от войны и до войны

Я радуюсь. Чему? Не знаю сам я.
Беспамятству за горькими слезами,
забывчивости после Рождества
отдельно взятых лиц, ещё не старых.
Тому, что гололёд на тротуарах
меня не одолеет - чёрта с два!
Тому, что помню и не забываю
на ржавых рельсах красные трамваи,
продутый парк - ему я тоже рад.
Безлиственному, тихому, пустому.
Ещё - дороге к школе или дому,
где лампочки в подъезде не горят.
И кажется - постой и покумекай,
припомни двор и столик со скамейкой,
их нет, но есть Рождественский уют,
где тихо говорят со мной старухи
о голоде, войне и о разрухе,
которых больше не переживут.

***

А снега нет - извечная досада.
Бесснежная мелодия горсада
в любой aранжировке хороша,
Горячей медью дышат духовые,
и мудрость в древнем имени София
давно уже не стоит и гроша.
Софиевская улица с музеем,
разумное и вечное не сеем,
вбивая в неокрепшие умы
историю, которой мы не знали,
десяток фото в глянцевом журнале,
и множество имён - их тьмы и тьмы.
Их было много, скромных и нескромных,
погибших, кто на войнах, кто в погромах,
стареющих, немножечко смешных.
Откуда эта память, вроде блица?
Родителей смеющиеся лица,
и я, ещё мальчишка, возле них.

***

Зима послевоенного двора,
огонь в буржуйке, ёлки мишура,
в неполных семьях - памятные фото.
Пора избыть печаль календарей,
забыть о том, что было, поскорей.
Пора... Но не выходит отчего-то.
И кто бы знал, что всё придёт опять,
что ночью снова будет страшно спать,
и что под Новый вскинешься спросонок -
приснится вновь тревога во дворах,
в буржуйке - уголь, в сердце - липкий страх,
и смертные конверты похоронок.
Кто думал - всё коснётся и меня,
ушедших фотокарточки храня?
Откуда эта мысль, не из души ли -
что им уже разрывы не слышны...
Могли бы от войны и до войны
дожить, но, слава богу - не дожили.