В 15-ой

Пустынны улицы в начале года,
отходит, отсыпается народ.
И наступившего, пока что нищеброда,
никто всерьёз не признаёт.

Идущим следом Новый, Старый –
их за руку Звезда ведёт.

…Его вязали санитары
тогда – крестом наоборот:

восток в ногах казался раем;
мне по-соседски было жаль,
ему сульфу вкололи; с краю
лежал отказник Розенталь.

И с верой в гуманизьму строя
главврач решил: «...перекуём!»
Их, санитаров, было трое,
в халатах белых бугаёв.

В палате тёмной, как в пещере,
играл по стенам зайчик-блик.
В его Христа никто не верил,
в беззвучный с болью сердца крик:

Христос родиться этой ночью...
Он как-то вздрогнул, задышал,
распятый тряпками, воочью –
свидетель истины молчал.

И мы, напуганные этим,
смотрели на его глаза,
впервые, может быть, в ответе –
за что? – Он плакал, и слеза

скатилась на подушку. Рядом
блик сторожил, готовый взмыть.
И Розенталь с еврейским взглядом
изрёк: там точно чуду быть!

И светом вспыхнула палата,
пещера – если не чертог;
мы видев чудо, виновато
смотрели на Него... Не мог

он даже шелохнуться,
да и зачем было ему?!
С Хароном чтоб не разминуться,
несли в простынках потому.

В конце того же коридора
те санитары ждали нас,
перехватили без укора
из наших рук. – Четвёртый час

мы провожали этой ночью.
И, видимо, дошли цари,
и пастухи, и уже точно
мы с Ним родились до зари.

* Псих. б-ца №15; 13 отд. КГБ; 1981 г.