Находка
— Василий Сергеевич! Я уже вторую неделю без выходных! Ну имейте вы совесть!
Василий Сергеевич хмуро посмотрел на него.
— Что ты к моей совести взываешь? Ты к совести своих дружков взывай! Это у них что ни день, то праздник. Как я его за руль посажу, если у него выхлоп на два метра впереди него идет?
Петька хлопнул кулаком по столу:
— Значит, им пить можно, а я должен без выходных работать? А мне, между прочим, всего тридцать восемь! И у меня тоже есть личная жизнь! Меня, может быть, девушка бросила из-за такой работы! Я ж ее в кино сводить даже не могу!
— Так бросила или нет?
Петр вздохнул:
— Не знаю еще. Второй день трубку не берет. Я, может, вообще уволиться хочу! Нина говорит, что профессия у меня позорная.
Василий Сергеевич встал:
— Дура твоя Нинка! И радуйся, если она тебя бросила! Чем твоя профессия плоха? Ты на машину свою посмотри. Это раньше так было, когда весь мусор руками собирать приходилось, а теперь? Подъехал, машинка послушная, только кнопочки нажимай, а она и бачок с мусором сама возьмет, и в бункер его высыпает, и на место поставит. Да ты если и выйдешь из машины, то раз за смену! А зарплата? Я, конечно, не скажу, что огромная, но ведь согласись, повыше, чем у многих в нашем городе.
Читайте повесть "Мой снежный рай" на нашем канале "Книготека"!
Петька выдохнул с досадой:
— А на фига мне зарплата, если времени тратить ее у меня нет? Я бы вот Нину сводил куда-нибудь, но как? Мне же в четыре утра вставать!
Василий Сергеевич махнул рукой:
— Любила бы тебя твоя Нинка, то все поняла бы. Вот не приди ты пару дней на работу, и что? Во что превратится наш город?
Петя направился к выходу:
— Я ему про Фому, а он мне про Ерему…
У машины стоял Костик. Костик был студентом, и на лето пришел к ним подрабатывать. Пацан был хороший, не пьющий, не курящий, только уж очень правильный какой-то. Если у Петра вылетало крепкое словцо — а без таких слов никак, когда на дороге одни чайники — то Костик тут же краснел. Петька, хоть и смеялся над ним, но старался не слишком пугать молодого человека своей ненормативной лексикой.
— Петр Николаевич, к кому мне сегодня?
— К кому… Ко мне! Кому ты еще нужен?
Петя сел машину, Костик тут же запрыгнул и сел рядом. Он улыбался.
— Чего ты лыбишься? Ну, вот скажи, чего ты лыбишься, как будто тебе премию выдали?
— Это потому что я с вами сегодня. Я два раза с Михаилом Константиновичем ездил, больше не хотел бы…
— Михаил Константинович? Это еще кто такой? В нашем парке таких нет.
Костик, бледнея и заикаясь, произнес:
— Это который «губошлеп».
Все, это было последней каплей, и Петя упал на руль от смеха. Он долго бился со студентом, чтобы тот не называл его по имени-отчеству, но потом махнул рукой, понял, что бесполезно. Но услышать, что губошлепа называют Михаилом Константиновичем, было выше его сил.
Мужик этот работал водителем на другой «Мехуборке», и у него никогда не было напарника. Нет, начальство приставляло к нему помощников, но через день или два все увольнялись. Кадров и так не хватало, и раскидывать ни помощниками, ни водителями не хотелось. Пришлось начальнику добавить Губошлепу полставки, чтобы тот ездил один.
Все упиралось в поистине гадский характер водителя. Вот есть люди, у которых все плохо. Если у одних цветок источает аромат, то у других он воняет, если у одних снег белый-серебристый, то у других — навалило будущей грязи, ни пройти, ни проехать. Вот к тому самому второму типу и принадлежал Михаил Константинович, в быту-Губошлеп.
— Ой, не могу я с тобой, Костя! Ты свои замашки ботанские давай заканчивай. Не забывай, где работаешь! В народе это называется «мусорщик».
— А что, если «мусорщик», то нельзя быть человеком?
Петя нахмурил брови. Еще один умник выискался. Тоже туда. Осталось только лозунг повесить — не место красит человека.
***
Как всегда, когда Петр работал, время летело незаметно. Оставалось всего две точки, куда нужно было заехать, чтобы забрать мусор, когда Петя увидел Нину. Она шла по тротуару с подружками, чему-то весело смеясь. Петя посигналил ей, проехал немного вперед и остановился. Благо машина со спец сигналами, ему можно немного больше, чем остальным автомобилистам. Выскочил из машины, и с улыбкой пошел навстречу Нине.
Девушка, увидев его, резко остановилась. Она растерянно смотрела на Петю, зато ее подруги с явным интересом.
— Нина! Что у тебя с телефоном? Я тебе звоню, звоню…
Девушка вывернулась из его объятий.
— Ничего с телефоном.
— Нин, ты чего? Случилось что?
Девушки перешептывались, потом одна из них спросила:
— Нин, мне кажется, или ты говорила, что твой Петя менеджер?
Потом девушка повернулась к парню.
— Вы ведь Петя, правда?
Петр сузил глаза, на Нину смотрел на отрываясь.
— Петр я, правда, только не менеджер… Может быть, у Нины есть еще какой Петя, который менеджер?
Нина покраснела, потом вскинула голову.
— Может быть, и есть, тебе до этого точно никакого дела нет!
Петр круто развернулся и пошел в машину. Девушка, которая сказала про менеджера, протяжно вздохнула:
— Ну, и дура ты, Нин… Такой парень… Просто огонь.
Нине хотелось плакать и кричать одновременно. Ей нравился Петя, но не нравилась его профессия. Она думала, что девчонки смеяться над ней будут, а потом так завралась, что отступать уже некуда было. Машина, громко фыркнув, рванула с места.
Костя посматривал на Петра с испугом. Они всегда ездили осторожно, а сегодня большая машина мчалась так, что того гляди бункер отвалится.
— Петр Николаевич…
Петя повернулся к нему и рявкнул:
— Сколько раз я просил тебя не называть меня так! Сто? Двести? Просто Петя, Петька, неужели так тяжело запомнить?
Костя даже сжался весь, а Петр выругался — нет, ну что за день сегодня такой?
Они завернули на последнюю точку, в большой двор новых домов. Ну как новых… Лет десять, как их построили. Петя вздохнул. Вот так всегда! Как только домой, так обязательно какая-то свинья их ожидает. В этот раз свинья была в виде старого дивана. Естественно, с такими габаритами им его в бункер не засунуть, хоть и есть там отделение для строительного большого мусора или вот таких, подобных сюрпризов. Придется ломать.
Костя испуганно смотрела на Петра. Вот всем был Костя хорош. Исполнительный, понятливый, немногословный, но вот силушки бог ему не дал вообще. Петя молча надел перчатки.
— Ну, пошли, что ли?
Костя быстро выскочил из машины. Петр взял монтировку, поддел сидушку, и она с хрустом отвалилась от основания.
— Ой, а это что?
Костя наклонился и из ящика для белья достал красивый блокнот в твердом переплете.
— Смотрите… Смотри, Петя, это, похоже, дневник чей-то…
— Ну, так кончился, наверное, его и выкинули…
— Нет, тут половина чистая. Может быть, случайно выбросили?
Петр заглянул через плечо Кости.
Блокнот и правда, красивый. Не какая-то там тетрадочка за пять рублей.
— Ну, и что нам с ним делать?
— Может быть, положим в машину? Вдруг люди искать будут. Тут ведь могут быть и важные записи…
— Ай, клади, если так переживаешь.
Костя быстро сунул в салон яркий блокнот, и они стали закидывать диван.
Когда приехали на базу, их уже ждал счастливый Василий Сергеевич.
— Петя! У нас водитель новый! Хороший мужик, непьющий. Так что теперь будет у тебя напарник!
— Да не может быть…
Петя не выказал особой радости. Нинки теперь у него нет, а дома сидеть скучно. Ну хоть отоспится.
— Ты как будто не рад.
— Да рад я, Василий Сергеевич, очень рад. Спать буду два дня.
— Вот и хорошо, вот и ладненько. Он там ждет тебя, машину передай, если что нужно, покажи.
— Хорошо, хорошо… что я, не знаю, что ли...
Мужиком его сменщик оказался и правда хорошим. Спокойный, обстоятельный. Расспросил все по делу, а потом сказал:
— Вижу, машину бережешь… Не переживай, я технику тоже люблю. Вещи-то свои не забудь.
Петр улыбнулся.
— Да вроде как все забрал…
Семен протянул ему тот самый блокнот.
— А это?
Читайте повесть "Мой снежный рай" на нашем канале "Книготека"!
Объяснять, что к чему, было лень, и Петр просто сунул книжицу в пакет, в котором лежала рабочая одежда.
— Ну, тогда пока, что ли? Ты, Семен, звони, если что, не стесняйся.
— Позвоню, но, думаю, что все в порядке будет. Я в моем городе в такой же организации работал, машина у меня, конечно, попроще была, а так работа такая же.
Петя пошел в сторону дома. Завернул, правда, в парк, буквально на пятнадцать минут. Он всегда туда заходил, если настроение было не очень. Раздвинул кусты, и оказался у небольшого естественного прудика. Он, конечно, размерами до настоящего пруда не дотягивал, но зато на нем и утки водились, и стрекозы вились, а ближе к вечеру лягушки пели. Не орали, а именно пели, потому что их было много, и кваканье сливалось в настоящий лягушачий хор.
Как-то сразу спокойно становилось здесь. Цивилизация сюда не добралась. И, хоть Петя был и не единственным, кто знал это место, никаких скамеечек или дорожек здесь не было. Редкие люди, кто забредал сюда, просто садились в траву и слушали…
Посидев на берегу, Петя пошел домой.
***
— Мам, я дома!
Из комнаты вышла мать.
— Ну, как день пришел? Умывайся, сейчас кормить тебя буду.
— Кормить — это хорошо.
Петя ушел в ванную, и уже оттуда рассказывал матери:
— Сменщика мне нашли, теперь как белый человек буду работать, два через два.
Петя вытер руки и пошел на кухню.
Мать улыбалась.
— Это же хорошо. Петенька, у меня тоже два выходных, может быть, съездим в деревню? Я-то одна собиралась, а так и ты мне поможешь.
Петя задумался. В бабкином доме он давно не был. То работа, то любовь. Мать уж года два там все одна делала. Копала сама, сажала сама…
— А поехали. Все равно в городе делать нечего.
Мать внимательно посмотрела на него, хотела спросить про Нину, но передумала. Захочет, так сам расскажет…
***
В первый же день Петька размялся вволю. Поднял половину огорода, набил мозоли на всех руках, помылся у соседки в бане. Сосед попарить его хотел, но Петр три минуты только и выдержал, вывалился чуть ли не на улицу. К вечеру, когда добрался до кровати, думал, что уснет сразу, как только ляжет…
Чистое тело приятно ныло от усталости, но сон не шел. Петя потянулся к блокноту. Подумал: «Почитаю, может пойму, где хозяина искать».
Первая же запись заставила его сесть в постели.
«Сегодня моя жизнь разделилась на две половинки. Еще вчера я строила планы, хотела стать кем-то, чего-то достичь в этой жизни, а сегодня тот мир рухнул. Его больше нет. Теперь у меня другой мир, и будет все по-другому. Ровно в 10 утра накануне нового года, доктор сообщил мне, что у меня онкология. А потом добавил: «Все очень запущено». Он ушел, а я сижу вот и думаю, может быть, раньше было более гуманно, когда больные просто умирали, так и не узнав, от чего?»
Петя покрылся холодным потом. Он быстро перелистал блокнот до того места, где была последняя запись. Там стояла дата, и было это всего три месяца назад.
Петя вернулся в начало. 30 декабря позапрошлого года. То есть эта девушка вела дневник чуть больше года. А три месяца назад вести его перестала. Дневник не потеряли, его просто выбросили вместе с диваном, видимо, потому, что он стал больше не нужен.
Петя перевернул страницу. Следующая запись была только через две недели.
«Сегодня я приехала в больницу. Буду проходить первый курс лечения. Я не хотела, но мама так сильно плакала. И я подумала, что, наверное, это неправильно. Нужно пытаться делать что-то, даже если все безнадежно. Я пока еще не знаю, зачем. Ведь все безнадежно. Но мама плачет.
Когда я пришла в палату, где мне предстоит провести следующий месяц, поняла, что я обычный нытик. Вместе со мной лежит женщина. У нее двое детей, маленькие еще, только в школу пошли. Она уже не встает, но продолжает бороться. Дети с бабушкой, а муж ушел, как узнал, что ему, возможно, придется одному растить своих же детей… Вот где сила воли. Она настоящий герой, настоящая мама. Сейчас вечер, все уже спят, а я вижу, как она мучается, больно ей. Но ни ползвука не издает. Я спросила, может быть, позвать медсестру, но она качнула головой и ответила: «Как только признаешься в своей слабости, сразу подпишешь сам себе приговор. Признаешь свое бессилие». Она герой. Она настоящий герой. Я хожу, я могу пробежать по лестнице. Устаю, конечно, быстро, но, я на своих ногах. И волосы у меня все на месте, и я в отчаянье, а она нет. Она борется».
Петя захлопнул тетрадь. Нет, он не будет это читать. Не хочет, не может…
Положил ее на стол, лег. Долго лежал. Пытался представить, какая она, эта девушка, автор. Ему казалось, что у нее длинные каштановые волосы… Голубые глаза и пухлые губы. Он и сам не знал, почему именно такой образ, но вот примечталось ему так.
Петр отлежал без сна час. Потом на столе завибрировал телефон. Он протянул руку. Смс от Нины.
«Мы можем поговорить?»
Он даже отвечать не стал, просто положил телефон на место. Рука сама потянулась к дневнику…
Петр и сам не заметил, как уснул, а дневник остался лежать рядом с ним.
***
Весь следующий день он думал о девушке по имени Катя. Вчера он дошел до того места, где ее выписывали домой до следующего курса лечения. Петя уже знал, что за несколько дней до выписки Кати не стало Валентины.
— Сынок, ты какой-то сам не свой. Нина позвонила?
— Какая Нина? — Петя смотрел на мать непонимающим взглядом.
— Как какая?
Теперь уж мать смотрела на него с удивлением.
— А нет, не Нина. Да все нормально, мам… Нужно еще чего? Или я тогда полежу пойду. Как-то плохо спал.
Мать сразу успокоилась. Вот в чем причина странного поведения сына! Если причина есть, то все нормально.
— Иди, конечно. Теперь, если что и надо будет, то только к самому вечеру.
«Сегодня я попросила маму, чтобы она отвела меня на то самое место, где я так любила бывать. Мама сначала стала ругаться, говорить, что я устану, это далеко. А я сказала, что возможно, это в последний раз. Тогда мама отвернулась. Мне очень жаль ее, я же знала, что она расстроится, но мне очень нужно было там побывать. После первого курса мне стало намного хуже. Не знаю, переживу ли я второй».
Петя быстро листнул страничку. Девушка жила в его городе, а значит, это место он должен знать. Он все знает в своем городе.
«Как же здесь хорошо. Такой оазис среди каменных джунглей. Мама никогда не была здесь, и сейчас очень удивлена. Говорит, что даже трава здесь зеленее. Народу все так же мало. Когда мы пришли, совсем никого не было. Люди привыкли к цивилизации. Через две недели мне снова в больницу. Я всегда буду помнить этот хор лягушек. Еще такой несмелый, потому что на улице всего лишь весна, и они, наверное, еще толком не проснулись. Валя говорила, что раскисать нельзя, никак нельзя, но я плачу. Как же сильно хочется жить… Я привязала на калину свой алый шарф. Пусть он меня связывает с этим местом. Если бы еще пожить, хоть немножечко, я обязательно сделала или попросила бы сделать кого-нибудь лавочку под этой калиной. Здесь самое лучшее место. Прощай прудка, прощайте лягушки, прощай парк…»
Петя стукнул кулаком по дневнику. Он настолько явно представлял себе эту девушку, как будто знал ее очень давно.
К концу дня он дочитал дневник. Последняя запись была короткой.
«Смотрю на себя в зеркало и вижу уже не человека. Я очень некрасивая, но это теперь уже неважно. Меня никто не увидит, потому что ходить самостоятельно у меня нет сил. Меня видит только мама. Мама и доктора. Вчера меня снова привезли сюда. Я уже проводила и Валентину, и еще двух девчонок. Одна моя ровесница. Почему, почему мир устроен так несправедливо? Ведь мы же не видели этой жизни, а должны уйти из нее. Мама очень похудела. Она не плачет при мне, а я при ней. Мы оба знаем, что держимся только ради друг друга, но делаем вид, что все хорошо. Как же мне хочется, мамочка, прижаться к тебе, расплакаться, и рассказать, как мне страшно… Но я не могу этого сделать, потому что тебе будет очень плохо. Мама еще во что-то верит, или делает вид. Впрочем, я тоже делаю вид, что верю, для мамы… Я очень хочу жить…»
Это была последняя запись. Дата — май того года. То есть… Год. Прошел целый год.
Костя подпрыгивал рядом на сиденье.
— Куда это мы?
Петя повернулся к нему.
— Ты очень спешишь? Хочу заехать в одно место. Когда мне плохо, я всегда там бываю. Минут пятнадцать, не больше.
— Нет, я не спешу... Это из-за Нины?
— Нет. Нина здесь ни при чем. Это… в общем, я прочел тот дневник.
— Это же нехорошо.
— Костя, хозяйки дневника уже нет. Это была девушка… Катя, и у нее была онкология.
Костя замолчал. Он не проронил больше ни одного слова.
***
Петя шел впереди. Машину пришлось оставить во дворе многоэтажки, а через весь парк идти пешком. Петр раздвинул кусты и шагнул, Костя за ним.
— Ничего себе… Я и не знал, что здесь что-то есть. Думал, что кусты — это просто конец парка.
Петр улыбнулся.
— Многие не знают. Ты говори потише, распугаешь здесь всех.
Костя шепотом спросил:
— А все, это кто?
— Это лягушки, стрекозы, и вон, видишь, мама утка с выводком.
Петр чуть не рассмеялся, увидев в глазах Кости детский восторг. Они пошли тихонько вокруг пруда. Петя жевал травинку, и ни о чем не думал. Остановился. Костя встал рядом.
— Смотри, тут даже приветы кто-то оставляет.
Петя повернулся к нему:
— Какие приветы?
— Ну, вон, на дереве, видишь, какой-то платочек привязан?
Петя почувствовал, как по спине быстро пробежала струйка пота.
— Где?
— Ну, вот же. На калине.
Теперь и сам Петр видел этот платочек. Вернее, это был тонкий шарф. Он совсем выцвел, и было непонятно, какого цвета изделие было раньше. Петя осторожно развязал его. Шарф рвался, но в складках можно было увидеть красный цвет…
Он прижался лбом к дереву. Зажмурил глаза. Только бы не расплакаться. Значит, Катя тоже бывала здесь, и это место она любила так же, как и он.
Через минуту он повернулся к Косте.
— Поможешь мне?
— Конечно, а что нужно делать?
Петр усмехнулся.
— Знаешь, Костя, из тебя выйдет хороший друг. Ты сначала согласился помочь, а уж потом спросил, что нужно делать…
Костя промолчал, а Петя продолжил.
— Это место очень любила Катя, та девушка, хозяйка дневника. Она мечтала поставить под этой калиной скамеечку, чтобы люди, которые приходят, могли любоваться прудом. Я хочу сделать лавочку, или две…
Костя кивнул:
— Со спинками! Красивые!
— Можно и так…
***
Переговорив с Василием Сергеевичем, они пришли в выходной день на работу, чтобы сварить каркасы лавочек. Петр раньше держал в руках сварочный аппарат всего лишь пару раз, а Костя его только на картинке видел. Промучившись три часа, они сели перекурить.
— Мда, как-то не очень получается.
Петя смахнул пот со лба.
— Ничего, не боги горшки обжигали.
Они еще немного посидели. Но нужно как-то делать.
— Ну, что, молодежь, не получается у вас?
К ним подошёл Семен. Он только что поставил машину. Петя бросил быстрый взгляд на Костю, и тот покраснел.
— Эх ты, растрепал…
— Не ругайся на него, Петь, он не зла. Переживает парень. Да и ты мог бы обратиться. Раз такое дело. Дело-то хорошее, нужное. Тем более, раз человек хороший был…
Семен оказался сварщиком от бога. Через два часа перед ними стояли красивые лавочки.
— Ну, Семен… Вот это да. Эх, жаль, времени уже много. Сейчас бы отвезти, поставить…
Семен улыбнулся.
— Так я путевки не сдавал еще, поехали.
Петр глянул на окно кабинета Василия Сергеевича.
— Влетит.
Семен хмыкнул:
— Как влетит, так и вылетит.
Они быстро загрузили в бункер скамеечки, и поехали к парку. Семен особо не церемонился, заехал с другой стороны, включил маячок на кабине, и остановился.
Через полчаса скамейки были на месте.
— Петь, ты тут сам уже, а я машину погоню.
Костя кашлянул:
— Мне тоже нужно бежать. Матери на смену, а с мелким сидеть некому.
Петя кивнул:
— Конечно, я тут уже справлюсь.
Петя старательно выровнял землю оставленной Семеном лопатой, и отошел немного, чтобы полюбоваться своей работой. Скамеечки стояли углом. Вроде и рядом, а вроде и не вместе. Он поставил лопату, присел, чтобы помыть руки.
— Мама, смотри… Мама, лавочки!
Петя замер.
— Странно, я была здесь неделю назад, и ничего не было.
— Мама, да какая разница? Это же так здорово! Понимаешь, я всегда мечтала, чтобы здесь можно было посидеть. Здесь тихо, хорошо…
Он медленно поворачивался.
— Катенька, присядь. Тебе еще нельзя столько ходить. Щеки вон раскраснелись…
Петя уже видел ее. И он был точно уверен, это была она. Эта самая Катя, дневник которой он читал. Только вот шикарных каштановых волос не было, лишь красивый платочек плотно обтягивал голову.
— Катенька, да присядь ты уже. Что ты там ищешь?
— Катя раздвинула ветви калины и что-то внимательно рассматривала.
— Странно, я же помню, что оставляла его здесь.
— Ты про платок, что ли? Так времени столько прошло… Снял кто-то.
— Да нет, мама, его было невозможно найти летом, а зимой здесь никто не бывает…
Катя села на лавочку. Лицо ее было расстроенным.
Петя шагнул вперед. От него не укрылось, что мать Кати шагнула вперед, как бы закрывая собой Катю.
— Простите, если напугал. Вы не это ищите?
Он достал из кармана остатки шарфа. Катя взяла его и полными слез глазами посмотрела на Петю:
— Это вы? Это вы поставили скамеечки?
Он кивнул.
— Катя… Я очень рад, что вы выкарабкались… Понимаете… Совершенно случайно у меня в руках оказался ваш дневник…
Девушка улыбнулась.
— А я до сих не могу понять, куда же он запропастился…
Мать Кати сказала:
— Я схожу водички куплю, молодой человек, вы присмотрите за Катей?
Петя кивнул.
— Меня Петр зовут.
Женщина улыбнулась:
— А я Марина Андреевна…
Она скрылась за кустами, а Петя присел рядом. Оба молчали, и это их совсем не смущало.
— Знаете, а я ведь и правда перестала тогда вести дневник, потому что была уверена, что это конец… А потом… Потом какой-то перелом, что-то где-то на небесах сломалось, потому что мой доктор, каждый раз осматривая меня, глядя анализы, говорил, что это какие-то чудеса. А я поняла, что шанс есть. Меня рвало, а я ела. Меня качало, а я ходила…
— Катя, вы знаете… Я прожил вашу болезнь вместе с вами…
***
Прошло пять лет.
Доктор, улыбаясь, смотрел на Петю и Катю.
— Ну, что, молодые люди, могу сказать, что все хорошо. Все просто замечательно. Я, честно говоря, впервые вижу такое хорошее восстановление.
Катя подняла глаза.
— Доктор…
— Катенька, я знаю, что вас интересует. Я не могу с категоричностью заявить вам, что у вас не может быть детей. Нет… Да, шанс, конечно, меньше, но он есть…
Катя улыбнулась.
— Доктор, если вы мне не дадите сказать, то так и не узнаете, что… я беременна.
Доктор открыл, потом закрыл рот, а потом хлопнул рукой по столу.
— Так что же вы молчите? Быстро на обследование! Но я вам и без него скажу — анализы у вас отменные. Конечно, каждый год мы должны вас обследовать, но мне почему-то кажется, что у вас все будет хорошо.
Доктор посмотрел на Петра, который крепко держал руку жены в своей. А врач спросил:
— Я так понимаю, там в коридоре две женщины, которые чуть не просверлили меня взглядом, тоже ваша группа поддержки?
Петр усмехнулся:
— Да, это мамы. То есть, будущие бабушки. Доктор, скажите мне главное… Кате уже можно? Это не повлияет отрицательно на ее здоровье?
— Нет, Петр Николаевич, не повлияет. Хотя, возможно, сделает вашу жену еще привлекательнее. Знаете ли, беременность как будто обновляет женщину…
Петя посильнее сжал руку Кати. Если бы доктор знал, что на улице еще одна группа поддержки!
Там в большой машине с надписью «Мехуборка» томились в ожидании Семен, Костя и девушка Кости, такая же скромная и прозрачная, как и сам Костя. Правда, характер у нее несгибаемый, но об этом догадываются все, кроме самого Костика….
КОНЕЦ РАССКАЗА
---
Автор рассказа: Ирина Мер
Свидетельство о публикации №125010203025