Память о поэте Олеге Гегельском осталась в наших с

Сегодня ,стало известно, что в зоне СВО погиб замечательный русский поэт, эксперт по выживанию, ветеран боевых действий, инструктор Олег Гегельский.




Сука, война засела
По самую рукоятку
В моё молодое тело
Между хребтом и лопаткой:
Снова стреляет пустыня,
Снова стреляют горы,
Мать не дождётся сына —
Боже, какое горе!
Какое горе, Боже,
Кто мне поможет?
Снова я слышу стоны,
Кто это рядом стонет,
Кто мне придёт на помощь?
Боже, пошли патроны,
Боже, пошли гранаты,
Не убивай меня, Боже,
Боже, прошу, не надо…
Мне ничего не надо,
Возьми мою руку,
Возьми мою ногу,
Только избавь от ада,
Или пошли подмогу,
Боже, пошли подмогу!
Боже, не надо счастья
В мои молодые годы,
Только пошли ко мне братьев
И командира взвода.
Боже, избавь от засады,
Или прикрой пулемётом,
Мне ничего не надо,
Только пошли вертолёты!

Мы воевали лежа,
Мы умираем стоя,
Не оставляй меня, Боже,
Вынеси нас из боя!

31.01.99

Я и Шурка

…по черепам: бам! бам!
А черепа: тресь! хрясь!
Гильзы, кровь, грязь…
Вою:
— Отделение! К бою!
А в отделении — два придурка —
Я и Шурка,
Два пулемёта — вот и вся рота —
Один дурак, другой — псих,
И уже часа два, как нас нет в живых.
Одна дверь, два окна — ловушка!
Хана! Где вертушки?
Где вертушки?!!
Боекомплекта — на сто лет,
Что это? — граната, пистолет:
— На, на!!! Рвануло бронежилет,
А крови — нет, — кончилась, что ли?
Боли — тоже нет… Свет…
Что это, кто эти люди — на полу, в пыли,
Один орёт: — Вали, я прикрою!
А другой воет: — Отделение! К бою!
И по черепам: бам! бам!
А черепа: хрясь! тресь!
Провода, штукатурка…
— Суки, мы тут! — Мама, я здесь! —
Да это же я и Шурка!..

—…Ладно, — сказала душа, —
Раз такое дело… —
И возвратилась в тело.

Вставай!

Ты мне не друг, но я тебе — не враг,
И вообще, я знал тебя едва ли.
Ты говорил, что все мы тут в гостях,
Но все и так давно об этом знали.
Ты говорил, что нас нигде не ждут,
А я спросил: — Кому ты, парень, нужен?
Но кто же знал, что через пять минут
Твоя жена останется без мужа?
Слышишь, птица песню поёт?
Видишь, в небе радуга воду пьёт?
Ёлки, солнце встаёт!
И ты, давай, вставай!

Давай, вставай!
Ты мне не враг, а я тебе не друг,
И вообще, ты мне никто, и точка!
Таких, как ты — немерено вокруг,
У каждого сырого костерочка.
Ты говорил, что виноват во всём,
А я спросил: — Куда тебе, такому ?
Но кто же знал, что ты был перед тем
В пяти шагах от собственного дома?

Взвод

Под ногами — горит земля,
Стёрт напалмом последний рубеж.
Умывается кровью заря
Над холмами надежд.
Взвод идёт, не чеканя шаг,
Связь переключена на приём.
Отпивая из тёплых фляг,
Каждый думает о своём.
И всё так же — горят огни.
Днём и ночью идут они
И всё чаще встречают
Заплаканных женщин.
И всё так же — горят огни.
Днём и ночью идут они,
Но каждый день
Их становится меньше.
Станет в полдень короче тень.
Днём и ночью гремят жернова…
На сержантском плече ремень
Стёр погоны до шва.
А свинцовые ветры бьют
Без разбора живых парней.
Взвод идёт, отмечая путь
Обелисками из камней.
И всё так же — горят огни.
Днём и ночью идут они
И всё чаще встречают
Заплаканных женщин.
И всё так же — горят огни.
Днём и ночью идут они,
Но каждый день
Их становится меньше.

Не спешите меня хоронить

Ох, и жарко сегодня, как будто в аду.
Дай прилягу чуток, отдохну.
Полежу я недолго и дальше пойду
На работу свою — на войну.
Только вы не подумайте, что я упал, —
Спотыкаться не мне на роду,
Просто я от жары и от дыма устал,
Я сейчас поднимусь и пойду.
Пусть не катятся две росиночки,
Не моя их смахнёт рука.
Тонкой ниточкой паутиночка
Задрожала слегка у виска.
Вы не рвите пока эту тонкую нить,
Не спешите меня хоронить.
Не спешите пока, ну куда вам спешить,
Не поймёт озверевшая рота.
Хорошо или плохо, но я привык жить,
А в траву упал только что кто-то.
Этот кто-то не я, этот кто-то — другой,
В маргаритки вцепился, как в горло,
А я их не люблю, я люблю зверобой…
И к тому же ни капли не больно.

Снежное утро

А была ли она, война,
Где пылали в огне дома?
Или это — остатки сна
И тяжёлой болезни?
Я боюсь подойти, спросить,
Потому что так может быть —
Не ответят мне честно,
И я буду бродить один
Среди этих чужих руин
И стрелять из боевых машин
В уцелевшие стены
До тех пор, пока жив приказ,
Что я отдал последний раз
Своей собственной тени.
…Я куплю себе дом и дым
Над ним,
А войну —
Мы её насовсем продадим,
И откроет, как детскую душу,
Дверь воскресная школа…

Осторожно, не рвите бинты
С этой снежной моей мечты —
У неё больше нет промедола.