Аятская ведьма 11 гл

1.  Лесная баня в Перегонии
2.  Море
3.  Волчьи камни
4.  Прогулки по садам
5.  Сад Берёзка, Вера и синий корунд
6.  Хитники и хрустальная кладовка
7.  Устранение конкурентов.
8.  Засада и застройщики пещеры
9.  Пи*душки, Лосиха и б*ядские откровения
10. Страсти по бане и слёзы Моря
11. Банные прелюбодеяния и ведьмины скачки
12. ...

Глава одиннадцатая

Банные прелюбодеяния и ведьмины скачки

Я понял по поведению Сони, что мне уже не попариться отдал ей права на то, что она и так взяла в рот. Света с какой-то заворожённой страстью смотрела, как её подруга облизывает головку рыбы прилипалы, сладко мурлыча и пуская слюни. Света глядя  на её манипуляции языком приоткрыв стала испытывать явное сексуальное влечение, приоткрыв рот и облизывая губы. Её грудь в такт её дыханию стала подниматься всё чаще и выше пока она не обняла меня, и её язык не стал облизывать мои ушные раковины, минуя губы.

Испытывая напряжение в спине, я откинулся на стенку и прикрыл глаза от подступающего щекотливого удовольствия. Ну, я  не буду описывать все сопровождающие моменты, что присутствуют при этих действиях, если ведь кто хоть раз это испытал, тот понимает что это такое. Света глядя, что делает Соня, от зашедшего на неё вожделения вцепилась пальцами в моё бедро, и если бы я не убрал её руку, то она бы оставила мне целое созвездие синяков.

Тогда она подняла к себе на полок ноги и раскрыла их в коленях как бутон цветка, запуская пальцы рук в свою промежность. Я, чувствуя, что мои волосы начинают ломаться от сухости горячего воздуха решил, что пора сходить окунуться в каменную купель, но как это сделать, если Соня так присосалась к моей рыбе прилипале, а Света взяла мою правую руку и опустила на свой персик. Я понял, что никак и лучше отдаться течению присутствующих обстоятельств. Вот что значит не торопить событие и уметь ждать.

Раньше я сдерживать себя не умел и буквально набрасывался на девушек как лев на антилопу. Помню как-то, будучи в колхозе, куда мы выезжали от радиозавода за скошенной травой по обязательству заготовить 90 тонн зелёной массы за месяц, я познакомился с девушкой оказывающей мне определённые знаки внимания. Я сначала не решался оставаться с ней один на один, а после того как она мне напрямик сказала что очень хочет е*аться и она не одна, а с подругой отчего  я чуть в обморок не свалился от привалившего счастья. До этого никто из девушек мне не предлагал такого разврата. И этим мы занимались в бане, когда я не мог найти подходящего места, и она взяла всю эту заботу на себя. К тому времени она была на постое с подругой у местного дедушки, так как места для некоторой части приехавших ребят в старой школе, отведённой под временную общагу, уже не было. И тогда председатель колхоза решил заняться расселением молодёжи по избам к одиноким бабушкам и дедушкам, конечно не бесплатно.  Чтобы так сказать молодёжь им могла оказать какую-то посильную помощь по хозяйству, и чтобы уж совсем не скучно было.

Так обе подружки попали на постой к одинокому дедушке оказавшимся через, чур, набожным. И ладно бы у него, как и у всех в красном углу ютились две три иконы иконы, так он собрал целую экспозицию и бил передними поклоны с утра, до вечера бормоча свои молитвы. Поначалу девушки были в шоке, а потом привыкли и перестали обращать внимание на выжившего из ума старика. Жили они в отдельной комнате там и питались, потому что дедушка наотрез отказался разделять с нехристями трапезу и готовить на печи. И в баню мыться им ходить запретил.
— Вона кадушка есть там и мойтесь, — сказал он им.
И девушкам пришлось ходить к соседям, где на постое были их подруги, там они готовили себе пропитание, и мылись в бане, подумывая как бы им поскорее свалить от своего тирана.

Вот так я и оказался в бане. Мы успели там встретиться всего два раза, потому что в третий раз на меня обрушился дедушкин  дрын прознавшего про наше шведское прелюбодеяние.  Оказывается старый хрыч, узнав от верного человека, что мы собираемся в его бане для занятия сексуальной любовью прокрался к нам огородом и заглянул в окошко лично убедиться в том, про что ему напел стукачок. И тогда его внутренний голос сказал ему, что господь не простит, если он не положит конец нашим встречам и он, решившись на самые крайние меры, взял в руки косу. Но в последний момент передумал и решил обойтись крепким дрыном.

В один из дней, когда девушки не пришли ночевать, дедушка не удивился этому обстоятельству, а прямиком отправился к бане. Там он, дождавшись самого пикантного момента во время нашей маленькой оргии, просунул в щель между дверью и окосячкой нож и поднял крючок. Ничего не подозревая, мы продолжали заниматься развратом даже не думая, что за дверью парилки притаился коварный враг.

Дедушка, предвкушая своё нападение, уже мысленно просчитал, как ему будет сподручнее, нас отоварить, ворвавшись внутрь с эффектом неожиданности. Но как всегда вмешался тот самый случай когда, влетев как вихрь в парилку, дедушка промахнулся, и весь удар его дубины принял на себя дощатый пол, где я лежал буквально с полминуты назад,  переместившись на полок. Конечно, никто сначала ничего не понял, а вот когда на  нас посыпались удары дрына, мы сгрудились в углу, прикрываясь руками. Я, видя что дедушку не остановить, соскочив с полока кинулся на него с кулаками, но поскользнулся и грохнулся на пол и тут моя спинка и оказалась под ударом того самого дрына отчего я скис и растянулся на полу.

Совершив своё злодеяние, дедушка, огрев меня по спине контрольным выстрелом, всяко нас обозвал и с видом победителя удалился восвояси. А мы остались переживать случившееся и разрабатывать план мщения, после чего хромая и кряхтя, разошлись кто куда.

Утром перед работой девушки вернулись за вещами и увидели, что дедушка всю оставленную нами в бане одежду развесил на парадном заборе, и сидел тут же рядом на скамеечке, рассказывая каждому встречному, как он разорил осиное гнездо нехристей и прелюболюбцев.

Спина моя потом долго болела, отчего я не мог работать в кузове машины, где утаптывал траву ногами. Своему напарнику Коле я, конечно, всё объяснил, и он работал за двоих. А избу свихнувшегося раба божьего после того случая я предпочитал обходить стороной. А потом и вовсе перешёл работать на зерносушилку.

Однажды проходя мимо почты я увидел того злодейского дедушку в окружении таких же как он божьих одуванчиков, подошёл к нему и приложив ладонь к шляпе доложил что гандоны постираны и он может ими пользоваться с курами в полной мере. Дед опешил от такого обращения с ним и встал, как вкопанный, а когда я отошёл на приличное расстояние,  пустился за мной вдогонку. Догнав меня уже за поворотом, ухватился за мой локоть и заговорил со мной отчего-то вдруг ласковым голосом что, мол, негоже водить в его чистую баню падших баб, где люди омывают себя святой водой и наводят чистоту тела. А напоследок спросил.
— Ну как сынок болит спинка-то, а то смотри, так я ещё полечу?

На что я ему сказал, что в баню его мы опять придём, и если ещё раз такое повторится, то я его избу подожгу вместе с ним, отчего его аж перекосило, и он побежал жаловаться председателю. Ну, председатель покричал на меня, а потом сказал.
— Вам что места мало в деревне, что надо обязательно в бане встречаться у этого набожного. Я в своё время на колхозный сеновал девок приводил, а в бане то ещё палево, всё вас молодых учить надо! Потом мы встречались уже на колхозном сеновале, как председатель научил и мягко и спинка не болит.

Соня, почувствовав, что моё влечение может подойти к завершающей стадии передала недососанную рыбу прилипалу в рот Светы и всё пошло по новому кругу. И пока девушки облизывали головку рыбы прилипалы, мне опять припомнился колхоз и снова с двумя девушками, причём у одной из них  имелся очень длинный нос, который мне очень мешал, когда мы целовались на крыше местного кинотеатра. В темноте я сначала подумал, что у неё на голове что-то вроде берета и какая-то безделушка свисает с его маковки, но, сколько я не пытался так и не смог сдвинуть её в сторону. И только когда щёлкнул зажигалкой чтобы прикурить сигарету, увидел нечто длинное и морщинистое. Таких носов я в жизни не видел. Это было нечто похожее на пенис с мясистой раздвоенной головкой на конце из-за выступающих хрящиков. Таким носом она могла бы, и трахнуть свою сводную сестру подумал я и не ошибся. Они как оказалось уже занимались таким извращённым сексом, причём старшая Наташа была за пахаря со своим плугом, а младшая Вера за пашню. И как это меня угораздило забраться к ним на крышу, сам не понимаю, вероятно, бес забрался под моё ребро и стал там шкодить. Позже на радиозаводе я её встретил в столовой, когда она подсела ко мне  с подносом поклевать суп.

— Как смена закончится, приходи в кладовую развлечёмся, с нами будет ещё Жанна.
— Ты что спятила, ты ещё пол завода туда приведи, вот  будет спектакль, — стал отнекиваться я.
— Да ты чего Жанна моя сестра.
— Какая сестра, что я всех твоих сестёр не знаю!
— Ну, так она мне кузина двоюродная сестра у неё тоже такой же нос как у меня и она попашет меж твоих ягодиц.
Тут меня чуть не стошнило и я, сорвавшись с места, помчался проч. Надо же они мне ещё в и жопу носы засунут ага щас!

Потом я видел эту Жанну и её длинный нос с вставленными в проколы под ним маленькими серебряными клыками и на мгновение представил, как он входит в анус, разрывая там мою плоть. И мне стало страшно от такого вторжения.
Я взял Соню за подбородок поднял её голову и на всякий случай проверил у неё наличие серебряных клыков. Соня, конечно, поняла это по-своему и, боднув Свету, отняла у неё моё сокровище. Кончал я, обильно забрызгивая их жадные до спермы языки.

Отдохнув, я поддал жару, и девушки заголосили от подступившего к нам жара.
— Ты что делаешь, чуть мне уши не спалил, — запричитала Света, прикрывая уши и сползая на ступеньку пониже.
Соня, напротив оставшись со мной села мне на ноги и стала гонять в ладонях  чешую на мошонке рыбы прилипалы. Скоро у меня появилось желание отодрать их обоих, что я и сделал, употребив на это дело весь запас своих младых сил.

После разогрева от взвившегося к потолку пара я бросился по темноте окунаться к каменной яме девушки с визгом побежали за мной где мы не пробыли и десяти секунд до того там была холодная вода. Соня и там хотела ухватить меня за рыбу прилипалу да только не нашла его по причине сжатия от холода.
Когда мы вернулись обратно в баню Соня, увидев рыбу прилипалу при свете аккумуляторного фонаря воскликнула.
— Господи, какая же  у тебя маленькая рыба! Как новорождённый кенгурёнок.
— Дай срок и эта зверюга будет тебя по губам шлёпать и наказывать в киску, — сказала с усмешкой Света, тоже рассматривающая то, что совсем недавно облизывала языком.
 — А знаете что, а пошли гулять по сады голыми, — предложила Соня.
— Не мешало бы выпить пива, а то я стесняюсь, — сказала Света.

Мы взяли по бутылке и, сделав несколько глотков, отправились шастать посадам. Где-то в районе скалы Голливуд нам навстречу попался мужик с фонариком, он осветил нас особенно девушек, тыча лучом в их заросшие мочалки спросил, какого хера мы тут голые ищем.
— Большого х*я, — сказала ему Соня чуть расплетённым языком. — Не встречал, он тут где-то на колёсиках катается.

Мужик слегка опешил от такого ответа, и ничего не сказав пошёл дальше, временами оглядываясь и высвечивая нас издалека. Соне надоело, что ей высвечивают пи*ду, и она заорала во всю свою глотку.
— Тебе же сказали пи*дуй налево конь мохнатый! Проблем хочешь?
Мужик развернулся и скоро пропал со своим фонарём.
А мы, заведя хоровое пение, пошли дальше.

Yestedeay all my troudles seemed so far away…
Ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля…
Oh, I believt in yestedeay…

Так бы мы искали на собственные задницы приключений, но этому был положен конец треском выстрела из какого-то доморощенного мушкета, после чего мы развернулись и рысью бросились обратно на свой участок. Пробежав куда-то вглубь  соседских участков, мы поняли, что слегка блуданули и стали разбираться, куда нам двигаться, попутно глотая щекочущее своими пузырьками пиво. Почти разобравшись в темноте, где мы находимся, я показал направление но, пройдя метров сто, мы опять сбились и остановились.

—  Б*ять скоро будет светать, а мы тут с голыми ж*пами ходим, а это вам не  ля, ля, — сказала Света, размахивая пустой бутылкой.
— А мы, кажется, пришли, — сказал я и показал на домик с мансардой нашего соседа продавшего нам пиво.

Покрутившись на месте, я показал, где должен находиться, домик Маргариты Михайловны. Девушки, высвечивая фонарями тропу, прошли до загущенного сосняком леска, где мы напоролись на нити паутины непонятно откуда там взявшиеся.
— И какая тварь их тут навесила, — возмущалась громко Соня.

Пробившись через эту паутину, мы зашли на свой участок и, срывая с себя лохмотья паутины, направились к домику. Вдруг на нас из темноты выскочила тощая собака, увидев нас она заюлила перед нами мордой и остановилась в ожидании, что ей что-нибудь вынесут поесть. Света сходила и вынесла кусочек копчёной колбасы. Собака обнюхал его, но есть не стала.

— Ты что псина совсем ох*ела тебе копчёную колбасу дают за триста рублей, а не кусок ливерного говна жри давай! — сказала Соня.
— Она просто нас боится, таких бездомных собак всякие уроды лупцуют почём зря, — сказала я, и поманил её к себе. Собака с явным не доверием посмотрела на меня  и звонко тявкнув, рванула с места, разрывая спокойствие садов своим писклявым голосом.
— Ну и дура накормили бы! — крикнула ей в темноту Соня.
— Да ну её на хер может, ещё утром вернётся за колбасой, —  сказала Света.

Колбасу я подобрал и положил на стол под сковородку, чтобы мыши не слямзили или ворон Коля не утащил.
Зайдя в баню, я поддал пару и мы стали хлестаться пихтовыми лапами, наполняя парилку еловым ароматом.
Обмывшись остатками воды, мы ещё посидели в парилке начинающей уже остывать, и тут я вспомнил, что одежда у нас ещё не стиранная, а мы тут сидим, отдыхаем.
— Ну, так тащи сюда бак, разберёмся как-нибудь, — сказала Света.

Я принёс бак и стал доставать наши шмотки и вдруг я нащупал нечто такое, отчего у меня зашевелились волосы на голове. И в моём подсознании тут же всплыло, что я трогаю уши какого-то животного. Боже так это же отрубленная собачья голова! Я с омерзением отпрянул от бака и меня чуть не стошнило. Девушки не сразу поняли, что что-то со мной неладно, они тихо переговаривались о своём и на меня не обращали внимания. Потом Света спросила, а чего это я затих.
— Да тут такое, — еле выдавил я и с ужасом уставился на часть не вынутой из бака одежды.

Переведя дух, я подумал, что мне показалось, а вдруг это кто-то из шутки подбросил ботинок и вновь запусти в бак руку. И тут меня так передёрнуло от найденных под собачьими брылами крыков, что я рванул из бани с диким воплем на двор, откуда я не разбирая пути, помчался сквозь сосняк напролом, где поймал головой ствол и свалился подле него как подкошенный где меня собственно и нашли мои девушки. Не найдя случившемуся своего объяснения что же могло меня так напугать они занесли меня в домик и с трудом затащили в мансарду где уложили на постель.
— Что же его могла так напугать, что врезался башкой в дерево? — спросила у Сони Света.
— Завтра узнаем, пусть отдыхает, а мы пока одежду постираем, вон уже скоро начнёт светать, — сказала Соня.

Пока они пластались с одеждой, в окно мансарды по стеблям девичьего винограда забралась Море, она привела меня в чувство, напоив каким-то настоем. Я потрогал лоб и обнаружил приличную шишку величиной с грецкий орех. Море положила мне на лоб, принесённый с собой ледовый компресс, и замотала голову широким платком. Как она узнала, что я получил травму головы, я тогда не понял, да мне и не до этого было.

Моя башка разрывалась настолько сильно, что я подумал, что до утра я вряд ли недоживу. Но случилось чудо, скоро боль стала расходиться и пропадать. А когда у меня наступило ясное сознание, и появилось желание на большее, Море забралась на меня сверху и стала заканчивать, то, что не закончили в полной мере Соня и Света, ограничившись классическим отсосом. Оставив остальное вероятно на утренний десерт, да не случилось после моего тарана головой о ствол дерева. Море влила мне в рот из бутылочки ещё травяного настоя, отчего мне стало так хорошо, что я поплыл в непонятных видениях.  Сначала мне показалось, что на рыбе прилипале сидит не Море, а какая-то сгорбленная хихикающая старушка и хотя я не видел её лицо, но явно ощущал что-то чужое и дряблое. И только я хотел спихнуть противную старуху с себя прочь, как вдруг ощутил на себе нежную кожу Моря, она наклонилась надомной и стала целовать меня,  не обращая на звуки чавкающей постирушки исходящие снизу.

И вот мне чудится нечто странное происходящее между мной и Морем и мне приходит на ум что я деру не её, а древнюю старуху с провалом во влагалище, где моя рыба прилипала, не касаясь влажных стен, просто полощется как верёвка в бездне. И во всех этих видениях мне кажется, что я целую уже не Море, а морщинистые губы старухи и сосу её расплывшиеся соски вместо тугих полусфер девушки в голубом сарафане. А когда туман грёз рассеивается, мне кажется, что я снова глажу тело Моря, а не старческую шелушащуюся кожу, без жира и мяса на костях. Проникаю в поцелуях языком в рот Моря, а на пути вместо её языка меня встречает оскаленный беззубый провал и четыре острозаточенных волчьих клыка, отчего мне становится страшно. А самое убойное было то, что её волосы в моих руках частично уже не были шелковистыми, а жёсткими как берёзовые прутья, а  идущий от неё застойный старческий запах затхлого тела был для меня более чем тошнотворен, отчего мне хотелось вырваться из объятий меняющегося образами чудища и бежать, бежать, бежать. Предприняв последние усилия, я снова попытался избавиться от грязных домогательств омерзительной старухи, как на мне вновь оказывается Море и продолжает меня зацеловывать до самой смерти…

После страстных объятий вперемежку с горячими поцелуями и долгой ебли Море выводит непонятным образом меня из дома, ставит на четыре копыта после кладёт на мою спину седло и притачивает его ко мне ремнями и взбирается на него. А я в ужасе смотрю на копыта вместо стоп и кистей рук и начинаю мочиться. Потом Море ожесточенно лупит плёткой мои бедра слева и справа, и я, сорвавшись с места,  бегу голышом, но ночным полянам в свете Луны и светлячков, неся  на себе зеленоглазую ведьму. И вроде всё моё сознание понимает, что я творю, и в то же время мною правит сидящая на мне Море, ерзая в седле своей мандой от нахлынувшего вожделения и пришпоривая меня плёткой как ленивого коня.

После нескольких кругов хмель травяного настоя из меня окончательно вышел и я вдруг стал догадываться, что странная старуха и Море одно и то же лицо. Я оглядываюсь на сидящую сверху Море и вдруг замечаю вместо неё ту саму странную старуху, которая зазывала меня на свой участок, а потом загадочным образом пропала и вместо неё передо мной появилась Море в голубом сарафане. Так это же самая настоящая Аятская ведьма, о чём мне как-то рассказывала одна бабуся, когда я ждал электричку на Екатеринбург на остановочном пункте 466 километр. Я тогда решил что это местная байка, а оказалось, что Аятская ведьма существует на самом деле, и сейчас я скачу под её плёткой туда, куда она указывает. Старуха время от времени посматривала на меня сверху и о чём-то хихикала, а после стала, раскручивала надомной паутину из ремней. Вдруг на моё лицо упали полоски вонючей сыромятной кожи и мою голову и рот стянуло кожаной паутиной это была узда. Старуха, не церемонясь, просунула в мои губы трензель составную часть уздечки, чтобы зубы не порвали кожаный ремень, и попробовала потянуть его направо, отчего моя голова послушно повернулась в ту сторону.

— Работает! — хихикнула безобразная старуха. — А ну милай пошёл!
Старуха врезала в мои бока плёткой, отчего её плетёный волос с акульими чешуйками сорвал с меня узкие кровавые полосы кожи.
— Пошёл, пошёл! — заорала старуха на всю округу, отчего светлячки в один миг вспыхнув, погасили свои фотофоры.
— Эй, светляки света мне, дайте света! — орала старуха во тьму и светлячки сначала робко, а потом дружно стали включать свои фонарики, освещая мне путь над густыми травами.

Старуха, сверкая зелёными глазами, потянула повод влево, и уздечка, впившись мне, уголки рта дала понять, что надо бежать влево. Я повернул и побежал по тропе в лес, там минуя овраги и всякие болотины, перемахнул через Большую Чёрную речку, выбрался на широкую просеку запад-восток и понёсся на запад. Где-то в районе горы Чернижной я в запале бега случайно наступаю на спящего в своём гнезде медведя, отчего он с перепуга подскакивает и, забирая в сторону, вываливает на ходу весь свой ягодно-грибной кал.  А, после, не зная, куда ему бежать и что делать он начинает  шарахаться из стороны в сторону и попадает мне под копыта, где я его начинаю топтать.  Вырвавшись из-под копыт, он неистово орёт и крестится, бьёт  поклоны и, озираясь, поворачивается в мою сторону со светящимся ликом колхозного дедушки.
— Ну что сучий сын не болит твоя спинка?

От неожиданности я поднимаюсь на дыбы, сбрасывая  с себя ненавистную старуху и бегу с облегченным седлом в темень тьмущую, через лес, болота и овраги где, перемахнув через встречную дорогу, налетаю на забор садовых участков, проделывая в нём такой пролом, что виноватыми опять выставляют медведей. И устремляясь дальше, выскакиваю по счастливому совпадению на участок Маргариты Михайловны, там с разгона забегаю на стену её домика добираюсь до балкончика мансарды, дальше срываюсь и падаю вниз, где моё сознание рассеивается ни во что и нечто неосязаемое.

После постирушек мои девушки найдут меня лежащим голым под мансардой под  обломками досок.
— Наверное, решил обоссаться, вышел на балкончик потерял равновесие, да и рухнул с него, — сказала Соня.
— Да нет, просто его удочка на пол колена перевесила, — высказала своё предположение Света.
— Долго же он тут валялся, как бы не простудился, вот у него как рыба прилипала скукожилась, выручать надо барракуду, — сказала с иронией Соня.

Они затащили меня в баню, где всё ещё сохранялось тепло, и где я очень даже разговелся. Спать там им со мной было никакой возможности из-за малого места, а одного оставлять они меня, не хотели мало ли что может случиться. И тогда они поставили меня на ноги и практически на одних пинках доставили в мансарду, где уложив в постель, улеглись с обеих сторон как пушистые котята.
.
Продолжение следует...
.
124 стр. ворд 5А