Да Пагарды

Пагарда (блр.) – презрение, пренебрежение, высокомерие. И что-то иное в этом же роде.
Ёсьць у нас яшчэ і грэбаванне. Но оно – чуть «однозначнее». В «пренебрежение». Грэбаваць – пренебрегать, брезговать. Впрочем, и здесь до презрения подвижка невеликая.
Ёсьць і зьнявага. – Унижение...
Ды ці мала чаго ёсьць. У гэтым (ці вакол яго) сэнсе.
А вот почему пагарда именно «пагарда», можно и покумекать. «Почему» – к тому, из каких корней вырастает и с чем перемигивается.
Если взять ту же з(ь)нявагу, здесь всё (в основном) понятно. Корень – «вага». К весу-весомости (важкасці)-важности. К значимости-значительности.
Знявага потому и близится к Непаваге (неуважению), что между унижением и неуважением большой разницы нет. Просто, в одном случае речь идёт о низе и верхе (низком и высоком), а в другом о «весомости». И там, и там – этическое (социальное) ассоциируется с физическим (с расположением в пространстве и – с весом-массой, с телесностью). Сюда же (из физики) можно притянуть и от парочки «слабый-сильный», и от иных. С возможным переходом-переводом именно в социалку.
Из чего вырастает Пагарда?!
Возьмём русские аналоги.
Презрение.
Презирать – ни во что не ставить. Просто не видеть, не замечать (почти).
Я тебя презираю... – В упор не вижу. А раз так – тебя вообще нет. Нет для меня, значит, нет и вовсе.
При всём «субъективизме» – вполне по-человечески, и – как-то – онтологически (пусть и не «онтически»).
Здесь – и к значимости уже зрения-виденья. О его (неком) превосходстве над слышанием и прочими ощущениями-восприятиями.
Будучи, скорее, слухачом, чем «визионером», могу с этим (где-то) согласться...
Вот и Презрение... Почему с «пре»?! «Пре» – как-то «через». Как-то – «за», «вне», «по ту сторону». За чертой, за границей виденья (в элементарном смысле, ибо у «виденья» есть смыслы и покруче). Виденья-знания.
Презрение – форма непризнания. Но – с бОльшим унижением. С уничижением. А уничижение пахнет уничтожением. Пусть – где-то – и «чуждостью», дурной инаковостью.
Когда-то я сопоставлял Презрение и Ненависть. Думаю, что об этом что-то и в Архиве осталось.
Так – и не я один.
А когда сопоставлял, не мог пройти мимо Лермонтова. «Герой нашего времени». Причём там, насколько я помню, это проскакивало не один раз. По крайней мере – дважды. В перехлёст один раз с бывшей дружбой (приятельством?), а в другой – с любовью (увлечением?). А, возможно – с каким-то преклонением-очарованием, обернувшимся разочарованием. Не без предательства, измены, ревности, мести и пр. Да всё – из чувства собственной неполноценности, возбухающей до гордыни.

– Грушницкий! – сказал я, – еще есть время; откажись от своей клеветы, и я тебе прощу все. Тебе не удалось меня подурачить, и мое самолюбие удовлетворено; вспомни – мы были когда-то друзьями… Лицо у него вспыхнуло, глаза засверкали. – Стреляйте! – отвечал он, – я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет места…

Объяснение с Мери было несколько иным. Насколько иным?!.. Хотя – в тех же именах-категориях.

– Итак, вы сами видите, – сказал я сколько мог твердым голосом и с принужденной усмешкою, – вы сами видите, что я не могу на вас жениться, если б вы даже этого теперь хотели, то скоро бы раскаялись. Мой разговор с вашей матушкой принудил меня объясниться с вами так откровенно и так грубо; я надеюсь, что она в заблуждении: вам легко ее разуверить. Вы видите, я играю в ваших глазах самую жалкую и гадкую роль, и даже в этом признаюсь; вот все, что я могу для вас сделать. Какое бы вы дурное мнение обо мне ни имели, я ему покоряюсь… Видите ли, я перед вами низок. Не правда ли, если даже вы меня и любили, то с этой минуты презираете?
Она обернулась ко мне бледная, как мрамор, только глаза ее чудесно сверкали.
– Я вас ненавижу… – сказала она.
Я поблагодарил, поклонился почтительно и вышел.

В детали вдаваться не будем... Впрочем, можно и пошарить – в Архиве.
Место с Печориным находится легко. В сорокастраничном опусе «За что я его так не люблю (хотя и не только о нём)». Май 2020-го. Какое существо там выступает в качестве объекта моей «нелюбви», догадаться нетрудно. А не выставлял... Так и без этого на себя навлекаю. А там – «концентрированно». И – аж на 40 страниц. С картинками.
А то «место» рискну сюда впечатать. С некоторым, так сказать, контекстом...

[В классической монархии Власть – бремя. Возлагаемое и освящённое. А в силу освящения, как-то и очищенное. В «демократиях»… В демократиях что-то строится на доверии. Что-то… В любом случае, исторически здесь возникает сложнейшая система (интеллектуальная конструкция: «математика свободы») сдержек, противовесов, которые минимизируют возможность реальной или скрытой узурпации власти (в каком-то смысле – зла), её использования в корыстных интересах. Как личных, так и групповых. Получается всё не слишком хорошо. Всё время требуются поправки и подпорки (как к устаревающим теориям-гипотезам в науке). Система рано или поздно расшатывается. Утрачивает свою эффективность. Нарушается её взаимодействие с остальными сегментами социума. Да и ловкие «узурпаторы» находят лазейки, позволяющие им реализовать свои претензии и вожделения.
Маленькая ремарка: в русском языке созвучными оказались достаточно далёкие (на первый взгляд?) и по смыслу, и по корневому генезису слова: вожделение и вождь. В дальнейшем эта «поэтика» может нам ещё пригодиться.
Олигархия. Тирания… Вот угроза (а где-то и удел) любой демократии. Это понимал не только Платон. При всех изменениях и даже превращениях, которые произошли с самим концептом демократии за без малого две с половиной тысячи лет, многое остаётся в силе.
Зачем мы об этом так долго (и не совсем внятно) здесь?! В нашем «За что я его так не люблю».
Итак – Власть. И, в конечном счёте – не сама она, а безудержное к ней стремление. Алчное, страстное, ничем не переборимое… Хотя эти оттенки уже ни к чему, раз сказал: безудержное. А если ещё сильнее: Одержимое.
Тяга к Власти. Любовь (?!) к Власти…
Здесь есть не мало вопросов и масса нюансов. Прежде всего – сам феномен Власти. Не только политической. Хотя в отношении моей «нелюбви» определяющим является стремление её предмета именно к политической Власти. Из последнего (а здесь ещё предстоит многое уточнить-утрясти, в том числе и касательно моего отношения к этому влечению), в частности, следует, что средоточием исследуемого (!) чувства является не столько сам АГЛ, а демоническая (!!) тяга к Власти. Прежде всего – в сфере политического. Но, вероятно, не только в ней, а в конечном счёте и не столько.
Здесь мы сталкиваемся с каким-то могучим парадоксом, заострённым в самом существе человека. Боюсь, что станет уже не до того, с кого и начался весь сыр-бор. А в каком-то смысле он окажется даже и оправдан. Нет, скорее, просто возвращён в ряд Ближних. Но это – при определённых условиях. И как бы с этим («оправданием») не переборщить…
В общем, в моём «За что я его так…» – не только о нём, но и о себе. А также – об Эпохе, о Человеке, о… И уже не поймёшь, где оно средоточие. Да в САмом СамОм, как подсказал бы мой Алексей Фёдорович.
В чём-то можно определиться (хотя бы предварительно) сразу. Возьмём такое чувство (отношение), как Жалость.

В сёлах Рязанщины,  в сёлах Смоленщины
Слово «люблю» не привычно для женщины.
Там бесконечно и верно любя,
Женщина скажет «Жалею тебя».

И в этом «жалею» – особая теплота и грусть-печаль чуются. Зыкина знатно выводила… А слова-то – Феликса Лаубе. Советский поэт-песенник. А происхождение… Не немецкое таки, а латышское. Но как оно по-русски выкатилось! С чего бы?!
У сына Яна Томовича. Латышского стрелка (фельдшера), участника штурма Зимнего, организатора охраны Ленина… Биография!
Потом ОГПУ, ЧК, нарком внутренних дел Крыма, начальник Главного управления заключения (там же), Тамбов, Киргизия (опять нарком)… – «И кидало его по родной стороне». А арестовали в Сталинграде, в декабре 1937-го. Расстрелян. Посмертно реабилитирован. Похоронен в братской могиле в Архангельске.
Типичная биография. Для настоящего большевика.
Жена (мать Феликса) – Судакова Анастасия (Анна) Яковлевна. А сына и с ней разлучили. Воспитывался в семье дяди, народного артиста РСФСР Ильи Судакова и народной артистки уже СССР Клавдии Еланской. Вот вам гены и русские, и художественные.
Ну, это так, к слову. Жалею…
А ведь всех жалко! Не так ли!? Всех убиенных, замученных. Где палача и жертву разделить порой – ой, как нелегко!
Так вот… В той «любви к ближнему» – тоже, скорее, Жалость. Но такая, что повязана с Любовью. А есть и другая. Да мало ли модификаций! Подобно Лжи (преднамеренная и непреднамеренная, враньё и ошибка-заблуждение). А про Ложь – к «теме». В том числе и к «так не люблю» – что в нём.

Жалость-сострадание и жалость-презрение. Жалость к тому, кому больно, и жалость к тому, кто жалок. – Существенное различие! Хотя слово не зря и его стягивает.
Тот, кого так не люблю, жалок. Жалок до ничтожества, до омерзения. Ведь и презрение в чём-то сильнее ненависти. И не только я по этому поводу рассуждал-перекладывал (было уже где-то).
Самое различение между ненавистью и презрением запомнилось мне почти с детства. По «Герою нашего времени» Михаила Юрьевича. И не столько по тексту, сколько по фильму. С Вербицким, 1955-го года.  С Ивашовым, спустя 10 лет «Княжну Мери», кажется, не подняли.
«Я ненавижу людей, чтобы их не презирать. Иначе жизнь была бы слишком отвратительным фарсом» – Грушницкий Печорину. «Я презираю женщин, чтобы не любить их. Иначе жизнь была бы слишком смешной мелодрамой» – Печорин Грушницкому.
«Я вас не люблю» – объясняется главный герой с юной княжной уже в финале, продолжая в своём духе: ... «Не правда ли, что если Вы меня и любили, то с этой минуты презираете».  – Но, получает в ответ: «Я Вас ненавижу».
Насколько умна вся эта эквилибристика (не в укор Лермонтову), судить не стану. Сам я где-то отмечал, что в «ненавижу» присутствует признание, сочетающееся со стремлением уничтожить. Так или иначе – Отношение! А в «презираю» – брезгливость. К тому, что Отношения недостойно. Его и уничтожать не надо, поскольку там почти ничего и нет.
Вот. Нарыл (постфактум). К Ненависти. Несколько искусственное, сконструированное…

Ненависть – это призыв.
Ненависть – твари восстание.
Так восстают низы
самого чёрного звания.
Ненависть движет тем,
кто возжелал отмщения,
к Свету и Красоте
чувствуя отвращение.
Голос кромешной Тьмы,
зависти вампирической.
Вопль: «Рабы – не мы!» –
немощи исторической.

Можно – совсем не так.
Можно пойти от слова.
Будет ли Красота
здесь низвергаться снова?
Ненависть – для врагов.
Ненависть – Чьё ты знамя?!
«Видеть» – простой глагол.
С «на» мы его не знаем.
Но: предположим – Пусть!
Любо, когда навидим.
Зрак собирая в горсть,
нет говорим обиде,
хитрости, хвастовству,
мести и прочей дряни.
Да – Красоте, хороству.
Только в Любви – Творяне.

Ну, а добавим «не».
Вот вам и отрицание!
Звёзд не найти на дне.
Разве – одно мерцание.
(16.04.2016)

А моё к АГЛ близко именно к презрению. Потому и Отношением это называть как-то не хочется.
Человек, так стремящийся к Власти, а затем так за неё цепляющийся, является паническим трусом. Здесь и человека-то нет. Так… Существо. Но… – Демоническое!]
-----------------------------------------------------------

Понятно, что все эти (и иные) чувства и отношения я обыгрывал не раз. Как в виршах, так и в прозе. А Ненависти, полагаю, досталось от меня поболе, чем Презрению. Особенно – в виршах.
Сюда притягивать не стану (иначе слишком уж отклонюсь от интереса к Пагарде). Разве...
Да. Напомню, что лейтмотивом всего моего непрерывного Дневника являются слова Катулла: Odi et amo.
Насколько помню, у Гая Валерия речь шла об отношении к женщине. Во всяком случае – главным образом.
Я-то забирал куда шире...
Пару-тройку виршей таки кину

Советская Империя.
Победы. Миражи.
Шагала Ты уверенно.
Земля ещё дрожит
От исполинской поступи,
От рёва кораблей.
Ещё витают в воздухе
Проклятья и елей.
Ещё глаза туманятся
От страха и тоски.
Да проседают в памяти
Зыбучие пески
С забытыми погостами,
С кошмаром лагерей.
Ещё в следах той поступи
Не выполот пырей.
Ещё любовь и ненависть
Не завершили спор,
И попрекать изменою
Готовы до сих пор.
И в поводок коротенький
Вплетает тайно власть
Святое чувство Родины.
И боль не улеглась
За то, что так растрачены
И силы, и душа.
И ожиданья мрачные,
И не уверен шаг.
И нет теперь доверия
Ни к этим, ни к другим.
Осколки той Империи
Самим себе враги.
Осыпались, скукожились.
Уже не соберёшь.
Иные нынче вожжи,
Иная нынче ложь.

Опомнитесь! Пока ещё
Не грянула беда
С Победой вас, товарищи!
С Победой, господа!
(Не отболевшее, 9.05.2014)

Чуть с иным изворотом...

Тоталитарное искусство…
В понятиях – системный сбой.
И от того порою грустно,
Что ни свобода, ни любовь,
А страх и ненависть… К иному!
Здесь – рабство воли и ума.
Не изречённая кенома,
А оглушительная тьма.
(Творчество, 4.04.2015)

И перемежалось-перекликалось это у меня со строками любимых поэтов...

И отвращение от жизни,
И к ней безумная любовь,
И страсть и ненависть к отчизне...
И чёрная, земная кровь
Сулит нам, раздувая вены,
Все разрушая рубежи,
Неслыханные перемены,
Невиданные мятежи...
(Возмездие, А. Блок)

Было бы у меня об этом немного, кинул бы ещё. А так...
Зьвернемся да Пагарды...
Да. Сегодня (9.01) – ровно три года, как случилась моя последняя перекидка (в личку) с Володей Ковбасюком. Оттого вчера (вечером) я ему и кивнул. Куда – не ведаю...

9.01.2025

«Да Пагарды 2»

Пагарда...
Можно сравнить-сопоставить и с Павагай (уважением).
Па-Вага. Вага (Вес) – как нечто позитивное. Субстанциальное, онтическое.
Па... По тому, что в «корне». К нему, от него, с ним. В причастность-привязанность. И потому, Павага – уже Отношение. Уже – сфера не Физики, а Этики.
Как-то – так. Не более того.
Пойдём по аналогии?!
Па-Гарда. Оставляя – как возможность – в сторонке некий «Паг».
Гарда...
С Гардом и Хартом мы уже чуть повозились (к Гартману). С немецким, английским, латинским и пр.
С «садом-огородом» (с Г, или G) и – тут же – с Оградой (Границей?)-Крепостью (Силой?).
С «тяжестью-трудностью» – к «горести-горемычности». Если с Х (англ. H). Не без оговорок и нюансов.
Можно допустить, что с «хартом» идёт, скорее, в негатив. В отличие от того «Веса». Но – это только в допущение. И – именно с Хартом, а не с Гардом.
Гарт (так и не Гард же...) в нашей Мове – Закал. Твёрдость. Скорее – в позитив. Но и с той немецкой (в Hart) «тяжестью» оно аукается. Так что с позитивом-негативом всё не так и просто.
То, что Пагарда (Презрение) – чувство негативное – Понятно. По аналогии (если она здесь уместна) с Павагай негатив должен бы вырастать из Гарда. Или (насколько важно?!) из Гарды. «Насколько важно» – я о том, что тут может меняться в случае перехода от мужского к женскому.
Гарда...
Garda (кстати-некстати) – озеро в Италии. Самое большое.
Что в ней (в нём ¬– в такой вариации имени) – помимо Охраны, да Полиции?!
Не надо забывать и об «оборачивании». О превращении противоположностей друг в друга.
От Любви до Ненависти один шаг. Ну, это тогда, когда на месте Любви пребывает хлипкое себялюбие, нуждающееся в Кумире, перед коим оное сначала преклоняется, а потом – топчет ногами. А спустя какое-то время – кается и снова тащит-поднимает в Кумиры.
В России (не в ней одной, конечно, но...) – это легко.
Порыдать (в случае потери). Занести в Мавзолей. Потом вышвырнуть оттуда. Обгадить (пусть выброшенное гадом, при жизни, и было, но...). А потом снова отмывать-обелять и тащить на постаменты. И загонять-закумиривать в свои души-душонки.
Мелькнувший выше Гад, между прочим, как-то подмигнул той Гарде. Пусть и без Р.
А тут ещё (только что – в 14:14) на выставленную «Пагарду» заскочил (только вторым) некий Гарик Зэт. Шутник. Давно никому не откликающийся, но внимание к себе привлекающий.
Пошто заскочил?! – Случайно? Али ему в Пагарде что-то своё почудилось (в пере-гаркивание или в под-гарание)?
У нас, конечно, с Д (в конце). А тут – просто Гар (да ещё с «иком»), как тот Гад (уже без Р). Однако! Я к тому, что герменевту можно и к такому прислушаться. Пусть это – всего лишь заскок. Просто в завлекалочку да в бот-программку.
С Пагардай может быть и вовсе не так и сложно.
Если перекинуться от Презрения к Высокомерию.
Во-первых, если Гард – Граница (а такое возможно), то Граница тянется и к Черте, и к Пределу, и к Мере. Некто Высокий (свысока – неважно, как его туда закинуло-занесло) меряет Низкого. – Фу! Как ты жалок, ничтожен...
А вовсе за пределами Меры-Измерения. Мал ничтожно. Изгой.
С Изгоем (из-житым-вытуренным) – даже веселее становится!
Если так (без нюансирования), считай разгадали. Хотя можно было бы и ещё покрутить-повертеть.
Например, к тому, что Высокомерие есть Гордыня. А Гордыня – как бы, в переклик к Гарде. Причём – в Переклик неслабый.
А чем у нас Гордыня оборачивается?! Унынием (кое паче ея в согрешении), да Отчаянием.
А что не перескочили к Сердцу (через греческое Cardia) – не обессудьте. А ведь можно было и перекинуться: хотя бы на «скардзіцца» (жаловаться, сетовать). Ад Скаргі. Так потом (да ещё с «каргой» и «скрыгатаннем») ноги из трясины точно не вытянешь.
Ну, а ў Мове Гарда таксама сустракаецца

гарда
(белорус. От гардовица – разная огородная зелень, и литов. Gardus – вкусный). Термин, употребляемый в прилегающей к Литве части Белоруссии и в самой Литве (в основном в пограничных с Белоруссией районах) для обозначения смеси мятого вареного картофеля с мелкими кусочками селедки, сдобренной большим количеством зеленого лука и других огородных трав – укропа, зелени петрушки, кервеля (купыря), а также щавеля (или шпината) и крапивы, мелко нарезанных и залитых простоквашей или сметаной. Крапиву, щавель или лебеду перед закладкой бланшируют. Остальные травы закладываются сырыми.

В принципе, и со вкусом, и с крапивой, и с луком (тем более – к Лукаморью) тоже можно было бы повозиться. Но… Оставляю это уже на любителей.
-----------------------------------------
Уже было прикончил (пусть такие забавы и нескончаемы), да набежало ещё одно.
С Гар округ того Гарика я, понятно, пришутил (пажартаваў). Да рядом всё шмыгало украинское Гарны. Гарна дівчина. Ладная, хорошая, пригожая. Яркая! Взрачная. Вся – Огонь! Ну, это уже к Гару-Горению. Главное – не сгореть (от такой) или ей самой раньше времени не перегореть.
К Пагарде – как бы и мимо. Но...
В Мове (у нас) есть глаголишко – Гарнуць. А это – ничто иное, как «сгребать». Притом, что есть у нас к тому и созвучное «сграбаць».
Про «грабли» мы все слышали. В том числе и в жаргон. Как и про «заграбастать» (в захват силой, в Грубость).
А «нязграбны» у нас (блр.) – неуклюжий, неловкий, нескладный. Сравните с тем гарным-ладным.
Я бы к этому особо и не повёл, не будь у нас сопоставимого с Пагардай Грэбавання (Пренебрежения). И уже подтянув сюда (вместе с «сграбаць») «гарнуць», можно зачинать новый танец. А если в «поэтику», так и презренную Гэбню пришпилить.
Тьфу на меня!
А рокирните в «гарн» серединку, получите «гран». А рядом – «хран». К грани-границе и охране. К тем немецким (скандинавским и прочим) Гардам да Хартам. Как бы возвращаясь к нашему Гартману.

9.01.2025