будненное

И снятся голоса из опустевших будней… Розенштейн

к морю катится дорога мимо пальм и синагог.
нет в загашнике у б-га для меня других дорог.
шпроты рижские вистуют с неприкрашенных витрин,
унося в одну шестую в детство тропкой изнутри.

Эвель (выдох на иврите) на замёрзшее стекло.
думал в нём еврей небритый, но застал меня врасплох
мальчик в зеркале витрины (объясни накоротке,
б-г угрюмым смотрит мимом или в драном пиджачке
бурячиху каин глушит до начала бытия.
чьи с тобой мы безделушки? или бог и каин — я?).

вкусно веял буревестник под костра кедровый дым.
на кухтуйском взморье треснул шест под иже херувим.
между окнами и льдами дамба, гальки метров семь.
и почти достали дна мы. помнишь, мальчик, насовсем
попрощались в мыслях с мамой — медный грош твои мечты
(неужели только в драмах с иеговой мы на ты).
гордо реял над охотском цвета крови яркий стяг…
на прилавке чай высоцкий с бергамотом. второпях

дни с ашдодского насеста в прошлом не переиграть
(снами тили-трали тесто), потихоньку тоже (блят) —
жизнь и сцена, и реприза, отсебятина и роль.
безмятежность антифризом не засунуть в бандероль
в детстве, чтобы не озябнуть много с гаком лет потом.

помнишь вкус упавших яблок на гончарной, решетом
небо, карлом маркса лужи от поэта до вождя.
(мошка - сруля, дальше хуже…)  пушкин? мальчик, уходя
гасят свет порой трезубцем — выбор тех, кто гасит свет.
наплюются, разберутся —  у войны говённый след.
я бы выслал б-жьей манны на соборный плебисцит,
но у нас в обетованной с этим  полный дефицит.

мальчик, в зеркале витрины б-г не выдаст, крест не съест.
авель ты мой двуединый, не печалься, я ведь есть.
постоим у дюны молча, вдаль сутулится туман.
жизнь, порою даже волчья, лучшая из б-жьих манн.
к морю катится дорога мимо пальм и синагог.
нет в загашнике у б-га нам с тобой других дорог.
*****
10/01/25
мошка - сруля, дальше хуже… - мошка бланк родил сруля бланка, во христе александра дмитриевича, родившего марию, родившую вову ульянова. последние двое в житомире уже не жили.
памятник пушкину в житомире был одним из первых, поставленных поэту в россии к его столетию на деньги житомирян. житомиряне же его спасли во времена вов от фашистов, оуновцев и прочих выродков. нынешние житомиряне его снесли.