Ухо

 У Ботлиха разлука до Москвы,
Звучит в вагоне древняя лезгинка,
Дагестанка спит, стихотворений мед
Упал на губы крошками бисквита,
Купи меня, слоёного, купи,
Пирог с грибами, клюквой и форелью,
Ни зги за окнами, столица впереди-
Столица твоего стихотворения,
Она- криница жёлтых серных вод
И бархатцы упали на страницы,
А Ботлих молчалив и подождёт,
Он- ухо, ты ему лишь только снишься
Во сне, что новый белый пароход
Мечтает дружбу показать станицам,
Он от тальянки, разыгравшись, тепл
И трепом из трактиров он напился,
Он вдруг закажет поезд и спасет,
Развеселит, кто с ним так веселился,
Богат, что крез, удачлив, что король,
Вдруг от волнения на море закрутился,
Так муха вдруг влетает в Новый Год,
Жжужа хмельно, нервирует квартиру,
Хлопушка, потом сладкое вино
Перед обильным ужином всенощным,
Они всю ночь едят, а мухе все равно,
Она, наверное, дома летом
Летать хочет
У фруктов, в дыме синем сигаретном
Веранды-
Покурить взошла в тенек,
А где- то там, последний раз поэты
Едят в России вкусный посошок
На холодце и колбасе деревенской,
Потом все тот же года первый год,
Такой ещё совсем не настоящий,
Что даже предок спит,
Сопя под зипун свой
И трёт женою вязаные пятки,
И ветер занят, и не до носков,
Что на верёвке или под кроватью,
Он первый день встречает незнакомый
И предлагает местные пенаты,
Потом работает день, будто он здесь дома,
Четвертый угол- самый непонятный,
День не заметил, что растянут до четвертого
И улыбаются гостепреимно дню тальянки,
Но мир испорчен и нельзя начаться снова,
Он умер в зипуне своем не новом
От маминых поношенных носков,
Ушла из хлева тяжело корова,
Козел вдруг от тоски в углу исдох,
И прошлогодний ветер мнет солому,
Не думая, что будет после него.
Не стреляй!
Им Бог приказывает расстреливать снова,
Он где- то здесь.
Навечно атеист
И отрекусь, если причастна к Бога слову.
Не убивай!-
От поэзии слово,
Себе же, а не вам мой винегрет.
К Карамзину!-
Мне места в мире нет.