Ярость мечется в груди...
Как в загоне, в неволе.
Она привыкла
к пастбищам широким,
К свободе в поле;
Человек и человек под куполом одним
с самой судьбой
Сатурна кольцами
обручены-
обречены
на вечный бой.
И, знаешь,
я спокойна,
как удав,
Да только дух свободен твой в полёте,
Лицо твоё зелёное лишь от зелёных стен
в широком лестничном пролёте...
И сколько раз я умоляла
с больного нерва скинуть взор...
Так много
времени
осталось позади,
ушло
вслед за тобой.
Дожди.
Дожди опять
и в сотый раз
распотрошат Лубянку...
А я точу тупые взгляды о
лекарства пустую склянку;
Им не дано промыть, увы,
все рваные раны тела.
Ты не даёшься,
визжишь,
скулишь:
«Какое тебе к чёрту до ран моих дело?»
А я бросалась
битым стеклом
И от столпа
в твою родную гарь,
Чтоб разорвать себе лёгкие криками:
«Сволочь!
Неблагодарная тварь!»
Ты карикатурные страдания на экране, черно-белое кино.
А я без задней мысли
на обороте
бледной длани
Выскочу следом за тобой в окно.
И зря. В полёте вязком от тебя
Досталась мне горькая ярость.
Она била голову
мягкими
белыми
стенами
и больно кусалась...
Ругала все,
что под руку,
как под колеса,
бросится,
с испариной на лбу.
Ума лишилась, вовремя очнулась.
Теперь брожу по улицам пустым,
как сумасброд, в бреду...
Свидетельство о публикации №125010407547