Сорок девятая

Понятно было, что все игры против СССР были основательно срежиссированы большим коллективом врагов нашего Отечества, скорректированы внутренними врагами и агентами влияния, а Рейган тупо читал тексты роли, написанной для него реальными кукловодами. На глазах у изумленной мировой общественности Горбачев безвольно сдавал Западу позицию за позицией, а внутренняя политика была вообще из рук вон… Кстати, нам, как профессиональным филологам, смешно было смотреть на памятные открытки по поводу этого самого поганого «саммита», где на английском было написано «summit», а на «чистом» русском – «встреча верха». И это при всём при том, что пол-Женевы знала русский язык как родной. Кстати, то самое профсоюзное мероприятие в пансионате на мысе Пицунда, о котором я кратко писал в предыдущей капельке, проходило как раз после этой самой встречи Горбачева и Рейгана в Женеве в 1986 г.– мы с Ильей тогда же там целый месяц трудились на сессии МОТ. И, в отличие от многих наших соотечественников, которых держали на голодном информационном пайке и кормили полуправдой, сразу же узнали во всех подробностях о трагедии в Чернобыле, узнали страшную правду о действиях недоучек-хохлов из руководства и оперативного управления АЭС, о вранье партийно-хозяйственной номенклатуры, подставившей граждан под радиационное облучение, не уведомив о страшной угрозе жизни и здоровью киевлян, которых согнали на первомайские мероприятия. Это был первый удар, нанесенный моему личному доверию действующей тогда власти. Особенно тяжело меня поразило двуличие Горбачева, который воспользовался невозможностью для граждан СССР сравнить его речи на Западе с болтовней, предназначенной для внутреннего потребления – интернет был тогда доступен далеко не всем (помню, что на мои первые адреса электронной почты на визитной карточке смотрели как на некие невразумительные каракули). На том саммите свои переводчики были от ЦК КПСС, но Постоянное Представительство СССР при ООН и нас всех держало как бы в резерве: так, на всякий случай. Но все обошлось, нам даже и «выгода» (сомнительная, впрочем) была – на неделю еще командировочных привалило. Впрочем, родимое государство нас всегда тихо обирало. Вот, к примеру, мой временный контракт с МОТ (при ООН) в 80-е годы предусматривал net salary в размере 400 (четырехсот) долларов США за  1 (одну) смену. Сменой считалась постоянное присутствие в помещении, где проводилось мероприятие, и готовность к работе в будке в течение 8 (восьми) часов. Разумеется, мы работали вдвоем (а на пленарных заседаниях – втроем) в каждой будке, честно сменяясь через равные промежутки времени (каждые полчаса или двадцать минут на пленарке). Таковы были нормативы ООН. При этом отдел синхронных переводов строго следил, чтобы каждый переводчик проводил равное с другими переводчиками количество часов в будке. С каждым синхронистом заключался контракт на определенный срок. Платили за день до окончания контракта. И все эти деньги мы аккуратно, с приложением документов от бухгалтерии ООН, сдавали в бухгалтерию Представительства СССР при Международных организациях в Женеве под роспись. А от родного государства получали взамен суточные в размере 45 (плюс на гостиницу примерно 85-90) швейцарских франков в день. По курсу 2 франка за 1 доллар. Нормально?  Впрочем, никто никого ни к чему не принуждал – это были правила игры. В принципе, даже эти условия были некоей привилегией. Можно было или соглашаться на них, или не соглашаться. И никуда не ездить. Ну, или эмигрировать нахрен (а тогда это означало утрату гражданства) и тогда самому как-то  устраиваться. Я знал случай, когда один профессор не сдал свой гонорар в кассу МИД. И больше не выезжал никуда и никогда – вплоть до крушения СССР. Мы выбирали иные пути. Во-первых, мы  подавали в бухгалтерию ООН еще и travel clame (возмещение  проездных расходов), которые предусматривали компенсацию личных затрат на проезд от дома в Москве до здания МОТ в Женеве, включая такси и самолет, если мы самостоятельно приобретали авиабилеты. Чаще всего авиабилеты нам покупала переводческая служба МОТ, но иногда не успевала, потому что в те годы в СССР долго оформлялся выезд за границу. (Впрочем, сейчас, я слышал, тоже трудно визу получить в недружественные страны.) Тогда мы покупали их сами, а потом всё вместе компенсировали в кассе МОТ по официальному курсу. В те годы доллар официально стоил 65 копеек. Ну, еще письменные переводы делали в свободное время за наличные, минуя Представительство. Там, конечно, про это знали от местных стукачей-эмигрантов, но запретить, по разным причинам, не могли, да не очень и стремились. А однажды, в 1990 году, мы вместе с другом Илюшей вписались в одну авантюру под названием «Миссия «Истоки», которую организовал отставной полковник спецназа КГБ Валерий Кузьмин.