Шурик, шалом!

Всем ленинградцам, волею и неволею судьбы
оказавшихся в разных концах света
посвящается!


Лужа казалась бездонной. Неделю назад заботливые коммунальщики бережно выкопали остатки высоких тополей, спиленных ранее по причине угрозы падения на наш дом. На месте выкопанных с корнями огромных пней образовались глубокие ямы в наш рост. А уж заботливая осенняя ленинградская погода щедро заполнила образовавшиеся естественные ёмкости до краёв дождевой водой.
Кто пустил слух о том, что на дне ямы лежат не пойми откуда взявшиеся пиратские сокровища, - я не помню. Но то, что идея была воспринята нами на «ура», - это точно. И вот мы, сопящие от счастья, сидим по краям лужи, пытаясь пластмассовыми ведёрками баночками вычерпать серую холодную жижу и добраться до дна. По мере нашей работы сопение усиливается, а уровень грязной водицы заметно уменьшается. Приходится нагибаться ниже, аккуратно сохраняя хрупкое равновесие своего детсадовского тела над уровнем искусственного водоёма. В какой-то момент краем глаза я замечаю, что Шурик нагнулся чуть дальше положенного и, как лыжник по лыжне, устремился подошвами своих резиновых сапожек по скользкой грязи прямо в нашу Марианскую впадину. Слышится характерный «бульк» и Шурик с головой уходит под воду. Мы вытаскивали его минут пять. Наконец, живой и спасённый искатель сокровищ был приведён в горизонтальное положение у своего подъезда.
Он ревел белугой, размазывая ручонками по лицу сопли, грязь и слёзы. Добротная серая жижа струилась с него потоками изо всех щелей, включая уши. К слову сказать, уровень воды в луже после этого заметно снизился, благодаря ещё не пройденной нами силе Архимеда. Мы утешали Сашку как могли, ведя его к дверям квартиры. Он шёл, плакал, проклиная всех пиратов вместе и каждого по отдельности, оставляя после себя на асфальте добротные грязевые подтёки. Мы довели его до дверей и нажали кнопку звонка. Когда его мама, тётя Ася, открыла дверь, её глазам предстало душераздирающее зрелище! После пятисекундной, оценивающей обстановку, паузы, милый сын был вволочён в квартиру заботливыми материнскими руками. За закрывшимися дверьми слышалось: «Ну куда ты ещё вляпался, недоразумение ты моё?!». В ответ «недоразумение» сквозь рёв, сопение и слёзы пыталось что-то произнести. Тщетно!
Он был наказан. Наказан и лишён. Лишён мороженого и солдатиков на целый месяц. Да здравствует гуманизм всех ленинградских мам!На мой пятый день рождения Сашу привела его мама. Мы резвились, играли, поглощая сладости и лимонад. Когда торжество закончилось, Шурик не хотел уходить домой. Тем более, что ему очень понравилась моя деревянная лошадка на колёсиках, и он не хотел с ней расставаться в силу своего трёхлетнего возраста.
Мы жили в одном доме, учились в одной школе, умудряясь постигать суровые законы жизни не только по школьным учебникам истории. Мы сбегали с уроков в кино, играли в футбол и постоянно что-то мутили. Карбид, вода, магний, марганцовка и спички, - таков был наш самодельный набор юного химика. Мы постоянно что-то взрывали и запускали. Без этого всего мы были бы не мы! Так мы изучали жизнь. А жизнь изучала нас. Мы становились старше, постигая нехитрые уличные правила. Частенько после драк, в которых мы принимали участие как защитники справедливости и независимости нашего микрорайона, приходилось залечивать разбитые носы и синяки. Игры в войнушку и Робин Гуда переходили на новый, иной уровень взросления.
Не смотря на свою полноту и угловатость, придающих ему обаяние, Шурик был очень умным и чувствительным. Как и у всех еврейских детей, у него было огромное доброе сердце и большие чёрные глаза.Мы никогда не делили себя по признаку крови. Мы не делились на белорусов, армян, евреев, русских и латышей. Зато вместе мы представляли собою сплочённый коллектив, эдакую «критическую» ленинградскую массу. И масса эта вытворяла всё, на что была способна! На тренировках по борьбе Шурик был со мною в паре. Мы старались до посинения. В прямом смысле этого слова. После отработки ударов, бросков и прочих приёмов, тело было усеяно синяками. А что делать? Дорогу осилит идущий.
Из всех нас только Сашок мог споткнуться на ровном месте. На новом подаренном дорогом велосипеде уже на следующий день Шурик умудрился во что-то въехать, перелететь через руль, сломав велосипед и руку. Из всей нашей развесёлой компании только его могли догнать сотрудники милиции, обнаружившие нас за незаконным изучением содержимого телефонной будки. И Сашка ничего им не сказал, никого не сдал. Молчал как партизан. И снова был наказан. Уже по-взрослому. Перспектива получить новые джинсы рухнула.
А ещё мы ходили на рок-концерты в проклёпанных кожаных куртках с немыслимыми причёсками на головах, на футбол в уже несуществующий СКК. Оттуда нас тоже прогоняла милиция. За выкрикивание не очень лестных отзывов в адрес команды противника.
Мы взрослели и пробовали жизнь на вкус, вместе со вкусом вина и сигарет.
Наша дружная раздолбайская компашка могла собраться за пять минут и отправиться в путь. Например, покататься в Павловске на санях. Или проехать на велосипедах от дома в Пушкин. Ну, или уехать в Токсово, где на Чёртовом мосту устроить зимний пикничок с винцом. Веселуха! Нам по шестнадцать лет, и мы — хозяева жизни!Были у Шурика и свои слабости. Он очень обожал кошек. А кошки обожали его. Он постоянно возюкался со всеми дворовыми котами и котятами. Он пытался всех их спасти и накормить. Если в подвале слышалось характерное мяуканье, Сашок лез в подвал и вылезал оттуда минут через десять, весь грязный, с источником мяуканья на руках.
Он первым из нас вкусил американскую пищу в «Макдональдсе». В том, самом первом, открытым в Москве. Вместе с бургерами в организм Шурика плотно вошла тяга к радиостанциям «Голос Америки» и «Радио Свобода». Из передач, передаваемых на «вражеских» радиочастотах, мы узнавали, что не всё у нас так уж и гладко. Мы узнавали то, о чём не говорили советские газеты и телевидение. И мы стали взрослеть уже политически, рассматривая проблемы страны и её отдельных жителей. Наши мнения разделялись. Мы бурно обсуждали проблемы эмигрантов, невыездных, сторонников советской системы и их оппонентов. Мы спорили. И в спорах рождалась истина.
Мы пережили упадок социалистической системы и крах Советского Союза. Теперь каждый был волен выбирать, - по дороге ему со страной, или нет. Многие, доведённые до отчаяния, уезжали за кордон в поисках лучшей жизни. Кто-то оставался, по принципу «где родился, - там и пригодился». С развалом страны границы стали более прозрачными и многочисленная еврейская советская социалистическая община потянулась на свою историческую родину.Тёплым солнечным сентябрьским подмосковным вечером вернувшись в казарму после очередного наряда я получил письмо из родного Питера. Солдаты любят получать письма. Они скрашивают хмурые будни армейской жизни. Армия — это школа жизни. Со своими законами и экзаменами. Именно в армии взрослеешь по-настоящему. Быстро исчезает налёт детских воспоминаний и формируется чувство ответственности.
В письме помимо сообщений приятельского характера упоминалось о том, что Шурик вместе с родителями уезжает в Израиль. Навсегда. Это было нелёгкое решение для его родителей и для него самого. Оставить тут всё. И начать всё заново, «с нуля» в другой стране со своими законами и укладом жизни.
Но евреи — люди, способные выживать в любых условиях и ситуациях. А уж если они до этого жили в Советском Союзе! Да ещё и в Ленинграде! Наш ленинградский человечек нигде не пропадёт! Характер сказывается. Особый, - ленинградский.
На новом месте Сашок с родителями вполне сносно обосновался, там он и закончил школу. К тому времени я уже вернулся с армии, с лихвою пройдя эту школу жизни, включившую в себя и кровавый октябрь 1993 года.
Израиль — страна небольшая, но гордая. Враги не давали расслабиться маленькому мужественному государству, поэтому израильская армия всегда начеку. Одна из лучших армий в мире, способная навести страх на тех, кто не очень уважает таки бедных евреев. А чтобы армия сия была сильной, муштруют в ней — будь здоров! И парней, и девушек. Целых три года. Прошёл израильскую армию, - прошёл еврейскую школу жизни!В назначенное время пришла повестка и Шурику. Хочешь — не хочешь, а служить надо. Историческую родину защищать. Не минула чаша сия Сашку.
Восток — дело тонкое. А Ближний Восток — ещё и опасное. В плане постоянных диверсий, провокаций и террористических актов. И должен быть готов ко всему этому израильский солдат.
Пройдя «учебку» и успешно сдав все положенные нормативы и экзамены, Шурик был зачислен водителем в приграничный автобатальон. Его служба теперь заключалась в том, что за рулём своего армейского лёгкого внедорожника он был в постоянных развозках и рассылках.
В один из таких будничных армейских дней Сашок вёз командира роты для проверки состояния новых выставленных приграничных постов и нарядов. Чудовищная жара заставила снять брезентовый тент с крыши и боков автомобиля. Солнце земли палестинской нагрело воздух до отметки плюс пятьдесят градусов. Кордоны и блок-посты в приграничном районе уже были проверены. Теперь пора следовать в сторону своей войсковой части. Там можно будет расслабиться, перевести дух и вволю напиться холодной чистой воды. Дорога в часть проходила через небольшой приграничный посёлок, который был частью современного города. Узкие улочки, невысокие одноэтажные дома, редкие прохожие, вышедшие на улицу исключительно по неотложным делам. Вот и эти двое мужчин, показавшихся из-за угла дома, тоже явно срочно куда-то спешат. Только ведут они себя как-то странно, потому что в руках у них автоматы. Жаркий измор в голове Шурика мгновенно улетучился. Люди в хиджабах с автоматами Калашникова на улице, - это уже ненормально! А когда они при этом ещё направляют их стволы в стою сторону!..- Командир, засада! - крикнул Сашок. На русском!
- Пригнись, и полный газ! - ответил командир. Тоже на русском.
Террористам такой ход явно не понравился. Они рассчитывали застать израильских военных врасплох. Не вышло! Шурик видел, как их автоматы извергают огонь. Обиднее всего было то, что по нему, — рождённому и выросшему в Союзе, стреляли из его родных, советских автоматов.
Пули били в радиатор, колёса и лобовое стекло. Оно хотя и было пулезащитным, но здорово раскололось и держалось на честном слове. Разогнавшись, Шурик не тормозя, с ходу въехал в этих двоих, и, продолжая движение, крепко припечатал их к стене забора. Намертво. Выхватив пистолет и приведя его в боевую готовность, Сашка резко выпрыгнул из машины и упав на землю, занял позицию для стрельбы по возможным оставшимся бандитам. Однако, осмотревшись, он понял, что больше никого нет. Тогда, осторожно привстав, держа на прицеле улицу, Шурик взглянул на убитых. Кончено. А вот командир жив, хотя и ранен. И вызывает командир по рации помощь. На чистом русском языке. И отвечает ему дежурный по части. Тоже по-русски! Видимо, в критических ситуациях человек быстрее думает и говорит на том языке, который учил с рождения.
Подоспевший на выручку армейский взвод чётко произвёл осмотр прилегающей территории.На почётном построении командир части торжественно вручил Сане новые сержантские погоны.
- Откуда ты родом, сынок? - спросил Шурика выписавшийся из госпиталя командир роты.
- Из Ленинграда — гордо ответил тот.
На что ротный крепко пожал ему руку, отметив мужество и решительность, проявленные израильским солдатом ленинградского происхождения.

Прошло много лет.
Шурик женился и перебрался в Америку. У него отличная семья, двое пацанов, хорошая работа. Жизнь сложилась вполне успешно.

Но иногда, во сне Шурик видит маленького мальчика на пустыре около своего дома на фоне ещё не вырубленных высоких ленинградских тополей. И своих друзей, которые здороваются с ним за руку и говорят:
- Шурик, шалом! -