Каннабис сатива Саnnabis sativa
Памяти А. И. Величкина
Александра Ивановича Величкина, экс-председателя областного комитета культуры, в станице Качалинской уважительно, за глаза, величали министром и удивить его изысками донской казачьей кухни было трудно.
Однажды, весной, познакомившись с ним на дегустации ухи и казачьего кулеша с салом, организованной местной администрацией по случаю проведения казачьих турнирных игр, я приобрёл в его лице благодарного почитателя и беЗкомпромиссного критика моего скромного творчества.
Действо проходило на стадионе «Ермак» у пана Спортсмена, /в миру - Троицкий Владимир Иванович/ и на мероприятии присутствовала: вся станичная знать, станичники, школьники, детвора.
Ушица была так себе. Но после «наркомовских» ста грамм из припасённой фляжки, вполне сошла за первый сорт.
-Судачок мелковат, да и пару голов крупного толстолоба не помешало бы добавить,- виновато и с сожалением заметил Чуйкин Валерий Александрович, глава местной администрации, заглядывая в котёл.
После второй соточки, ярые любители ухи, из стихийно образовавшейся кампании, наперебой стали предлагать рецепты из собственных, традиционных, запасов казачьей и не казачьей кухни. Кто-то просил добавить ушицы. Кто-то кулешу был рад. Да и апрельский денёк был замечательным.
Перед третьей слово взял министр. Произнёс заученно тост и рассказал про рецепт ухи, которой потчевал он на полуофициальных мероприятиях: Виктора Черномырдина, Аллу Пугачёву и Дмитрия Хворостовского, из волжских реликтовых рыб с добавлением водки и чёрной паюсной икры.
Напоследок добавил утвердительно:
- А вот леща запечённого «по-екимовски» никто из вас не пробовал! – и, доев кулеш, Александр Иванович, глубокомысленно вздохнув и облизав пластиковую ложку, признался, - И я не пробовал. Не довелось.
Пан Спортсмен в сторонке не громко хмыкнул, - губа не дура.
А было это во время весеннего водополья.
Дон буйствовал в этом году, переливая из левого берега, как из чаши изобилия, свои, не совсем тихие воды, на просторы пойменного левобережья, шебурша мусором, сушняком, прошлогодней травой, листьями и остатками недоубранного сена.
Разлив медленно обволакивал в своих объятьях луга, перелески: заполнялись низины, старые ерики и в рассветных дымках лёгких туманов всё живое верещало, хлюпало, хлопало крыльями, выпрыгивало из воды, жужжало из туманов и неожиданно вылетали стаи стремительных чирков, которые также стремительно исчезали в небесных закоулках.
Спустя некоторое время, на очередном домашнем пикнике, мы с министром и сосед Саня Архангельский, в прошлом звезда баскетбола и знаток осетровых балыков, экспромтом вернулись к «екимовскому лещу».
К тому времени, по рекомендации министра, я с удовольствием прочёл короткий рассказ-рецепт Бориса Екимова, известного писателя на «волгоградщине» и в России, «Рыба на сене», о том, как правильно, по казачьим старым рецептам, приготовить леща, чтобы за уши нельзя было оттянуть едока.
Гурманам рекомендую прочесть, только не на ночь.
- А у меня под леща настоечка на донских травах припрятана,- подзадорил нас министр.
- Где? Я пойду посмотрю, - шутил Архангельский
- Не по вашу честь, - парировал министр и дал понять, что разговор окончен.
Для воплощения проекта в реальность не хватало русской печки. После долгих дебатов решили готовить в большой коптилке на духмяном сене и вишнёво-смородиновых веточках. Проект « Рыба на сене-2 по-Качалински» был запущен. Рыбу готовить доверили мне, так как коптилка была у меня, да и рассказ-рецепт прочёл только я. Ну а рыбу и к рыбе необходимые ингредиенты в назначенный срок доставили мои сотрапезники. С тем и удалились на три часа, возбуждённые от предчувствия необычного праздника для души и тела.
Лещи, изрядно упитанные, как братья-близнецы лежали передо мной, блестя чешуёй и смиренно рассматривали меня ещё не совсем застывшим взглядом – их вытащили из донских затонов пару часов назад. На всё про всё – три часа и не минутой позже.
Готовить надо было быстро, без предварительной выдержки в рассоле. Имелся большой шприц и заранее приготовленный, и процеженный рассол, настоянный на духмяных травах – чабрец, донник, мелисса, базилик, тмин и других.
Лещей обколол, как «последних наркоманов» со всех сторон, этим бальзамом. В какой-то миг показалось, что лещи оживают и шевелят плавниками, предчувствуя недоброе.
Огонь под коптилкой нехотя разгорался. Подкинув ещё достаточно дров, я задумался о «духмяном» сене или траве. Ехать за реку было поздно, трава во дворе недавно скошена, в сарае подгнившая солома - десятилетней давности, на улице полынь, да и та «подстрижена» козами. А время двигалось к «часу икс», когда «догогие товагищи» весело и с гоготом ввалятся в мою калитку.
В дальнем углу двора, у соседского забора, виднелись заросли топинамбура и чуть справа, росла сорняковая конопля. Решение созрело мгновенно. Медлить было нельзя, иначе мои гости съедят меня.
Надёргал быстро внушительный пучок шайтан-травы, разложил на уже разгорячённую решётку коптилки и сверху бережно, как юных дев, уложил своих подопечных, а остатками травы укрыл их сказочным, конопляным, одеялом. Вниз побросал вишнёво-смородиновые веточки и плотно закрыл коптилку крышкой, предварительно, на всякий случай, перекрестив лещей.
Невероятные ароматы донских трав смешавшись с конопляным ароматом и духом свежей лещевой плоти, создали стойкий, божественный елейный запах, который потянулся по проулочкам-закоулочкам станицы, в степь, по перелескам, вверх и вниз по Дону, втягиваясь в небеса, будто сам Бог вдыхает этот аромат и благословляет наши деяния, на нашей грешной Земле.
На запах, раньше назначенного времени, министр Величкин со товарищи уже вразвалочку шли от калитки вверх к месту торжества, звякая стеклянной посудой, фирменными прибаутками, рассыпаясь в дифирамбах:
- Вкусно пахнет. Респект, Валентиныч - с величием пропел Величкин.
- Обалденно. Ты чего туда напихал, - ангельски протянул Архангельский
- Ещё не меньше часа, - буркнул я, не обращая внимания на их восторги, - раньше времени не вытащу.
- Мы не спешим. Ты занимайся. Приятный аромат, - умиротворённо сказал Величкин, доставая из министерского портфеля коньяк кизлярский, коньяк деревенский и какую-то снедь.
Из под крышки коптильни из всех щелей валил густой, ядрёный дым – явный признак того, что процесс копчения проходит ускоренными темпами.
Сотрапезники уже нарезали хлеб, сало, лимон и разлили по стопкам кизлярский коньяк. Величкин произнёс тот же тост, что и раньше, на стадионе у пана Спортсмена. За то и выпили. Архангельский опрокинул рюмку, вытер губы и закусил .
-Как вкусно сено пахнет, - комплементарно на выдохе промолвил он.
Величкин Александр Иванович начал философствовать, рассуждая – чего же там больше – чабреца или донника и какая в них польза, цитируя Гиппократа, Авиценну, Вангу и Геннадия Малахова
- А Малахов здесь причём, - гаркнул Архангельский,- Где Малахов, а где лещи?
- Проблемы мочеполовой системы важны в нашем возрасте, уважаемый, - невозмутимо заметил Величкин, - мы состоим из того, что мы едим. А плоть наша глупа, ты сам знаешь.
- и Вангу приплёл, - не унимался Архангельский, - лучше бы про Жириновского рассказал, как он тебе майку с бейсболкой подарил. А говорил, взяток не беру?
Я ушёл от прямых и явно провокационных вопросов заклятых друзей, сославшись, что скоро наступит кульминация всей операции «Рыба на сене-2» и моё место у коптильни.
Дрова медленно догорали, доводя содержимое коптильни до совершенства.
Пространство вокруг обволакивало, заворачивало в дымную вуаль и уносило меня ввысь в состоянии сансары и нирваны одновременно. Я увидел себя в степи, среди ковыльной бескрайности, спиной к западу и под углом 40 градусов. Взгляд был устремлён в единственное облачко на безумно-голубом небе. Тела не было. Только, мерцающая по его контуру китайским светом, оболочка. Горлицы из-за облака пели:
- Харе Кришну, харе Рама.
- Не спи, замёрзнешь, - со спины запел зычно ангел голосом Архангельского.
- Ужасно возбуждающий аромат! Я бы тоже здесь постоял,- это уже с восточной стороны пробурчал Величкин.
- По местам стоять, со швартовых сниматься, - лихо выдал я, как пятьдесят лет назад, очнувшись незаметно от конопляно-чабрецового дурмана.
И внимательно посмотрев на Величкина и Архангельского по программе свой-чужой, добавил:
- Расставляйте посуду, господа хорошие.
- Мне самое большое пёрышко, - заявил с полной серьёзностью Величкин.
- Вот положат тебе леща в тарелку из него и будешь дёргать пёрышки, - парировал Архангельский.
Александр Иванович хмыкнул по-министерски, но промолчал.
Крышка коптильни «прикипела» и нехотя оторвалась, будто Всевышний учуял эту снедь и решил ею поужинать сегодня, вместо амброзии и нектара, а ангелы не успели в последний момент изъять эти царские явства.
Рыба была подана целиком в конопляной обёртке, дабы ненароком не нарушить герметичность чешуйчатой брони. Двухкилограммовые, слегка позолоченные красавцы лоснились, выпирающим сквозь чешую, соком. Хотелось одного – скорее приступить. Александр Иванович лихорадочно выбирал из трёх совершенно одинаковых рыбин свою. Архангельский прервал его мучения:
- У этого перья больше, - и, подцепив лопаткой, брякнул ему в тарелку первого попавшегося леща.
Остальных разобрали быстро и без шума. Налил всем по рюмке деревенского коньяка.
Нет, братцы!!! Описать это не возможно. Особенно момент поедания, когда душа и плоть каждого сотрапезника слиты воедино в монополярном экстазе. Это нужно видеть и ощущать. А я видел только тающие внутренности развороченного запечённого леща и ощущал дурманящий вкус: в воздухе, во рту, в животе, горле, на пальцах. И молчание вокруг. Благостное молчание. Лишь лёгкое сопение и смачные звуки иногда нарушали эту тишину.
- Это что за трава? Как называется? – прервал молчание Величкин, облизывая с пальцев божественный нектар.
- Ка-апля,- ответил Архангельский с набитым ртом.
- Я про траву спрашиваю? – настойчиво повторил министр
- А я отвечаю. Ко-но-пля, - проглотив огурец с рыбой ответил доброжелательно Александр Валентинович Архангельский.
Александра Ивановича Величкина чуть не хватил анафилактический шок, но развитие было блокировано последней рюмкой деревенского коньяка.
- Надо же! Каннабис савита по-научному. Какая прелесть, - после десятисекундного осознания отреагировал он и вновь зарылся с ножом и вилкой в манящие недра леща разбираясь с икоркой, похрустывая, к тому же, солёным огурчиком из собственных запасов.
Кошка Аза/уважительно – Азалия/, симпатичная разноглазая бестия, пресытившись урчала в унисон под левым боком Александра Ивановича.
- И всё-таки жизнь хороша, - незатейливо проговорил Архангельский, вытирая пятой салфеткой рот и руки и с уважением глядя на Александра Ивановича, - надо же – КАННАБИС САВИТА!
Величкин дремал, вздрагивая и улыбаясь по-детски чему-то или кому-то в коротеньком, хрупком сне…
А Дон тем временем тучнеет, подступает вплотную к станице и разливает свои мутные вешние воды всё шире и шире, раздвигая пространство для будущей своей многочисленной «паствы». Каждая тварь на сносях. Готовы плодиться, размножаться, разрастаться, множа разноголосия птиц, потомства рыб и разнообразия целебных духмяных трав-приправ. Не ленись – поклонись и тебе воздастся.
Сегодня Дон щедр и готов вознаградить всякого, кто люб ему и знает песни его и Душу. Он и доброму путнику не откажет.
- М-да, - глубоко вздохнул я, прикрыв в нежной истоме веки и откинувшись к ковру висевшему на стене.
Голова приятно кружилась и опять – это безумно-голубое небо. А вот и облачко, а на нём две сизые горлицы поют:
Ой, как мне, тиху Дону, не мутно течи!
Со дна меня, тиха Дона, студёны ключи бьют,
Посред меня, тиха Дона, бела рыбица мутит…
Дон станица Качалинская. 04. 01. 25
Свидетельство о публикации №125010402722