Как фокусник дурацкую розу бумажную...

Как фокусник дурацкую розу бумажную из фрачного рукава,
так и я из памяти, как из тульи перевёрнутого цилиндра,
извлекаю о детстве своём барачном - о, как эта дева и навязчива и права! -
кадрики, фоточки, поминаемые наизусть, что твой палиндром ночной, на губах дымящийся неисцелимо.

В керосиновую ли шагнёшь, долговязого коридора въевшуюся в глаза и ноздри, хмарь,
где на керогазах на табуретах булькает варево, подгорает жареная картошка,
будто сегодня таращишься в, из обихода вышедший, забытый Даля словарь
и осенит: жизнь есть старинный глагол, пережидающий натиск времён под новой обложкой.

Вот и отец мой, молодой красавчик, обнимающий меня, мальчугана, с разбегу,
на руках возносящий в самое небо, мучает сваркою огнедышащей трёхколёсный
велосипед в гараже автобазы, а может наоборот - празднует очередную победу
велосипед, развалившись на части неожиданно и правдиво, и возлежа грудой металла несносной.

Вместе всё лето в одной кабине на старом зиловском полуприцепе
накручиваем по стройкам, развозя по накладным то кирпичи, то плиты.
Пребываем с молодостью и силой, счастьем и детством в вагонной сцепке.
Мир сияет, укрыт иконопИсным лаком, раскрашен красками обновлённой палитры.

В шоферскОй столовой на подносе несу шницель в тарелку ростом с перловкой, стакан сметаны
и сижу за столиком, в окруженье суровых мужчин, не дотягиваясь до пола ногами,
переполнен несказанной музыкой, не в шутку сметаем
толпящимися в голове аккордами, пиликающими нестройными гаммами.

А перед сном отчаливаешь в сортир с фонариком, у которого в животе квадратная батарейка
или стыдливо седлаешь за занавеской в углу цинковое поломоечное ведро.
А потом отплываешь в небо, звёздною чернотой прилипающее к спине, как марка-наклейка
к конверту, что доверяли клеить языком и слюной лишь тебе одному...
Выбирая оное из рядовых, царских,  детство, твоих щедрот.

январь 2025г