Промысел?

Едва рассудка не лишась,
В глуши недвижимой бежала.
Малец почти погиб от жала -
Осы, что следом увилась.

Куда же ей? Такая хмарь -
Чадит болото испареньем,
Едва-ли ветер на мгновенье
Приотворит лениво даль.

Сама не ведая причин,
Сквозь дичь и топь, меся грязину,
Упорно, в самую трясину,
Пыталась ноги волочить...

Какой-то дух ей старый дом
Как будто крик в тиши звенящей
Надеждой дарит. Свет горящий
Едва-ли тлеет под окном...

Да чур его! В такой глуши!
От века прелесть и погуба!
Развалин тех, гнилого сруба
Подальше дальнего держи!

Так говорили старики
Глядя с назойливым укором:
"Не соблазнись надежде скорой
К печи поставить сапоги!

Холодных стен его найдешь,
Крыльцо с проваленной ступенькой.
Никто не встретит на скамейке
Чьи доски гложут снег и дождь...

Но свет горит. И там живут.
Не узнавай причин и лица!
Надыть немедля обратиться,
Коль часом выведет маршрут..."

Теперь оставила и страх -
В бреду ребенок погибает!
Каких же бед еще прибавит,
Коль равно жизнь потерпит крах?

По чавкой лужице промчась,
Минуя высь крыльца косого,
Разбухшей двери снова, снова
Удары сыплет, воскричав...

Как будто заревом алел...
В оконцах искрою забрезжил
Тот огонек, заметный прежде,
Надежды робкие согрел...

Качнулась, жалобно кряхтя,
Старушка-дверь в разбитой раме.
Дохнуло кислыми парами,
Фонарь блеснул, огнем свистя...

Угрюмый стал в растворе дед:
Власами сед, как зимний заяц.
Бровями хмур, суровый старец,
За буйство требуя ответ.

Упала в ноги, плача, мать
Кого просить, какие силы?...
Терпеть судьбу невыносимо,
О сыне стала умолять...

Едва-ли богу выйдет блажь,
Когда вон там, под веткой ели,
Умолкнет, бледным привиденьем?
Неужто гибели предашь?!

Помог подняться, в дом провел.
Сыра, изъедена хибара
Дед говорил - она внимала
Речей приятный баритон

И в этой сырости больной,
Где звезды - светляками в крыше,
Где ход минут по каплям выжат,
Сулил безликий часовой:

"Твоей беде нельзя помочь -
Дед поглядел, насупив брови -
Ни естеством, ни доброй волей,
Как ни верти - смерть напророчь.

Однако ж, ты, навроде, мать?
Чинилась тамо, у порога...
За сим иду другой дорогой,
Но хочешь ли о ней прознать?

Добро тогда. Хоть впредь учти:
Не мной всколыханы пределы!
Сама ты этого хотела
Испросят - тайну умолчи..."

Горел закат. Осколком льда
Стекло на трещинах багрилось.
И тем на стенах проявилась
Теней угрюмых череда...

Старик молчал. Дышал, сопя,
В своем углу, зажавшись странно.
А стол и пол качались плавно
О чуде мысли извиня.

"Теперь гляди!" - вещает дид,
Куда-то ткнув дрожащим пальцем:
Дивится мать, как стал меняться
Мытарных духов блеклый вид.

Покорный сонной тишине,
В бесчинстве форм, оттенков цвета,
Веленьем призрачного ветра,
Один проплыл к печной стене...

Там, на седеющем холсте
Ветвистых трещин по известке,
Явился как бы облик детский
Живым, средь призрачных гостей.

"Зови по имени его!" -
Шепнул старик у ней над ухом -
Покуда в навьих бродит духом,
Досель, не помнит ничего..."

"Он воротится?" - молвит мать,
Сама ж совета отлагает:
О чем-то образ намекает
Стремясь про деда рассказать...

"Уже поди!" - шипит старик,
Хватая больно ее руку -
Провесть древнейшую науку
Не смей и думать - уморит!"

А отрок, ровно из стены,
На двери пальцем указует
Рукою машет, и рисует
Углем по извести: "Б Е Г И!"

Себя не помня - сорвалась,
Как птица, пойманная в сети.
Когтей стряхнула острых деда
Худой не выполнив приказ...

Расправив крылья, мрак парит
Веленьем демона, иль Бога.
Теперь уж ей одна дорога -
Принять назначенный вердикт.

А сзади - тьма. Глядеть - ни зги.
На месте старенькой избушки
Как будто вихрь проклятий кружит,
И вой бессилья и тоски...

Она бежала. Неба край
Тому стремлению навстречу
Закатной розой пав на вечер,
Ночным цветком благоухал.

И было б славно рассудить -
Пусть будет все по Божьей воле!
Когда сердец не било б горе -
Себя так просто сохранить...

Ей повезло идти к костру,
Где угли красные тревожа,
Какой-то байкой заворожен
Сынок живой, во-череду:

А развалившись на бревне,
Под сенью старой, темной ели,
Два бедных травника сидели.
И булькал суп грибной в котлу...