Мальчик

Посвящается Анне Т. от ... .

           "Сердце успокой, не ной,
            в сердце отпускав туда."
                Из моего сна

Любви не высказанной рвеньем
хочу напротив я запомниться,
привычек пристанью поверят -
раз чувства скромные покоятся.

Люблю примером оказаться я
и даты сонные причисливать -
раз люди вверовали празднику,
приставив сонмы не изысканно.

Люблю сирени холодание
и чаек пламенные строчек,
за чью не верила, поранившись,
печалью с ангелами ночью.

Как жизнь глубока милосердием
(так моя преданность мелодии),
повиснув стонами задверными
хоронят сделанную стонами.

Вы мое сердце, обволакивав,
стреножкой иноческой сдали -
иное деревце полатьями
тревожит личности касаньем.

И как прекрасно одиночество
за расстояниями комнаты
истратит здравствованье доченьки
(да здравствуй здание не годное).

В пыли подопытными крутится
межариольными аортами
и длинной нотою (искусства ли)
не карей сонности короткими

шагами белого предплечия,
манящим логовом изменится
такая веткою вечернею
как ящер города из пленницы.

Мой Боже(Ангел покаянья)
в глаза(вечерние зарницы)
дорогой пламенною Дарьи
на зависть нечисти храбрится.

Он мне про лето плодовое
и сети каменные плачется
правее веток головою,
приметив ангелами мальчика.

Который так меня замучивал!!!
И недолюбливаньем строчек
восторга каменного случая
деревни Люблинские прочны.

А как песочнее темнеет -
я выбиралась из расщелины
акаций почками сильнее
(раз были ранами пещерные

мои шажочки-перекатики).
Я листьев складывала кроме
на дни зажженные не в матовом
за цветолакмусовой долей

щедрее принципов и принцев,
заметив масленицей Оли,
идеи, лиственницей снившись.
Я так печальнее смотрела

не озорною колесницею...
Оставив спальные колени
звериноходкими ресницами,
сползали гусеницы тени.

И деньгоднями негодяи
с глазами узенькими вкратце
деревья стягивали в ямы,
оставив бусинками краски.

А от мальчишек не уснула
я васильковым василиском,
коротковышитыми улиц,
напрасно сковывая близко,

твои минуты и желанья.
Твоя далекая небрежность
калины утреннею стала
стояньем колкости не снежно.

А как хотела я украдкою
дворы чужие не обхаживать
заката белого у самого
обрыва, спиленного важностью.

И листья капельками плакали,
слова густые - снеголистьями.
Приснившись ангельскими маками,
бросаюсь выселковой истинно.

Глазами утренними крадучись,
жду богомолами разбуженно,
а за минутами из статуи
ворононогою подушкою

встречали жучки бы дворовые
пыль за жучками шестилапыми.
Печалью мучавшейся гордою
скитаюсь памятником-пламенем.

Я, ятаганами влюбленная
за мать-и-мачеховой дочкою,
а покаянное условие -
остаться "мальчиковой" хочется

в его сердечке облепиховом.
И нет у выхода и выходных
стеною вечера без милого,
приметив сызновое, вы - одни.

Я за обманами короткими
слова, поранившейся рвением,
как самобранкою голодную
ковала стражников не гения.

И мой приличный опоясывал
закатом уличного пламени
иконы (причтовые вязкости),
оставив стульями от Авеля.

А рук краснеющие лица
на рыболовные бы сети,
... паук повешается из-за
порыва сонного застенно.

И мне не холодно, когда вы
из белладонны зазеркалья
деревни тонкими глазами
не старомодного искали.

Я от безделия устала бы,
не мои песни-буревестники
за сокровенными устами не,
минуя девицу приветствием,

шагают в лето облетевшее
весной морозными барханами.
Окаменевшиеся грешники
не новорожденностью кланялись

в такие правильные признаки.
Меня тревожат обжиганием -
могилы пламенною вызняли
деяний брошенными ... главное.

Лист наваждения колышет,
левее сердца не оплакивав,
из-за шрапнельною на крыше
шинели свесился Акакием;

как циферблатом, обведенным,
с моею талиею утренней
остынет занавесом окон,
правее складывая курткой не.

Я обаятельная вместо
твоих не высказанных строчек,
ах, окаянностью ровесник
повинный изданностью ночи.

Ты как в малине переспелой
молился скромными слезами,
листая инеями веток
(что листьев сонные преграды).

Ты облепиховою Анной
мои глазами переставил -
в итоге выдохами знаю:
харизма Разина не стара.

И как ты болен всею мною,
как притягателен твой жребий
Икара, поминками вспомнив -
картина капельками греет.

Мой наслаждения прекрасный,
товарищ-инопланетянин,
но на Рождения день Пасхи
оставишь длинною тетрадью

о том, как любишь ты улыбку
за расстояниями прежде.
Колонной уличною выльев
за покаянную прибрежность

не мои слезы расписные
на белоснежные скрижали
(стекали грозными, обидев
капелей сдерживаньем(мало)).

          22 декабря 2024 год.