостанцию в городе Глайвиц, проведённая органами СС 31 августа 1939 года в рамках широкомасштабной операции «Гиммлер» для создания повода для нападения Германии на Польшу.

* Абрау – шампанское «Абрау-Дюрсо. В декабре 1898 года выпущена первая партия шампанского с маркой «Абрау» (25 тысяч бутылок). Объём производства был небольшим, шампанское поставлялось лишь для царского двора и аристократии.

* Глайвиц - Глайвицкая провокация  или операция «Консервы» ( Aktion Konserve) — инсценировка нападения Польши на немецкую радиостанцию в городе Глайвиц, проведённая органами СС 31 августа 1939 года в рамках широкомасштабной операции «Гиммлер» для создания повода для нападения Германии на Польшу.

* Абрау – шампанское «Абрау-Дюрсо. В декабре 1898 года выпущена первая партия шампанского с маркой «Абрау» (25 тысяч бутылок). Объём производства был небольшим, шампанское поставлялось лишь для царского двора и аристократии.