Мелконаварный бизнес. Детектив - 9

    Сколько я провалялся без сознания, - не знаю. Видимо, достаточно долго, так как я очнулся оттого, что какой-то зверь пытался жевать мое ухо. Я застонал от боли и очнулся. С трудом приподняв голову, я тут же опустил ее, потому что меня начало сильно тошнить. И не только оттого, что моя голова раскалывалась на сотни, нет, на тысячи мелких частей. Вокруг стояла ужасная вонь, а я лежал в луже чего-то липкого и тягучего, перемешанного с грязью в жуткую вонючую смесь. Я тут же стряхнул руки и вытер их о штаны. Захотелось узнать, сколько сейчас времени, но мое левое запястье, на котором еще совсем недавно красовался «Rolex», было пусто. Так же девственно пусты были мои карманы, и я порадовался, что не взял с собой бумажника и документов. А вот швейцарский ножик исчез, а также исчезли из кармана и те сто пятьдесят долларов в мелких купюрах, которые я взял с собой.
    Я потряс головой, пытаясь сориентироваться в пространстве, и тут услышал стон. Я прополз на коленях несколько метров и обнаружил лежащего невдалеке человека. Я перевернул его на спину и ударил по щекам.
    - Какого черта, - услышал я в ответ сдавленный голос Андрея, который тут же замотал головой, а через минуту сел, опираясь на руки.
    - Фу, ну и вонь, - добавил он, сплевывая, - недаром мы не видели в Дели ни одного слона; по-видимому, они все сдохли здесь, на этой свалке.
    - Андрей, это ты? - задал я самый глупый из всех вопросов.
    - Нет, мой дедушка, - снова плевок в темноту, за которым послышалось смачное ругательство.
    - И деньги все, суки, украли, - услышал я рассерженный голос. - Ведь не хотел же я ехать, так нет! Тебе вздумалось поиграть в благородство. Вот и сиди теперь вместе со своим рыцарством в дерьме!
    Мои глаза уже привыкли к темноте, и я увидел, как темный силуэт, который был Андреем, медленно встает. Он распрямлялся наподобие перочинного ножа и постоянно ругался, но я ему был даже благодарен за эту ругань. Я представил себе, что на этой забытой Богом свалке оказался бы один, и меня прошиб озноб, который тут же снова перешел в рвоту.
    - Ну вот, мало здесь местного дерьма, так еще ты своего добавь. Хоть бы противогазы, гады, выдали, прежде чем сюда привозить. Ну, долго ты там будешь отдыхать? Пора выбираться из этого гнусного места, - голос Андрея никак нельзя было назвать ободряющим, но все-таки мы были вместе, а это сейчас для меня было самое главное.
    Встать мне удалось только с четвертого раза, да и то лишь потому, что мой напарник протянул мне руку. Мы побрели сквозь большие слежавшиеся горы мусора, которые отрыгнул из себя большой город. Мы брели в надежде выйти на дорогу, ведь не могли же нас притащить на свалку вручную. И все-таки мы порядочно поплутали, прежде чем вышли на нее.
    Тот путь плохо сохранился в моей памяти. Отчасти потому, что было вокруг темно, как в темной загаженной бомжами подворотне, отчасти потому, что голова моя болела так, что после каждого шага искры сыпались у меня из глаз. Я буквально висел на Андрее, который, видимо, чувствовал себя лучше и мог не только передвигать ноги сам, но и помогать мне.
    Вскоре вокруг потянулись кое-как сколоченные хибары, возле которых горели костры и сидели люди, провожавшие нас настороженными взглядами. Инстинктивно мы не обращались к ним за помощью, а они не трогали нас. И на том спасибо. Кто знает, может быть, среди здешних туземцев развито людоедство или же нас могли схватить и продать в рабство. Восток - дело тонкое.
    Так мы брели, пока не вышли к шоссе, которое в это время было совсем пустынным, да к тому же, мы совершенно не знали в какую сторону надо идти.
    - Подожди, Андрей, давай отдохнем, - взмолился я.
    - Давай, - согласился Андрей, - тем более что до города в таком состоянии нам не дойти. Надо ловить машину.
    - А платить чем? Проклятые ублюдки выгребли из моих карманов все, что там было. Даже визитную карточку отеля.
    - Что бы ты без меня делал? - усмехнулся Андрей и стащив левую кроссовку, приподнял стельку и вынул оттуда две свернутые пятидесятидолларовые бумажки. - Я думаю, долларов за пятьдесят всяко доедем.
    - Конечно, доедем, - обрадовался я.
    - Только учти - двадцать пять баксов с тебя!
    Я кивнул, поражаясь Андрею, который даже здесь умудрился остаться бизнесменом.
    Машину мы поймали достаточно быстро. Первый же остановленный нами маленький грузовичок стал транспортом, доставившим нас в отель. Правда, сначала водитель и слышать об этом не хотел, но пятьдесят долларов произвели на него магическое действие и он, развернув машину, согласился нас подвезти. Правда, деньги потребовал вперед - видимо он тоже был бизнесменом.
    Мы сидели в трясущемся кузове и старались держаться за борта. Кузов был пустой, а дорога была с ухабами, и очень скоро моя задница представляла собой один сплошной синяк. Но еще хуже было с головой: от постоянной тряски она заболела еще больше, хотя больше, казалось, было уже невозможно. В какой-то момент боль стала настолько невыносимой, что я закричал и потерял сознание.
Очнулся я оттого, что меня били по щекам. Я замычал и открыл глаза: я сидел в кузове, а рядом со мной на корточках сидел Андрей и хлестал меня по щекам, приводя в чувство. Я подумал, что гуманней было дать мне понюхать нашатыря, но, вспомнив про свалку, понял, что после нее этот запах вряд ли меня бы взбодрил. После тех колоритных запахов я, наверное, навсегда потерял обоняние.
    - Вставай, приехали, - увидев, что я открыл глаза, буркнул Андрей и полез через борт. Я последовал за ним и, не сумев удержаться за край, как куль плюхнулся на Андрея. В ответ я, естественно, услышал слова, которые никак нельзя было назвать праздничными поздравлениями.
    Мы вошли в двери отеля, качаясь, как два матроса, возвращающихся после увольнительной на судно. Швейцар укоризненно посмотрел на нас и покачал головой. Я думаю, что если бы он был боцманом, то тут же влепил бы нам по пять суток гауптвахты и потребовал бы с нас объяснительную. Мы прошли к лифту, поднялись на пятый этаж и постучали в двери моего номера.
    Выражение лица, которое появилось у Марины, когда она нас увидела, я никогда не забуду. Радость смешалась с ужасом в равных пропорциях, да так и застыла в глазах.
    - Получай своего, - хрипло сказал Андрей и, прислонив меня к косяку, поплелся в свой номер, а я посмотрел Марине в лицо и, улыбнувшись, сказал:
    - Заждалась? - и чуть не упал, но Марина догадалась вовремя подхватить мое тело.
    Она отвела меня в ванную и, усадив в поддон душевой, стала снимать с меня одежду, которую тут же складывала в полиэтиленовый мешок. Я понял сразу, что стирать ее уже никто никогда не будет. Она раздела меня догола, и стала мыть как приблудного пса, которого подобрали на улице. Когда она коснулась моего затылка, я застонал, а она, расправив волосы, вскрикнула.
    - До свадьбы заживет, - пошутил я, забыв о том, что шутить некоторыми вещами бывает крайне опрометчиво.
    Марина выстригла мне волосы на затылке и обработала рану, а затем занялась моей щекой и ухом. Когда я спустя час посмотрел на себя в зеркало, я увидел там лицо изможденного узника, у которого щека и ухо заклеены лейкопластырем.
Пока Марина колдовала надо мной, я пересказывал ей то, что со мной произошло. Но рассказ получился коротким: "Поскользнулся, упал, очнулся - гипс..." - все как в кинокомедии. Только вот, почему-то было не смешно. Очень болела голова и ныло обгрызенное ухо. Марина сказала, что мне надо сделать противостолбнячный укол. Ведь собака могла быть бешеной. В самом деле, станет ли нормальная собака жевать живого человека? Хотя, возможно, у здешних собак такие нравы.
    Марина позвонила в медпункт и вызвала медсестру. Та, увидев меня, стала расспрашивать, и, как не делала Марина мне большие глаза, я ей все рассказал. Она сказала, что надо тут же вызвать полицию. Марина сказала, что полицию не нужно впутывать, ведь мы иностранцы, и даже предложила ей денег. Увидев пятьдесят долларов, она заколебалась, но тут я с кровати подал свой голос в пользу стражей порядка, и вопрос с полицейскими был решен.
    Они приехали очень быстро - два молодых парня вполне европейского вида, в хорошо подогнанной форме, отлично говорящих по-английски. Они все внимательно выслушали, записали, а потом пошли к Андрею и сняли показания у него. Потом мы вместе пошли в номер четыреста двадцать и осмотрели его, но странно: никаких следов проживания девушек мы не обнаружили. Я даже подумал, что мы попали не в тот номер и выйдя в коридор, еще раз взглянул на номер двери. Но нет, все было правильно, кроме одного: в номере не было ни одной личной вещи. Я сам все внимательно осмотрел, не забыв заглянуть под кровать и в помойное ведро. Но не обнаружил даже пустых бутылок от выпитой нами водки. Я, Андрей, Саша и Марина удивленно хлопали глазами, и лишь полицейские остались невозмутимы. Они задали несколько вопросов, записали ответы на них и, козырнув, скрылись.
    Мы собрались в номере у Андрея с Сашей и тут же выпили бутылку водки, которую Саша предусмотрительно забрал в номере у девушек.
    - Ну и дела! - сказал я, когда водка была выпита, и все, кроме меня, закурили.
    - Интересно, кому понадобилось так вычищать номер четыреста двадцать и для чего?
    - И все-то тебе нужно знать! - раздраженно ответил Андрей., - Вон уже и голову чуть не оторвали, а все не в свои дела лезешь.
    Я исподлобья посмотрел на него: безусловно, ему досталось меньше, чем мне. Когда он вымылся, лишь несколько царапин на носу и щеке подтверждали, что он тоже недавно «отдыхал» со мной на свалке.
    Я вздохнул, вытащил из кармана упаковку Пенталгина и, выдавив себе на ладонь сразу две таблетки, запил их водкой. Что делать: чрезвычайная ситуация диктует необходимость лечиться чрезвычайными средствами.
    - Ну, теперь-то, наконец, ты успокоишься? - спросила Марина, когда мы вернулись в свой номер.
    - Наверное успокоюсь, - бесцветным голосом ответил я, не глядя на нее.
    Я разделся и лег на кровать. После выпитой водки и таблеток, голова почти прошла, но думать ни о чем не хотелось.
    «Я подумаю об этом завтра», - произнес я слова Скарлетт из книжки, которую видел в сумке у Марины.
    Я отвернулся к стенке и не видел, как она раздевалась и выключала свет. Я только почувствовал, как Маринины руки откинули одеяло, и она прижалась всем своим горячим трепетным телом ко мне.
    - Николай, мне страшно, - прошептала она и крепко-крепко обняла меня.
    Я несколько секунд лежал неподвижно, пытаясь выяснить, остались ли у меня после сегодняшних передряг силы, и когда понял, что остались, повернулся к ней. «Интересно, что сказал бы в этом случае агент Ник?» - подумал я, и тут же сам себе ответил вслух:
    - Не бойся, дорогая, я рядом.
    И я, действительно, был рядом. Вскоре Марина застонала, и отнюдь не от страха.

                ***

                Картинка из Интернета.