Пушкин и мiр с царями. Эпилог

Пушкин и мiр с царями. Эпилог.


И станет истина виднее
Тому, кому нужна она…

     Дорогой читатель! Эта книга приблизилась к своему логическому завершению – сейчас мы с Вами поговорим о том, для чего были написаны несколько сотен предыдущих страниц. Эти многочисленные страницы послужат верным обоснованием для глубоких и последовательных  выводов о судьбе главного героя нашего повествования и о судьбах нескольких людей, которых жизнь так или иначе с ним связала.
     По большому счёту, тот, кто не будет читать всю книгу, а прочтёт только эпилог, без лишних для себя трудов узнает главные мысли автора, - вполне можно поступить и так, тем более, если многочисленные детали авторского исследования по той или иной причине покажутся читателю (в этом случае - читателю потенциальному) не вполне интересными.
      Книги, посвящённые жизни Пушкина, и включающие в себя описание его последней дуэли обычно завершаются описанием похорон поэта и рассказом о всеобщей скорби, охватившей тогда просвещённое русское общество. Эта тема освещена   в  русской литературе и публицистике подробнейшим образом и мы не будем на ней здесь особо задерживаться. Напомним лишь, что прощание с поэтом прошло в Петербурге при огромном многолюдстве, а тело его по желанию самого Пушкина было привезено и предано земле в дорогих его сердцу псковских местах, на кладбище Святогорского монастыря. В последний путь поэта провели его верный старший друг Александр Иванович Тургенев и верный дядька Никита Козлов, с юности поэта разделивший с ним все его движения по жизни.
     В книгах, связанных с описанием гибели Пушкина также обычно говорится о высылке Дантеса из России, о поддержке Николаем Первым семьи поэта и дальнейшем втором замужестве Натальи Николаевны. Информация эта обычно носит скомканный и бессистемный характер в первую очередь потому, что для авторов этих книг очевидно, что после смерти Пушкина дальше с самим поэтом ничего не происходило, а каждый из связанных с ним людей жил своей обособленной жизнью, никак накрепко не связанной с произошедшей трагедией. Частично это так, а частично – нет, но ведь на самом деле со смертью Пушкина его судьба не прекратила своё движение, просто из судьбы здешней, земной, она стала судьбой посмертной, таинственной, нам не известной, но кое-что об этой судьбе мы можем думать и говорить, поскольку наши посмертные судьбы во многом строятся на наших судьбах земных.
     Каждого русского православного христианина, любящего свою Родину и русскую литературу не может не волновать вопрос: а спасся ли Пушкин? Принял ли милосердый Господь к себе его душу? Многие люди уверены в том, что у покойного поэта не могло возникнуть особых проблем с переходом в вечность, поскольку они считали Пушкина человеком верующим. К таким людям можно отнести, например, князя Вяземского, который писал о том, что Пушкин в последние годы стал консервативен, читал Ветхий и Новый Заветы, знал некоторые молитвы и вообще проявлял интерес к духовной стороне жизни. Многие наши современники рассуждают аналогичным образом, но, к сожалению, и рассуждения князя Вяземского, и рассуждения близких к нему по взглядам наших теперешних соотечественников – это рассуждения или не воцерковлённых, или – почти не воцерковлённых людей, для которых всякий человек, говорящий, что Бог есть, и он у него где-то в душе – это уже верующий и близкий ко спасению человек.
     На самом деле пути спасения неисповедимы, как неисповедимы все пути Господни, хотя на этих путях просматриваются определённые закономерности, о которых мы уже кратко говорили на страницах этой книги. Напомним кое-что из сказанного нами ранее.
     Самый простой и короткий путь человеческого спасения в Господе – это приход к Спасителю по благодати – ну просто уверовал человек в Бога от полноты своего бытия, от желания присоединиться к высшей гармонии – и всё! Этот же путь – и самый красивый, самый ясный, но почему-то подавляющее большинство людей не стремится избирать его, хотя он открыт каждому. Люди, неплохо устроенные почему-то не хотят задуматься о том, кому принадлежит идея гармонии мира и труд его созидания, люди просто живут себе, и живут, ожидая от своей жизни очередных радостей, не стремясь при этом почтить Творца этих радостей.
    Творец мира, однако, зовёт их к себе, и, как любящий родитель, хочет сделать этот приход минимально обременительным для своего творения. В этой ситуации Господь вынужден попускать в жизни человека некие малые скорби и делает Он это для того, чтобы человек задумался о превратностях своей судьбы, чтобы за поверхностным и наносным в этой жизни он увидел наконец её сущности, признал их   и покорился им для своего же дальнейшего благополучия и спасения. В числе этих малых скорбей находятся всякого рода денежные и материальные потери, всякие не слишком мучительные гонения и тягостные, но переносимые и излечимые болезни. Немалое количество людей на этом этапе способно вразумиться, задуматься о смысле своего существования, прийти к пониманию роли Спасителя в человеческом обществе и следом прийти к идее спасения собственной души.
     Если человек не вразумляется малыми скорбями, ему попускаются бОльшие скорби, которые непременно должны подвинуть его к пониманию основ бытия. Одним это помогает обратиться к  идее спасения, другим – нет. Вы и сами знаете немало таких людей, которым даже их немалые страдания не помогли задуматься о самом важном в их жизни, а некоторые люди даже дополнительно озлобляются во дни таких испытаний.
     Есть ещё один способ обращения к Богу, теоретически он тоже подходит многим людям потому, что в каждом человеке есть искра какого-то божьего дара, но не все люди занимаются  развитием этого дара в себе, а потому способ, о котором я сейчас буду говорить, в духовной практике осуществим не всегда. Этот способ мы можем называть способом евангельского блудного сына. Если некий человек длительное время в довольно безрассудно пользуется дарами, ниспосланными ему Господом, то Господь на определённом этапе может ограничить количество своих даров, может оставить человека наедине с мнением о том, что его таланты принадлежать ему и только ему, и что он по своей собственной воле способен творить нечто замечательное.
      Рано или поздно такой человек, добровольно отказавшийся от божественной подпитки оказывается в положении наследника, промотавшего отведённую ему часть отцовского достояния. Дальше всё зависит от самого человека, и блажен тот, кто в эту минуту способен понять истинный источник своей силы – такой человек останется способным на большие дела до своего последнего дня в противоположном случае заблудшая личность обречена если не на прозябание, то на скудеющее пропитание от плодов собственного ума – Господь не оставляет его своей милостью и в эти минуты, но истинных полётов такому человеку уже не знать до минуты его воссоединения с Господом.
     И, наконец, последний, пожалуй истинно трагический путь нашего воссоединения с Господом – путь разбойника на кресте, это путь человека, упорствующего в своём заблуждении, не уклоняющегося от него, неотвратимо идущего к своим намеченным пагубным целям. Господу ничего не остаётся, как попустить гибель такого человека, но гибель его Спаситель промыслительно обставляет таким способом, что человеческая личность после решения своей земной участи получает некоторое время на последнее покаяние, и если это покаяние бывает искренним, то Господь может простить такого грешника, и принять его в свои вечные обители.
      Теоретически этот путь открыт каждому преступнику, оказавшемуся на последней черте, но мы помним, что в евангельской истории описываются два разбойника, распятых вместе с Христом, а покаялся только один. В реальной жизни дела обстоят намного хуже и, пожалуй, число истинно раскаявшихся заматеревших преступников никогда не достигает пятидесяти процентов.
      Какую же судьбу уготовил себе Пушкин? По благодати он к Господу не пришёл, малые скорби его тоже к Богу не обратили, не обратили поэта к вечным истинам и скорби бОльшие. Постепенное оскудение творческой нивы, плавный отход истинного вдохновения от его лиры, к сожалению, тоже не вразумил поэта, и даже апофеоз этого испытания – сумрачная осень 1835 года в Михайловском не заставила       повернуться   его     мыслям    и   чувствам  в необходимом для него направлении.
      На определённом этапе своей жизни поэт твёрдо решился на убийство другого человека. Человек, которого Пушкин захотел убить был весьма несовершенен и маловато задумывался о правильности своего поведения, но вот заслуживал ли он того, чтобы быть за это убитым из чувства мести обиженного им поэта? При этом сам поэт, защищая внешние границы своего дома, внутри этого дома не раз совершил супружескую измену, а перед выходом на попытку убийства совершил ещё и клятвопреступление – это если не трогать тут других его крупных ошибок. То есть, поэт не занимался чисткой своих внутренних покоев, а заботился только соблюдением красивого вида своего внешнего фасада. Мы тут не говорим о качестве стихов, написанных поэтом – они безупречны, мы говорим тут о его духовных движениях – они крайне сомнительны, если не сказать – печальны.
     Но поэт этот был поэтом истинным, творцом вдохновенным. Когда он писал свои творения, то при этом он всегда стремился создавать их не иначе, как находясь в особенном состоянии, и никогда от этого правила, в отличие от подавляющего большинства всех остальных стихотворцев, он не отступал, то есть ему, при всём его внешнем безбожии и при всех особенностях его поведения было свойственно время от времени в минуты его высших духовных напряжений вступать в непосредственный контакт с горними силами. Чистотой этого контакта он дорожил, как наибольшим своим достоянием и в свои роковые минуты он ясным и очевидным для нас образом сумел обратить свой взор ввысь, туда, куда он его обращал, создавая свои лучшие вещи. Пушкин начал вести себя как христианин, ещё лёжа раненым на снегу, когда он удивился тому, что возможное убийство  Дантеса не доставило бы ему радости, а все последующие события были внешним проявлением его движения к глубочайшему внутреннему покаянию с прощением всех и вся – отсюда и его беспримерное терпение в муках, и кроткая тревога о жене, и потрясшая священника исповедь, отсюда и перемена в его лице сразу после смерти, гениально отмеченная Жуковским.
      Мы достоверно не знаем – спасён Пушкин Господом, или нет, но если это спасение к нашей великой радости всё же состоялось, оно могло быть только спасением разбойника на кресте – Пушкин для себя этот крест сам избрал, а Господь милостиво ему этот крест предоставил и нам очень хочется верить, что в два последние дня своей жизни наш  великий поэт сумел написать самую главную книгу своей жизни – книгу спасения собственной души. У нас есть все основания надеяться на это!

      Пушкин – главный, но не единственный герой нашей книги, об этом говорит и её название. Как же сложилась жизнь и как могла сложиться посмертная судьба других героев этого повествования?
     Разговор на эту тему мы просто обязаны начать с Натальи Николаевны Пушкиной… Мы много раз писали о том, что по глубинной своей сущности Наталья Николаевна была чистым и бесхитростным человеком, и Пушкин не раз говорил и писал о том, что любит свою жену не только за внешнюю красоту. Помните его слова о том, что его «женка» – «чистый ангел»?
     Смерть мужа глубочайшим образом потрясла Наталью Николаевну. Горестное известие она получила от княгини Вяземской, которая так описала реакцию Натальи Николаевны на слова княгини о том, что Пушкин скончался: «С ней сделались самые страшные конвульсии; она закрыла глаза, призывала своего мужа, говорила с ним громко; говорила, что он жив; потом кричала: «Бедный Пушкин! Бедный Пушкин! Это жестоко! Это ужасно! Нет, нет! Это не может быть правдой!    Я    пойду посмотреть на него!» Тогда ничто не могло ее удержать. Она побежала к нему, бросилась на колени, то склонялась лбом к оледеневшему лбу мужа, то к его груди, называла его самыми нежными именами, просила у него прощения, трясла его, чтобы получить от него ответ. Мы опасались за ее рассудок. Ее увели насильно». 
     Вслед за этим у Натальи Николаевны произошло сильнейшее нервное возбуждение. По словам Н.В. Кукольника, «Несколько минут после смерти Пушкина Даль вошел к его жене; она схватила его за руку, потом, оторвав свою руку, начала ломать руки и в отчаянии произнесла: «Я убила моего мужа, я причиною его смерти; но богом свидетельствую, – я чиста душою и сердцем!» А.А. Щербинин пишет, что Наталья Николаевна тогда же « бросившись в отчаянии на колени перед образами, говорила, что допускала ухаживания со стороны Дантеса, – ухаживания, которые слишком широко допускаются салонными обычаями в отношении всех женщин, но которых, зная подозрения своего мужа, она должна была бы остеречься». Тут же, перед образами , Наталья Николаевна заверяла свидетелей  её трагедии в том, что она не имела никакой личной связи с Дантесом.
     Через некоторое время возбуждение  прекратилось и Наталья Николаевна впала в тягостный сон, по выходе из которого ещё в течение нескольких дней она то пребывала в заторможенном состоянии, то переносила мучительные судорожные конвульсии.
      Вскоре после похорон мужа, 16 февраля 1837 года она с сестрой Александриной и детьми выехала из Петербурга в семейное подмосковное имение Полотняный Завод. По дороге в деревню она не нашла в себе сил встретиться с убитым горем Сергеем Львовичем Пушкиным, но пригласила его в деревню, где они через несколько месяцев и встретились. Сергей Львович не держал зла на невестку, а она была рада скрасить ему те дни, чем могла.
      Александрина Гончарова разделяла с сестрой все грустные дни жизни в деревне. О чём говорили сёстры в те дни между собой – мы никогда не узнаем, но Наталья Николаевна несомненно простила сестре её отношения с Пушкиным – это очевидно из всей линии её дальнейшего поведения.
      Мы помним, что Пушкин заповедал жене жить два года в деревне, для того, чтобы о ней позабыли. Наталья Николаевна прожила в Полотняном Заводе немногим больше полутора лет – дольше жить было очень нелегко из-за горделивого и пренебрежительного отношения к ней и Александрине со стороны жены брата Дмитрия.
      В ноябре 1838 года сёстры Гончаровы снова появились в Петербурге. Александрина по протекции своей тётки Загряжской стала фрейлиной императрицы, а Наталья Николаевна занималась детьми и никуда не выезжала, лишь проводя вечера у двоих своих тёток,  Карамзиной, и у Вяземских.
      После того, как Михайловское в результате забот опекунского совета по делам Пушкина отошло его жене и детям, Наталья Николаевна провела там много времени в 1841 и 1842 годах. Отношения с Прасковьей Осиповой у неё не заладились – Прасковья Александровна, скорее всего, не смогла забыть ей гибели Пушкина.
      Не то в конце 1842 года, не то в начале года следующего Наталью Николаевну в книжном магазине на Невском встретил император Николай Павлович, сказал ей несколько комплиментов, и пригласил её выезжать на балы в прежнем качестве. Вскоре Наталье Николаевне передали отрез шикарной ткани на бальное платье – это был подарок императора. Отказать было невозможно, и она начала выезжать в свет. Кстати, отказать было невозможно не только из-за отреза дорогой ткани – император        совершил    по    отношению   к  семье  погибшего поэта множество благодеяний и Наталья Николаевна в силу этих обстоятельств оказалась прямой должницей государя, который изначально требовал – или просил ( а это в подобной ситуации были равнозначные вещи) не слишком многого: присутствия на дворцовых балах.
      О том, что было дальше – мы не знаем. Скорее всего слухи, которые ходили по этому поводу, имели под собой очень серьёзные основания. Наталья Николаевна была по прежнему ослепительно красива, красива красотой зрелой женщины, она была свободна и была много должна своему благодетелю, отблагодарить которого она могла единственным, скорее всего – не слишком желанным для себя образом, но это не было супружеской изменой с её стороны, это было вынужденной уступкой, которую она обречена была совершить.
      Наталья Николаевна продолжала привлекать к себе пристальное внимание многих мужчин. Несколько очень серьёзных кавалеров из очень приличных семейств были готовы сделать ей брачное предложение, но она уклонялась от этих предложений, не ставя при этом потенциальных соискателей её руки в неудобное положение. В конце концов, нашёлся достойный соискатель её руки, а возможно – и зрелого женского сердца. Им оказался гвардейский полковник, а впоследствии –  генерал Пётр Петрович Ланской. В дворцовых кулуарах много судачили на тему о том, что его кандидатура на роль мужа Натальи Николаевны была одобрена самим государем, который с удовольствием устраивал браки женщин, не отказавших ему в своём внимании. Может быть это было так, и скорее всего это было так, но Наталья Николаевна как минимум без  глубокой внутренней симпатии никогда бы не пошла на второе замужество, а Ланской любил её искренней глубочайшей любовью. В этом браке родилось один за другим трое детей – все девочки.
      После женитьбы она продолжала появляться в свете, но её тогдашнее отношение к этим появлениям лучше всего отражает такой отрывок из письма ко второму мужу:  «Втираться в интимные придворные круги – ты знаешь моё к этому отвращение. Я боюсь оказаться не на своём месте и подвергнуться какому-нибудь унижению. Я нахожу, что мы должны появляться при дворе только когда получаем на то приказание, в противном случае лучше сидеть спокойно дома».
     Она была очень достойной женой Ланскому, а он в свою очередь был ей замечательным мужем.
     Всю свою жизнь после смерти Пушкина Наталья Николаевна несла на себе крест вины за гибель великого поэта, всю жизнь она была обречена чувствовать на себе чужие взгляды и ощущала груз чужих мнений вроде такого, вроде бы, объективного мнения М. Корфа: «Прелестная жена, которая любила славу своего мужа более для успехов своих в свете, предпочитала блеск и бальную залу всей поэзии в мире и, по странному противоречию, пользуясь всеми плодами литературной известности Пушкина, исподтишка немножко гнушалась тем, что она, светская женщина par excellence – привязана к мужу homme de lettres, – эта жена, с семейственными и хозяйственными хлопотами, привела к Пушкину ревность и отогнала его музу».
     Были люди, например князь Вяземский, которые высказывали совершенно противоположное мнение на этот счёт, но это не меняло сути  дела – так или иначе она и, так сказать, во второй своей жизни оставалась под тяжелейшим прессингом своей жизни первой.
     Надо отдать ей должное – она никогда об этом не забывала. Время стирает и ослабляет всё, понятно, что с годами в ней ослабла та первая жесточайшая реакция на смерть Пушкина, о которой мы писали немного раньше, но до последнего дня своей жизни пятница, день смерти Пушкина, каждую неделю была днём сурового поста и горестных молитв Натальи Николаевны, молитв по поводу своих ошибок и спасения души погибшего мужа. Смерть Пушкина наполнила Наталью Николаевну глубочайшей верой в дело Спасителя мира. Мы можем также уверенно говорить о том, что никто в этом мире не вознёс столько светлых молитв за спасение души раба Божия Александра, сколько их вознесла Наталья Николаевна.
В том, что она прожила всего лишь 51 год несомненно есть влияние перенесённого ей потрясения и дальнейших глубоких нравственных страданий, на которые она сама себя обрекла после гибели Пушкина.
     Кстати, в год её смерти ей младшей дочери исполнилось всего лишь пятнадцать лет – дочери Натальи Николаевны и Ланского очень рано осиротели, но Пётр Петрович и не думал жениться второй раз – он поднял дочерей и устроил их судьбу, а перед вечерним отходом ко сну всегда говорил: «Ещё одним днём ближе ко свиданию с любимой Ташенькой!»
     Мы не знаем, кого и как Господь соединяет в Царствии Небесном – Христос в Евангелиях говорит о том, что там не женятся и не выходят замуж, но Ланской заслужил право на близость с любимой женщиной и там. Оставим, однако, суды Господни Господу и продолжим наш разговор.
 
     А какова была судьба Дантеса и его близких? Дантес довольно быстро оправился от полученного ранения. Пуля Пушкина пробила ему руку, не задев костей и крупных кровеносных сосудов. Контузия брюшной полости, вызванная ударом пули тоже не имела тяжёлых последствий. Дантес понимал, что будет очень серьёзно наказан. Он сам – во вторую очередь и старший Геккерен – в первую пустили в дело все возможные ходы для самооправдания в этой ситуации, не стесняясь поначалу даже моментов клеветы на Наталью Николаевну. Справедливости ради надо отметить, что по части клеветы в основном старался господин посланник.
    Дантес очень не хотел уезжать из России, он просил направить его в действующую армию, на Кавказ – куда угодно, лишь бы не уходить со службы, но государь уже принял своё решение. Для начала Генерал-Аудиториат вынес по делу о дуэли такой вердикт: «Геккерена за вызов на дуэль и убийство на оной камер-юнкера Пушкина, лишив чинов и приобретенного им российского дворянского достоинства, написать в рядовые, с определением на службу по назначению инспекторского департамента. Подсудимый же подполковник Данзас виновен в противузаконном согласии быть при дуэли со стороны Пушкина секундантом и в непринятии всех зависящих мер к отвращению сей дуэли… Генерал-Аудиториат… достаточным полагал: вменив ему, Данзасу, в наказание бытность под судом и арестом, выдержать сверх того под арестом в крепости на гауптвахте два месяца и после того обратить по-прежнему на службу. Преступный же поступок самого камер-юнкера Пушкина, подлежавшего равному с подсудимым Геккереном наказанию… по случаю его смерти предать забвению». Император с этим решением согласился и наложил на документ такую резолюцию: ««Быть по сему, но рядового Геккерена, как не русского подданного, выслать с жандармом заграницу, отобрав офицерские патенты».
    Оспаривать это решение было невозможно, и 19 марта Дантес, попрощавшись с женой и приёмным отцом, покинул Петербург в сопровождении жандарма. Уже через четверо суток он был в Берлине, проделав восемьсот вёрст в четверо суток. Держался Дантес бодро, ничем не показывая своего уныния. Его супруга вскоре последовала вслед за ним.
     Молодая    семья  сначала поселилась в Сульсе, в доме родного отца Дантеса.
     Поначалу его карьера во Франции не ладилась, зато в семейной жизни у Жоржа всё было очень хорошо – жена родила ему подряд троих дочерей, а в 1843 году – желанного сына, но через три недели после этих родов она заболела горячкой, от которой через несколько дней скоропостижно умерла у мужа на руках. Больше Дантес не женился. После смерти жены он стал более активно заниматься политической деятельностью и вскоре к нему пришли первые успехи, постепенно он занял в обществе весьма достойное положение, стал депутатом Учредительного собрания и пожизненным сенатором Франции.
     Дантес неоднократно говорил своим друзьям и близким о том, что если бы не печальная дуэль, его бы в России ожидала участь командира какого-нибудь полка в провинции при вечных материальных недостатках, и что он должен быть благодарен судьбе за такой её неожиданный поворот.
     Дантес прожил 83 года, умер в 1895 году своей усадьбе, окружённый родными, и там же был похоронен. За десять лет до этого он похоронил в Париже своего приёмного отца, барона Луи ван Геккерена, который после завершения дипломатической карьеры приехал доживать свои последние годы к Жоржу и тот достойным образом скрасил старику Геккерену его последние годы.
     Интересная судьба, не правда ли? В воспоминаниях о Дантесе нет ни одного указания на то, чтобы он жалел о своём выстреле в Пушкина. В первые годы после дуэли, встречая знакомых русских людей он ещё как-то искал у них приязни и некоего сочувствия, а по мере укрепления его положения во французском обществе, и удаления от дуэли во времени, он стал с улыбкой очень просто высказываться о ней, иногда рекомендуясь русским путешественникам, как «человек, убивший вашего Пушкина».
     Почему так? Неужели Господь решил сделать для Дантеса какое-то исключение из своих общих правил? Но ведь так не бывает! У Господа нет исключений из правил, только правила у него иные, не человеческие, и мерки иные.
     Не будет ли для Вас интересным такое свидетельство барона Фризенгофа: «В 1869 году, в Париже, я много виделся с семьей Геккерена (Дантеса). Однажды, уже не знаю, как, в беседе с Геккереном мы заговорили о Нат. Ник. Пушкиной, и он затронул тему этой трагедии. Я сохранил воспоминание о впечатлении, которое я вынес от выражения правдивости и убежденности, с каким он возгласил и защищал, – не чистоту Натальи Николаевны, она не была под вопросом, – но ее совершенную невинность во всех обстоятельствах этого печального события ее жизни».
     Мы, русские люди, смотрим на Дантеса сквозь призму его рокового участия в дуэли с Пушкиным и его выстрел перевешивает для нас всё остальное в Дантесе, а он, если мерить его шекспировско-пушкинским мерками оказался очень неоднозначной личностью. Донжуан, дамский угодник, он, женившись на женщине, которая любила его наипреданнейшей любовью, понял, что никто никогда его так любить не будет и после её ранней смерти решил больше никогда не жениться – и – не женился. Наверняка в его жизни были женщины – ведь он, потеряв Екатерину, был ещё весьма молод, но Жорж Дантес умел оценить чужую верность и любовь. Не забудем также тут и его отношений с бароном Геккереном – ведь это для большинства окружающих и нас с Вами старый барон был воплощением многих низменных человеческих качеств, а для Дантеса барон был искренне любящим его многолетним благодетелем, и Дантес не забыл сделанного ему добра, и когда пришло время, вернул долг любви и почтения.
     Мы с Вами многого не знаем. Как относился Дантес к падшим людям? Помогал  ли  он  страждущим? Как часто в его сердце поселялась милость? И уж в любом случае, если Господь отвёл ему столько лет на вразумление и покаяние, значит какие-то дары были в этом человеке, значит эта нива могла уродить что-то доброе!
     Что же касается вразумления, то обратим внимание ещё раз на раннюю смерть Екатерины Гончаровой – вот тут, в истории с ней, любители скорых Божиих судов могут быть довольны. Екатерина Гончарова была вдохновительницей многих подспудных движений в дуэльной истории поэта, в угоду своей жаркой страсти она выступала в роли искусительницы собственной сестры, и через неё и Дантеса – и в роли искусительницы Пушкина. Её смерть именно от горячки пугающе закономерна, а поскольку она сумела стать для Дантеса дорогим человеком, всякое воспоминание о Екатерине должно было будить в Дантесе воспоминания о деле, в котором он участвовал.
     Вспоминал он так об этом, или нет – мы не знаем, но по какому-то известному только Господу промыслу одна из троих его дочерей, воспитанная во Франции в католической традиции, оказалась совершенно русской по духу, блестяще овладела родным ей по матери русским языком, и всей душой полюбила поэзию Пушкина. По этой причине родной отец, убивший Пушкина вызывал у него острейшее чувство неприятия. Это не могло не быть мучительным для Дантеса, и подтверждением этому будет тот факт, что на склоне лет, будучи уже стариком, Дантес уверял нескольких встреченных им русских аристократов, что он не знал значения Пушкина, что он не хотел его убивать, выстрелил первым из чувства самосохранения и целился при этом в ногу, но при выстреле ствол закономерно задирается вверх и потому пуля попала в таз. Говорил он об этом уже с чувством сожаления – по крайней мере, внешним. Так что, мы не знаем его тайной жизни и его посмертной судьбы, но они не просты, не легки и не однозначны.
 
     Екатерина Николаевна Ушакова до гибели Пушкина не шла замуж, а после смерти поэта вышла за вдовца, который потом всю жизнь упрекал и мелочно ревновал её за прошлую любовь к Пушкину. Она всё это достойно вынесла. Перед смертью Ушакова, несмотря на мольбы дочери, сожгла все письма Пушкина к ней. «Мы любили друг друга горячо, это была наша сердечная тайна, пусть она и умрет с нами» - таковы были при этом её слова. Кстати, при похожих обстоятельствах сожгли письма Пушкина графиня Воронцова и баронесса Вревская.

     Прасковья Осипова прожила долгую жизнь и перед смертью тоже уничтожила много личных бумаг, но сохранила всё, так или иначе связанное с Пушкиным, в том числе – и его письма. Можно не сомневаться в том, что Прасковья Александровна до последнего дня была глубочайшей молитвенницей за душу погибшего поэта.

     Сергей Львович Пушкин после гибели сына прожил ещё одиннадцать лет, но нам ничего не известно о том, пришёл ли он к Господу на путях истинного покаяния, а вот о глупых стариковских желаниях и легковесности, и наложившихся на них стариковских же слабостях, к сожалению, известно – Сергей Львович, уже глухой и полуслепой всё продолжал влюбляться в самых разных девочек и звал их замуж. Успел ли он покаяться в своих грехах – нам не известно.
 
    Император Николай Павлович в дни дуэли  и смерти Пушкина повёл себя обычным для себя образом – он во всех своих действиях проявил сдержанность, глубокую рассудительность, граничащую с мудростью, истинное милосердие и на определённых направлениях – сдержанную строгость.
     Николай Павлович полностью сдержал данное Пушкину обещание позаботиться о его семье. Для облегчения судьбы Натальи Николаевны и детей поэта император приказал:
1) приказал выдать на похороны 10000 рублей;
2) распорядился оплатить долги Пушкина в сумме 92500 рублей;
3) приказал произведенные казначейством удержания процентов со ссуды Пушкина, в порядке отчисления в пользу инвалидов (5%), вернуть семье поэта;
4) приказал выдать из Главного казначейства 50000 рублей на первое посмертное издание произведений Пушкина;
5)министру внутренних дел предложил циркулярным письмом содействовать реализации этого издания;
6) отдал распоряжение очистить от долгов имение Пушкина, дабы обеспечить малолетних детей поэта;
7) установил пенсии: вдове до нового замужества по 5000 рублей в год; дочери до замужества по 1500 рублей в год; сыновьям - до вступления на службу по 1500 рублей каждому в год.
     По указанию императора был организован специальный опекунский совет, занимавшийся посмертным изданием сочинений Пушкина в пользу его семьи и устройством других финансовых дел семьи поэта. К сожалению, в опекунский совет втёрся небезызвестный Тарасенко-Отрешков, немало постаравшийся в делах совета для пользы своего личного кармана, но к махинациям отдельных людей Николай Павлович уже не имел никакого отношения.
      Самые бдительные читатели тут могут сказать, что государь таким хитроумным образом готовил будущие подходы к телу Натальи Николаевны, но смею их уверить – он был выше этого. Да, конечно, ему всегда хотелось иметь этот бриллиант в своей коллекции – но не более того. Царь не любил Наталью Николаевну так, как любят женщину – он любил жену, возможно – ещё одну женщину, фрейлину Варвару Нелидову, любившую государя удивительной, трогательной, совершенно ненавязчивой и скрытой от всех любовью. Напомним, что Николай Павлович по своей человеческой сущности был истинным джентльменом, не позволявшим себе низменных ходов не ради чьего-то мнения а ради самого себя.
     Своё отношение к дуэли Николай Павлович кратко выразил в письме Паскевичу: «Здесь все тихо, и одна трагическая смерть Пушкина занимает публику и служит пищей разным глупым толкам. Он умер от раны за дерзкую и глупую картель, им же писанную, но, слава богу, умер христианином».
     Паскевич ответил государю так: «Жаль Пушкина, как литератора, в то время, когда его талант созревал; но человек он был дурной».
     Николай Павлович закончил этот письменный диалог такой мыслью: «Мнение твое о Пушкине я совершенно разделяю, и про него можно справедливо сказать, что в нем оплакивается будущее, а не прошедшее».
     Можно не сомневаться в том, что государь в переписке со своим любимым фельдмаршалом был предельно откровенен, и тут для нас важно то, что он справедливо и чётко оценивает всю дуэльную историю, и что для него в любом деле, а особенно – в деле человеческой смерти был важен христианский подход, и что в Пушкине он видел человеческую и творческую перспективу, и ради этой перспективы терпел и прощал поэту очень многое.
      Интересен ответ императора Жуковскому, который сразу после смерти Пушкина проявил очень большую заботу о семье ушедшего друга. Жуковский просил императора, чтобы он дал семье Пушкина льготы, сравнимые со льготами, которые получила семья Карамзина после смерти своего кормильца. В ответ на просьбы Жуковского государь ответил ему: ««Я во всем с тобою согласен, кроме сравнения твоего с Карамзиным. Для Пушкина я все готов сделать, но я не могу сравнить его в уважении с Карамзиным, тот умирал, как ангел», а Дашкову государь об этом же сказал так: ««Какой чудак Жуковский! Пристает ко мне, чтобы я семье Пушкина назначил такую же пенсию, как семье Карамзина. Он не хочет сообразить, что Карамзин человек почти святой, а какова была жизнь Пушкина?» Скрепя сердце, мы должны признать, что с точки зрения православного человека и с точки зрения государственника, император был полностью честен и прав.
      В отношении старшего Геккерена государь также поступил в высшей степени справедливо – посол Голландии в России был заменён по желанию Русского правительства. Последней аудиенции государь отъезжающему барону не дал.
      Мы здесь много писали о личных нюансах в жизни императора и его участии в дворцовой жизни. Писали потому, что описывая судьбу Пушкина нам поневоле приходилось останавливаться на эпизодах с участием императора и у  читателя может сложиться ложное убеждение в том, что государь Николай Павлович только и делал, что ходил на балы и светские мероприятия, но мы напомним, что это был царь-аскет, царь-труженик. Мы уже писали о скромности и сдержанности государя в еде и питии, о его строгом отношении к православным обрядам и его приверженности к вере, о строгом распорядке его рабочего дня. У императора был свой взгляд на Россию. Он не собирался её менять. Он в политическом плане некоторым образом заморозил Россию, не давая развиться в ней зёрнам революционного сознания.
      В экономическом плане Россия при Николае Павловиче развивалась целенаправленно и планомерно. Промышленность в России в началу царствования Николая Павловича находилась в зачаточном состоянии, почти все промышленные изделия закупались за рубежом. К концу правления Николая Первого состояние дел изменилось серьёзнейшим образом. В России за несколько десятилетий появилась  технически передовая и конкурентоспособная промышленность, в том числе, текстильная и сахарная, появилась металлообрабатывающая промышленность и производство одежды и обуви, сформировалось производство деревянных, стеклянных, фарфоровых, кожаных и прочих изделий, начали производиться собственные станки, инструменты и даже паровозы. Именно император был инициатором строительства первой в России железной дороги, названной по его имени Николаевской. При Николае Первом началось строительство шоссейных дорог с твёрдым покрытием, и за годы его правления было построено пять тысяч вёрст таких дорог, одна из которых была доведена до Иркутска. По производству металла Россия также постоянно прогрессировала, хотя и отставала в этом направлении от Англии, Франции и Германии. При этом мы должны заметить, что Николай Первый намеренно ограничивал кучное появление заводов и фабрик, чётко понимая по опыту европейских стран революционную заряженность фабричных рабочих и потому по его решению, в каждом районе Москвы могло возводиться только определённое количество промышленных предприятий.
     Император упорно боролся с коррупцией, организовав специальный ревизионный государственный орган. Огромное внимание при нём уделялось развитию народного просвещения – мы уже говорили с Вами о том, что именно при нём был выдвинут в качестве основного лозунг «Православие, самодержавие, народность». При Николае Первом очень серьёзно увеличилось количество народных школ, училищ и возросло качество преподавания в университетах. При императоре       была     проведена    систематизация  российских   законов   и этот титанический труд, выполненный под руководством Сперанского позволил издать свод законов Российской империи, позволивший наконец, впервые в русской истории ввести юридическую деятельность в стране в общее русло.
      Важнейшим направлением деятельности царя был крестьянский вопрос. При нём крепостные барские крестьяне наконец перестали составлять большую часть населения страны. Государь запретил продавать крестьян поодиночке и без земельных наделов, многих крестьян  казна выкупала у разоряющихся помещиков и после этого жизнь крестьян становилась намного более лёгкой. Крестьянам также было позволено выкупаться у помещиков. Одновременно готовилась нормативная база по отмене крепостного права. Отмена эта готовилась по лекалам, предложенным ещё Аракчеевым и Александром Первым. Основная работа в этом направлении была сделана при  Николае Первом так, что Александр Второй должен был только закончить дело, почти совершённое его предшественниками.
     Градостроительство было страстью Николая Павловича. Петербург, который мы знаем и любим – в огромной степени дело его времени и его вкуса. Кроме этого по императорским требованиям и лекалам во время его правления было построено множество каменных общественных и церковных зданий по всей России, которые до сих пор радуют нас основательностью, изяществом и благородством форм.
     Военному делу Николай Павлович уделял первостепенное значение, но, к сожалению, особенности русской жизни наложили на эту сторону его деятельности серьёзный отпечаток, который в конечном итоге привёл к поражению в Крымской войне.
       Мы уже говорили о том, что Николай Павлович стабилизировал Россию, и «подморозил» её. В нашей стране любой период относительно длинной стабилизации непременно приводит к застою, у нас на руководящих постах в такие времена надолго закрепляются люди, которым противно любое активное движение, любая живая и творческая инициатива. Смыслом жизни этих людей становится  правильный отчёт перед вышестоящим начальником, создание правильной картинки в глазах непосредственного начальника. В конечном итоге дело тут сводится к ублажению и замыливания глаз самого главного, верховного руководителя. Природная строгость Николая Павловича породила закономерное появление множества таких же строгих, но одновременно, в отличие от Николая, ограниченных и туповатых руководителей на местах. Стране недоставало динамики на жизненно важных для неё направлениях, но уж тут Николай Павлович больше всего боявшийся революций ничего поделать сам с собой и со своим подчинёнными не мог.
      В области внешней политики он продолжил линию своего брата, которая, к сожалению, далеко не всегда отражала коренной интерес русского государства и никогда не вознаграждалась впоследствии теми, кому русский император приходил на помощь. В качестве примера проще всего можно привести историю спасения русскими войсками Австрии в 1848 году и предательство со стороны той же самой Австрии буквально через пять лет во время крымской войны.
      А как же Господь смотрел на дела императора? Известен эпизод из жизни святого Феофила Киевского, который во время приезда государя в Киев лёг  на дороге в придорожный муравейник, и сделал это как раз во время проезда императорского кортежа по этой дороге. Государь, который был наслышан о святом и знал его, остановился, подошёл к Феофилу и спросил его о том, что всё это означает. В ответ он услышал фразу: «Тебе государь предстоит пройти через
терние».  Это  было  сказано Николаю за несколько лет до крымской войны, после начала которой император наверняка не раз вспоминал свою встречу с киевским чудотворцем и ясновидцем.
     Нам всем придётся заплатить за свои ошибки или – хотя бы дать за них перед Господом ответ. Не миновал этой судьбы и император Николай Павлович, смерть которого также покрыта покровом тайны. Мы до сих пор не знаем, принял ли он какой-то медленно действующий яд, или сознательно простудился и отказался от дальнейшего лечения. В истории его смерти очевидно одно – государь почёл свою историческую задачу выполненной, и в большой степени осознанно ушёл из жизни, сделав это по-христиански и с величайшим мужеством. Несомненно, в те дни Николай Павлович очень много думал о спасении души и конечно же неоднократно вспоминал о судьбе своего старшего брата Александра Павловича и выборе, который тот совершил в назначенное ему время. Мы можем очень серьёзно надеяться на то, что милостивый Господь призрел на его величайшее смирение и внутреннюю строгость по отношению к себе и принял душу Николая Павловича в свои вечные обители.
      
      И тут самое время снова поговорить об императоре Александре .Павловиче. Вдумчивый и эрудированный читатель намного раньше уже догадался о том, что мы не зря писали о старце Фёдоре Кузьмиче.
      Фёдор Кузьмич с партией ссыльных арестантов прибыл в Томск в марте 1837 года. Из-за возраста его не привлекали к принудительным работам. Местные люди сразу увидели в нём необычность. Один из местных казаков, видя склонность старца к уединению, соорудил ему келью в станице Белоярской. Старец регулярно встречал партии очередных ссыльных, наделял их щедрой милостыней, нескольким людьми встречавшимися ранее с императором Александром он был опознан, как император, но в этом не признался.
      Вскоре ему была предоставлена свобода перемещения, он стал странствовать по окрестным деревням. Его повсюду привечали за праведную жизнь, смиренный характер и за житейскую мудрость. Постепенно людям открывалась высокая образованность старца. С кем-то из проезжих он свободно говорил по-французски, иногда он обнаруживал блестящее знание событий войны 1812 года и некоторых деталей дворцовой жизни того времени. В итоге возникшая известность заставила старца практически не выходить из своей кельи. Позднее он оставил станицу Белоярскую и поселился в селе Зерцалы в бедной крестьянской семье. Из старого овечьего хлева ему сделали келью, в которой он прожил 10 лет.
      В 1849 году старец переселился в село Краснореченское, где ему построил келью крестьянин Иван Латышев, там же его посещал тогдашний иркутский епископ, с которым старец разговаривал на французском языке. Слухи о том, что томский старец – бывший император Александр распространялись всё шире, некоторые посетители старца дерзали спрашивать его об этом и получали такой ответ: «Я сейчас свободен, независим, покоен. Прежде нужно было заботиться о том, чтобы не вызывать зависти, скорбеть о том, что друзья меня обманывают и о многом другом. Теперь же мне нечего терять кроме того, что всегда останется при мне – кроме слова Бога моего и любви к Спасителю и ближним. Вы не понимаете, какое счастье в этой свободе духа». 
      С 1858 года старец по неоднократным просьбам купца Фёдора Хромова переселился к нему в Томск, и жил там или у Хромова на заимке, или во флигеле хромовского дома в Томске. Там он регулярно  посещал церковные службы в домовой церкви архиерейского дома, а позднее в  церкви Казанской иконы Пресвятой   Богородицы.   На   службах   старец занимал место в стороне, ближе к двери и на предложение Томского епископа Порфирия молиться в особенном месте  рядом с алтарём ответил отказом. В начале его жизни в Сибири его упрекали в том, что он не причащается и обвиняли в ереси, но потом оказалось, что у старца есть духовник  – священник красноярской кладбищенской церкви Попов, который исповедовал и причащал старца, исповедовался он и у томских иеромонахов Рафаила и Германа, которые утверждали, что знают, кто он, но отказывались разгласить тайну исповеди..
      Особо им отмечался день памяти князя Александра Невского,  небесного покровителя императора Александра I. В этот день он посещал своих знакомых Анну и Марфу, которые готовили праздничный обед, после которого старец рассказывал: «Какие торжества были в этот день в Петербурге — стреляли из пушек, развешивали ковры, вечером по всему городу было освещение и общая радость наполняла сердца человеческие…»
       Известно о посылках, передаваемых императором Николаем Первым старцу. Один из людей, передававших посылку, случайно увидел в ней шёлковые чулки, а мы с Вами помним, что Александр Первый страдал от болей в ноге после перенесённого рожистого воспаления и не мог поэтому выносить грубой ткани на больной ноге.
      Умер старец Фёдор Кузьмич 20 января 1864 года. После его смерти купцом Хромовым в его вещах были найдены цепь ордена Андрея Первозванного, документ о бракосочетании императора Александра Первого, маленькое резное распятие из слоновой кости и ещё несколько  вещей, которых просто не могло оказаться у обыкновенного человека. По словам Хромова, незадолго до смерти Фёдора Кузьмича между ними состоялся такой разговор:
      - Благослови, батюшка, спросить тебя об одном важном деле.
      - Говори, Бог тебя благословит, - ответил старец.
      - Есть молва, что ты, батюшка, не кто иной, как Александр Благословенный.  Правда ли это?
      - Чудны дела Твои. Господи! – перекрестился старец в ответ. – Нет тайны, которая бы не открылась…
 Споры о том, является ли старец Фёдор Кузьмич и император  одним лицом  не утихают до сих пор. Окружающий нас мир полон разного рода придумок, домыслов и фальсификаций. В нашей книге есть упоминание о тихвинской молчальнице Вере, которую многие идентифицируют с императрицей Елизаветой Алексеевной. Жизнеописание Веры может легко найти всякий читатель этой книги – мы не будем тут погружаться в его детали, скажем лишь, что немало фактов жизни Веры позволяют идентифицировать её, как Елизавету Алексеевну, но у противников этой версии есть серьёзнейшие основания утверждать, что молчальница Вера – это Вера Александровна Буткевич, дочь генерал-майора Буткевича, добровольно избравшая для себя нелёгкий путь спасения.
 В отношении Фёдора Кузьмича всё выглядит иначе – намного точнее и определённее. Просвещённый русский аристократический слой того времени был весьма не широк, исчезновение любой крупной личности в нём, и появление этой личности на противоположном общественном полюсе не могло остаться незамеченным, оно и не осталось незамеченным. Не зря ведь противники версии царского происхождения Фёдора Кузьмича не выдвинули ни одной собственной идеи – кроме отрицания из их лагеря ничего не слышно, ни одного позитивного высказывания. Если Фёдор Кузьмич – не Александр, то кто он?
    Противники версии говорят, что у неё нет прямых подтверждений. Во-первых, кто они, эти противники? Обычно это – не верующие люди прокоммунистической или   либеральной    ориентации,   и   очень часто – не русские по происхождению.
 Меня сейчас тут же обвинят в махровом национализме, но именно здесь именно этот момент почему-то оказывается существенным, хотя нередко противниками оказываются и стопроцентно русские люди – советская власть породила множество ненавистников церкви, которые никуда не делись с приходом эпохи веротерпимости. Во-вторых, что, Фёдор Кузьмич должен был сам признаться перед честным народом кто он на самом деле? Он для этого уходил из мира, чтобы вновь явиться в нём при царском достоинстве?
     Кроме всего прочего, так сложилось, что прямое открытие истины никогда не было выгодно действующей русской власти. Романовы тщательно около ста лет скрывали тайну для сохранения законности престолонаследия – о том, что все они её знали есть немало свидетельств. Советской власти царь-монах был совершенно не нужен потому, что он подрывал саму концепцию о подлости царей и о их враждебности человеколюбивым идеям. Власть нынешняя равнодушно взирает на происходящее – с одной стороны, ей всё равно, кем был старец Фёдор Кузьмич, а с другой стороны – он при раскрытии истины послужит очередным упрёком вороватым и подловатым людям, толпящимся у нашего державного трона.
    Таким образом, Александр Первый в облике Фёдора Кузьмича пережил своего царственного брата, дожил до освобождения крестьян, а самое главное – прошёл прекрасный очистительный путь собственной души на пути к Господу, он совершил то, чего не смогли совершить многие герои нашей книги, что, впрочем, нисколько не умаляет их иных человеческих достоинств.
 
    Историей перевоплощения  венценосца в духоносного старца, историей спасения прекрасной человеческой души мы могли бы завершить эту книгу, но она посвящена нашему великому поэту, Александру Сергеевичу Пушкину, и последние слова в ней должны быть отданы ему.
    Каждая жизнь в глубинной основе своей таинственна и никому до конца не дано этой тайны постигнуть, но суть её всегда заключается в отношениях человека и Господа. «Пушкин и Господь» – вот тайная тема этой книги. Надеемся на то, что мы смогли прикоснуться к избранной нами теме с правильной стороны и благодарим терпеливого читателя, дошедшего до этих слов нашего повествования.
               
                КОНЕЦ   ТРУДУ   - И  БОГУ  СЛАВА!