И эхом

Глядится

Покой нарушен.
                Подоплёка
в печальном образе ночи.
Позёмка словно поволока
вновь источает грусть свечи.
По беспросвету
                состоянье
под неизвестный взлёт мечты
за криком в честь объятья,
но без признанья суеты
на обозримом
                невезенье,
в поющем ветреный вопрос
в моём возник стихотворенье,
не понимая цветность роз
в саду осеннего
                разлива,
когда в тумане синем даль
глядится в небо боязливо,
но генерирует печаль.


Сосредоточенность

А вот и старый, старый снимок,
на снимке пожелтевшем я.
Блестит мой кирзовый ботинок,
вокруг меня кружится мгла.

В ней рулят самолёты – Яки,
я в шлемофоне тут стою.
Натягиваю на руки перчатки
и песню лётную пою.

Готовлюсь в небо голубое
с полковником вдвоем взлететь,
войны суровой той героем,
да чтобы крыльями пропеть

фигуры, высшим пилотажем, –
экзамен на сертификат
пилота… мы попроще скажем –
на лётчика свершился факт.

Сосредоточенность, заметьте,
есть в выражении лица,
а в позе устремлённость в цвете
по-над челом моим венца.


Поболе

              Сергею Орлову

Намеренно поёшь о боли,
чтоб вырваться на красный цвет,
чтоб было ясностей поболе
в стихотворениях, Поэт,
не надо упиваться боем,
не зная броду, в реку лезть.
Стихи к тебе приходят роем
и именно сейчас и здесь,
на перекрёстке осмеянья
и в перехлёсте зла с мечтой,
но с ощущением влиянья
того пространства за чертой
весеннего расцвета чести
под непонятный гул степи.
Я слышу зарожденье песни
на протяжении пути
по не безлюдному простору
в весёлых сполохах зари
да по крутому косогору,
где гнёзда свили сизари.


И эхом

На море Лаптевых, однако,
гуляют льдины в серебре,
они вновь начинают вахту
на затуманенной заре.

Там мы ещё вчера гуляли,
на берегу мы жгли костёр,
а волны моря берег мяли
и стремились выйти на простор.

Наверно, тундра поседела –
она готовится к зиме,
чтоб пурги снова загалдели
и эхом отдались во мне.

На Севере метели часты,
там девять месяцев зима
своей не упускает власти –
хозяйка грубая она.