Атталея принцепс. Парафраз сказки Гаршина В. М

Был один город, в городе был сад,
Сад ботанический, а в нём оранжерея
Вся из стекла, железа. В нём жилА
С рожденья пальма – «Принцепс АтталЕя».

Так названа, как видно, в честь царя,
Царя ПергАмского АттАла, что когда-то
Страной той правил. Пальма же была
В оранжерее вроде экспоната.

Её растения другие не любили,
Гордячкою считали и не зря:
Стояла в одиночестве над всеми,
Макушку аж до крыши вознесЯ.

Рост доставлял одно ей только гОре:
Растения ж внизу могли болтать
О том о сём, она же сиротливо
ПринужденА лишь с высоты взирать

На толкотню корней переплетённых,
Сражающихся за глоток воды,
Ветвей, от вечной битвы утомлённых,
Что гнулись вбок от жуткой тесноты,

Ломались под давлением, упираясь
Друг в друга, сИлясь что-то отобрать
У чуждого и жадного соседа.
Всем мало места было. Разобрать

Бы эти стены, дать простор, свободу,
Чтобы расти не ведая преград
Они могли, как дОлжно. Садоводу,
Как видно, дела нет, чтобы на лад

Разумный всё здесь разом обустроить.
Намного проще непослушные стянУть
Стальною проволокой ветви иль подрезать
Пилой. Обычный человечьей мысли путь!

Так что, хотя и было АтталЕе
Здесь нелегко и одиноко, ей
Зато досталось небо голубое
В стеклянной крыше над главой. Своей

Макушкой и огромными листами
Касалась пальма грязного стекла
И с небом, как с товарищем безмолвным,
Беседовать часами так могла.

Растения, что в той оранжерее,
Хоть в тесноте, но всё-таки росли,
Гостями были, как и Атталея,
Все уроженцы жарких стран земли.

Свои края родные вспоминали
И тосковали втихаря о них,
Украдкой слёзы лить не уставали
О тех дождях прохладных, проливных,

ВетрАх пустынных, что их крОны гнули,
О свисте птиц, рычании зверья.
Как часто память прошлого ночами
Всплывала словно из небытия.

В оранжерее воздух был недвИжим.
Лишь иногда холодная струя
В окно, где буря стёкла разбивала,
Влетала, мигом бЕды сотворЯ.

Кавалерийским бешеным галопом,
РубЯ макушки холодом сплеча...
Растения сОхли,  съёживались быстро,
Как восковая таяли свеча.

Но стёкла очень скоро вновь вставляли,
Здесь беспорядок не в почёте был
И воздух снова, словно в штиль корабль,
В оранжерее намертво застыл.

«Скажите, господа, сегодня будут
Нас хоть чуть-чуть водою поливать? –
Своих соседок, сАговая пальма,
Спросила, - стоит ли переживать?

Мы не привыкли к скудному полИву.
Мне, право, кажется, засохну на корнЮ».
«Слова мне ваши, милая соседка,
Так странны, - молвил кактус, - не пойму,

Ужели вам воды так не хватает,
Что выливают каждый день на нас?
Вы видите, как свеж я и как сОчен.
Воды в избытке, делайте запас!»

«Мы не привыкли быть так бережлИвы,-
Сказала пальма, - в сухости расти
На дрянной почве, словно бы я кактус…
Себе оставьте замечания свои!»

«Что ж до меня, - вмешалась тут корИца, -
Почти что рАда положением своим.
Здесь, правда, хоть немного скучновато,
Но уж зато довольна тем одним,

Что тут меня не обдерут, как липку».
«Но ведь не всех же обдирают нас, -
Сказал в ответ ей папоротник старый, -
Кому-то рай в тюрьме, коль в прошлый раз,

В той прошлой жизни не живАл на вОле!»
Тут оскорбленья, спОры начались
И перебранка. Коль имели б ноги,
То непременно все передралИсь!

«Зачем вы ссоритесь? - сказала Атталея, -
Вы разве этим сможете помочь
Себе хоть чуть? Подумайте о деле,
Как нам невзгоду эту превозмочь?

Чем увеличивать несчастье злобой,
Не лучше ль шире, выше нам расти
И напирать ветвЯми и стволАми
На окна, рамы, чтобы разнести

В куски их. Так мы выйдем на свободу.
Поодиночке ж нас согнёт пила.
А что им сделать с сотней сильных, смелых?
Дружней возьмёмся, сгинет кабалА».

Сначала все растения молчали,
Никто не возражал, и что сказать
Не знал, иль просто даже не решался.
Ведь за такое могут наказать.

Решилась первой сАговая пальма:
«Всё это глупости, ужасный вздор.
ПрочнЫ ведь рАмы, стёкла ж снова вставят.
Мечта пустая, глупый разговор!»

«Нелепость, чушь, - в ответ все закричали, -
Придут с ножАми люди, ветки нам
Отпилят, как не раз уже бывало.
Дадим работу только топорам!»

«Ну, - Атталея молвит, - как хотите, -
Теперь я знаю, что же делать мне.
Оставлю вас в покое, так живите
И спорьте себе дальше в тишине

Из-за воды. Счастливо оставаться
Навечно под стеклянным колпаком.
Я и одна найду свою дорогу,
Дорогу вверх. Путь этот мне знаком!»

Никто не смел ей возразить и только
Лишь саговая пальма шелестит
В ответ: «Посмотрим на тебя, гордячка,
Когда макушка под пилой слетит!»

Одна лишь только маленькая травка
На пальму не сердилась, ведь  она
Была сама, как жалкая козявка,
В густой подстилке вовсе не видна.

В ней не было ни росту, ни окраски,
Употреблялась только для того,
Чтобы закрыть собою земляные
Проплешины, и больше ничего. 

Она не знала ни природы южной,
Ни воздуха свободы, но тюрьмой
Оранжерею тоже почитала
И доверяла пальме лишь одной.

Она могла лишь нежно прижиматься
К стволу, шепча слова любви своей,
Прося лишь об одном, когда расстаться
Придёт пора, то вспоминать о ней.

А Атталея травке говорила:
«Мой ствол так крепок, твёрд, ползи по мне,
Лишь стебельками крепче опирайся,
Вдвоём бороться легче ведь вдвойне»...

И Атталея принялАсь расти
И становилась выше год от году.
Директор сада, гордость не тая,
Приписывал рост должному ухОду.

Гордился, что такой он молодец,
В оранжерее дело так наладил,
А Атталея думала: «Глупец,
Решил себе, что он со мною сладил?

Воображает, будто я расту
Для удовольствия его и славы?
Что скажет, посмотрю, когда начну
Крушить стволом оконные оправы?»

Всё ближе рама крыши, ближе. Вот
Лист молодой к железу прикоснулся,
К холодному стеклу и как рукой
Прижался плотно и слегка прогнулся.

Решётки прОчны, стёкла так толстЫ,
Упёрся в раму ствол и стал сгибаться,
СкомкАлся стебель, нежные листы
Обвили прутья, прежде чем сломаться.

Следила травка снизу за борьбой.
Как замирало сердце от волнения:
«Скажите, вам не больно? Боже ж мой.
Не лучше ль предпочесть вам отступленье?»

«Молчи-ка лучше, не жалей меня!
Я иль умру иль обрету свободу!»
И тут же звонкий раздалсЯ удар,
Как будто балка лопнула. ПохОду

Сломалась рама и стеклА осколки
Посыпались на землю с высоты.
Над сводом крыши гордо возвышалась
Свободной пальмы крона. КрасотЫ

Земли и буйства красок и в помине
Она не видела, а лишь вокруг
Деревьев голых были силуэты,
Да тучи рваные, да громкий стук

Дождя по крыше мокрого со снегом…
«И это было целью для меня?»
Угрюмо сосны зАрились на пальму,
Качали кроной, как бы говоря:

«Замёрзнешь здесь ты, ведь совсем не знаешь,
Что есть мороз и как его терпеть.
Зачем же вышла из своей теплицы?
Могла бы долго сИднем просидеть».

И Атталея поняла мгновенно,
Что для неё всё кончено. Она
Вернуться снова не могла под крышу.
Теперь исчезнуть навсегда должна!

Директор приказал спилить немедля
СтроптИвицу, спилить и все делА.
«Конечно, можно б и колпак надстроить
Над нею, чтоб немного пожила

В теплице Атталея, но надолго?
Опять расти начнёт. Характер ведь
Не переделать. Нет, не будет толка…
И дорого! Умнее будем впредь!»

Канатами покрепче обвязали
Строптивицу и начали пилить,
Чтоб падая внутри оранжереи
Стеклянных стенок не смогла разбить.

А маленькая травка, что обвИла
Ствол пальмы, тоже с нею под пилу
Попала кряду, не познав свободы,
Не заслужив ни честь, ни похвалу.

Их вынесли на задний двор и снегом
Уж вскоре белым прочно замело.
Каким же ветром Принцепс Атталею
Когда-то в край холодный занесло?