Из любимых поэтов II
Ночь всегда стоит за детскими его плечами
Только ветер странно воет
Перекрёстки все сметая.
Я сама страниц сомненья
Зачеркну, не понимая.
Но не ждите, слышите, - не ждите...
Детство убежало от меня.
Моё окно - звуковое.
Из Эдуарда Старкова:
Огонь должен беречь
Очаг красоты
У меня есть своя одинокая божья коровка
Остальные стальные, стальнее чем сталь
Только не надо спасать меня от смерти
Спаси меня от жизни
Болото болит
Я как тот поэт, всё время смотрю на огонь
Мне давали совет, но я не слушал ничего, кроме песен
А кто-то будет сожалеть
И горько плакать на луну
И обвинять во всём её...
Несовершенную весну
Я слышу смерть, но не могу своих ушей заткнуть
Чужие здесь не ходят
Кто любит музыку, тот любит голос,
А в данном случае вся музыка в словах...
Из Лёхи Никонова:
Пляски на могилах мертвецов
в обычае страны, где все они живут
Одна актёрская игра
Среди разорванного зала
Где публика заранее устала
Ничто дрожит от нетерпения
В гипнозе ошалевших звёзд
Из этой жизни смысл вытек
Я верю, потому что всё нелепо
Мне сердце вырвала судьба
Ведь для меня все ваши ценности - песок
Везде одно и то же -
Ширма,
Что называется законом!
Здесь власть земная давится землёй
Ах, в том, что некуда идти,
простое доказательство победы...
Есть только море, город и поэт.
Рок никогда не ощущается явно, здесь и сейчас, оттого и понимаем мы всё уже тогда, когда ничего не изменить, но в момент его вмешательства не видим очевидного.
Из Александра Литвинова:
Дождьдень; дождьночь
И меня пролистав,
Ты под утро уснёшь
Все улочки этого города упираются в трактир
Рваный бок густо проявился кровью
Мы, наверное, их пугаем
На костры выходя из света
Он будет помнить тебя
Как белую птицу
На белом
Единороге
Где-то там, в уюте каменных гнёзд
Младенец
Серебряный грифон пробует грудь
Одноглазого лиха
Кукушка снов сплела нити сказок
Чего ожидать от мальчика Чая
кроме отчаянья способом жеста?
Семь-ноль-ноль...
Убитый в голову и в сердце,
Я иду зарабатывать деньги,
Чтобы купить новую книгу
И сделать переливание крови...
Из Андрея (detinets):
Но здесь способен плакать лёд, когда стоит мороз
А грязь быть просто декорацией к спектаклю
И не понятно, что скрыта разгадка там где-то в начале задачи,
И память замёрзла, застыла, не может иначе.
Знаешь, я почти не помню
Боли, что живёт во мне.
И он своё возьмёт,
И вытянет, и выжмет изнутри,
Тихо он пришёл, тихо он уйдёт
К тем, кто погибает без пурги...
Для чего живёт баран - по кускам попасть в казан.
Мы родом все из тёмных подворотен...
Если б были ноги, встал бы,
Если б были руки, взял бы.
Крыльев подожду, волю заслужу
И всё увижу, всё пойму...
И здесь средь недописанных полотен
Для нас раскрылся целый шар земной
А может быть мне просто захотеть,
Полететь, посмотреть на мир повыше.
Там со мною будет луна, вместе с ней тишина,
А внизу только крыши, да война.
Да поставь мне рядом друга,
Чтоб со мной одной тропой,
Чтоб к одним и тем же звёздам,
Да как я навеки твой.
Из Велимира Хлебникова:
Цель Бога - быть ничем.
Ведь нечто - тяжесть, сила, долг, работа, труд.
А ничто - пух, перья, нежность, дым,
Объёма ящик, полный пустоты,
То ящик бабочек и лени и любви.
И "да" и "нет" речей вспорхнувших летят в ничто
Могучей стаей ляпунов, подобной шумной грозной буре.
Слова, что могут "улюлю" кричать <зловеще льву>
Всё принимаю и пойму.
Свобода - мировой пастух,
С нею умирание основ.
Из Александра Введенского:
Трава подвинулась на точку
И рыбак сидящий там где река
Незаметно превращается в старика
Тут мрак палат
Смотри с пустынного моста,
Хочу волнам я крикнуть верьте
Рыба бегала по речке
И печальный лев рычал
Я миролюбие своё терял
Крутые волшебные виденья,
Мне душу посещают
Из Вл. Ходасевича:
Факт умирания искусства заключается в иссякновении у художника той мифотворческой способности, благодаря которой действительность преображается в искусство. Иссякновение это происходит из-за упадка религиозного отношения к миру у современных художников, и искусство может спастись лишь в том случае, если сумеет восстановить свою связь с религией.
Никакое искусство, в сущности, не нужно "массе", пока она сама не научится его созерцать. Созерцание же такое требует предварительного религиозного возрождения: не только христианин, но и дикарь, умеющий веровать своему размалёванному обрубку, восприимчивее к искусству, нежели "средний европеец" нашего времени.
Стихотворение "Эпизод"
Из Вессы Блюменбаум:
Статья "Страна, которую вы променяли"
Из Чёрной Лисы:
Когда говоришь со всеми -
Всегда говоришь с одним.
В этом полупространстве всё - суета сует,
И не думаешь доброго слова о жизни вслух...
Но зимой - за какое золото ни держись,
По каким снегопадам в бездну ни уплыви,
Ничего не бывает проще, чем просто жизнь,
И бессмысленнее любви.
Импровизация "Золотое время"
Этот белый пейзаж - вот всё, что мне в жизни надо
А если так, поставим больше точек...
Для нас, непроходимых одиночек, -
Таких, что перестали быть людьми,
Ни в косяках вакансий нет, ни в стаях.
Я ходила во сне так долго, что не могу
Притворяться всю ночь ослепшей, всю зиму спящей.
Мягко падает снег и прячет меня в снегу -
В неосознанном настоящем.
Из Серафимы Ананасовой:
Лучше конечно когда нас двое
Если ты уйдёшь, ничего не будет
Можешь идти, если отыщешь как
Я вижу сны, в которые не заглядывает Бог сколько ни кричу
С тобой я свихнусь но на вехе
Мне этой положено смеха
Поэзия функционирует по следующему принципу: с помощью языка она фиксирует бытие. Либо же наоборот - сначала происходит бессловесная фиксация на уровне чувств, а затем поэт подбирает подходящие слова и словесные конструкции.
Темы - любовь и смерть - являются основными в литературе, все остальные темы так или иначе можно соотнести либо с тягой к жизни, либо с тягой к смерти. Стремление к смерти чаще встречается в текстах, где лирический герой хочет властвовать над объектом своей любви. Там же, где герой хочет, наоборот, находиться в чьей-то власти, больше преобладает стремление к Эросу, то есть к жизни. Важно упомянуть ещё одну базовую концепцию - Сверх-Я. Именно Оно интересует современных поэтов больше всего - всё тёмное и необузданное, что сокрыто в человеке и чем невозможно управлять, о чём порой даже невозможно узнать (пример - "Чёрный человек" С.Есенина).
Из Вен. Ерофеева:
Ну неужели Чингиз Айтматов перспективен, ведь смешно говорить об этом. И при всём моём почтении к Алесю Адамовичу, Василю Быкову, всё равно считал самым перспективным направлением, которое идёт вслед за обэриутами. Поэты вроде Коркия, Иртеньева, Друка, Пригова. Они просто иногда кажутся очень шалыми ребятами, но они совсем не шалые ребята, они себе на уме в самом лучшем смысле этого слова.
Болевая точка литературы остаётся та же. Духовное вырождение человека. Но вот сколько я ни исследую опубликованную литературу, пока не наблюдал, чтобы хоть кто-то мог к ней приблизиться.
Ну, для чего столько городить, столько писать ради нескольких удачных фраз, надо чтобы каждая фраза была удачной.
Сравни прежних и нонешних интеллигентов: те были слегка пьяны и до синевы выбриты, нонешние слегка выбриты и пьяны до синевы. Те знали всё от Баха до Фейербаха. Нынешние - от Эдиты Пьехи до иди ты на х*й.
О русской нации лучше: не загадочность, а заколдованность в самом худшем из смыслов этого слова, т.е. приплюснутость, т.е. полузадушенность, т.е. недоношенность плюс недорезанность (измордованность).
Им-то это не трагично, а мне очень даже. "И все засмеялись, а Веня заплакал".
250 миллионов заложников, захваченных террористами
Идеал мужчины (по радио): сказал - и сделал. Генрих, например, Гиммлер сказал: уничтожу шестую часть славянства. Взял - и уничтожил.
В учебнике общей энтомологии советуют вот так бороться со скорпионами: схватить и погрузить в 70-градусный спирт.
Маркиз де Кюстин в беседе с великой княгиней Еленой Павловной. Она: "Почему г-жа Жирарден ничего более не пишет?" Кюстин: "Она - поэтесса, а для поэтов молчание - также творчество".
"Физикам хорошо. Они запустили хиросиму в Нагасаки..."
До чего трогательно звучит у Фета ещё не обосранное большевиками слово: "разоблачённая", т.е. без покрывала.
Все любови остались, в том-то и дело. Всем признателен. А то ведь люди обычно лихо расправляются с теми, кому они обязаны. Люди, подхватившие самое необходимое, скажем, у Анны Андревны или у Марины Иванны, уже смотрят на них как бы свысока, плюют просто. Вот это мне непонятно. Я, например, совершенно люблю каждого человека, которому хоть немножко обязан. Будь то Бальмонт, будь то Северянин, - я знаю, что они немножко придурки, но всё равно люблю.
лето - зима 24
Свидетельство о публикации №125010703870