Ещё немного истории Русского огонька

  Первый вариант шедевра Н. Рубцова «Русский огонёк» под названием «Хозяйка» создавался без влияния апухтинского «Огонька». Об этом нам говорят известные даты знакомства Рубцова с поэзией Алексея Апухтина, а больше всего сами изменения, внесённые поэтом в последующие варианты. Пока скажем так: в «Хозяйке» нет отголосков апухтинской лирики:

Как много желтых
Снимков на Руси!
Их вид порой грустнее эпитафий.
Как больно снова
Душу поразил
Сиротский смысл семейных фотографий!
Огнем, враждой
Земля полным-полна, —
И близких всех
Душа не позабудет!..
— Скажи, родимый,
Будет ли война?
И я сказал:
— Наверное, не будет.
— Дай Бог, дай Бог...
Ведь всем не угодишь,
Да от раздора пользы не прибудет!
И вдруг опять:
— Не будет, говоришь?
— Нет, — говорю, —
Наверное, не будет!
— Дай Бог, дай Бог...
И тускло на меня
Опять смотрела, как глухонемая,
И, головы седой не поднимая,
Опять склонясь,
Дремала у огня...
Что снилось ей?
Весь этот белый свет,
Быть может, встал пред нею
В то мгновенье?
Но я глухим бренчанием монет
Прервал ее старинные виденья.
— Господь с тобой!
Мы денег не берем...
— Простите, что ж!
Желаю вам здоровья.
За все добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся
любовью...

Зато есть уже большой и страдальческий опыт дорог со спасительными огоньками. В житейском плане сюжет будущего «Русского огонька» определяли не одна и не две встречи – их было больше. Это только усилило стихотворение, его символизм, глубину, всеобщность.
  А вот началу знаменитого варианта «Русского огонька» и его завершению мы обязаны в огромной степени «Огоньку» А. Апухтина. Влияние классического стихотворения 19 века усилило лирическую струю окончательного варианта и отзывается в нём не только внешне похожим сюжетом, но и сближением лексики, некоторых оборотов речи. Мне кажется, что обрамление «Хозяйки» условными первой и третьей частями состоялось благодаря стихотворению Апухтина.
  Такое влияние, кроме очевидного родства стихотворений, нам подсказывают и воспоминания Бориса Чулкова. Именно в декабре 1964 года он, по просьбе А. Романова, приютил у себя поэта. И именно Б. Чулков указал нам на имена авторов, которых перечитал в его библиотеке Н. Рубцов: Пушкин, Лермонтов, Блок, Есенин, Тютчев, Фет, Полонский, Майков, Апухтин… Теперь внешне посмотрим начало «Огонька» Апухтина и начало «Русского огонька». Я совсем не хочу утверждать, что именно зимой 1964-1965 года (или чуть позже) стал оформляться окончательный текст.
  Если мы прочитаем исследование литературного краеведа, писателя Леонида Вересова «Об «эпиграфе», ранних редакциях и редакторских правках великого стихотворения Н.М. Рубцова «Русский огонёк», то увидим, как Рубцов уходил, «избавлялся» от влияния апухтинского текста. Но обращение к разным вариантам затянет нашу историю. Да и без них вывод удивительного родства очевиден.

Дрожа от холода, измучившись в пути,
Застигнутый врасплох суровою метелью,
Я думал: лошадям меня не довезти
И будет мне сугроб последнею постелью…
Вдруг яркий огонёк блеснул в лесу глухом,
Гостеприимная открылась дверь пред нами,
В уютной комнате, пред светлым камельком,
Сижу обвеянный крылатыми мечтами.
Теперь не страшен мне протяжный бури вой,
Грозящий издали бедою полуночной,
Здесь – пристань мирная, здесь – счастье и покой,
Хоть краток тот покой и счастье то непрочно.
(Апухтин)

Погружены в томительный мороз,
Вокруг меня снега оцепенели!
Оцепенели маленькие ели,
И было небо тёмное, без звезд.
Какая глушь! Я был один живой
Один живой в бескрайнем мёртвом поле!
Вдруг тихий свет — пригрезившийся, что ли? —
Мелькнул в пустыне, как сторожевой…
Я был совсем как снежный человек,
Входя в избу, — последняя надежда! —
И услыхал, отряхивая снег:
— Вот печь для вас… И тёплая одежда… —
Потом хозяйка слушала меня,
Но в тусклом взгляде жизни было мало,
И, неподвижно сидя у огня,
Она совсем, казалось, задремала…
(Рубцов)

  Обратимся к концовке стихотворений. У Апухтина четверостишие звучит так:

О, что до этого! Пускай мой путь далёк,
Пусть завтра вновь меня настигнет буря злая,
Теперь мне хорошо… Свети, мой огонёк,
Свети и грей меня, на подвиг ободряя.

  У Рубцова:
Спасибо, скромный русский огонёк,
За то, что ты в предчувствии тревожном
Горишь для тех, кто в поле бездорожном
От всех друзей отчаянно далёк,
За то, что, с доброй верою дружа,
Среди тревог великих и разбоя
Горишь, горишь, как добрая душа,
Горишь во мгле — и нет тебе покоя...

  Более того, «Огонёк» старшего собрата находит отголоски в ряде стихотворений Н. Рубцова. Достаточно прочитать такие его стихотворение, как «Сентябрь», «Липин Бор», «Над вечным покоем», чтобы понять, насколько всего лишь одно произведение может оказать глубокое, продолжительное влияние на поэтический строй другого поэта, его «нервную систему», выражаясь словами самого Николая Рубцова.
  Таким образом, встреча в Аникине Починке стала ключевой для рождения стихотворения «Хозяйка», а пребывание в доме Б. Чулкова и знакомство с лирикой Апухтина дали вторичный толчок для работы над «Русским огоньком» и её завершению.
  Что касается встречи в 1968 году в Петряево с А.И. Романовой (мамы поэта А. Романова), то её интерпретация (в пересказе сына) носит уже мощный отсвет гениального стихотворения. Не верить ей у нас нет никакого основания: история повторилась, но в отблеске уже существующего окончательного варианта «Русского огонька».