Воровка

               
                Посвящаю моей любимой маме Галине Григорьевне Демидовой               
                (в девичестве),не родившей, но воспитавшей меня…
    
    Дело давнишнее, да только стоит оно у меня перед глазами, как будто, случи-             лось вчера.
    Август 1949–го, мы только что вернулись на Уруп из Хабаровска. Мы – это па- па, я и моя новая мама. До этого мы с папой целый год жили вдвоём на Урупе, так что я уже старожил этих мест. Я большая:мне уже семь и скоро я пойду в первый класс. Но школы  то на самом деле нет, как нет и детей, если не считать меня и Ваньку Титяева на годок старше меня.
    Только проснулась, а Ванька уже тут, как тут, у нашего порога. Прибежал и заговорщицки прошептал: « Пошли, покажу ». И мы побежали. Раздвинув какие-то заросли, он проговорил: «Смотри». 
   Передо мной была необыкновенная зелёная лужайка, такой  никогда не видела. На ней росла не обычная трава, а какие-то невиданные мною растения с жёлтенькими цветочками.
            - Ой, как красиво, - прошептала я
            - Да ты лучше смотри! Видишь?
  Под листиками,на тонюсеньких стебелёчках, висели маленькие зелёные плоды в пу- пырышках. Ваня сорвал один и протянул мне.
             - Ешь, не бойся, я уже ел, вкусно.
             - Не-а, замотала я головой.
              -Рви, домой отнесёшь, - по хозяйски распорядился Ваня.
  Я стала осторожненько срывать плоды. – Да что ты копаешься! Смотри, как надо, -и Ваня начал выдёргивать растения с корнями.
             - Ой- ой--ой, им же больно,-  чуть не плача, запричитала я.
Маленькая плантация была очищена быстро и зияла безобразной, пугающей пустотой.
              –Пошли.
Ваня явно торопился. Свою находку я принесла домой в подоле платьица.
             - Наташа, где ты их взяла?
              -Там, - махнула я рукой по направлению к месту, где только что побывала, –Мне Ваня показал. - Наташа, ты знаешь, что это? 
             - Ягодки новые.
              –Какие ягодки! Это…
             - Галя, Галя, -донёсся истошный крик с улицы. Мама выскочила из дома. - Ваша дочь воровка!
       -Да какая она воровка, Глафира Петровна, она даже не знает, что это такое. -Ага, не знает! Во-ро!-вка.
   Мама вернулась в дом. – Наташа, что же ты натворила! Тётя Глаша трудилась, выращивала огурчики, ещё немного и они бы выросли, а ты всё сгубила.
              -Мне Ваня,.. - пытаясь оправдаться, пролепетала я.
              -Ваня?! А у тебя зачем голова на плечах? Теперь за тебя Ваня думает! Пойми, ты взяла не своё – чужое, без спроса, без разрешения, и это значит, что ты воровка!
  Я остолбенела: чужое, не моё… Да на Урупе всё моё. Не нужно спрашивать ни у ко- го разрешение нарвать щавель, черемшу, собрать шиповник, опята, солдатам рыбу на- ловить, кабанов поймать в сопках. Уруп  – мой дом родной, и всё в нем моё, родное. Всё, всё, всё! И родничок мой любимый, и реченька-говорунья, прозрачная, с разноц- ветными красивыми камушками, и все тропиночки к морю и в сопки, и мои любимые цветочки, с которыми я разговариваю и никогда не рву, потому что им будет больно, они ведь живые, а сорву и они умрут…
          -  Наташа, - голос мамы вывел меня из оцепенения. –
          - Повернись. - В руках у мамы появился ремень, кожаный, офицерский – папин. - Наклонись.
   Я послушно наклонилась и упёрлась ручонками и головой в железную солдатскую кровать, и тут же всё моё тело пронзила жгучая, нестерпимая боль! Потом ещё и ещё, и я, захлёбываясь слезами, истошно закричала: « Бей! Бей меня, мамочка! Я не буду больше воровкой! Никогда, никогда!».
  Так началось моё взросление. А эта порка была единственной в моей жизни.