Мы читали стихи у реки,

Мы читали стихи у реки,
Потемневшей от приступов боли:
Ей приспела пора
Разрешиться от бремени льда.
Мы играли февраль.
Были тонко прописаны роли;
И любая печаль проливалась на свет без труда.

Согревая щербатый гранит
Островками ладоней холодных,
Мы вершили негромко
Спокойный
И взвешенный суд:
Над своею судьбой,
Над подобием судеб бесплодных,
Над желанною болью спасительных редких минут.
Вспоминали ушедших уже —


Словно братьев, рекой разведённых;
Называли прозреньем
их тёмный, отчаянный крик.
Можно жизнь рассказать ;
Или смерть;
Или тайну влюблённых...
Только тяжесть души — на какой переложишь язык?

Потому и понятней — уйти,
Что оставшимся надобно верить.
Что согласны — дерзать
и смотреть непременно вперёд.
Впереди,
У моста,
Обозначив спасительных берег,
Ископаемой птицей
в снегу шевелился народ.

И пласталось крыло к полынье,
Обмирая в ледащем испуге;
И раздробленный мат бестолково метался окрест...
И сутулая тень
Протянула бестрепетно руки
К нарисованным углям в камине гранитных небес.

И в хоральном постскриптуме дня
Приговор
Неозвученно канул:
Записные слова впопыхах наглотались стыда...
Наплывала шуга,
Закрывая неровную рану.
И зрачком леденелым
Чернела
Живая вода.