По возвращению из Хивы

В одних размерах гроздья мыслей,
в других бокалы пьяного вина.
Нанизывая суть на смысл,
искал я в чём вина.

Слишком нельзя,
у каждого стезя.
Всего лучше не знать.
Слова лишние опять.

Жить иначе нельзя,
мы единственные.
Гимны на злобу дня
пишут журналисты.

Крепкий кальян
провоцирует исповедь.
Три реальности
сидят за соседним столом.
Из чего не следует,
что инстинкты ведут к истине.
Почему-то кажется,
нетрезвые у них мысли.

Когда вдруг, иногда,
тень на плетень в памяти,
улыбнётся и велосипедное колесо,
к потолку прибитое намертво.

Даже, если иллюминация
рифмуется с инициацией,
стоит ли благодарить небеса?
Сталью блестит репутация.

Разновиновенье,
секунд случайное благоговение.
Счастьем будет понимание?
Ослепление?

Спящему
ночью не страшно проснуться.
В обнимку с настоящим,
не минувшим.....

Вот и нет дня.
Птичий гомон на закате
под восточным небосклоном
опевает в Самарканде
караванный свод времён.

У безмолвных мавзолеев
явь ушедших тимуридов.
Всё менять не изменяя
нас учили персы, греки.
И арабы, оплетая
вязью суры минаретов.

Всё познать, не понимая.
Бесконечные беспечно
обратились зороастрийцы
в правоверных мусульман.

Вслед за скифами славяне,
за ними инфоцыгане -
чередой в просвещённый век,
полный войн, кровопролитий,
социальной несправедливости
радиоактивных укрытий.....

По возвращению из Хивы
снега нет, но асфальт калёный.
Никакого лета, уходящая осень,
короткий день, включённым
светом продлённый.

В театр, в ложи на премьеру
собираются вельможи.
Уповают на удачную карьеру.
Музыка заполняет зал, фойе, буфеты.
Мусоргский Модест Петрович.
Хованщина.
Просекко, коньяк, конфеты.

После спектакля - домой
в яндекс-такси экипажах.
Размышлять о киргизах,
незаконной миграции,
рабах, продажах, рынках
патриотического толка.
О вечных законах
тамбовского волка.